"Видевший Меня видел Отца" (Ин. 14:9). Христос говорит об этом вполне просто. Он не сказал: кто Меня видит, может догадаться, что Я - Сын Отца. И мы знаем, что Он называет Себя и Отца - "одно" (Ин. 10:30), не "один". Мы знаем также, что об Отце Иисус сказал, что Тот более Его (Ин. 14:28). Взаимобытие Отца и Сына друг в друге - совершенно: вполне удается "узнать и поверить, что Отец во Мне и Я в Нем" (Ин. 10:38). Иными словами, Отца не увидишь ни рядом с Сыном, ни за Сыном, но исключительно - в Сыне. Предлог "в" не предполагает, что в Сыне имеются какие-то пространства, заполняемые Отцом. Не так: Отец во всем Сыне. В равной степени предлог "в" не говорит и о том, будто бы Сын является простым носительным началом, которое лишь через свое исчезновение обнаруживает Отца. Ибо тогда было бы непонятным употребление Иисусом местоимения "мы" в обетовании, что Он совместно с Отцом придет к верным (Ин. 14:23).
Никейский собор определил, что Сын безначален в такой же мере, что и Отец. Поэтому как к Отцу, так и к Сыну относятся следующие слова: "Я семь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний" (Откр. 22:13). Если Сыну "всё передано Отцом" (Мф. 11:27), то во "всё", безусловно, входит как бытие началом, так и бытие концом, "дабы все чтили Сына, как чтут Отца" (Ин. 5:23). Иоаннов пролог особенно настаивает на этом бытии Сына началом: "Без Него ничто не начало быть" (Ин. 1:3). Но не передает ли в таком случае Отец Сыну - таинственным образом - также и Свое Отцовство?
Среди возвышенных титулований Мессии имеется и такое: Отец вечности (Ис. 9:6) (согласно Септуагинте), Pater Futuri Saeculi, т.е. "Отец будущего века". Получается, что Мессия может быть заместителем Ягве на земле. К тому же и в раннем христианстве не было чем-то необычным называть Христа Отцом - разве Он не есть Божественный Жених Матери Церкви? Великий и гениальный "Устав Учителя" (VI в.) не случайно истолковывает молитву "Отче наш" как обращение именно ко Христу. В зависящем от него Бенедиктинском уставе предстоятеля не случайно называют "аббас", поскольку он рассматривается как местозаместитель Христа, и потому уместны обращения: Авва, Отец.
Для нас, правда, эта мысль чужда. Кажется, что она размывает центральную тайну Троицы, да и содержит в себе непослушание Слову Христа: "Ибо один у вас Отец, Который на небесах" (Мф. 23:9). И действительно, интимнейшее спасительное таинство нашей со-укрытости в превечном порождении Сына из лона превечного Отца (Ин. 1:13), равно как Рождество Христа, опосредовано вечным Божественным Духом (Ин. 3:8).
Все так, но все же не станем упрощать и усматривать во Христе лишь "старшего брата", не более того, отказываясь признать, что Христос для нас во всем деле искупления представляет Отца. Он имеет право на такой авторитет, который ничем не отличается от Отцовского; этот авторитет сам Отец дал Ему на земле, "дабы все чтили Сына, как чтут Отца" (Ин. 5:23). Когда на кресте за нас умирает Сын, то Он хочет, чтобы мы через Его деяние увидели, насколько возлюбил мир - Отец (Ин. 3:16). Отныне никто не имеет права думать, что, отвергая Сына, продолжает иметь Отца (1 Ин. 2:23). Как раз Сыну-то мы и обязаны тем, что стали чадами Отца, т.е., иначе говоря, от Сына проистекает все наше сверхъестественное спасение, и отсюда понятно, какую мощь порождения даровал Сыну - Отец. Когда в конце Евангелия от Матфея и в хвалениях ап. Павла Сына называют Вседержителем и если, далее, хвалитные песнопения Апокалипсиса одновременно имеют в виду как "сидящего на престоле" Отца, так и "Агнца", то нам дается почувствовать, насколько даже наиболее свойственное одной ипостаси принадлежит также и другим ипостасям. Ибо "все, что имеет Отец, есть Мое" (Ин. 16:15). Во внутрибожественном обмене лица Троицы не отдают друг другу "нечто от себя", но передают себя в полное владение и различны только в этом "бытии-друг-в-друге".
Выражение "Кто видит Меня, тот видит Отца", следовательно, нельзя свести к мысли: кто истинно принимает Меня за Сына, тот сознает, что Я происхожу из Отца. Здесь сказано: кто в вере признал происхождение Сына от Отца, тот "зрит" в акте происхождения непосредственно Отца, который целиком есть этот акт, и ничего более.
"Теперь мне ясно, почему "Христос умер ради меня": Он возлюбил меня, как отец своего сына, и при этом не как простой отец-человек, но как Превечный Отец своего Превечного Сына" (Ньюман).
