Возникновение первых христианских книг

Как мы уже говорили во вводном разделе («Полезная информация о Библии»), во времена Иисуса у иудеев уже существовало представление о священных текстах - Законе, Пророках и других книгах; именно эти тексты первохристиане и называли Писанием. Почему же первохристиане не спешили создавать собственные книги? Одна из основных причин состояла в том, что Иисус не оставил после себя записи своего учения (в отличие от Моисея, которому предание приписывало авторство Пятикнижия). Ни из чего не видно, что Он при жизни записал хоть слово или заповедал ученикам сделать это. Соответственно, весть о Царстве Божьем, явленном в Иисусе, не опиралась на письменные тексты. Кроме того, первохристианские поколения были полны эсхатологических чаяний: они считали, что приблизились «последние времена», и что Иисус скоро вернется. Отсюда их клич: «Маранафа» (= Marana tha, 1 Кор. 16:22); «Гряди, Господи Иисусе» (Откр. 22:20). Ожидая скорого Конца, христиане не стремились создавать книги для будущих поколений (ибо этих поколений не будет).

Послания. Поэтому не случайно, что первая известная нам христианская литература - письма. Они не противоречили эсхатологическому горению, ибо отвечали на острые и актуальные проблемы. Павлово авторство этих писем проясняет еще одну причину возникновения христианской литературы. Павел был странствующим апостолом, который проповедовал об Иисусе в одном городе, а затем переходил в другой. Письма были его средством общения с новообращенными, жившими вдали от него [25]. Таким образом, в 50-е годы I века н. э. Павел написал самые ранние из дошедших до нас христианских текстов: 1 Фес., Гал., Флп., Флм., 1 и 2 Кор., Рим. Каждому из этих писем присущи своя тональность и свои акценты (в зависимости того, что Павел хотел донести до адресатов). Этот факт показывает, сколь опасно делать обобщения относительно Павлова богословия. Павел был не систематическим богословом, а миссионером, который в одних ситуациях подчеркивал одни аспекты веры в Иисуса, в других - другие, доходя подчас до (кажущейся?) непоследовательности. Некоторые ученые делают иногда далеко идущие выводы на том основании, что Павел не упоминает о каких‑то взглядах или обычаях. Скажем, о евхаристии он упоминает только в одном письме, да и то, в основном, из‑за нарушений в евхаристической трапезе коринфской общины. Если бы ему не представился этот случай, могла бы возникнуть научная теория, что в Павловых церквах не было евхаристии (ибо разве мог Павел написать так много, не упомянув о такой важной стороне христианской жизни?).

К середине 60-х годов умерло большинство знаменитых христиан первого поколения (то есть люди, знавшие Иисуса или видевшие воскресшего Иисуса: см. 1 Кор. 15:3-8): например, Петр, Павел и Иаков, «брат Господа». Это способствовало возникновению работ, в большей степени предназначенных для сохранения памяти об Иисусе. Письма оставались важным средством христианской коммуникации (хотя теперь их писал не Павел, а другие от его имени, чтобы сохранить его дух). Многие ученые относят 2 Фес., Кол., Еф. и Пастырские послания (1-2 Тим. и Тит.) к этой категории «девтеропаулинистских» посланий, написанных в 70-100 годы (или даже позже), уже после смерти Павла. Одно из возможных объяснений этого феномена состоит в том, что ученики или почитатели Павла, решая проблемы, возникавшие после его смерти, спрашивали себя, как повел бы себя Павел, и исходя из этого, давали советы. Все еще решая насущные проблемы (например, лжеучителя, подложные письма), девтеропаулинистские послания часто имеют более универсальную и непреходящую тональность. Например, идея второго пришествия Иисуса не забыта, но на ней уже не делается такой упор, а 2 Фес. предостерегает против тех, кто говорит о его скорейшей близости. Кол. и Еф. богословствуют о «церкви», а не о местных церквах (как более ранние паулинистские тексты). Структура, отстаиваемая в Пастырских посланиях и состоящая из пресвитеров/епископов и дьяконов, призвана помочь церкви выжить на протяжении грядущих поколений.

По мнению многих ученых, к этому периоду после 70-х годов также относятся послания, приписываемые Петру, Иакову и Иуде, - то есть, письма от имени великих апостолов или членов семьи Иисуса, решающие проблемы более поздних христианских поколений. Опять‑таки эти письма часто имеют универсальную и непреходящую тональность. Не случайно они (наряду с 1-3 Ин.) впоследствии стали именоваться «Соборными» посланиями.

Евангелия. Из других появившихся литературных жанров особо выделяется «Евангелие». (В данной книге мы будем называть «евангелистами» только авторов канонических Евангелий.) Согласно широкому научному консенсусу, где‑то в 60-х годах или вскоре после 70 года, было написано Евангелие от Марка, повествующее о делах и словах Иисуса (о них вышеупомянутые письма молчат). События, происшедшие за истекшие со времен Иисуса десятилетия, наложили отпечаток на повествование. Решая, какие предания отразить в своем Евангелии, евангелист исходил из того, что наиболее актуально для христиан. Например, особый упор Маркова Иисуса на необходимость страдания и креста, возможно, отражает гонения на христианских читателей Марка. Такое развитие, экспликация традиции было востребовано, ибо слушатели и читатели уже были не палестинскими иудеями времен Иисуса, а языкохристианами, которым иудейские обычаи и взгляды были чуждыми (см. Мк. 7:3-4).

Евангелия от Матфея и Луки, написанные, видимо, спустя десять-двадцать лет после Евангелия от Марка, содержат гораздо больше преданий об Иисусе, особенно в плане речений (считается, что последние были во многом взяты из Q - утраченного сборника высказываний). Такое более широкое использование традиции говорит об ином церковном опыте, чем у Марка. Иная форма предания об Иисусе нашла выражение в Евангелии от Иоанна, написанном примерно в 90-е годы, - столь специфическая, что ученые всячески стараются воссоздать историю общины, стоявшей за этим произведением. Однако, хотя на каждом из канонических Евангелий лежит отпечаток ситуации, в которой оно создавалось, они увековечили для читателей конца I века (и всех последующих веков) память об Иисусе, которая не исчезла со смертью очевидцев.

Ни одно из Евангелий не упоминает имя автора, поэтому вполне возможно, что все они были созданы не теми людьми, чьими именами подписывались с конца II века (Иоанн Марк, спутник Павла, а затем и Петра; Матфей, один из Двенадцати; Лука, спутник Павла; Иоанн, один из Двенадцати) [26]. Всё же эти имена важны: они утверждают, что Иисус интерпретировался в соответствии с тем, как это делали первое и второе поколения апостольских свидетелей и проповедников.

Деяния Апостолов; Откровение; другие литературные жанры. Еще одна форма раннехристианской литературы, в большей мере, чем письма, рассчитанная на долговечность, - Деяния Апостолов. Задуманная автором как вторая часть двухтомника (первая часть - Лк., начинающееся и заканчивающееся в Иерусалиме), эта книга рассказывает, как христианство распространилось из Иерусалима и Иудеи в Самарию и дальше, до краев земли. Об атмосфере, в которой писался этот труд, можно судить по Деян. 1:6-11: ученикам Иисуса не было дано знать время второго пришествия, и распространять христианство для них - важнее, чем смотреть на небо в ожидании этого пришествия. Не случайно поэтому Деяния начинаются с Иерусалима и Двенадцати, а заканчиваются Римом и Павлом, последние слова которого связывают будущее христианства с языческим миром (Деян. 28:25-28). Деяния понимают христианство как явление долговечное, которое не должно забывать о своем преемстве с Иисусом, Петром и Павлом, и должно быть уверенным: оно возникло не случайно, но под водительством Духа, полученного от Иисуса.

Откровение (греч. «Апокалипсис») - еще один жанр христианской литературы после 70-х годов. Уходя корнями в пророчества Иезекииля и Захарии, этот текст служит примером «апокалиптики». Такая апокалиптическая литература была хорошо известна в иудаизме: к ней принадлежат, в частности, Книга Даниила, Четвертая книга Ездры и Вторая книга Варуха. (Последние два текста созданы после гибели Иерусалимского храма, а значит, приблизительно в одно время с Откр.) Гонения великих мировых империй на народ Божий бросали вызов учению о том, что исторические судьбы находятся в руке Божьей. Апокалиптическая литература отвечает на это видениями событий, происходящих одновременно на небе и на земле, - видениями, которые поддаются выражению лишь на языке символов. Параллелизм между небом и землей дает уверенность: происходящее внизу - во власти вышнего Бога, а земные гонения отражают борьбу между Богом и злыми духами. Одна из интересных особенностей Откр. состоит в том, что апокалиптическая весть включена в послания к конкретным церквам; символическими, недоступными обычному языку описаниями качеств Бога автор напоминает своим христианским современникам: Царство Божье больше чем история, в которой они живут. Это дает им надежду и даже уверенность: через тяготы и гонения они обретут победу. К сожалению, многие современные читатели забывают об адресатах Откр. и к тому же не знакомы с его жанром, с присущей ему пластичностью образов и временных символов (характерной для вышеупомянутых иудейских апокалипсисов), а потому принимают Откр. за точное предсказание будущего. Однако величие «Альфы и Омеги, Первого и Последнего» (Откр. 22:13) состоит не в том, что он описывает точную хронологию будущих событий.

Существовали и другие формы раннехристианской литературы, скрывавшиеся под названием «письмо»/«послание». Именно потому, что письма были основной литературной продукций первохристиан, некоторые поздние тексты, хотя и не являлись письмами в обычном смысле слова, были классифицированы как таковые. 1 Пет. и Иак. - пограничные случаи: их форма имеет некоторые черты письма, но по содержанию они ближе к гомилии (1 Пет.) или диатрибе (Иак). «Послание» к Евреям имеет характерную для письма концовку, но лишено эпистолярного обращения; соответственно, адресация «к евреям», присоединенная на позднем этапе к тексту, основана на анализе содержания. Его отточенный стиль характерен для эллинистической или александрийской риторики. Хотя это сочинение предполагает наличие конкретной проблемы (видимо, отход от некоторых аспектов христианства под влиянием иудаизма), оно развивает глубокую христологию Сына Божьего, во всем подобного нам, кроме греха, - превосходящего ангелов (давших Закон) с Моисеем, и заменившего своей смертью израильский культ и священство. Бросается в глаза отличие Евр от ранних посланий Павла в плане стиля и аргументации. 1 Ин., которое не имеет формы письма и ни разу не упоминает Иоанна, почти не поддается классификации. Возможно, оно было попыткой применить темы Четвертого Евангелия к ситуации, в которой Иоаннова община уже не мучилась из‑за изгнания из синагоги, но была раздираема внутренними разногласиями и расколами.

Таким образом, после 70 года в различных литературных жанрах христианство продолжало отвечать на проблемы и угрозы, но эти ответы настолько актуальны для христиан других эпох и стран, что часто невозможно понять конкретную проблему и ситуацию, которую автор имел в виду. Соответственно, если первые христианские тексты (подлинные письма Павла) можно достаточно точно датировать (с погрешностью в несколько лет или даже месяцев), с более поздними текстами ситуация более сложная: погрешность достигает нескольких десятилетий. Более того, для некоторых новозаветных книг (Мк., Деян., 2 Пет.) разброс в датировках, предлагаемых крупными учеными, составляет от 50 до 100 лет.