Ст. 21-22а. Ныне же, независимо от закона, открылась праведность Божья, засвидетельствованная законом и пророками, а именно праведность Божья через Его верность в Иисусе Христе для всех верующих.
«Ныне же». Мы находимся перед всеобъемлющим и непреодолимым упразднением мира времени, вещей и людей, перед всепроницающим, окончательным кризисом, перед свертыванием бытия превосходящим его небытием. Мир есть мир. Теперь мы знаем (см. Рим. 1:18 - 3:20), что это означает. Но откуда этот кризис? Откуда всего лишь его осознание, способность всего лишь заметить его? Откуда возможность назвать мир миром и в этом качестве ограничить его в противоположность иной, неведомой сущности? Откуда возможность назвать время - временем, вещи - вещами, человека - человеком и осознавать их с этим неизбежным «всего лишь»? Откуда возможность ценить все существующее и происходящее, оценивать в категориях вещественности, обусловленности, относительности? С какой высокомерной высоты эти критические мысли? И из какой глубины наше знание о последних, неведомых вещах, по отношению к которым мы измеряем все, откуда наше непоколебимое знание о нашем судье, которого мы не видим, но который судит нас?
Все эти «откуда?» возвращают нас, очевидно, подобно лучам, в точку, из которой мы происходим, к той предпосылке, из которой мы исходили. Оттуда мы, мир - видимы, ограничены, упразднены, свернуты, осуждены. Но никакая точка в ряду других точек не есть эта точка, и никакая предпосылка в ряду других предпосылок не есть эта предпосылка. Если источник, воспоминание о нашей родине говорят перед Господом неба и земли, то разверзается небо и открываются гробницы, останавливается солнце при Гаваоне и луна в долине Аиалонской. Безвременное время, беспространственное пространство, невозможная возможность, свет нетварного света обозначает это «ныне же», которым основывается весть об изменении, о приблизившемся Царстве Божьем, о «да» в «нет», о спасении в мире, об оправдании в осуждении, о вечности во времени, о жизни в смерти. «Я видел новое небо и новую землю; ибо первое небо и первая земля миновали». Бог говорит.
«Независимо от закона». Бог говорит, а мы, познанные Им, видим сами себя и мир в Его свете, - это нечто иное, собственное, особенное, новое во всех религиях и наряду с ними, во всех переживаниях, во всех обращенных к Богу позициях человека. Оно проходит через все обладание, через частичное обладание и необладание человека. Это истина любой религии, но именно поэтому она никогда не идентична ее действительности. Это смысл всей религиозной и церковной истории, всей истории вообще, но именно поэтому не часть, не отрезок, не история в истории. (Однако история в истории также не лишена сомнительности всех исторических вещей.) Это «иное» есть обоснование всего того, что исторически и психологически становится видимым как след откровения, молитва, вера (в самом широком смысле слова); однако именно поэтому нигде и никогда первое не совпадает со вторым. Это иное не становится видимым в ряду другого видимого; оно становится видимым как невидимое. Голос Божий, представляющий собой Его силу (Рим. 1:16), есть и остается голосом Божьим. Если бы он не был и не оставался им, по ту сторону всех человеческих голосов, то он не был бы силой Божьей. Бог говорит там, где есть «закон», но Он говорит и там, где «закона» нет. Он говорит там, где есть «закон» не потому, что здесь существует «закон», но потому, что Он желает говорить. Бог свободен.
«Праведность Божья». Бог говорит, что Он есть Тот, кто Он есть. Он оправдывает сам себя пред самим собой, признавая себя ответственным за человека и его мир, не переставая заботиться о принадлежащих Ему. Гнев Божий - это и праведность Божья (Рим. 1:18). Именно эта праведность Божья открывается неверию, которое вынуждено слышать божественное «нет» как «нет». Но даже если Бог гневается на неверие, даже если человек беспомощно наталкивается на барьеры, поставленные ему Богом, даже если он предается не-Богу, богу мира сего (Рим. 1:22 сл.), Бог тем не менее есть Тот, кто Он есть, Творец мира, Господь всех вещей, «да», а не «нет». Это «да» произносит Бог. Он заявляет свое притязание. Он - это постоянное, окончательное, последнее, решительное притязание, предъявляемое миру. По ту сторону барьеров, перед которыми мы стоим, всегда находится Он, и это - содержание Его Слова. Чем более мы осознаем эти барьеры в их остроте и непреодолимости, тем яснее и сильнее Бог желает говорить с нами о своем праве и Царстве.
Чем более все человеческое, все наше собственное, наше благое и злое, наша вера и наше неверие становятся прозрачными как стекло, тем определеннее мы (те, кто мы есть, увиденные и познанные Богом) находимся в области Его господства, под действием Его силы. Праведность Божья - это то «все же!», с помощью которого Бог объявляет себя нашим Богом и причисляет нас к себе, причем это «все же!» - непостижимо, беспричинно, основано только в себе, только в Боге, свободно от всего «поэтому». Праведность Божья - это прощение, принципиальное изменение отношений между Богом и человеком, заявление, объявление того, что человеческое нечестие и непокорность, а также вызванное ими состояние мира незначительно перед Ним и не препятствует Ему называть нас своими, так чтобы мы принадлежали Ему. Праведность Божья - это justitia forensis, justitia aliena ( лат. правосудие форума, чужое правосудие. - Прим. пер.): здесь говорит судья, связанный только своим собственным правом.
Если Он говорит, что это так (не потому, что это так еще и каким-то иным образом), то это так. Он обращается к нам, к своим врагам, как к своим друзьям. «Вот высокая проповедь и небесная мудрость: мы верим, что наша праведность, спасение и утешение находятся вне нас, что мы оправданы, приятны, святы и мудры перед Богом, хотя в нас - только грехи, неправда и безумие» (Лютер). Праведность Божья - это самоосвобождение истины, которую мы держим в заточении (Рим. 1:18), независимо от всего того, что мы с нашей стороны можем сделать или даже помыслить для ее освобождения, то есть буквально и в строгом смысле слова: царство, царское проявление власти Бога, чудо, воскресение. Праведность Божья - это состояние подвешенности в воздухе, вне всех известных нам возможных положений, там, где нас держит лишь Бог, сам Бог, только Бог, там, где мы полностью находимся в Его руках. Это - праведность Божья, позитивное отношение Бога и человека, «от этого пункта нельзя уклониться или отступить, пусть даже падут небо, земля, и все преходящее» (Лютер). Можно ли пред лицом около 150 тысяч лет человеческой сомнительности вообще принять во внимание другое позитивное отношение, какое-то непосредственное, исторически и психологически видимое отношение? Существует ли в истории Азии, Африки и Америки, не говоря уж о Европе, иной ответ, кроме самого Бога, только Бога, милосердия Божьего?
То, что Бог праведен, «открыто». Это - наше «откуда?» и наше «оттуда!», наше «ныне же», согласно которому ответ - «милосердие Божье торжествует!» - дан нам, удостоверяя, что существует это позитивное, абсолютно парадоксальное отношение между Богом и человеком. Вот содержание Благой вести (Рим. 1:1,16), которое возвещается здесь в страхе и трепете, но под давлением неизбежной необходимости: Вечное как событие. Мы возвещаем познание неведомого Бога, Господа неба и земли, который живет не в рукотворенных храмах, который ни в ком не нуждается и который дает всему жизнь, дыхание и все. Мы возвещаем, что все, данное Им человеку, дано для того, чтобы человек искал Его, который не далек от каждого из нас; Его, в ком мы живем, движемся и существуем по ту сторону всего того, чем мы живем, движемся и существуем; Его, чей образ в человеке сохраняется и в обезображивании последнего. Мы возвещаем: именно потому, что образ Божий в человеке сохраняется, Бога нельзя приравнять ни к какому произведению человеческого искусства и изобретения, именно потому, что Бог не взирал на времена незнания, «ныне» Он повсюду объявляет всем людям о необходимости покаяния. Мы возвещаем начало дня, в который Бог желает судить человеческий мир в праведности, в своей праведности (Деян. 17:25-31)!
Праведность Божья открылась. Мы более не можем не считаться с ней. Мы не можем более рассматривать все данное иначе, кроме как в свете этого предзаданного. Мы больше не можем исходить откуда-нибудь, кроме как из этой предпосылки. Мы можем слышать «нет», под которым мы находимся, только из божественного «да», голос человеческого нечестия и непокорности - только как поддерживаемый более глубоким голосом божественного прощения, крик человеческого своенравия - только как приглушенный спокойной гармонией божественного «все же». Никак иначе? Конечно, если мы верим в то, что открыто, то никак иначе. Если мы верим, мы видим человека упраздненным Богом, но именно поэтому и взятым под покровительство Богом. Мы видим, что он ограничен, стеснен, огорожен Богом, но именно это ограничивающее и есть его собственное начало и конец. Мы видим его судимым, но тем самым и приведенным в порядок. Мы видим смысл в бессмысленности истории. Мы видим, как истина разрывает свои оковы. Мы видим в человеке нечто большее, чем «плоть». Мы видим наступающее спасение. Мы видим верность Божью, продолжающуюся и в крушении высших человеческих ожиданий и надежд. Мы исходим из этого откровенного, явленного, показанного и видимого нами. Об этом откровенном мы говорим. Ради этого откровенного мы призываем к вниманию, призываем видеть и слышать там, где есть глаза и уши.
И это откровение, праведность Божья, «засвидетельствована законом и пророками». Она «издавна проповедована» (Рим. 1:2). Авраам видел день, в который Бог судит мир в праведности. Моисей видел его. Пророки видели его. Иов и псалмопевцы видели его. Вокруг нас множество свидетелей, находившихся в свете этого дня, так как любая эпоха непосредственно связана с Богом. Праведность Божья - это исполнение всех обетовании. Она - смысл всей религии. Она - ответ на все человеческие надежды, взгляды, стремления и ожидания, если все они хотят быть только надеждой. Она - вечное содержание всего бытия и его существования, если оно находится под судом, под «нет». Она - смысл всей истории, если история становится своей собственной обвинительницей. Она - спасение всего сотворенного, если оно, познанное в своей обнаженной тварности, определенно выходит за границы самого себя. Там, где есть след откровения - а где совсем не было бы такого следа? - там находится указание на неведомого Бога (Деян. 17:22-23), даже если оно скрыто богобоязненностью и самым худшим благоговейным незнанием. Где и когда не говорили этого и «некоторые ваши поэты»? (Деян. 17:28). Там, где есть переживание, есть и свидетельство возможного познания. Мы возвещаем не что-то новое, но существенную истину во всем старом, то непреходящее, образом чего является все преходящее. Речь идет именно о том, что образы говорят, что свидетельства указывают, что глаза видят находящееся перед ними, и уши слышат обращенное к ним, что человек верит в истину, в которую в церкви Божьей верили всегда, повсюду и все.
Праведность Божья открывается «через Его верность в Иисусе Христе». Верность Божья - это то божественное ожидание, в силу которого в различных разбросанных точках истории снова и снова существуют возможности, поводы, свидетельства познания Его праведности. Иисус из Назарета представляет собой среди этих многих точек ту, в которой все остальные познаются в их совокупном значении как линия, как собственно красная нить истории. Христос - содержание этого познания: сама праведность Божья. Верность Божья и Иисус Христос подтверждают друг друга. Верность Божья проявляется в том, что в Иисусе нас встречает Христос. Поэтому, несмотря на всю человеческую недостаточность, мы можем видеть в разбросанных исторических указаниях на Бога действительную возможность Бога, поэтому мы можем найти в мирских следах божественного возвещения нечто больше, чем мирскую случайность, поэтому мы, находясь во времени, можем утешиться вечным обетованием, ибо мы в какой-то момент времени, в какой-то точке времени встречаем просвещенное время, просвещенную реальность, божественный ответ, истину иного порядка.
День Иисуса Христа - это день всех дней. Открытый и увиденный свет этой точки есть скрытый, невидимый свет всех точек. Единственное в своем роде познание праведности Божьей здесь - это «надежда праведности» (Гал. 5:5) всегда и везде. Иисус, познанный как Христос, подтверждает, доказывает и укрепляет все человеческие ожидания. Он - известие о том, что не человек, но Бог ожидает в своей верности. То, что мы нашли Христа именно в Иисусе из Назарета, подтверждается тем, что все свидетельства верности Божьей представляют собой указания и предсказания того, с чем мы встретились именно в Иисусе. Скрытая сила закона и пророков - это Христос, который встречает нас в Иисусе. Смысл всей религии - это спасение, новая эра, воскресение, «невидимое Божье», принуждающее нас к остановке именно в Иисусе. Содержание всех человеческих событий - это прощение, под которым они находятся, как оно возвещается именно Иисусом и воплощено в Нем. Никто не должен ставить нам в упрек тот факт, что эта сила, этот смысл, это содержание может быть найдено где-то в другом месте кроме Иисуса, ведь именно мы утверждаем это, именно мы можем это утверждать. То, что Бога можно найти повсюду, что человечество до и после Иисуса обретено Богом, масштаб, в котором всякое нахождение Бога и нахождение Богом познается таким, каково оно есть, возможность понять это нахождение и находимость как истину вечного порядка, - все это познается и обретается именно в Иисусе.
Многие ходят в свете спасения, прощения, воскресения; зато, что мы видим это их хождение, за то, что мы имеем глаза для этого, мы благодарны Единому. В Его свете мы видим свет. То, что мы нашли в Иисусе Христа, подтверждается тем, что Иисус - это окончательное слово, объясняющее все другие слова и наиболее выразительное слово засвидетельствованной законом и пророками верности Божьей. Верность Божья - это Его вхождение и ожидание в глубочайшей человеческой сомнительности и тьме. Жизнь Иисуса представляет собой совершенное послушание воле верного Бога. Он относится к грешникам как грешник. Он сам приходит на суд, которому подлежит мир. Он сам становится на то место, где Бог может существовать лишь только в качестве вопроса о Боге. Он принимает образ раба. Он идет на крест, на смерть. На вершине, в цели своего пути Он - чистая величина-негатив: отнюдь не гений, отнюдь не носитель явных или оккультных психических сил, отнюдь не герой, не вождь, не поэт и не мыслитель, и именно в этом отрицании («Боже Мой, Боже Мой, почему Ты Меня оставил?»), именно в том, что Он приносит в жертву невозможному «Большему», невидимому «Иному» все гениальные, психические, героические, эстетические, философские, вообще все мыслимые человеческие возможности, именно в этом Он исполняет все человеческие возможности развития, выходящие за свои границы, возрастающие до своих вершин в законе и пророках. Поэтому Бог возвысил Его, в этом Он познается Христом, тем самым Он становится светом последних вещей, сияющим над всеми и всем. В Нем мы видим верность Божью действительно в глубине ада. Мессия - это конец человека. Но и здесь, именно здесь верен Бог. Новый день верности Божьей желает наступить вместе с днем «упраздненного» человека.
«Для всех верующих». Это необходимая характеристика! Видение нового дня косвенно и остается таковым, откровение в Иисусе - это парадоксальный факт, а его содержание объективно и универсально. То, что обетования верности Божьей исполнились в Иисусе Христе, что именно Иисус есть Христос, на которого указывают все обетования, что Иисус есть Христос именно потому, что в Нем открывается верность Божья в своей последней скрытости, в своей глубочайшей тайне, - не есть нечто само собой разумеющееся и никогда таковым не будет. Все это не душевная, не историческая, не космическая, не естественная данность даже самого высокого порядка. Мы не можем непосредственно познать все это: ни через раскрытие бессознательного, ни через мистическое погружение в молитве, ни через развитие оккультных способностей духа; через все попытки в этом направлении оно лишь становится все более недоступным. Эту истину нельзя передать, ей нельзя научить, ее нельзя разработать; если бы положение было иным, то она не была бы общедоступной, не была бы праведностью Божьей для мира и спасением для всех. Вера - это обращение, радикально новая переориентация человека, обнаженно предстоящего перед Богом, обедневшего для приобретения драгоценной жемчужины, теряющего и свою душу ради Иисуса.
Вера - это сама верность Божья, все еще и вновь скрытая за всеми человеческими утверждениями, настроениями, достижениями по отношению к Богу и над ними. Поэтому вера никогда не готова, никогда не дана, никогда не гарантирована, с точки зрения психологии она всегда представляет собой новый прыжок в неизвестность, в темноту, в вакуум. Плоть и кровь не открывают нам этого (Мф. 16:17), никто из людей не может сказать этого ни другому, ни самому себе. То, что я слышал вчера, я должен вновь слышать сегодня и должен буду вновь слышать завтра; открывающий Иисуса - это всегда Отец Небесный, и только Он. Откровение в Иисусе, будучи именно откровением праведности Божьей, одновременно представляет собой наиболее сильную скрытость и непознаваемость Бога. В Иисусе Бог действительно становится тайной, открывается как неведомый, говорит как вечно молчащий. В Иисусе Бог защищается от любой навязчивой фамильярности, от всей религиозной заносчивости.
Открывшийся в Иисусе Бог становится соблазном для иудеев и безумием для греков. В Иисусе сообщение Бога начинается с отталкивания, с разверзания зияющей пропасти, с сознательного предложения величайшего соблазна. «Убери возможность соблазна (как это было сделано в христианстве), и все христианство становится прямым сообщением, тогда все христианство ликвидируется. Оно стало чем-то легким, поверхностным, что ни ранит достаточно глубоко, ни исцеляет, ложной выдумкой чисто человеческого сострадания, забывающего о бесконечной качественной разнице между Богом и человеком» (Кьеркегор). Вера в Иисуса - это радикальное «все же», как и ее содержание, праведность Божья, - также радикальное «все же». Вера в Иисуса - это неслыханная возможность ощущать и постигать абсолютно «холодную» любовь Божью, исполнять волю Божью, всегда кажущуюся преткновением и соблазном, называть Бога Богом во всей Его невидимости и скрытости. Вера в Иисуса - это величайший риск из всех возможных. Это «все же», это неслыханное, этот риск - тот путь, который мы указываем. Мы требуем веры - не больше и не меньше. Мы требуем ее не в наше собственное имя, но во имя Иисуса, в котором мы сами столкнулись с этим требованием неизбежным образом. Мы не требуем веры в нашу веру, ибо мы знаем: то в нашей вере, что от нас, не достоверно. Мы не требуем нашей веры от других людей, ибо если другие будут верить, то они будут делать это, как и мы сами, на свой страх и риск, со своим собственным обетованием. Мы требуем веры в Иисуса. Мы требуем ее от всех, от всех здесь и сейчас, на той жизненной ступени, на которой они находятся. Не существует человеческих условий (например, педагогических, интеллектуальных, экономических, психологических), которые должны быть исполнены перед принятием веры.
Не существует никакого человеческого направления, никакого спасительного пути, никакой градации на пути к вере, которую нужно было бы прежде пройти. Вера всегда первична, она - предпосылка и основание. Человек может верить как иудей и грек, как ребенок и старик, как образованный и необразованный, как простой и сложный человек, верить в буре и в тишине, на всех ступенях всех мыслимых человеческих градаций. Требование веры проходит через все различия в религии, морали, образе жизни и жизненном опыте, понимании и социальном положении. Вера для всех одинаково легка и одинаково трудна. Вера - это всегда то же самое «все же», то же самое неслыханное, тот же самый риск. Вера означает для всех одинаковое затруднение и одинаковое обетование. Вера для всех - это прыжок в пустоту. Она возможна для всех, ибо она для всех одинаково невозможна.
Ст. 22b-24. Ибо нет различия: все они согрешили и лишены славы Божьей, они оправдываются даром, через Его благодать посредством искупления, которое во Христе Иисусе.
«Заметь, это - основная часть и центральное место этого Послания и всего Писания» (Лютер).
«Ибо нет различия». Реальность праведности Божьей проявляется в ее универсальности. Не случайно именно Павел, осмеливающийся в Иисусе полагаться только на благодать, видит в Иисусе божественный прорыв через все человеческие различия. Он мужественен, ибо в этом случае он видит. Он - пророк Царства Божьего, так как он - апостол язычников, в отличие от того, что позже, когда эта связь станет неясной, будет называться «миссией». Миссия Павла не созидает различий, она разрушает все различия: только в том случае, если люди всех уровней становятся рядом друг с другом, если и обитающие на высочайших уровнях не желают ничего иного, кроме как «сострадательно носить в качестве высшей силы человечества тяготы всех своих современников» (С. Прайсверк/S. Preiswerk [1]), если духовно богатые не думают о своем богатстве (в том числе и для того, чтобы поделиться им!), но как бедные становятся братьями бедных, только в этом познается Бог.
Лишь в глубине реального общения упраздняющая и носящая милость Божья становится истинной. Молящийся фарисей вполне может стать миссионером, но не миссионером Царства Божьего. Необычная связь (между человеком и человеком) должна разъяснить и обеспечить необычное, спасительное разделение (между Богом и человеком), познаваемое в праведности Божьей. Необходимо, чтобы парадокс стал абсолютным, чтобы пропасть между Богом и человеком полностью разверзлась, чтобы была дана полнота соблазна, чтобы христианство полностью представлялось таким, каково оно есть как «принципиально неизъяснимая проблема, ставящая под вопрос всю историю» (Овербек). Однако до тех пор, пока самообман предпочтительного существования и обладания одного перед другим не полностью уничтожен, может остаться и нечто от человеческой возможности обойти парадокс, нечто нереальное, иллюзорное, нечто просто религиозное, нечто из области переживаний, нечто моральное, интеллектуальное, которое не есть единственно определенная и спасающая милость Божья. Итак, необходимо снова и снова слышать: «нет различия»! Вера, только вера - это требование, которое обращено ко всем, она - тот путь, по которому могут идти все - и все-таки не могут. Вся плоть должна остановиться перед божественным невидимым, чтобы вся плоть увидела Спасителя Божьего.
«Все они согрешили и лишены славы Божьей». В этом понимании происходит уничтожение всех различий и осуществляется необычная связь, которая должна обеспечить необычное разделение. Наша солидарность друг с другом не может быть основана на чем-то позитивном, так как во всем по-человечески позитивном («религиозные склонности», «нравственное сознание», «человечность») всегда уже находятся зародыши социального разложения. В этом позитивном позитивно лишь нечто различное и основывающее различие. Реальная общность между людьми существует в негативном - в том, чего им не хватает. Мы познаем, что все мы - братья, познавая, что все мы - грешники. Наша солидарность с другими имеет твердое основание тогда, когда мы с ними (или без них, так как мы не можем ждать других!) выходим за пределы того, что мы есть и чем мы обладаем, осознаем самих себя в нашей радикальной сомнительности. «Они лишены славы Божьей».
Слава Божья - это «видимое» Божье (« Glona divinitas conspicua » (лат. видимое в славе божество. - Прим. пер.), Бенгель), и этого «видимого» у нас нет. Именно это объединяет нас. Здесь должны опуститься все высоты, и блаженны те, которые уже стоят далеко внизу; ибо там, где нет «видимого» Божьего, возникает вопрос веры («не видеть и тем не менее верить»). Здесь прощение - единственное спасение, которое может быть принято во внимание - становится осознанной возможностью. Это познание не имеет ничего общего с пессимизмом, подавленностью и плачем о грехах, с «полным унынием» «проповедников смерти» (Ницше), с противоречивостью восточного самоистязания и греческого веселья. Его можно было бы воспринимать как дионисический энтузиазм, если бы оно не было ни тем, ни другим, если бы его «нет» не было тем «нет», которое направлено как против высшего отрицания жизни, так и против высшего ее утверждения, если бы оно не склоняло иудеев и греков перед одним судом. Именно как познание нашего глубочайшего, окончательного лишения (нашего лишения как в нашем «да», так и в нашем «нет»!) оно есть познание истинной, потусторонней, изначальной человечности. В этой чистой человечности человек находится в руках божественного милосердия.
«Они оправдываются даром, через Его благодать». Действительное предстояние перед Богом возможно для нас тогда, когда мы не можем слышать ничего, кроме слова судьи, которым Он сам себя утверждает и содержит все (Евр. 1:3), когда наше слышание не может быть чем-то иным, кроме веры в Бога, веры в то, что Он существует, ибо Он существует! Пока действуют другие мотивы помимо веры, мы не стоим перед Богом. Именно поэтому мы должны отступить за все различия между нами, людьми. Бог «провозглашает». Он провозглашает свою праведность как истину за всей праведностью и неправедностью человека и над ними. Он провозглашает, что признает себя ответственным за нас и что мы принадлежим Ему. Он провозглашает, что мы, Его враги, - Его возлюбленные дети. Он провозглашает свое решение воздвигнуть свое право во всеобъемлющем обновлении неба и земли. Это риторическое, беспричинное и безусловное, основанное только в Боге заявление: creatio ex nihilo, творение из ничего. Конечно, это творение, творение чего-то, творение действительной праведности Божьей в нас и в мире. Ибо если Бог говорит, то так и случается. Но это творение - новое творение, а не просто новое возникновение, новое излияние, новое раскрытие из старого «созидательного развития», в котором мы находимся и будем находиться до конца наших дней.
Между старым и новым творением всегда лежит конец наших дней, конец этого человека и этого мира. Это Нечто, которое творится словом Божьим, - другого, вечного порядка, в отличие от всего «нечто», которое мы обычно знаем, не выводится из него, не становится в один ряд с ним, оно всегда остается «ничем» рядом с этим обычным «нечто»: плоть и кровь не могут наследовать Царство Божье, поэтому это смертное должно облечься в бессмертие и это тленное - в нетление. Поскольку это «облечение» - дело Бога, а не человека, оно существует и остается смертным и тленным в ожидании радикальной смены своих предикатов, превращения, воскресения мертвых (1 Кор. 15:50-57). «Мы ожидаем новое небо и новую землю». Таким образом, праведность Божья в нас и в мире не становится человеческой праведностью, она, конкурируя, не встает в ряд человеческих праведностей, но есть «жизнь ваша, сокрытая со Христом в Боге» (Кол. 3:3). Если она не скрыта, то это не жизнь! Царство Божье не «наступило» на земле даже в самой малой своей части, но возвещено, оно не «пришло», даже в самой утонченной форме, но приблизилось. В него нужно снова и снова верить, верить именно в его откровении в Иисусе. Ибо оно возвещено и приблизилось как новый мир, а не как продолжение старого. «Наша» праведность действительна и остается таковой только как праведность Божья. Новый мир остается только вечным миром, в отблеске которого мы находимся здесь и сейчас. Обращенное к нам божественное милосердие есть истина и остается таковой только как чудо («вертикально сверху»); ее историческая и душевная сторона - это всегда ложь.
Мы действительно стоим пред Богом, если мы ожидаем реализации Его слова в вере, если мы снова и снова понимаем: провозглашение того, что мы оправданы перед Богом и оправданы Богом, происходит «даром через Его благодать», только через Его благодать. Благодать - это благая, свободная воля Божья принять нас, необходимость этого существует только с Его стороны. Тот факт, что Бог должен обетовать тем, кто в чистоте сердца лишен Его славы: «они должны видеть Меня лицом к лицу!», что находящаяся в заточении истина Божья должна разорвать свои цепи, что Бог должен без какого бы то ни было повода с нашей стороны сохранять и доказывать свою верность - только потому, что Он - Бог, - это и есть превосходство благодати. Благодать становится не психической силой в этом человеке, не психической силой в этой природе, не космической силой в этом мире. Она есть и всегда остается силой Божьей (Рим. 1:16), возвещением нового человека, новой природы, нового мира, Царства Божьего. Она есть и остается в этом мире негативной, невидимой, скрытой и действует как провозглашение бренности этого мира, потрясенная, тревожимая окончанием всех вещей, подрывающая все земное. В то, что она - громкое «да», спасение, утешение и созидание, что внутренний человек в бренности внешнего обновляется изо дня в день, в то, что все это истинно через творческое Слово Божье в день всех дней, в это творческое Слово Божье необходимо верить в перспективе возвещенного в Иисусе дня исполнения.
«Через искупление во Христе Иисусе» произнесено это Слово Творца. Что же существует в Иисусе Христе? То ужасающее известие, что в истории происходит упразднение этой истории, в известной нам связанности вещей - разрыв этой связанности, во времени - остановка этого времени: «Да святится имя Твое! Да приидет Царство Твое! Да будет воля Твоя и на земле, как на небе!» Сын Человеческий возвещает смерть этого человека, возвещает Бога как первого и последнего. И в ответ слышится эхо как недвусмысленное свидетельство провозглашаемого: «Он замечательно проповедует», «Он безумен», «Он обольщает народ», «Он спутник мытарей и грешников». Иисус из Назарета, «Христос по плоти» - это одна возможность в ряду других, но Он - тa возможность, которая несет в себе все симптомы невозможного. Его жизнь - это история в истории, она вещественна среди вещей, временна во времени, человечна в человечестве, но эта история наполнена смыслом, эта вещественность - указаниями на начало и конец, это время - памятью о вечности, эта человечность - говорящим Божеством.
В обмирщенности этого мира что-то (для видящих глаз, для слышащих ушей!) отделяется от него, дает миру новое сияние, светит в ночи, и это - слава в вышних Богу и на земле мир в людях доброй воли! - сам Бог, желающий привлечь к себе весь мир, желающий сотворить новое небо и новую землю. Ныне мы видим образ мира и его царств: великий, высокий, блистающий, на который страшно взглянуть, созданный из золота, серебра, бронзы, железа и глины. Но мы видим в тайне жизни Иисуса отделяющийся камень, который ударяет в ноги истукана и уничтожает его без содействия рук человеческих, разрушается весь истукан, который ветер развеивает, как мякину на гумне. «Камень же, разбивший истукан, стал великой горой, наполнившей весь мир» (Дан. 2:24-35). Сатана пал с неба как молния, его царство окончено, наступает Царство Божье, так как его предвестники уже здесь: «Слепые видят, хромые ходят, прокаженные очищаются, глухие слышат, мертвые воскресают, и Благая весть возвещается бедным; блажен, кто не соблазнится обо Мне», кто через эту мирскую часть мира, «через жизнь Иисуса» видит грядущее искупление, слышит творческое Слово Божье, кто больше не ожидает ничего иного, но все - от этого искупления, от этого Слова Божьего (Мф. 11:1-4). Блажен верующий в то, во что можно только верить перед лицом того, что во Иисусе Христе.
Ст. 25-26. Его Бог определил крышкой примирения своей верностью в Его крови для доказательства своей праведности в прощении совершенных прежде при Его долготерпении грехов, для доказательства своей праведности в настоящий момент: что Он праведен и оправдывает того, кто основан в верности, подтверждающейся в Иисусе.
«Его определил Бог крышкой примирения своей верностью в Его крови». «Крышка примирения» - это «каппорет» в ветхозаветном культе («иластирион» в LXX), золотая доска, находящаяся под сенью крыльев двух ангельских фигур (херувимов), одновременно являющая и скрывающая содержание ковчега Завета, свидетельства Божьи (Исх. 25:17-21). Она - то место, над которым обитает сам Бог (1 Цар. 4:4), (2 Цар. 6:2), (Пс. 79:2), то место, откуда Бог говорит с Моисеем (Исх. 25:22), (Чис. 7:89), но прежде всего то место, где в великий день примирения совершается примирение народа с его Богом при окроплении кровью (Лев. 16:14-15). Именно потому, что она - лишь место и ничего больше (но наиболее характерное место), это чрезвычайно точное сравнение с Иисусом. Как такое место, над которым обитает Бог, откуда Он говорит, как место примирения Иисус определен от вечности по воле Божьей и ныне поставлен в историю во времени, перед людьми. Жизнь Иисуса - это назначенное Богом для примирения, словно заминированное и заряженное Им для цели примирения место истории. «Бог во Христе примирил с собою мир» (2 Кор. 5:19).
Царство Божье в этом месте приблизилось настолько, что его наступление, его искупительная сила и значение могут быть поняты именно здесь, приблизилось настолько, что именно здесь обитание Бога среди человеческих чад, разговор Бога с ними, воля Божья о возвращении мира к своему миру должны быть осознаны, приблизилось настолько, что именно здесь вера вынуждена напрашиваться как настоятельная необходимость. Но подобно тому, как каппорет Ветхого Завета как скрывал, так и показывал существование божественных свидетельств, возвещая как невидимость, так и присутствие Бога, так и Царство Божье в Иисусе, дело примирения Божьего в Нем скрывает и открывает начавшийся в Нем день искупления (Рим. 3:24). То, что Иисус - это Христос, можно заметить, нельзя не увидеть, это напрашивается, но в сильнейшей парадоксальности; в это можно лишь верить. Примирение происходит на месте примирения только через кровь, через торжественное воспоминание о том, что Бог животворит, умерщвляя. И в Иисусе примирение происходит только «верностью Божьей в Его крови », то есть в аду Его полной солидарности со всем грехом, со всей слабостью, со всей скорбью плоти, в тайне Его абсолютно негативного для нас величия, в затухании и угасании всех светильников (герой, пророк, чудотворец), которые светят по-человечески, в том числе и тех, которые (поскольку и пока Иисус был человеком среди людей) светили и в Его жизни, в абсолютном соблазне Его крестной смерти. Именно в своей крови Иисус являет себя Христом, являет себя как первое и последнее слово верности Божьей, обращенное к человеческому роду, как начало невозможной возможности нашего спасения, как свет нетварного света, как глашатай Царства Божьего.
«Кровь - это основной цвет на картине Спасителя» (Φ. Фр. Хиллер/Ph. Fr. Hiller [2]), так как только на Его пути ко кресту, в прекращении Его жизни, в Его смерти проявляется радикализм искупления, которое Он приносит, новизна нового мира, который Он возвещает. Проявляется или в действительности затмевается, если нам не по плечу этот радикализм, если нам не по плечу возвещение этой новизны мира Божьего и внутреннего человека. Ибо «Он поставляется на падение и восстание многих в Израиле знамением, которому будут прекословить - и меч пройдет через твою душу, - чтобы открылись помышления многих сердец» (Лк. 2:34-35). Тайна примирения в крови Иисуса остается тайной Божьей, а ее открытие, явление невидимого - это снова и снова дело Божье, дело Его верности или (что то же самое) дело веры. Если же совершается это дело Божье, если неизменна Его верность, если человек осмеливается на риск веры, в крови Иисуса нам показано, объявлено, гарантировано, обеспечено наступление нового мирового дня, реальность милосердия Божьего и нашего спасения, наше грядущее облечение в нерукотворенное, вечное жилище, которое на небесах (2 Кор. 5:1 cл.). Здесь и сейчас мы уже находимся в отблеске грядущих вещей, не без скорбей, но и не без надежды, будучи больными в Боге, будучи такими, каковы мы есть, но пребывая в этом кризисе, чтобы выздороветь в Боге. «Поэтому мы должны прижаться под крыло этой наседки и не вылетать наружу в дерзости собственной веры, иначе хищная птица вскоре сожрет нас» (Лютер).
«Для доказательства своей праведности». Всегда и везде существовало прощение грехов, всегда и везде над людьми было чудо богатства благ Божьих, чудо сдерживания Его гнева, чудо божественного терпения (Рим. 2:4), всегда и везде люди заболевали и выздоравливали в Боге. Однако через Иисуса мы получили глаза, с помощью которых мы видим, что это так. Праведность Божья доказала, показала нам себя в Нем. Через Него мы поставлены в то состояние, когда мы можем видеть историю («ранее совершенные грехи») с точки зрения Бога, в свете Его всеупраздняющего милосердия. Через Него мы знаем, что означает это милосердие: конец и новое начало всех вещей. Мы знаем, что оно означает для нас оно желает направить нас к покаянию (Рим. 2:4), (Рим. 6:2 cл.). Праведность Божья только через Него стала понятной и недвусмысленной как действительный порядок и власть над людьми и их историей. Всегда и везде с учетом данной нам в Иисусе предпосылки мы видим не только (с законом (Рим. 3:20)) плоть и грех, но над ними и за ними судью, который, осуждая, оправдывает там, где Он «в тайном человеческом» (Рим. 2:14) находит обоснование своей верности, обоснование веры. Он праведен и Он оправдывает там, где человек осмелился на прыжок в пустоту. Если мы верим в Иисуса, то мы верим в реальность и универсальность верности Божьей. Если мы верим в Иисуса, то праведность и оправдание Божье доказаны и показаны нам как невозможная возможность. Исходя из этой предпосылки, мы видим самих себя, мы приближаемся к людям. Исходя из этой предпосылки, мы отваживаемся верить в самих себя и в людей, поскольку мы we можем этого делать помимо нее. Исходя из этой предпосылки, мы осмеливаемся обращать требование веры ко всем (Рим. 3:22) - веры именно в эту предпосылку. Так как Бог праведен и оправдывает, мы имеем мир с Богом (Рим. 5:1).
Примечания
