Ст. 25-27. Я желал бы, братья, чтобы вы не прошли мимо этой тайны и подвиглись бы к ней в ваших мыслях: ожесточение частично произошло в Израиле до наступления исполнения для язычников. При этих обстоятельствах спасется весь Израиль, как написано: Спаситель придет из [1] Сиона и уничтожит нечестие Иакова, и это будет союз с ними, который Я заключаю: Я уничтожу грехи их.
«Я желал бы, чтобы вы не прошли мимо этой тайны и подвиглись бы к ней в ваших мыслях». Надежда означает: постоянно обращая взгляд на обнадеживающую действительность, знать о ее относительности, знать о той цели, которую представляет собой ее потусторонний смысл и к которой она невидимо стремится. Это безнадежная действительность в своей скрытой двусмысленности, в своей скрытости и непостижимости, разрываемых лишь косвенным знанием надежды, есть «тайна» (мистерия). «Тайной» на языке Павла могло бы называться то, что мы называем парадоксом. Тайна - это бытие человека греха, который препятствует наступлению дня Иисуса Христа (2 Фес. 2:7). Тайна - это беспокоящая «несинхронность» живущих и уже усопших по отношению к воскресению (1 Кор. 15:51). Тайна - это изначально абсолютно сомнительное единение мужчины и женщины в браке (Еф. 5:32). Тайна - это прежде всего само Евангелие как человеческое слово, из которого Слово Божье еще желало бы вырваться. «Quoties desperationi nobis iniicit longior mora, occurrit mysterii nomen» (лат. Часто, когда длительное промедление вселяет в нас отчаяние, появляется понятие тайны. - Прим. пер.) (Кальвин). Положение вещей между Богом и человеком, как оно выглядит с точки зрения церкви, также есть «тайна». Невыносимая загадка дана нам ввиду того, что мы непосредственно знаем и будем знать лишь о бедствии и вине Израиля, о церкви Исава, что вместо откровения, которое желало бы совершать церковь, которым она желала бы быть, именно в церкви всегда и везде происходит сокрытие, и что, с другой стороны, существуют откровение и избрание, которые снова и снова спокойно проходят мимо церкви, мимо любой церкви. Эту тайну необходимо прежде всего понять; нельзя пройти мимо нее, нельзя не осознать, что здесь на нашем пути находится данная Богом загадка, перед лицом которой необходимо принимать во внимание самого Бога, перед лицом которой «утешенное отчаяние» и «мы хотим, чтобы вы надеялись!» представляют собой последние человеческие слова, по отношению к которой неуместны и «случайные мысли», точки зрения, которые пытаются соединить со случайными, заданными через соотнесенность с миром временного события загадками. «Случайные мысли» о нужде и вине церкви представляют собой нетерпеливые, лишь субъективно объяснимые, не терпящие возражений волнение, раздражение, разочарование, жалобу, присвоение и мученичество, которые пытаются возникнуть из недостаточного понимания окончательной проблематики существующего положения. Необходимо осознать, что противоречие между церковью и Царством Божьим бесконечно (Рим. 9:6). Никакой человек не может в рамках этой противоположности находиться на правообладающей стороне. Никто не может иначе, кроме как в страхе и трепете, думать о том, кто здесь прав. Никто не компетентен сомневаться в отношении неправой человеческой стороны, не сомневаясь прежде всего в отношении самого себя. Никому не позволено более не верить в церковь; иначе он сразу же прекратил бы оправдывать самого себя. Никто не в состоянии не надеяться здесь. Мы находимся перед тайной Божьей, когда мы находимся перед тайной церкви. Именно поэтому здесь уместна надежда и ничто иное.
«Ожесточение частично произошло в Израиле до наступления исполнения для язычников». Катастрофа церкви представляет нам образ, из которого мы не можем мысленно устранить Бога ни в одной его точке. «От Него и через Него и к Нему все» (Рим. 11:36). Именно Он делает так, что задача, которую ставит перед собой церковь, неизбежно должна быть поставлена. Он - это великая невозможность, которая противостоит разрешению этой задачи. Он - Тот, в Ком человек становится виновным. Он - Тот, Кто удерживает человека со всех сторон как железная скоба, Тот, Кто позволяет ему познать себя именно как Бога, именно как потусторонность его бедствия и вины, как цель его надежды. Бог, который избирает Саула, отвергает того же самого Саула, чтобы избрать Давида. Почему? Потому что Он - Бог. «Душа моя спокойна в Боге, помогающем мне». Именно это неслыханное действие есть божественное, призывающее к спокойствию действие, перед лицом которого можно надеяться, необходимо надеяться. Если бы оно было менее неслыханным, то оно не было бы божественным действием, тогда человек не мог бы успокоиться и надеяться. Бог скрыл и утаил себя и перед очами Израиля, Он сделал себя для него непознаваемым и невозможным. Человек как человек не может познать Бога. Он не должен видеть видящими очами, не должен слушать слышащими ушами. Напрасно все его желание, поиск, размышление и ревность. Человек не достигает решающей точки, ее нельзя достигнуть. Не происходит покаяния, оно не может, оно не должно произойти ради настоящего покаяния, «и даже если человек будет пытаться проворно схватить его, как собака муху, оно все-таки убежит от него» (Лютер). Это - «ожесточение» и это - положение церкви Исава. Но именно потому, что притеснение Израиля его Богом настолько велико, поскольку оно бесконечно, оно заключает в себе действительную потусторонность, действительный конец в самом Боге, который есть потусторонность всего земного, который есть окончание и бесконечности. Именно потому, что «ожесточение» происходит от Бога, оно существует, во-первых, лишь «частично», лишь относительно; тотальности отверженных постоянно противостоят невидимые «семь тысяч» (Рим. 11:4) избранных, уже утешенных в скорби, уже спасенных из скорби; стена высотой до небес, всегда и везде отделяющая человека от Бога, становится прозрачной (когда происходит чудо, то есть нигде и никогда!). Господь знает своих. Во-вторых, это «ожесточение» не есть более временное определение человека. Вечность как пограничная ценность времени представляет собой, очевидно, его конец, вечность как источник времени - его цель. Конец и цель «ожесточения» - это эсхатологическая возможность «наступления исполнения для язычников» (Рим. 11:12,13).
Этой возможности Бога очевидно должно предшествовать исчерпание человеческой возможности, рождению нового человека - смерть старого, началу искупления - катастрофа церкви. Спасенные язычники должны ходить в свете славы Божьей и Агнца, в том Иерусалиме, в котором не будет храма (Откр. 21:22-24). Зная об этой цели и конце, необходимо обратить взор на безнадежную действительность ожесточения Израиля, необходимо успокоиться и надеяться.
«При этих обстоятельствах спасется весь Израиль». Спасение потерянных, оправдание не могущих быть оправданными, воскресение мертвых должно прийти именно оттуда, откуда пришла их катастрофа. Церковь - это воплощение человека, принимающего откровение Божье. Он как таковой потерян, не прав, мертв. Это - бедствие Иосифа, проявляющееся в церкви. Спасение, оправдание и воскресение можно ожидать только потому, что через откровение Божье в людях творится новый человек, который невидимо встает на место старого, представляет собой его смысл, его цель, его исполнение, как и старый в своем беспредельном ожесточении встает на его место, по крайней мере, обозначает и держит свободным его место в этом мире, постоянно компрометирует его, страдает за него и ожидает его: он - «образ будущего» (Рим. 5:14). Этот грядущий новый человек, спасенный, оправданный и оживотворенный откровением Божьим, представляет собой вместе с избранными из Израиля избранное во Христе язычество. И в этом случае мы осознаем, что здесь не подразумевается никакая историческая величина, никакая сумма психологических индивидуумов, осознанных или неосознанных «христиан из язычников». Существование тех или иных «христиан из язычников» имеет в этой связи лишь демонстративный смысл. Здесь подразумевается нищета, нагота, слепота, безнадежность язычников, поскольку она в противоположность к полноте, здоровью, сытости и уверенности Израиля означает того человека, который избран во Христе по благодати. Новый человек, «Иаков», избранный не может быть обозначен как сотворенный Богом человек более отчетливо, чем через этот его определенный контраст к своему старшему брату, к «Исаву», как человеку, слушающему и говорящему слово Божье. Более ясно нельзя сказать, что выбирающий Бога как человек должен отступить перед лицом избранного Богом человека. Все это должно быть сказано и услышано, и именно это - смысл двойного предопределения, открытие «тайны» Божьей, цель Его снова и снова обнаруженной свободы. Если все это говорят и слышат, то есть если происходит откровение Божье в людях, тем самым наступает невозможная, эсхатологическая возможность того, что человек, принимающий это откровение и как таковой могущий лишь уклониться, лишь уменьшаться, лишь прейти, спасен и воскрешен: спасен как потерянный, оправдан как не могущий быть оправданным, воскрешен из мертвых - это невозможное вступающее во Христе в область возможности событие, где Бог доказывает и проявляет себя как Бог не только в своем гневе, но еще совершенно иначе в своей милости. При других обстоятельствах, через какое-то прямое, исторически или психологически происходящее спасение, оправдание и воскресение нельзя помочь человеку на вершине его возможностей, человеку, пытающемуся слышать и возвещать слово Божье. При этих обстоятельствах он будет спасен в Futurum resurrectionis, в созерцании невидимой экзистенциальности Божьей. И это верно в отношении всего Израиля, всей церкви, любой церкви, ибо она есть образ грядущего, исполненное пророчество, канал, в котором журчит живая вода откровения. «Только там, где есть гробы, есть и воскресение» (Ницше) - но всегда там, где есть гробы, есть воскресение. Там, где церковь (не в силу человеческого вотума, но в силу божественного суждения!) окончена, там она начинается,. Там, где она полностью поставлена в состояние неправоты, начинается ее право. Там, где любая церковь (от Бога!) завершена, там не завершена ни одна церковь, там каждая церковь - указание, порог, стрела с другого берега, свидетельство надежды, посланник государства Христа, скиния Божья среди людей. Там, где язычники проводили миссию в церкви, провозглашая весть о свободе и милости Божьей (со всем смирением и обетованием, которые несет с собой эта весть), там час миссии церкви среди язычников действительно пробил и его следует воспринять как можно быстрее, ревностнее и радостнее (как это видно в самом Павле). Склоненная церковь может и должна с высоко поднятой головой принять свою тему. Потерянная церковь будет носительницей послания о спасении. Ужаснувшаяся церковь может и должна говорить о Боге, с которым она переступает через любые стены. Неумолимо осознающая свои границы церковь должна бесстрашно и неустанно дерзать выполнять свою ужасающе безграничную задачу. Тогда и там исполняется пророчество Второисаии об Отроке Божьем, которого должны слушать народы. Там, где слово о кресте познано и истинно как невозможность Божья, которая стоит на пути у всякой плоти, познано и верно: Христос воскресе! как возможность Бога в духе и в истине.
«Спаситель придет из Сиона и уничтожит нечестие Иакова, и это будет союз с ними, который Я заключаю: Я уничтожу грехи их» (Ис. 59:20; Ис. 27:9). Мы подчеркиваем этими реминисценциями из эсхатологии Ветхого Завета: то, что мы желаем рассматривать как ключ «тайны», как цель скрытого развития церковной истории, в которых мы находимся, есть именно божественная возможность. Мы говорили о последних вещах, о явлении парусин самого Иисуса Христа. Он - «исполнение для язычников», чудо божественного «да», обращенного к неискупленному человечеству. Он - Спаситель. Он - экзистенциально предстоящий перед Богом, ставший из двух единым индивидуум, в котором отвержение преодолено и поглощено избранием. Он приходит «из Сиона», сверху, из невидимого основания церкви, из которого пришло и ее отвержение, из славы трона Божьего, с Ним царское достоинство и царская власть, Его явление означает творение, которое не происходит во времени, ибо оно всегда - тайна, уничтожение, основание и вечность. Именно поэтому Его дело неслыханно: «уничтожение нечестия Иакова», сбрасывание покровов всего неизбежного, ограниченного, искаженного, подобного Исаву, которым здесь и сейчас покрыта невидимая церковь Иакова, заключение Нового Завета, который исходит от самого Бога, только от Бога, и который состоит в «отнятии», в очищении, затушевании, расплавлении, уничтожении грехов и греха, в возврате человека в единство с Богом, которое здесь и сейчас полностью утеряно для него. Мы снова находимся на границе того, что можно выразить словами, и вынуждены прерваться. Именно эта граница есть конец «ожесточения», цель непостижимых путей Божьих.
Ст. 28-32. С точки зрения Благой вести они - враги ради вас, с точки зрения избрания - возлюбленные Божьи ради отцов. Не подлежат отмене доказательства благодати и призвание Божье. Как вы некогда были непослушными Богу, ныне же обрели милость через их непослушание, то и они ныне [2] стали непослушными через полученную вами милость, чтобы и они ныне обрели милость. Ибо Бог заключил всех в непокорность, чтобы Он всех помиловал.
«С точки зрения Благой вести они - враги ради вас, с точки зрения избрания - возлюбленные Божьи ради отцов». Мы попытаемся сейчас по возможности четко выразить содержание этих трех глав. «Церковь», как мы увидели, это двусмысленный факт. В ней выражается вся двусмысленность человеческой природы и культуры. Поскольку здесь с точки зрения человеческой прагматики противостоят Благая весть Христа как одна позиция и человеческое дело церкви - как другая, церковь, несомненно, есть место, где вражда человека по отношению к Богу становится очевидной, где его безразличие, его ложное понимание, его противостояние получают свою самую сублимированную и в то же время свою самую наивную форму, где становится видимой мертвая точка между двумя мирами, в которой даже противостоящие самому мощному натиску, мыслимые такими великими силы Божьи более не могут продвинуться вперед. Желаемый и достигнутый церковью благочестивый и как таковой оправданный человек со своим знанием, делом и молитвой кажется каким-то последним, непреодолимо мощным препятствием по эту сторону баррикады. Все то, что человек вообще предпринимает, чтобы защититься от Бога, проявляется собранным, увесисто сконцентрированным, вооруженным до зубов в этом человеке. Поэтому «очищение храма»! Именно поэтому перед лицом этого человека необходимо окончательно оставить как абсолютно бесперспективную мысль о прямом пути между Богом и человеком. Именно поэтому перед лицом этого человека появляется возможность косвенного пути, прощения, милости Божьей. Вестник этого косвенного пути, свидетель прощения, сосуд милости по отношению к этому человеку всегда есть другой человек, «внешний», человек мира, язычник: в абсолютной видимости своей недостаточности, своей лишенности, своей беззащитности. В нем проявляется устранение этого препятствия. В нем становится ясным, как соотносятся Бог и человек. В нем прославляется судебная праведность Божья. Поскольку Бог возжелал проявить в этом ином человеке свою славу и свою милость («ради вас»), этот человек, который есть цель и результат церкви, должен как «враг» Благой вести находиться по эту сторону границы. Грех должен умножаться, чтобы могла преизобиловать благодать (Рим. 5:20). Но разве существует язычество, которое в этой «вражде», в этом «умножении греха», во всей безысходности ситуации не было бы единым с Израилем? Поскольку с точки зрения божественной невидимой прагматики Благая весть Христа и церковь как недостойная носительница божественного слова абсолютно не могут противопоставляться друг другу как две данности, ибо первое есть не что иное, как откровение, избрание только по благодати, относящееся именно к врагам Божьим (Рим. 5:10), поскольку не могущий быть оправданным, не могущий быть спасенным человек обладает божественным обетованием, поскольку он в своем полном непослушании с самого начала находится под милостью Божьей и должен служить Его славе («ради отцов», ради Авраама, ради язычника), то, очевидно, и находящиеся в церкви, именно они, - «возлюбленные Божьи». Тогда в церкви принесен в жертву и полностью покинут благочестивый человек в своем опасном богопротивном собственном величии. Тогда г церкви создано пространство для судебной праведности язычников. Тогда церковь - это сообщество ищущих спасения и поэтому святых, потерянных и поэтому спасенных, умирающих и поэтому живущих. Тогда в бедствии и вине этого человека, знающего, действующего, молящегося человека церкви собраны и концентрированно проявляются надежда человека вообще, неслыханное оправдание и спасение для всего того, что человек (не зная, что он делает) предпринимает и совершает. Тогда он сам, благочестивый человек - язычник: в конце этого прямого пути пришедший к Богу посланник косвенного пути, как свидетель катастрофы человеческой праведности - свидетель воскресения, как сосуд гнева - сосуд милости! И разве существует Израиль, который действительно не находился бы вместе с язычеством в этом блаженном положении? Если бы Израиль отважился встать на основание избрания своих отцов, если бы церковь, будучи движимой и сохраняемой лишь верой Авраама, отважилась жертвовать, отдавать, спускаться, стать смиренной, разумной, серьезной, какой великой она могла бы ежеминутно быть, великой, ибо более не великой, великой только через милость Божью!
«Не подлежат отмене доказательства благодати и призвание Божье». «Разве ваша неверность уничтожит верность Божью?» (Рим. 3:3). «Слово Божье неизменно» (Рим. 9:6). «Бог не отверг свой народ» (Рим. 11:2). Более истинна, чем то право, в котором «внешние» находятся по сравнению с людьми церкви, более истинна, чем неправда, в которой люди церкви противопоставляют себя «внешним», более истинна, чем вся видимая прагматика, которая кажется возникающей из этой противоположности церкви и мира, снова и снова более истинна тема церкви. Эта тема есть божественная, невидимая прагматика: Он, Он сам, Он один - Тот, Кто дает и принимает право и бесправие, это тема свободы Божьей, означающей суд и созидание церкви, ее страшное очищение и ее исполнение. Истина в этих истинах есть Бог, и ничто иначе. Его свидетельства благодати, Его призвание только подтверждаются отвержением его избранных, так как они в дальнейшем не могут быть и не будут подтверждены иначе, кроме как через избрание отверженных, ибо избрание и отвержение - невидимым образом едины и идентичны в Боге. Невыразимым остается стремление человека, ищущее в любой церкви свое выражение, даже если бы все церкви по отношению к этому стремлению оказались несостоятельными (впрочем, так оно и есть в действительности). Не подлежит отмене посланничество, которое происходит везде, где человек осознает это стремление, даже если каждый человек через это осознание был бы вовлечен в катастрофу всего человечества (впрочем, так оно и есть в действительности). Не исключена возможность, которая открывается там, где человек познает свое бедствие как уготованное Богом и свою вину как вину по отношению к Богу, даже если бы он (мы не знаем иных случаев!) не имел никакой другой надежды.
«Как вы некогда были непослушными Богу, ныне же обрели милость через их непослушание, то и они ныне стали непослушными через полученную вами милость, чтобы и они ныне обрели милость». «Он говорит о чудесной власти Бога в Его церкви: имеющие имя и похвалу народа Божьего и церкви (как народа Израиля) отвергаются из-за своего неверия, иные же, которые прежде не были народом Божьим и находились в непослушании, ныне принимают Евангелие и верят во Христа, становятся перед Богом правой церковью и блаженными» (Лютер). Да, «чудесен», парадоксален и непостижим этот способ и образ, в которых действует власть Божья в Его церкви. Тьма, отвержение, подобие Исаву, «непослушание» - это общий знаменатель, которому изначально подлежит все человеческое как таковое. Этому «некогда» абсолютно невидимо противостоит «ныне» откровения в движении «отсюда» «туда». «Ныне же», в свете вечного момента, в свете дня Иисуса Христа, «вы обрели милость», вы язычники, вы «внешние», вы неисцелимые, вы безнадежные! Ныне избираются отвергнутые, и в них проявляется церковь Иакова. Ныне часы Божьи пробили свое время. Но как? Сила, то есть божественность полученного ими милосердия, проявляется в разительном контрасте к человеческому непослушанию, в изымании избранных из ряда отвергнутых, в противоположности света и тьмы. Поэтому милость Божья - это та милость, которая обращается к непослушным (кто не был бы им?) при одновременном беспощадном обнаружении и наказании непослушания. Милость Божья безпроявления святости Божьей не была бы милостью Божьей. Но мы ведем речь о милости, которая открывается в смерти и воскресении Христа. Избранный сталкивается с этим обращением Божьим, с воскресением Христовым, отверженный - с этим раскрытием и наказанием, со смертью Христа. Милость Божья - это и то, с чем он сталкивается. С тем, что он получает, он может лишь встать на место избранного; ибо его дело - это действительно его собственное дело. Итак (сказано избранным): «Через их непослушание вы обрели милость!» Но снова эта милость Божья - действительная и действенная милость потому, что Он раскрывает и наказывает непослушание человека в отвергнутом, чтобы обратиться к непослушному (еще раз: кто не был бы им?). На отверженных лежит охарактеризованная светом милости тьма («через полученную вами милость они ныне стали непослушными»), но разве может быть как-то иначе: «ныне» (в том же самом вечном «ныне», которое там возвышается, здесь падает, здесь и там возвещает свободу и величие!) избранные со своей стороны вступаются за отвергнутых, которые должны носить и их собственные тяготы избранных, полученную ими милость находят и другие? Это - новый общий знаменатель всего человеческого, который невидимо становится видимым в «ныне» откровения.
«Ибо Бог заключил всех в непокорность, чтобы Он всех помиловал». Литцман говорит: «этим утешительным и радостным результатом заканчивается начавшееся в 9-й главе исследование». Мы в изумлении оборачиваемся, чтобы констатировать, что мы здесь скорее имеем дело с ужасно беспокоящей аксиомой, в которой может быть найден ключ всего Послания к Римлянам (и не только Послания к Римлянам!). То, что имеет в виду Павел (и не только Павел!), когда он говорит о Боге, праведности, человеке, грехе, благодати, смерти, воскресении, законе, суде, спасении, избрании, отвержении, вере, любви, надежде, когда он говорит о дне Иисуса Христа, какие категории необходимо использовать, чтобы прочитать по буквам эти ключевые слова, решается в понимании или непонимании этого места. Оно - та мера, по отношению к которой измеряется все, те весы, на которых все должно быть взвешенным. Оно, по-своему для каждого слушателя или читателя, есть критерий двойного предопределения, окончательный смысл которого оно, очевидно, желает истолковать. Необходимо четко воспринимать божественное «заключение», о котором здесь идет речь, божественное «милосердие», первое и второе «все» - последнее с риском быть причисленным Кальвином к тем, которые «nimis crasse delirant» (лат. слишком сильно сумасбродствуют. - Прим. пер.). Здесь - скрытый, неведомый, непостижимый Бог, для которого нет ничего невозможного, Бог Господь, который есть наш Отец в Иисусе Христе. Здесь - возможность Бога в ее абсолютно давящей близости, в ее абсолютном богатстве, но и в ее абсолютной непостижимости. Здесь - начало и конец, путь и цель мысли о Боге. Здесь - предмет веры (который никогда не станет «предметом»). Здесь - сущность христианства (которая находится над любой «сущностью»). Церковь обладает надеждой. Она есть надежда. У нее нет иной надежды. Ей следовало бы осознать эту надежду. «Запомни это основное высказывание, которое проклинает весь мир и человеческую праведность, превознося только праведность Божью, достигаемую через веру» (Лютер).
Ст. 33-36. О глубина богатства, мудрости и познания Бога! Как непостижимы Его суды и как неизъяснимы Его пути! Ибо кто познал ум Господень или был Его советчиком или кто дал Ему нечто, за что Он должен воздать? Ибо от Него и через Него и к Нему все. Ему слава вовеки. Аминь.
«Глубина богатства, мудрости и познания Бога» (в отличие от первого издания этой книги здесь необходимо об этом сказать) - это Его совершенная непознаваемость. Тот факт, что Deus absconditus как таковой в Иисусе Христе есть Deus revelatus (лат. открывшийся Бог. - Прим. пер.), и есть содержание Послания к Римлянам (Рим. 1:16-17). Только то, что этот субъект (Deus absc.) обладает этим предикатом (Deus revel.), может быть содержанием Послания к Римлянам, содержанием богословия, Слова Божьего в человеческих устах. Это может и должно быть так. В разумной сдержанности снова постигнуть это содержание (при полном осознании того, что тем самым не осуществляется «ничего») - это возможная и (в перспективе ограничивающей ее невозможности!) многообещающая задача. Но верно и другое: то, что этот субъект (Deus absc.) обладает этим предикатом (Deus revel.), то есть самим Духом, полнотой божественной истины, экзистенциальностью божественного «да», этого нет в Послании к Римлянам, об этом не говорят и не пишут, действительно и не «осуществляют», ибо это вообще не может быть предметом человеческих усилий. Если все это начинается, то не человек, но Бог говорил и действовал; в этом случае произошло чудо. Благочестивая ссылка на Бога и Его чудо, то есть положение Иоанна Крестителя, представляет собой самую крайнюю границу человеческого усилия и успеха. «Тот, у кого это послание в сердце, обладает светом и силой Ветхого Завета», - сказал Лютер, вероятно, совершенно обдуманно; ибо никто не «обладает» светом и силой Нового Завета, как таковые они не проявляются, они - не случай в ряду других случаев. Итак, никто не имеет права «не найти» всего этого, не найти само откровение, «позитивное», то, что больше, чем слово, у Павла, в богословии (если этот поиск честно осуществляется). Человек должен обратиться к Богу с вопросом, почему этого не найти ни в какой книге (в том числе и в оглавлении!), и его вообще нигде нет как человеческого достижения; будет очень хорошо, если богословию по возможности удастся побудить его к тому, чтобы с этим вопросом действительно обратиться к самому Богу. «Разумно видима» в делах Божьих Его невидимость (Рим. 1:20), и «исследуется» в глубинах Божьих Его непостижимость (1 Кор. 2:10). Познать Бога означает молитвенно остановиться перед Ним самим, живущим в неприступном свете. Снова и снова перед скрытой глубиной Его богатства, Его возможности, Его жизни, Его славы! Снова и снова именно перед скрытой глубиной Его мудрости, Его мысли, Его судов и путей, Его движения «отсюда» «туда»! Снова и снова именно перед скрытой глубиной познания, которым Он познает нас, прежде чем мы познаем Его, которым Он не отпускает нас, хотя мы всегда без Него!
«Как непостижимы Его суды и как неизъяснимы Его пути!» Почему избрание? Почему отвержение? Мы должны были и должны снова и снова задаваться этим вопросом, должны были снова и снова услышать ответ: потому что Бог не был бы Богом, если бы Он непостижимым образом не отвергал, неизъяснимым образом не избирал, если бы Он не проявлялся в великой скрытости своего шествия от победы к победе как Бог - как тот, который желает помиловать всех и сделает это.
«Кто познал ум Господень или был Его советчиком ?» (Ис. 40:13). «Или кто дал Ему нечто, за что Он должен воздать?» (вероятно, (Иов. 41:2), там сказано о левиафане-крокодиле!). Прямое познание этого Бога? Нет! Содействие при Его решении? Нет! Возможность схватить, связать, обязать Его, вступить с Ним во взаимообязывающие отношения? Нет! Никакого «федерального богословия» [3]! Он - Бог, Он сам, Он один. Это есть «да» Послания к Римлянам.
«Ибо от Него и через Него и к Нему все. Ему слава вовеки. Аминь». Марк Аврелий в своих монологах сказал почти дословно то же самое. Эти слова были найдены в гимне Селене и даже на одном магическом кольце. Они были известны Филону и другим. Почему же эллинистическая мистика, которая, как и поздний иудаизм, знала почти все, не смогла сказать это более громко, отчетливо, ужасно и многообещающе? Почему заимствование, которое здесь предпринимает Павел, даже на уровне исторических вещей проявляется более оригинально, чем оригинал? Но как бы то ни было, разве Павел мог более знаменательно завершить эту главу, если не сказав громко, угрожающе и многообещающе то, что знают и другие?
Примечания
[1]. Павел в ст. 26 цитирует (Ис. 59:20) по тексту LXX, но с бросающимся в глаза изменением: ἐκ вместо ἕνεκεν Σιών. Мне хотелось бы, по крайней мере, поставить под вопрос утверждение, что это ἐκ, как уже предположил Беза (Beza), представляет собой сокращение или ошибку переписчика (несмотря на его надежное подтверждение и молчаливое согласие, с которым, насколько я вижу, все комментарии выходят из этого затруднения). «Aptius ad propositum quadrabat loquutio, qua utitur propheta» (лат. Более подходящим и верным будет предположить выражение, которое употребляет пророк. - Прим. пер.) - правильно замечает Кальвин. Если έκ принадлежит Павлу (и я не хотел бы пока принимать конъектуру Безы), то я ниже должен буду принимать это во внимание.
[2]. Я более не могу выступать за вычеркивание второго νῦν в ст. 31. Весь отрывок характеризуется почти невыносимой эсхатологической напряженностью. К тому же удивительно, что νῦν появляется в ст. 30, где после πότε следовало бы ожидать τότε.
[3]. Федеральное богословие (Föderaltheologie) - богословское направление в кальвинизме, в центре которого стояла идея Царства Божьего, стать причастным которому можно, перейдя из «семьи Адама» в новую «христианскую семью». - Прим. пер.
