Ст. 27-28. Где же похвала? Она исключена. Каким законом? Законом дел? Нет, но законом верности Божьей! Ибо мы считаем, что человек оправдывается верностью Божьей, независимо от дел закона.
«Где же похвала! Она исключена». Истина по ту сторону могилы сказала нам в Иисусе: Бог праведен. Бог оправдывает. Он сам, только Он. Только от Бога, снова и снова только от Бога существует человеческая праведность. Это - предпосылка нашего критического отношения к закону, к религии, к переживанию человека, к истории, ко всему бытию и существованию мира, ко всему данному. Все существующее или совершающееся в человеке и через него именно в Иисусе соотнесено с Богом, который определяет его ценность или ничтожность по своему благоволению. Все существующее должно погрузиться в это смятение, должно лечь на эту чашу весов, должно выдержать это испытание. Это критическое отношение означает понимание мирского, постижение человеческого, видение исторического не только в его профанной, относительной и в конечном счете бессмысленной связанности, но и в его значении образа, свидетельства (Рим. 3:21), напоминания об абсолютно ином мире, об абсолютно ином человеке, об абсолютно иной истории.
Это образ, свидетельство и напоминание Бога. Исходя из этого критического отношения, более нельзя понять, постигнуть, увидеть следующее: вещи, переживания и люди, которые сами по себе, не склонившись перед судом Божьим, не ожидая божественного оправдания, желают быть важными, великими и в каком-то смысле божественными и утверждают себя таковыми, смешение времени и вечности, мнимое вещественное возвышение, вторжение, явление мира Божьего в этом мире (к которому относятся все глубокие элементы фона и «высшие миры»!), то есть то потустороннее, что на самом деле представляет собой лишь улучшение нашего мира, поддельные имманентности и нерадикальные трансцендентности всякого рода, относительные связи между Богом и человеком - божественные качества, выступающие каким-либо образом в виде бытия, обладания и действия человека, и человеческие качества, выдающие себя тем или иным образом за бытие, обладание и действие Бога. Все это междуцарствие должно примириться с обнаружением своей истинной природы.
Должен умирать, снова и снова должен умирать сталкивающийся с Иисусом человек, не находящийся под «нет» и «да» Бога, человек, который не движется от примирения («через кровь» Рим. 3:25) к искуплению, от креста - к воскресению, то есть непреломленный человек, человек, воображающий, что он видит, понимает, обладает, делает божественное, подлинное, реальное или даже является им каким-то вещественным, временным, человеческим образом - не понимая, что у него нет ничего, что бы он не получил и снова должен получить - человек, который все еще или уже вновь желает оказать давление на парадокс веры, человек, который все еще или уже более не желает оставить все достоверное, надежное, видимое, приятное, чтобы быть спасенным только благодатью, человек, все еще имеющий какой-либо повод «хвалиться» как-то иначе, кроме как «в надежде» (Рим. 4:18; Рим. 5:2; Рим. 15:17). Возможность сослаться перед Богом на значительную только среди людей величину или перед людьми на существующую только перед Богом величину, возможность проецировать величие времени на вечность или величие вечности на время, возможность перенести человеческую величину как предзаданное оправдание из человеческого бытия в божественный суд или божественную величину как последующую праведность из божественного суда в человеческое бытие, - эта возможность «отменена», уничтожена!
Великая невозможность праведности Божьей становится абсолютным препятствием на пути именно этой кажущейся настолько возможной возможности предшествующей или последующей человеческой праведности. Невозможно хвалиться какой-либо вещью, которая существовала прежде или будет существовать впоследствии, до или после того момента (который не есть момент во времени), когда вострубит последняя труба, когда человек в своей наготе стоит перед Богом и в своей наготе будет облечен праведностью Божьей. С точки зрения Иисуса все человеческое бытие, обладание и действие, еще не склоненное перед божественным «нет» или уже не ожидающее божественного «да» - это не реальный фактор. Вся человеческая праведность, не прекратившая через божественное осуждение и божественное оправдание быть человеческой праведностью, - это не реальный фактор.
«Каким законом? Законом дел? Нет, но законом верности Божьей». На каком основании произнесено и истинно это «невозможно!»? В соответствии с каким порядком свергается с трона вся человеческая праведность? В каком воздухе происходит смерть того человека, который обладает поводом для похвалы или ищет его? Что это за «закон», что это за религия, благочестие или мораль, что это за переживание, в котором все это происходит? Говоря «закон», «религия», «переживание», мы имеем в виду опыт, знание, чувство, поступок, «дело» человека. Есть ли другой закон, кроме «закона дел»? Что мы знаем о действиях и делах Божьих? Здесь существует опасность величайшего недоразумения: знание о последних вещах может восприниматься как максимальное достижение человеческого интеллекта, остановка перед самим Богом (если, к примеру, рассматривать или читать высказывания Ангелуса Силезиуса [1] как психологические рецепты!) - как самый смелый взлет человеческого благочестия, пребывание в «моменте» (который, однако, совсем не есть момент, где может пребывать человек) - как высшее, самое экстремальное человеческое переживание, «мудрость смерти» (Овербек) - как новейшая человеческая мудрость! В результате триумфа фарисейства может возникнуть новое фарисейство, еще более страшное, чем прежнее, которое не только делает себя «самоправедным», но ко всему этому еще и смиренным! Конечно, человеческая праведность способна на все, в том числе на самоупразднение и самоуничтожение, если это необходимо (буддизм, мистика, пиетизм).
Необходимо остерегаться этого заблуждения больше, чем всех остальных; оно уже «исключило» в самый последний момент некоторых, стоявших непосредственно пред вратами праведности Божьей. Ибо склонение перед божественным «нет» и ожидание божественного «да» в действительности не есть окончательный, самый дерзкий титанический удар человека, стремящегося к имманентности и трансцендентности Бога. На основании «закона дел» не прекращается «похвала» человека и не начинается реальность праведности Божьей. Желающий хоть раз похвалиться, хоть раз как человек быть правым перед людьми и перед Богом будет все еще хвалиться в глубочайшем погружении в не-я и не-бытие (возможно, своей неуверенностью и преломленностью!) и как человек (лишь как человек!) будет существовать как обладающий праведностью. Нет, основание «закона дел» должно рухнуть под нашими ногами. Никакое «дело», в том числе самое изящное и духовное, в том числе и не негативное дело не может быть более принято во внимание. Наше переживание - это то, что не есть наше переживание, наша религия состоит в прекращении нашей религии, наш закон - это принципиальная отмена всего человеческого опыта, знания, обладания и действия.
Не остается ничего человеческого, что желает быть большим, чем пустота, лишенность, возможность и указание, чем самое невзрачное в ряду всех явлений этого мира, чем прах и пепел перед Богом, как все, что есть в мире. Вера остается лишь верой, без самоценности (в том числе без самоценности самоотречения!), без собственной силы (в том числе без собственной силы смирения!), без желания быть величиной как перед Богом, так и перед людьми. Это - то основание, тот порядок, тот свет, где прекращается «похвала» и начинается действительная праведность Божья. Итак, это не основание, на которое может встать человек, это не порядок, которого он может придерживаться, это не воздух, в котором он может дышать. С точки зрения человека, с точки зрения того, что обычно называют религией, образом мыслей, законом, - это скорее нечто безосновательное, анархизм, вакуум. Но «закон верности Божьей», или, что то же самое, «закон веры» - то место, где только Бог может держать нас, то место, где ничего, кроме самого Бога, кроме одного Бога, не принимается во внимание, то место, которое вообще не есть место, но лишь момент движения человека Богом, верным Богом, Творцом человека и всего человеческого, его Искупителем, то место, где человек приносит в жертву Ему самого себя и все человеческое. Этот момент движения человека Богом сам находится по ту сторону человека и никоим образом не может стать путем, методом, системой. Он покоится в благоволении Божьем, основание которого снова нужно искать и находить только в самом Боге. Этот «закон духа жизни» (Рим. 8:2) - та точка зрения (но она не есть точка зрения!), находясь на которой, мы видим «похвалу» любого человека «исключенной».
«Ибо мы считаем, что человек оправдывается верностью Божьей, независимо от дел закона». Переход от точки зрения религий к «точке зрения» Иисуса означает переход от привычного к неслыханно новому образу «расчета» между Богом и людьми. Любая религия «считается» либо с делами человека в мире, с каким-то видимым направлением и образом действия человека, которые сами по себе могут претендовать на то, чтобы вызвать божественное благоволение, чтобы быть достойными божественной «оплаты» (Рим. 2:6) - либо с «оплаченными» Богом делами людей, с происходящим от Бога изменением направления и образа действия человека, которые в этом качестве становятся видимыми и заметными в мире. Помимо того «момента», когда человек, обнаженно стоящий перед Богом, облачается Им, помимо момента движения человека Богом, для любой религии существует предшествующее и последующее этому моменту, которые равны ему по достоинству и значению, приближаются к нему или же в той или иной мере соизмеримы, сравнимыми с ним. Поэтому в любой религии существует возможность «хвалиться» человеческо-божественным бытием, обладанием и действием, существует возможность обойти парадокс веры и сделать это снова и снова. Но с «точки зрения» Иисуса необходимо «считать» по-другому: в принципе не существует «дел» человека, которые могли бы вызвать благоволение Божье благодаря своей значимости в мире или как благоугодные Богу претендовали бы на мирскую значимость. То, что происходит в мире, преклонилось в Иисусе перед божественным «нет», оно вынуждено ожидать божественное «да». «Независимым» оно становится именно от всего предшествующего или последующего этому моменту, когда человек стоит перед Богом и движим Богом, от всего предыдущего и последующего, которое было бы соизмеримо или даже просто сопоставимо с самим этим моментом. То, что есть Бог и что Он делает, является и остается принципиально иным по отношению к бытию и действию человека.
Непреступаемо проведена между этим и тем миром линия смерти - линия смерти, которая, однако, есть линия жизни, это конец, который есть начало, это «нет», которое есть «да». Бог объявляет, Бог говорит, Бог оплачивает, благоволение Божье избирает и оценивает. Да: это объявление - слово Творца, реальность устанавливается Его словом, ценно то, в чем Бог находит ценность. Но: все сотворенное - это дело и действие Божье, и поэтому оно - новое творение. Богу принадлежит то, что Он оплачивает, но уже не человеку. Перед Богом ценно то, что Он оценивает, поэтому оно ценно именно не в этом мире. Его верность прославляется через оправдание человека, восстает новый человек, появляется новый мир, наступает новый день в силе верности Божьей, но этот человек не прославлен и не прославляется в этом мире в свете этого дня. Да: это должно облечься в бессмертие и это тленное - в нетление.
Но: поскольку это облечение совершается творческим словом Божьим, смертное изымается из смертности, тленное - из тления, мир - из его временности, вещественности и человечности, но тем самым смертность и тленность, этот мир не возвышаются, не утверждаются и не преображаются. «Момент» остается по отношению ко всему предыдущему и последующему чем-то особенным, иным, чужим, он не произрастает в последующее, так же как и его корень - не в предыдущем, он находится не в какой-либо временной, причинной, логической связанности, он - всегда и везде совершенно новое, он всегда - бытие, обладание и действие Бога, который один обладает бессмертием. Credo, quia absurdum! (лат. Верю, потому что нелепо! - Прим. пер.) Человек оправдан всегда лишь как осужденный Богом. Жизнь всегда возникает лишь из смерти, начало - лишь из конца, «да» - лишь из «нет». Праведность через кровь Иисуса (Рим. 3:25) - это всегда праведность «независимо от дел закона», независимо от всего, что со стороны человека (перед Богом и перед людьми) могло бы быть названо праведностью, и поэтому она - та праведность, которой человек никогда не может «хвалиться» иначе, кроме как «в надежде», то есть в Боге. Между нами и Богом стоит и будет стоять до конца дней крест - соединяющий, но и разделяющий, многообещающий, но и предупреждающий. Парадокса веры никогда нельзя избежать, и он нигде не прекращается. Sola fide, только верой человек стоит перед Богом, он движется Им: в верность Божью, поскольку она - верность Божья, можно только верить! Большее было бы меньшим. Это - новый расчет.
Ст. 29-30. Разве Бог - Бог только иудеев, а не Бог и язычников? Конечно, Бог и язычников! Потому что Он - один Бог, который оправдает обрезанных по верности и необрезанных - через верность.
«Разве Бог - Бог только иудеев, а не Бог и язычников? Конечно, и язычников!». Огромная достоверность, надежность, гарантия для истины божественного слова была бы в действительности чем-то малым. Человеческая видимость сделала бы невидимым то, что здесь можно увидеть. Человеческая достоверность была бы незнанием того, что здесь нужно познать. Бога можно познать лишь через Бога, Его верность - только верой. Любое утверждение о человеческом бытии, обладании и действии в области божественного, любая якобы непосредственная связь с Ним похищает Его божественность, сводит ее на ступень времени, вещей и человека, устраняет ее реальное значение. Ибо реальность божественного связана с его универсальностью. Его же универсальность связана с тем, что заграждаются каждые уста и весь мир становится виновным перед Богом (Рим. 3:19), что человеческая лишенность славы Божьей категорично констатируется в своей всеобщности (Рим. 3:23). Если бы в мире присутствовало нечто существующее, обладающее и действующее, связанное с Богом, в противоположность к чему-то менее или вообще не существующему, обладающему и действующему, тогда «Бог», очевидно, был бы психологической и исторической величиной в ряду других, лишь относительно отличающейся от других психологических и исторических сил, светильников и благ. Тогда Бог был бы «лишь Богом иудеев», Богом лишь тем или иным образом устроенных и руководимых людей, как и «религия» - коньком тех или иных кругов, эпох и настроений. Богом тогда можно было бы сравнительно легко обладать и сравнительно легко от Него отказаться. В этом случае словом «Бог» обозначалось бы очень многое, однако в него не включались бы праведность, искупление, воскресение - в него не включалось бы окончательное, все, вечное. И поэтому меньшее (меньше достоверности, надежности и гарантии!) - это большее. Вечное, окончательное слово - это слово «Бог», если мы обозначаем им (только верой) невозможную возможность божественной верности. Верность Божья в парадоксе веры достаточна для нас, если мы тем самым стоим на надежном основании и идем по верному пути. Любое единение человека с Богом в этом мире невозможно. Тем яснее становится, что Бог - это Бог всех людей, как язычников, так и иудеев. Тем яснее становится, что Бог - это не психологическая и историческая величина, но как мера, воплощение и начало всех величин абсолютно отличен от всего, что для нас есть свет, сила и благо. Тем ярче светит «вечная сила и божество» (Рим. 1:20) Бога. В таком понимании слово «Бог» означает не просто нечто, но все, не что-то предпоследнее, но последнее. Это - слово суда, требования, надежды, обращенное ко всем и имеющее значение для всех, причем это решающее значение.
«Потому что Он - один Бог, который оправдает обрезанных по верности и необрезанных - через верность». Из разнообразия всего желающего быть важным самим по себе, всех производных и узурпированных божеств в этом мире в Иисусе проявляется единство Бога. В познаваемой только верой праведности Божьей проявляется реальность, жизнь и личность единого Творца и Искупителя. В Иисусе заложены координаты вечной истины, с одной стороны связывается то, что обычно пытается разделиться: человек и человек; с другой стороны разделяется то, что обычно желает слиться: человек и Бог. В свете этого кризиса человек познает, почитает и любит Бога. В Иисусе принесено то, что собственно означает религиозное выражение «вязать и решить». Наибольшая удаленность между Богом и человеком - это их истинное единство. Разрываясь в Иисусе недвусмысленным образом, время и вечность, праведность человеческая и праведность Божья, этот и тот мир в Нем обобщены в Боге, объединены таким же однозначным образом. Указание, образ, возможность, ожидание - это весь «закон», все бытие, обладание и действие человека, все бытие и существование мира, но это тем самым всегда и лишенность, недостаточность, пустота и тоска. Однако если мы понимаем закон таким образом, то над ним сияет верность Бога, который оправдывает, осуждая, животворит, убивая, который говорит «да» там, где слышно лишь Его «нет». Бог в Иисусе познается как неведомый Бог. Теснейшая связь между человеком и человеком - это не что иное, как истинное своеобразие, истинно историческое и индивидуальное, истинно «особое» (Рим. 3:1) каждого отдельного человека. Особые возможности каждого отдельного человека не уничтожаются, но реализуются через связь с их истинным содержанием - с невозможным. Каждая отдельная личность не уничтожается, но основывается великим смятением «еще не» и «более не». Именно обращенное ко всем требование веры - это слово Творца, призывающего каждого отдельного человека из хаоса разобщенности, чтобы он получил бытие. «Кто потеряет душу свою ради Меня, приобретет ее». У обоих, у «обрезанного» и у «необрезанного», отнимает всякую похвалу Тот, кто призывает грешника из его глубины и праведника - с его высоты, Тот, кто оправдает обоих (ибо их настоящее - это все еще не их почивающее в Нем будущее), если они стоят перед Ним только верой. Там, где есть вера, есть и верность Божья. Там, где прекращается «похвала», начинается «особенное» (Рим. 3:1). Там прощение, искупление, новое творение.
Говоря это, мы знаем, что мы ведем речь о неведомой нам возможности, в которую снова - снова и снова! - можно лишь верить.
Примечание
[1]. Angelus Silesius - псевдоним Иоганна Шеффлера (Johann Scheffler) (1624-1677), поэта-пиетиста, стихи которого наполнены идеями мистического единения души с Богом. - Прим. пер.
