О Меиръ, ты далеко заходишь въ своихъ толкованіяхъ; Пѣснь Пѣсней дана
не для остротъ и кощунства, а для славословія. (Midr. Cant. I,12. 2,4).
Можно ли писать еще новое изслѣдованіе о книгѣ Пѣснь Пѣесней? Такой вопросъ задавалъ себѣ Павлюсъ сто лѣтъ тому назадъ (Bibl. Repertorium 1785, XVII, p.108), опасаясь, что его новое изслѣдованіе покажется излишнимъ послѣ цѣлаго ряда посвященныхъ этому предмету предшествуюіщихъ изслѣдованій. Тѣмъ не менѣе не только Павлюсъ написалъ свое Ueber das Hohelied, но и за нимь возникла новая длинная серія изслѣдованій о книгѣ Пѣснь Пѣсней (среднимъ числомъ по одному на годъ въ послѣдніе сто лѣтъ) и все еще вопросъ нельзя назвать рѣшеннымъ. Напротивъ, судя по его постановкѣ въ послѣднихъ сочиненіяхъ (Кемпфа, Гретца, Раабе), онъ вступаетъ въ новую фазу развитія, которое можетъ простираться до безконечности. Положимъ, что въ нѣкоторой степени это понятно, такъ какъ таково свойство критики, что, соотвѣтственно духу времени, она измѣняетъ свои взгляды на художественныя произведенія и въ разное время видитъ ихъ въ различномъ свѣтѣ, и такъ какъ книги св. Писанія, по мѣсту и времени отдаленныя отъ насъ болѣе, чѣмъ всѣ другія литературныя произведенія, могутъ вызывать большія недоумѣнія, когда онѣ предоставлены суду свѣтской критики; но даже при такихъ обстоятельствахъ, даже между книгами св. Писанія, Пѣснь Пѣсней обращаетъ на себя особенное вниманіе въ виду окружающего ее необыкновеннаго волненія и шума критики. Что особенно замѣчательно здѣсь, такъ это то, что, не смотря на множество почти одновременно являющихся сочиненій о книгѣ Пѣснь Пѣсней, каждый изслѣдователь говоритъ такимъ тономъ, какъ будто онъ только что открылъ совершенно новый письменный памятникъ, и всѣ другія изысканія объ этомъ предметѣ объявляетъ жалкими и незаслуживающими вниманія блужданіями гдѣ-то далеко отъ вопроса. Такимъ образомъ новейшая исторія Пѣсни Пѣсней есть исторія безнадежнаго разногласія критиковъ. Чѣмъ объяснить это явленіе? Стоятъ ли критики на ложныхъ путяхъ, которые не могутъ привести къ выясненію предмета, или можетъ быть самый предметъ, по природѣ своей, не подлежитъ точному опредѣленію и взвѣшиванію.
Такіе предметы бываютъ. Когда художникъ воспроизводитъ образы, видѣнные имъ въ слишкомъ далекой перспективѣ, то его картина не будетъ ясною; туманъ, покрывающій отдаленные предметы, будетъ лежать и на ней. Въ такую картину какъ ни вглядывайся, не разсмотришь движущихся по ней едва примѣтныхъ фигуръ, не назовешь ихъ по имени, тѣмъ болѣе не опредѣлишь ихъ характера и свойствъ. Такихъ художественныхъ и литературныхъ загадокъ много осталось отъ древняго міра; образъ сфинкса принадлежитъ всѣмъ древнимъ народамъ востока, не исключая и евреевъ. И священная библейская литература не чужда такихъ таинственныхъ изображеній, по отношенію къ которымъ безсильно всякое спеціальное изсдѣдованіе. Уловить и понять въ подробности такія картины, какъ напр., видѣнныя Іезекіилемъ на рѣкѣ Ховарь или Іоанномъ Богословомъ на островѣ Патмосѣ, наука не имѣетъ средствъ, потому что сами авторы этихъ картинъ видѣли ихъ въ слишкомъ далекой перспективѣ и не ясно. Не принадлежитъ ли къ такого рода произведеніямъ и книга Пѣснь Пѣсней? Если принадлежитъ, тогда нѣтъ ничего удивительнаго въ испытываемыхъ критикою затрудненіяхъ понять ее; тогда напротивъ было бы удивительнымъ, если бы кому либо удалось раскрыть всю тайну происхожденія и значенія этой книги. Въ такихъ случаяхъ, по выраженію древнихъ раввиновъ, нужно возложить надежду только на пророка Илію, который, предъ пришествіемъ Мессіи, займется разъясненіемъ того, что осталось для народа непонятнымъ въ области св. Писанія.
Но не такъ смотритъ на книгу Пѣснь Пѣсней сама новая критика, смѣло становящаяся въ роль пророка Иліи и не только объясняющая quasi дѣйствительный смыслъ этой книги, но и доводящая свое объясненіе различными способами до мельчайшихъ подробностей. Уже тотъ фактъ, что изслѣдованія о Пѣсни Пѣсней въ новѣйшее время сильно размножаются, достаточно свидѣтельствуетъ, что изслѣдователи не видятъ ничего недоступнаго для себя въ самомь характерѣ книги. Если же, не смотря на это, ихъ изслѣдованія оказываются недостаточными, то виною этого могуть быть только они и несовершенныя средства ихъ критики. Чтобы провѣрить это невольное самообвиненіе критики, мы предприняли сдѣлать подробный анализъ всего матеріала, нагроможденнаго критиками въ интересахъ разумѣнія нашей книги. Если окажется, что критикою было сдѣлано все возможное, что она не опустила ничего могущаго способствовать разъясненію книги, что въ своихъ выводахъ она была всегда и вездѣ безпристрастна; тогда остается только обличить самозванство критики въ роли пророка Иліи и неосновательность ея самонадѣянныхъ стремленій совладать съ непосильнымъ предметомъ. Въ противномъ случаѣ нужно указать новый возможный путь для рѣшенія задачи и производить новые опыты. Насколько мы можемъ обозрѣть теперь, съ начальнаго пункта своего изслѣдованія, все поле критики по вопросу о книгѣ Пѣснь Пѣсней, наше изслѣдованіе будетъ имѣть въ свою очередь отрицательный характеръ. Всѣ, даже самыя серіозныя на видъ и глубокія изъ существующихъ гипотезъ о книгѣ Пѣснь Пѣсней, при ближайшемъ разсмотрѣніи, оказываются совершенно неосновательными и невозможными и, по нашему мнѣнію, должны быть отброшены. Что новое мы предполагаемъ создать на ихъ основаніи, было бы преждевременно указывать теперь, пока еще не представленъ весь продолжительный и сложный процессъ, которымъ мы пришли къ своимъ положительнымъ взглядамъ на Пѣснь Пѣсней. А этотъ процессъ раскроется въ анализѣ существующихъ взглядовъ на нашу книгу.
При такой своей задачѣ и имѣя въ виду, что въ книгѣ Пѣснь Пѣсней не осталось ни одной строчки, которая не была бы предметомъ раздора между критиками и что потому изслѣдованіе о ней должно быть необходимо и въ широкой степени антикритическимъ, мы не можемъ принять установившагося въ руководствахъ порядка введеній въ библейскія книги, разверстывающаго научный матеріалъ по указаннымъ Аристотелевою метафизикою (1, 3) параграфамъ: causa materialis (содержаніе книги), causa formalis (внѣшній видъ и форма ея), causa efficiens (среда произведшая книгу: время, мѣсто и авторъ) и causa finalis (задача и цѣль книги). Такой порядокъ не пригоденъ для оцѣнки существующихъ взглядовъ, потому что представляетъ ихъ не въ цѣльномъ видѣ, а въ раздробленномъ и, слѣдовательно, ослабленномъ. Очень часто отдѣльное положеніе, напр., о мѣстѣ написанія извѣстной книги, само по себѣ взятое, будетъ представляться совершенно бездоказательнымъ; но стоитъ только поставить его рядомъ съ другими положеніями: о времени написанія, объ авторѣ и проч., и оно получаетъ силу. Кромѣ того, слѣдуя принятому порядку введеній въ св. книги, мы должны были бы дать отдѣльнымъ параграфамъ весьма несоразмѣрные объемы. Такъ какъ главное вниманіе изслѣдователей сосредоточено на уразумѣніи содержанія Пѣсни Пѣсней, то глава о causa materialis получила бы здѣсь огромный объемъ, между тѣмъ какъ о другихъ пунктахъ, напр., о causa finalis, осталось бы сказать весьма немного. Въ замѣнъ этого Аристотелевскаго порядка, гораздо лучше держаться порядка дѣятелей, трудившихся надъ разъясненіемъ Пѣсни Пѣсней, или еще лучше порядка тѣхъ направленій во взглядахъ на эту книгу, которыя образовались въ новѣйшее время. Такъ какъ спорные вопросы новѣйшей критики разбиты на отдѣльные лагери, такъ что такія или другія рѣшенія вопроса, не только въ общихъ, но и въ частнѣйшихъ пунктахъ, слились съ именами отдѣльныхъ изслѣдователей, то изъ разсмотрѣнія каждаго отдѣльнаго лагеря естественно получится у насъ самостоятельная глава изслѣдованія. Само собою разумѣется, мы будемъ имѣть дѣло только cъ выдающимися изслѣдователями, спеціалистами въ области библейской критики и будемъ обходить диллетантовъ, которые въ новѣйшее время брались за разъясненіе книги Пѣснь Пѣсней и которымъ имя легіонъ.
Но начать прямо съ разсмотрѣнія новыхъ изслѣдованій не значитъ быть въ благопріятномъ положеніи для рѣшенія вопроса, такъ какъ, что ни говорятъ критики, книгу Пѣснь Пѣсней нельзя поставить предъ собою какъ только что открытый древній памятникъ, то есть установить полный и правильный взглядъ на нее помощію своихъ личныхъ соображеній. Кромѣ новѣйшей исторіи, Пѣснь Пѣсней имѣеть еще свою древнюю исторію, въ которой рѣшены ясно и просто, путемъ преданія, почти всѣ вопросы, надъ которыми трудится новѣйшая критика. Мало того, самыя направленіи во взглядахъ новѣйшей критики, за немногими исключеніями, имѣютъ своихъ представителей въ древней исторіи, которая такимъ образомъ получаетъ для насъ двойной интересъ. Если новѣйшая критика большею частію враждебно относится къ древней исторіи и ея свидѣтельствамъ о книгѣ Пѣснь Пѣсней, такъ или иначе отнимая у нихъ характеръ достовѣрности; то мы должны возстановить ихъ истинное достоинство. Вотъ существенные вопросы, на которые, въ видахъ предваритедьнаго разъясненія предмета, намъ необходимо слышать отвѣтъ древней исторіи: 1) считалась ли Пѣснь Пѣсней изначала каноническою или она вошла въ канонъ позже и при какихъ обстоятельствахъ? 2) какой изь существующихъ текстовъ Пѣсни Пѣсней былъ первотекстомъ или ближайшимъ къ первотексту? 3) какъ понимали и объясняли Пѣснь Пѣсней въ періодъ древней ея исторіи представители синагоги и христіанской церкви?
