Глава 7

Псалом Давиду, егоже воспет Господеви о словесех хусиевых, сына иемениина.

Какой предмет этого псалма? Псалом Давиду, его же воспет Господеви. Другой переводчик (Акила) говорит: псалом о неведении Давиду (ψαλμός ύπερ άγνοίας τω). Третий (Симах): неве­дение Давиду (άγνόημ τω Δαυίδ), и вместо Хусия читает: Ефиоп­лянина (Акила). Но сказанное и теперь еще неясно, потому что вы не знаете истории. А так как мы должны не обличать только, но и учить, то необходимо рассказать самое событие. Итак, нужно, прежде всего, сказать, кто был этот Хусий, сын Иемениин, и какие были слова его, за которые Давид воспел Богу этот псалом? У Давида быль сын, Авессалом, юноша непокорный и раз­вратный. Он восстал некогда против отца и, изгнав его из царства, из дома и отечества, сам вместо него овладел всем; не постыдился ни природы, ни воспитания, ни возраста, на предшествовавших событий, но был так жесток и непо­корен, уподобляясь более зверю, нежели человеку, что, рас­торгнув все эти препятствия, попрал сами законы природы в наполнил все смятением и ужасом. Да, тогда все было на­рушено: законы природы, стыд пред людьми, благоговение пред Богом, человеколюбие, милосердие, благодарность за вос­питание, уважение к старости. Если он не хотел уважать Да­вида, как отца, то должен был бы уважить его, как старца; если не уважал седины, то должен был бы постыдиться его, как благодетеля; если и не за это, то должен был бы посты­диться его, как не сделавшего ему никакой обиды; но страсть властолюбия изгнала из него всякий стыд и из человека сделала зверем. И, тогда как блаженный Давид, родивший и воспитавший его, скитался в пустыне, по чужой земле, как изгнанник, беглец и переселенец, испытывая все происхо­дящие отсюда бедствия, он наслаждался благами отца. Когда дела находились в таком положении, когда и войска были на стороне Авессалома, в города покорились этому тирану, некто Хусий, человек честный, друг Давида, остался верным своей дружбе к нему, не смотря на перемену обстоятельств и, уви­дев его скитающимся в пустыне, разодрал свою одежду, по­сыпал голову свою пеплом, и плакал горько и искренно; и так как не мог сделать ничего другого, то предлагал ему утешение своими слезами. Он был друг не обстоятельств и власти, а друг добродетели; потому и при перемене власти он не изменил дружбе. Давид, видя такое участие его, сказал ему: правда, все это показывает в тебе друга, искренно расположенного к нам, но это нисколько не поможете нам, а нужно посоветоваться и рассудить, как бы окончить постигшие нас бедствия и найти какой-нибудь способ – избавиться из несчастных обстоятельств. Сказав это, он дает Хусию такой, совет: поди к моему сыну, прими на себя вид его друга и сообщи мне его намерения, а совет Ахитофела сделай тщет­ным. Этот Ахитофел тогда управлял тираном, был све­дущ в воинском деле и искусен на войне и в сраже­ниях, – почему Давид и боялся его больше, нежели самого ти­рана: так он был искусен! Выслушав это, Хусий повиновался; он не подумал ничего малодушного, или недостойного мужа, и не сказал: что, если я буду схвачен? Что, если бу­дет открыто мое притворство? Что, если будет обличено мое лицемерие? Ахитофел искусен; может быть, он откроет и это, изобличит меня, и я погибну тщетно и напрасно. Ничего такого он не подумал и отправился в лагерь тирана, возло­жив во всем надежду на Бога и подвергнув себя опасно­стям. Все это сказано мною не для того только, чтобы восхва­лить Давида, но чтобы показать и бедствия, которые потерпел он, и другое полезное, что можно извлечь из этой истории. Так, многие часто спрашивают: почему праведные бедствуют, а порочные наслаждаются спокойствием? Здесь можно найти от­вет. Праведник был в несчастном положении, а злодей, отцегонитель, враг и противник самой природы – в счастье и царских чертогах. Но ни этот отсюда не получил никакой пользы, ни тот – святой не потерпел вреда; напротив, этот подвергся большим скорбям, а тот просиял еще светлее, сделавшись от скорби более чистым, как золото в горниле. Отсюда научись, во-первых, не смущаться при подоб­ных бедствиях, если ты видишь, что они случаются и с пра­ведниками; во вторых, не изменяться, смотря по обстоятель­ствам, но помнить законы дружбы; в третьих, решаться и на опасности для добродетели; в четвертых, и среди несчастий сохранять надежду, ожидая помощи от Бога. Так и Хусий тогда не смотрел ни на войско, ни на страх пред тираном, ни на множество коней, ни на ряды воинов, ни на покорение городов, ни на пустыню, одиночество и слабость Давида; но видел только одно – неодолимую помощь Божию и Его благоволение, и, сообразно с этим рассуждая о той и другой стороне, нашел одну слабою, а другую сильною. Один поступал не­справедливо, а другой сохранял справедливость; поэтому он, став не туда, где много людей, но где помощь добродетели, таким образом, удостоился благоволения Божия. Говорю это для того, чтобы и мы с праведными, хотя бы они были слабы, имели общение, а неправедных, хотя бы они были сильны, удалялись, – потому что порок, хотя бы он имел на своей стороне всю вселенную, слабее всего, а добродетель, хотя бы она оставалась одинокою, сильнее всего, – имея на своей стороне Бога. В самом деле, кто может спасти того, против кого действует Бог? Кто может погубить того, кому помогает Бог? Все это пони­мая, и не теряя надежды, Хусий пошел туда, куда был послан, и, пришедши и увидев приближающегося тирана, подошел к нему. Этот, внезапно увидев его и, будучи ослеплен власто­любием, не стал тщательно испытывать его, но, насмехаясь и уко­ряя, сказал: «отчего ты не пошел с другом твоим?» (2Цар.16:17), не назвав даже имени последнего по ненависти и великой вражде. Хусий, нисколько не смутившись и не испугавшись, отвечал: когда Бог был с ним, тогда я был на его стороне, а так как теперь Он с тобою, то следует служить тебе. Это возбудило гордость тирана, и в надменности, не исследовав ничего тщательно, – потому что человек легкомысленный верит всякому слову, как и случилось с ним, – и, предавшись врагам, он немед­ленно ставит его между своими приближенными, причисляет к первым своим друзьям. Все это устроил Бог, присут­ствуя и управляя событиями. Потом, когда было совещание ка­сательно войны и когда другие предлагали различные мнения о том, следует ли тотчас же напасть, или немного помедлив, Ахитофел, искусный в советах, приступив и изложив свое мнение, предложил такой совет: теперь же нападем на отца твоего, утружденного и смущенного; если мы не дадим ему ни­сколько отдохнуть, то возьмем его; если теперь нападем на него, неприготовленного, то это не составит для нас никакого труда (2Цар.17:2). Выслушав это, тиран приглашает Хусия, лицемерно перешедшего на его сторону, и делает его участни­ком в совещании, – хотя, по здравому смыслу человеческому, не следовало человеку лишь только явившемуся оказывать та­кую честь и удостаивать его такого доверия, чтобы советоваться с ним в столь важных делах, но, как я сказал прежде, когда Бог устрояет, тогда и трудное становится легким, – при­зывает Хусия, предоставляет ему право голоса и предлагает сказать свое мнение о предмете совещания. Что же Хусий? Ни­когда, говорит он, не ошибался Ахитофел. Видишь ли мудрость этого мужа? Он не вдруг отвергает мнение Ахитофела, но после похвалы ему. Выразив сначала удивление ему, как подававшему в прежние времена благоразумные советы, потом уже и осуждает настоящий его совет. Он говорит следующее: удивляюсь, как теперь ошибся Ахитофел, потому что совет его, по моему мнению, неполезен; если мы нападем теперь, то отец твой, как раздраженный медведь, полный гнева, отчаяв­шись в своей жизни и сражаясь с полным негодованием, не будет думать о собственном спасении и устремится на нас с великой силою; если же мы немного помедлим, то нападем с большей готовностью и с большей безопасностью, и без всякого труда, легко, как бы поймав в сети, возьмем его. Авесса­лом одобряет это мнение и говорит, что оно более полезно для него. Между тем Хусий говорил это, желая дать Давиду время приготовиться, ободриться и собрать войско. Опровергнув, таким образом, мнение Ахитофела, он тайно послал некото­рых людей к Давиду и уведомил его, что тиран одобрил его мнение, доставляющее Давиду победу. Так действительно и случилось: Давид, воспользовавшись временем и приготовив­шись, сам напал и одержал победу. Ахитофел, по своему благоразумию и опытности, поняв это и заключив отсюда о по­следствиях, т.е. что такой совет будет гибелен для Авес­салома, и, не перенесши оскорбления, отправился домой и, взяв петлю, удавился, и таким образом, покончил жизнь свою. Узнав все это, Давид пишет настоящий псалом, воз­нося в нем благодарственные песнопения Богу и весь успех в борьбе возлагая на Него.

Ст. 2-3 Господи Боже мой, на тя уповах, спаси мя от всех гонящих мя и избави мя: да не когда похитит яко лев душу мою, не сущу избавляющу, ниже спасающу.

Узнав все это, Давид пишет настоящий псалом, воз­нося в нем благодарственные песнопения Богу и весь успех в борьбе возлагая на Него. Поэтому и в начале говорит так: «Господи, Боже мой! на Тебя я уповаю», не на Хусия и не на человеческую мудрость, не на его благоразумие и не на свой ум, но «на Тебя». Так будем поступать и мы, и если какое-нибудь доброе дело будет сделано нам людьми, будем благодарить за это Бога, хотя бы благодеяния были оказаны нам чрез нас самих, или чрез других людей. Если мы станем поступать таким образом, то не будет для нас ничего тяж­кого, ничего трудного. Так точно поступает и Давид, и как бы так говорит: не на слова Хусия я возлагаю надежду спасения, но на Твое содействие. И смотри, с каким душевным распо­ложением он говорит теперь, равно как и всегда. Он не сказал: Господи Боже, но: «Господи, Боже мой», как и в другом месте говорит: «Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я» (Пс 62:1). Он обращался с просьбою к Богу, и подобно всем другим, и особенно – по преизбытку любви к Нему. Так поступает и Бог в отношении к праведным: будучи общим Богом всех, он называет себя особенно Богом праведных: «Я Бог отца твоего, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова» (Исх 3:6). И посмотри на любомудрие пророка; сказав: «Господи, Боже мой! на Тебя я уповаю», он не прибавил: накажи противника моего, погуби врага моего, но что? Просит только о себе и говорит: «спаси меня от всех гонителей моих и избавь меня». Заметь, как он и среди страданий не называет по имени отце­гонителя, уважая природу и в несчастье, видя в нем сына и во время борьбы, не забывая родительских чувств и в опасностях. Так он был чадолюбив и человеколюбив, или – лучше – так был любомудр! Не столько необходимость природы сделала его таким, сколько кротость души, и все дело он приписывал больше войску, нежели тирану; и потому говорит: «спаси меня от всех гонителей моих и избавь меня». Видишь ли, как незлобно он упоминает и об них? Не сказал: спаси меня от воюющих против меня, от расхищающих мою собственность от пресыщающихся моими царскими сокровищами, но: «гонителей моих да не исторгнет он, подобно льву, души моей, терзая, когда нет избавляющего [и спасающего]«. Впрочем он и войско собрал, и мно­гих имел на своей стороне; почему же он говорит: «когда нет избавляющего [и спасающего]«? Потому, что и содействие целой все­ленной он считал ни за что, если бы не получал помощи свыше, равно как при этой помощи не считал себя одиноким, хотя бы оставлен был всеми. Вот почему он и говорил: «не спасется царь множеством воинства; исполина не защитит великая сила» (Пс 32:16). Некоторые, принимая эти слова в переносном смысле, говорят, что «лев» и «гонящие» означают диа­вола и злых духов. Пророк, видя, что сын увлечен диаво­лом и находится в его власти, просит, чтобы не случилось того же и с ним самим, и указывает причину, почему сын подвергся этому. Какая же это причина? Нечестием, говорит, он отвратил от себя помощь Божию; поэтому и прибавляет: «нет избавляющего [и спасающего]«. А что львом в Писании называется диавол, о том, послушай, как оно говорит: «противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1Петр.5:8). И сам пророк в другом месте говорит: «попирать будешь льва и дракона» (Пс 90:13). Этот зверь принимает различные виды; но, если мы будем бодрствовать, то и лев и змий будет ничтожнее всякого праха, и никогда прямо не напа­дет на нас, а если и нападет, то будет попран, потому что вы будете, сказал Господь, «наступать на змей и скорпионов» (Лк 10:19). Он ходит, как лев, с великой яростью, но если нападет на имеющих Христа, и крест на челе, и огонь Духа, и светильник никогда не угасающий, то не в состоянии будет даже взглянуть на них, но, обратившись назад, убежит и не посмеет возвратиться. А дабы тебе убедиться, что сказанное мною – не пустословие, посмотри на Павла. Он также был человек, и, однако, этот лев так боялся его, что бегал от одежд и тени его. И неудивительно; он не мог выносить благоухания Христова, исходившего и распространяв­шегося от Павла, не мог взирать на светильник добродетели.

Да не когда похитит яко лев душу мою, не сущу избавляющу, ниже спасающу.

См. Толкование на (Пс 7:2)

Господи, Боже мой! если я что сделал, если есть неправда в руках моих.

Всегда нужно помнить, что должно не просто только молиться, но молиться так, чтобы быть услышанным. Молитва не­достаточна для получения желаемого, если мы не будем воссылать ее так, как угодно Богу. И фарисей молился, но не по­лучил пользы; и иудеи также молились, но Бог отвращался от молений их, потому что они молились не так, как должно молиться. Поэтому нам заповедано молиться такою молитвою, которая могла бы быть вполне услышана. Это пророк выразил и в предыдущем псалме, где не только просил быть услы­шанным, но вместе с тем сделал все должное и со своей стороны. Что же такое? Именно: «каждую ночь омываю ложе мое, слезами моими омочаю постель мою»; еще: «утомлен я воздыханиями моими»; еще: «удалитесь от меня все, делающие беззаконие»; и еще «иссохло от печали око мое» (Пс 6:6).

Все это, именно: рыдания, слезы, воздыхания, удаление от людей порочных, страх и опасение суда Божия, достаточны для того, чтобы быть услышанным от Бога. И в другом месте пророк сказал: «услышь меня, Боже правды моей! В тесноте Ты давал мне простор» (Пс 4:2). Чтобы быть услышанным от Бога, это зависит от следующих условий: во-первых, если мы до­стойны получить просимое; во-вторых, если мы молимся со­гласно с законами Божиими; в-третьих, если молимся непре­станно; в-четвертых, если не просим ничего житейского; в-пятых, если просим полезного; в-шестых, если исполняем должное и со своей стороны. Таким образом, многие были услы­шаны: Корнилий был услышан за жизнь (Деян 10:4), сирофи­никиянка – за постоянство в молитве (Мк 7:26), Соломон – за предмет прошения: «за то, что ты», сказано было ему, «не просил себе богатства, не просил себе душ врагов твоих» (3Цар.3:11), мытарь – за смирение (Лк 18:14), другие – за другое. Как от этого за­висит – быть услышанным, так быть не услышанным – зави­сит от противного тому, хотя бы молящиеся были праведники. Кто был праведнее Павла? Но когда он просил бесполезного, то не был услышан: «о том», говорит он, «трижды молил я Господа, но Господь сказал мне: «довольно для тебя благодати Моей» (2Кор 12:8). Кто также праведнее Моисея? Но и он не был услышан, и ему Господь сказал: «полно тебе» (Втор 3:26); он про­сил о том, чтобы ему войти в землю обетованную, но это было бесполезно, потому Бог и не попустил ему. Кроме того, мы бываем не услышаны еще и по другой причине, именно – когда молясь не оставляем грехов своих. На это указал Бог, когда сказал об иудеях Иеремии: «не возноси за них молитвы и прошения. Не видишь ли, что они делают» (Иер 7:16)? Они, говорит, не отстают от нечестия, а ты просишь за них? Но я не услышу тебя. Также, когда мы просим чего-нибудь против врагов, тогда не только не бываем услышаны, но еще оскорбляем Бога. Молитва есть врачество; и если мы не знаем, как должно при­ложить это врачество, то не получаем от него никакой пользы. Но посмотрим, что говорит пророк в словах молитвы: «Господи, Боже мой! если я что сделал». Что значит: «если я что сделал»?

Я страдаю, говорит; но разве я восставал против отца, разве я сделал такое беззаконие? И здесь опять он не ре­шается назвать по имени беззаконника, но сетует и стыдится за сына. Как благородный человек, если увидел бы жену свою прелюбодействующею, не решился бы назвать греха ее по имени, так точно поступает и он; не говорит: разве я вос­ставал против родителя, разве я был отцегонителем, но: «если я что сделал». Что я, говорит, упоминаю об этом? Что за добродетель – не быть отцегонителем, чего никто не увидит и между дикими зверями? «Если есть неправда в руках моих». Не го­ворю о той неправде; но и никакой другой неправды не найдется в руках моих. Он говорит это не по гордости, но, будучи вынужден указать на добрые дела свои. Впрочем, сказанное еще не так важно, как то, что следует далее. Что же такое?

Аще воздах воздающым ми зла, да отпаду убо от враг моих тощь

«Если я платил злом», говорит. Слушайте вни­мательно. Сказанное в этих словах – немаловажно. Хорошо – не обижать; но гораздо лучше и достойнее любомудрой души – не мстить за обиды. Хотя закон дозволял это, повелевая исторгать око за око, и зуб за зуб (Втор 19:21), хотя мще­ние не было нарушением закона, но он был так любомудр, что не только не нарушал закона, но во многом превосходил закон и восходил выше пределов его, так как он не счи­тал достаточным для добродетели не переступать пределов заповедей. Как апостол Павел, позволяя от благовестия жить, сам не жил, но проповедовал евангелие безмездно (1Кор 9:14), так и блаженный Давид, не смотря на то, что закон дозволял мстить за обиды, не оставался в этих пре­делах, но превосходил их. От нас же требуется – не только не мстить врагам, но и благодетельствовать им: «молитесь за обижающих вас», «благотворите», сказал Господь, «ненавидящим вас» (Мф 5:44). Для Давида немаловажно было – не мстить, но гораздо выше заповеди закона; поэтому он и гово­рит: «если я что сделал, если есть неправда в руках моих, если я платил злом тому, кто был со мною в мире». В отношении к сыну, конечно, препят­ствовала этому сама природа; но оскорблял ли я, говорит, кого-нибудь, или мстил ли другим? Какое же прощение, какое оправ­дание можем иметь мы, которые после пришествия Христова не достигаем меры живших в ветхом завете, тогда как от нас требуется это с большим избытком? «Если», сказал Господь, «праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное» (Мф 5:20). Как живший под законом и де­лавший добро неравен жившему до закона и делавшему тоже, так и живущий под благодатью неравен жившему под зако­ном, но и по времени есть между ними великое различие. Па­вел, объясняя это в отношении к пороку и в отношении к добродетели, смотри, как много удивляется одним и как счи­тает достойными других большего наказания: «ибо когда язычники», го­ворит он, «не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон» (Рим 2:14).

Видишь ли, как он хвалит и прославляет делавших добро без закона? Посмотри же, как он считает достойными большего наказания согрешающих под благодатью в сравнении с грешившими под законом: «отвергшийся закона Моисеева», говорит он, «при двух или трех свидетелях, без милосердия наказывается смертью, то сколь тягчайшему, думаете, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь завета, которою освящен, и Духа благодати оскорбляет?» (Евр 10:28) А грешивших прежде закона считает он достойными меньшего наказания в сравнении с грешившими под законом: «те», говорит, «которые, не имея закона, согрешили, вне закона и погибнут», т.е. бу­дут наказаны легче, не имея своим обвинителем закона, а одну только природу, «а те, которые под законом согрешили, по закону осудятся», т.е. будут наказаны тяжелее, имея своим обвини­телем, кроме природы, и закон (Рим 2:11).

Да поженет убо враг душу мою, и да постигнет, и поперет в землю живот мой, и славу мою в персть вселит.

«Я, который спасал даже того, кто без причины стал моим врагом, – то пусть враг преследует душу мою и настигнет, пусть втопчет в землю жизнь мою, и славу мою повергнет в прах». Видишь ли дерзновение праведника и чистей­шую совесть его? Если бы он не был совершенно уверен в себе, он не обрекал бы себя на такие бедствия.

Смысл слов его следующий: если я обижал, если я мстил, то пусть случится со мною то и то. Он сам на себя произно­сит приговор и просит судить его и наказать не по мере, но гораздо больше заслуженного, обрекает себя на наказание, какого и закон не назначал ему. Посмотри, каково это наказание: «то пусть враг преследует душу мою и настигнет, пусть втопчет в землю жизнь мою, и славу мою повергнет в прах» т.е. пусть погубит меня с бес­славием и бесчестием, пусть истребит вместе с жизнью моею и славу мою. Что значит: «славу мою повергнет в прах»? Это значит: пусть унизит, пусть попирает ногами, пусть я сде­лаюсь добычей врагов. Кто может быть нечестивее Авесса­лома, бесстыдного и необузданного оскорбителя, который пресле­довал отца своего, притом такого отца, такого кроткого и сми­ренного? Что же? Воздавал ли Давид злом – делавшим ему зло? Помнил он зло? Никогда. Если рассмотришь историю Саула, то такой ответ сделается для тебя совершенно ясным. В са­мом деле, того, который после тысячи благодеяний, трофеев, побед делал ему зло, строил против него козни, каждый день старался умертвить его, он, захватив в свои руки один, два и много раз спящим, как бы заключенным в темнице и не имевшим с собою стражи, пощадил, хотя многие сове­товали поразить и умертвить его, удержал свой гнев, хотя знал, что, оставляя ему возможность избежать смерти, он со­хранит себе неприятеля и непримиримого врага. Но ни воспоминание прошедшего, ни страх будущего, и ничто другое подоб­ное не побудило его решиться на убийство. Он руководился лю­бомудрием, удерживал свою руку, обуздывал свой гнев и предпочитал лучше подвергаться опасностям и козням, ли­шиться отечества и свободы, чем поразить и умертвить врага, который враждовал против него напрасно и без причины, который после бесчисленных благодеяний угрожал ему смертью. И из многого другого можно видеть любомудрую его душу. По­тому-то он и обрекал себя на многие и тяжкие бедствия, как то: остаться без успеха, быть побежденным врагами с великой для себя опасностью, подвергнуться бесславной смерти, и притом – что ужаснее самой смерти – испытать это от врагов; потому он и употреблял все меры, чтобы после смерти оставить о себе добрую память. Между тем, смотри, на какие бедствия он обре­кает себя: трудиться без пользы, предоставить победу над собою врагам, умереть, и притом не обыкновенною смертью, но так, чтобы и память о нем истребилась, – смертью бесслав­ною. Конечно, он не обрекал бы себя на все это, если бы по совести не был совершенно уверен в себе. Если же он имел врагов, то это – не его вина; он сам не подавал к тому по­водов. Какой подал он повод ко вражде сыну? Какой – Саулу? Когда сын сделал достойное наказания, он не возвратил ли и не принял ли его, подвергнув временному вразумле­нию? А Саула, угрожавшего ему смертью, он не спас ли, имея его неоднократно в руках своих ((Ин 15:25). И апостолы имели врагов – лжеапостолов, и пророки – лжепророков. Не о том должно заботиться, чтобы не иметь врагов, но чтобы не иметь их справедливо, или по своей вине чтобы нам, хотя бы мы тысячекратно были ненавидимы, самим не ненавидеть и не отвращаться от других, потому что в этом и состоит вражда – в ненависти и отвращении. Когда я бываю ненавидим, а сам не ненавижу, тогда другой имеет меня врагом. а не я его. Если я молюсь за него, если желаю благодетельствовать ему, то как я могу считать его врагом? Вот почему и Павел говорит: «если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми» (Рим 12:18).

Воскресени, Господи, гневом твоим, вознесися в концах враг твоих, и востани, Господи Боже мой, повелением, имже заповедал еси.

«Восстань, Господи, во гневе Твоем; подвигнись против неистовства врагов моих». Пророк говорит так, выражая, что Бог восстает и не во гневе; например, когда он говорит: «Восстань, Господи! спаси меня, Боже мой!» (Пс 3:8). Когда ты слышишь: «восстань», то не разумей ничего телесного. Как сидение в отношении к Богу не означает ничего телес­ного, так и это. «Господь», говорит Псалмопевец, «будет восседать царем вовек» (Пс 28:10). Что же именно означается здесь сидением? Твердость, неподвижность, неизменность естества, постоянство, как выразил он и самим противоположением, потому что, сказав: «Ты, Господи, высок во веки», он присовокупил: «чтобы исчезнуть на веки» (Пс 91:8). Как сидение у Бога не есть телесное, так и восстание: первым означается постоянство, а послед­ним сила наказующая и сокрушающая. Впрочем, оно иногда означает еще судебную власть; например, когда он говорит: «Ты воссел на престоле, Судия праведный» (Пс 9:5), и Даниил: «поставлены были престолы, и воссел Ветхий днями» (Дан 7:9). Означает еще цар­скую власть; например, когда он говорит: «престол Твой, Боже, вовек; жезл правоты – жезл царства Твоего» (Пс 44:7). Поэтому и выражение: «седи одесную Меня» (Пс 109:1) означает равенство чести. Что значит: «во гневе Твоем»? И это также должно разуметь богоприлично. Гнев Божий не есть страсть, но означает наказание и мучение. «Подвигнись против неистовства врагов моих». Другой переводчик (Феодотион) говорит: во гневе на (έν θυμο έπί) врагов твоих; третий (Симмах): в ярости огорчающих меня (έν νολψ τών θλιβόντων με) ; четвертый (Акила): в негодовании связующих (έν άνυπερΰεσίαις έγδεσύγτωγ); в еврейском: в концах (вевароф). Смотри, как и здесь пророк не мстит за себя самого, а говорит о славе Божией. Не сказал просто: накажи врагов моих, или врагов твоих, но: «восстань». Но как может вознестись Высокий? Тот, который всегда есть Высочайший? Высота естества Его не умень­шается и не увеличивается; Он совершен и вседоволен и всегда пребывает одним и тем же. Как же и каким образом Он возносится? Он возносится в душах многих. Например, Он часто долго терпит; а враги не понимают Его долготер­пения, считают это унижением и бессилием, так что Он унижается не на самом деле, а в душах их.

Как солнце кажется несветлым для больных глазами, так точно Бог представляется малым и бессильным в умах таких людей. Но как солнце только кажется таким по бо­лезни страждущих, а на самом деле не темно, так и Бог, хотя представляется бессильным по безумию таких людей, но на самом деле не бессилен. Что же говорит праведник? Вознесись и пред врагами нашими, отмсти и покажи силу Свою, чтобы считающие Тебя малым увидели славу Твою из того, что потерпят они. Видишь, как он имеет в виду не себя, а Бога. Под словами: «подвигнись против неистовства врагов» одни разумеют: на главах; другие: пусть никто из врагов не избегнет. Велика доброде­тель праведника, если у него с Богом одни и те же враги и одни и те же друзья; равно как велика злоба того, кто имеет друзей Божиих своими врагами и врагов Его своими друзьями. Как о Боге говорится, что Он имеет врагов, не потому, чтобы Он ненавидел их или отвращался от них, а потому, что Он не терпит злых дел их, так и праведник имеет врагов, не желая мстить им, но отвращаясь злобы их.

«Пробудись для меня на суд, который Ты заповедал». Другой переводчик, упоминаемый у Оригена в Экзаплах говорит: судом (χρίματι).

И сонм людий обыдет тя: и о том на высоту обратися

«Сонм людей станет вокруг Тебя». Другой (Симмах): да обыдет (χυχλώσατω) тя. «Над ним поднимись на высоту». Другой переводчик (Феодотион) говорить: и над (έπάγω) тем на высоту обратися. Третий, Акила: и на (έπί) тот на высоту обратися ; в еврейском: о том (уалеа). Что значит: «который Ты заповедал»? Так, говорит, чтобы оказать помощь оби­жаемым и не оставить без внимания подвергающихся козням. То, что Ты заповедал нам, Сам покажи нам делами. Дру­гие разумеют здесь и нечто другое, именно то, что пророк обещает противиться врагам Его. «Сонм людей станет вокруг Тебя». И здесь не представляй ничего человеческого; хотя выражения таковы, но мысли – достойны Бога. Что же значит: «вокруг Тебя»? Иначе сказать: будет петь Тебе, будет воспевать Тебя, будет воссылать Тебе великую хвалу. Так как евреи совершали это хорами, становясь кругом в храме и святилище, и таким образом возносили благодарственные песнопения, то он и вы­ражает хвалу образом их стояния. А смысл слов его сле­дующий: отмсти, помоги; это и пред врагами возвысит Тебя, и народ твой будет воссылать Тебе великие хвалы. Смотри, как он имеет в виду не себя, а Бога. Везде он выражает же­лание, чтобы Бог был прославляем и врагами и своими.

«Над ним поднимись на высоту». Над кем – над ними? Сонмом. Для него, го­ворит, взойди на высоту; возвысь нас, возвеличь нас, со­верши дела высокие, сделай этот сонм славным и знаме­нитым, возврати ему прежнее благосостояние. Посмотри, как он везде с молитвами соединяет и наставление. Сказав выше: «когда я взываю, услышь меня и помилуй меня», он переменяет речь на увещание и говорит: «сыны мужей! доколе будете любить суету и искать лжи» (Пс 4:2)?

Господь судит людем: суди ми, Господи, по правде моей и по незлобе моей на мя.

И здесь, сказав: «над ним поднимись на высоту», продолжает: «Господь судит народы». Другой переводчик (неизвестный переводчик, см. Ориг. Экз.) говорит: Го­сподь будет судить (διχάσει).

Людей, думающих, что все суще­ствует без причины и случайно, он научает, что над делами нашими есть Промысл, требующий отчета в совершае­мом. А суд он разумеет здесь как будущий, так и на­стоящий. Там будет суд всеобщий и открытый, а здесь Бог требует отчета частным образом, пробуждая беспечных и располагая неверующих к мысли о Промысле над всем.

«Суди меня, Господи, по правде моей». Другой переводчик (Акила) говорит: по праведности моей (τό δίχαιογ) моей. «И по непорочности моей во мне. Да прекратится злоба нечестивых». Другой переводчик (Акила) го­ворит: да исполнится озлобление на нечестивых (άπαρτισΰήτω χαχώσις χατά τών άσεβώγ). «А праведника подкрепи». Другой (Акила): и утвердиши (εδράσεις) праведного. Но как он, говоря в другом месте: «и не входи в суд с рабом Твоим» (Пс 142:2), здесь говорит: «суди меня, Господи, по правде моей»? Там говорит он об одном, а здесь – о другом. Там, говоря: «не входи в суд с рабом Твоим», он выражает: не входи в суд Ты со мною, не исследуй жизни моей сравнительно с благодеяниями, оказанными Тобою, – почему и присовокупляет: «потому что не оправдается пред Тобой ни один из живущих», т.е. если будет судиться с Тобою. А здесь он не то гово­рит. Он хочет быть судимым не по Богу, а сам по себе; поэтому и говорит: «по правде моей», т.е. по моей праведности. Праведностью здесь он называет то, что он не простирал ни на что рук неправедно; это он выразил выше в словах: «если я что сделал», и следующих. Тоже самое он выражает и словами: «и по непорочности моей во мне»; вот почему, говорит, я хочу быть судимым. Велико и здесь дерзновение праведника. Гово­рит же он это, будучи вынужден необходимостью. Какою? Тем, что многие неразумные люди, по поводу страданий его, составили себе дурное о нем мнение. Есть много людей нера­зумных, которые из несчастий другого обыкновенно выводят дурное заключение об его жизни. Так было с Иовом. Не зная за ним ничего худого, говорили ему: по грехам твоим ты еще мало наказан (Деян 28:4). И Семей называл Да­вида человекоубийцею, составив об нем такое дурное мнение по его несчастью (2Цар.16:7).

Ст. 10-11 Да скончается злоба грешных, и исправиши праведнаго, испытаяй сердца и утробы, Боже, праведно. Помощь моя от Бога, спасающаго правыя сердцем.

«Да прекратится злоба нечестивых, а праведника подкрепи». Что значит: «да прекратится»? Пошли, говорит, наказание и останови злобу их. Как гнилые раны очищаются горькими лекарствами, прижиганиями и отсе­чениями, так и пороки останавливаются наказанием.

Зная это, мы должны оплакивать не тех, которые нака­зываются и страдают, а тех, которые грешат безнаказанно. Первое зло – грешить, а второе – согрешающим не получать никакого врачевания, или, справедливее сказать, это и есть первое и тягчайшее зло. Подобно тому как тяжело не болезни под­вергаться, а заболев не получать врачевания, и как мы жа­леем не столько того, кто имеет гнилостную рану, сколько того, кто имея ее лежит и не получает помощи от врача, а кому делают отсечения и прижигания, того мы считаем воз­вращающимся к здоровью, обращая внимание не на боль, про­исходящую от резания, а на выздоровление, так должно думать и о душе: печалиться и скорбеть следует не о тех, которые наказываются, – их возвращают к здоровью, – но о тех, ко­торые грешат безнаказанно. Но, скажешь, если наказания удер­живают от пороков, то почему мы не каждый день наказы­ваемся за грехи? Потому что если бы так было, то род чело­веческий давно уничтожился бы и не было бы времени для по­каяния. Вспомни Павла. Если бы он был наказан за гонение и умерщвлен, то как он имел бы время покаяться, после покаяния совершить множество добрых дел и, так сказать, всю вселенную привести от заблуждения к истине? Не видишь ли, что и врачи, когда кто имеет много ран, употребляют ле­карство не настолько сильное, какого требует свойство ран, но какое могут перенести силы больного, чтобы, врачуя раны, не погубить больного? Поэтому и Бог наказывает не всех вдруг и не всех по заслугам, но слегка и постепенно; и часто, на­казывая одного, вразумляет чрез него многих других. Так часто бывает и с телом: отсечение одного члена доставляет здоровье многим другим. Посмотри, как проникнута любовью душа праведника, как он всегда ищет пользы общей и истреб­ления пороков, – не того, чтобы отмщено было врагам его, но чтобы они отстали от пороков. Будем же и мы всегда иметь в виду, как бы прекратились пороки; будем скорбеть о тех, которые погрязли в них, хотя бы они были одеты в шелко­вые одежды, и ублажать тех, которые живут добродетельно, хотя бы они боролись с крайней бедностью, оставим внешность и проникнем в душу тех и других. Тогда мы и увидим бо­гатство одного и бедность другого. В самом деле, что за важ­ность, когда кто-нибудь снаружи одет в блестящие одежды? Чем он отличается от мастерских и вешалок? Чем он богаче тех, кто ими торгует? Но не таково богатство пра­ведника: оно прочно и постоянно. Если же богатые, будучи так бедны, не чувствуют этого, то нисколько не удивительно. И по­мешавшиеся в уме не чувствуют своей болезни, но поэтому особенно они и жалки, а отнюдь не счастливы; если бы они чув­ствовали, то по крайней мере, обратились бы к врачу, а теперь самое тяжкое зло от этой болезни в том и состоит, что они, подвергшись ей, даже не понимают, что они подверглись ей. Поэтому не смотри на то, что богач радуется обогащаясь, но потому самому особенно и оплакивай его, что он не чувствует, какому он подвергается злу. Радоваться этому свойственно не человеку, но крайне неразумному.

«И праведника подкрепи». Что это значит? Когда порочные наказываются, говорит, тогда пра­ведные делаются более внимательными, так что отсюда происхо­дят два блага: те отстают от порока, и эти более прилеп­ляются к добродетели. Как здоровый человек, видя другого, которому делают прижигание или отсечение, делается более внимательным к своему здоровью, так точно и здесь. Под­линно, многие тогда соблазнялись даже из таких, которые по-видимому были внимательны к самим себе, и впадали в ма­лодушие при виде благополучия людей порочных. Потому пророк и в другом месте говорит: «едва не поскользнулись стопы мои, – я позавидовал безумным» (Пс 72:2). И другой писатель говорит: «почему путь нечестивых благоуспешен» (Иер 12:1)? Иов также предлагал много таких вопросов. Но тогда говорившие так и спрашивавшие говорили и спрашивали потому, что были несо­вершенны; а теперь смущающийся этим недостоин никакого прощения, потому что научен такому любомудрию, принял та­кое учение о будущем, получил яснейшее наставление и о геенне, и о царстве, и о том, что каждому воздастся там по заслугам.

«Ты испытуешь сердца и утробы, праведный Боже» (δίκαιος). «Щит мой в Боге, спасающем правых сердцем». Другой переводчик (Феодотион) говорит: испытатель (έταστής) сердец и утроб, Боже праведный, защитник мой (υπερασπιστης μου). Третий - неизвестный переводчик, упоминаемый у Оригена в Экзаплах: Боже праведный. А семьдесят толковников сказали так: испытывающий сердца и утробы Боже, праведна (δίκαια) помощь моя от Бога. Про­рок сказал, что Бог будет судить вселенную; теперь говорит и то, как Он будет судить. Он не нуждается, говорит, ни в свидетелях, ни в обличениях, ни в доказательствах, ни в письменных удостоверениях, и ни в чем подобном, потому что Он сам знает сокровенное. Итак, пусть никто из безумных не говорит: как Он будет судить мир, столь огромный? Кто сотворил мир несуществующий, тот может судить существующий. «Утробами» пророк называет здесь со­кровенные мысли, самые внутренние, самые глубокие, заимствуя сравнение от положения этой части тела.

Что значит: «испытуешь», или как другой переводчик (неизвестный см. Ориг. Экз.) сказал: исследующий (δοκιμάζων)? Хотя здесь выражения чело­веческие, но мысли – достойные Бога. Как Павел, говоря: «Испытующий же сердца» (Рим 8:27), употребляет слово: испытывать вместо – ясно знать, так и он употребляет слово: «испытуешь» вместо слов: точно знающий. И исследовать значит – раскрыть, что со­ставляет признак точного разумения и знания, как и Павел говорит: «все обнажено и открыто перед очами Его» (Евр 4:13).

«Щит мой в Боге, спасающем правых сердцем». Другой переводчик говорит: правед­ный защитник мой. Что значит: «щит мой в Боге»? Справедливо, говорит, она была бы оказана мне Богом, потому что я не прошу ничего неправедного. Так и мы, если хотим удостоиться помощи свыше, должны просить того, что согласно с праведностью, чтобы самим свойством прошения склонить к себе Спасающего «правых сердцем». Этому Он содействует, этому обыкновенно Он внемлет. Так как я, говорит про­рок, не простирал рук своих на неправду и не мщения же­лаю, то справедливо была бы оказана мне помощь от Бога. Зная это, не будем просить ничего такого, что препятствует подая­нию. Если ты станешь просить против врагов, то помощь тебе была бы неправедна, потому что это противно закону Подающего помощь; также, если станешь просить богатства, красоты, или чего-нибудь подобного, житейского, скоропреходящего и против­ного любомудрию души. Будем же просить так, чтобы и полу­чить.

Помощь моя от Бога, спасающаго правыя сердцем.

См. толкование на (Пс 7:10)

Бог судитель праведен и крепок, и долготерпелив, и не гнев наводяй на всяк день.

«Бог – судия праведный, [крепкий и долготерпеливый,] и Бог, всякий день строго взыскивающий». Другой переводчик (неизвестный см. Ориг. Экз.) говорит: негодующий (έμβριμώμεγος) на всяк день; в еврейском: во всю жизнь (χατά πάσαγ ζωήγ); еще иной (Акила): угрожающий (απειλούμεγος), него­дующий, не наказывающий. Смысл этих слов следующий: если Бог «праведен», то, конечно, Он желает наказать неправедных; если Он «крепок», то, конечно, может сделать это. Но в чем, скажешь, Его человеколюбие, если Он судит по правде? Во-пер­вых, в том, что Он не вдруг посылает наказание, а больше всего – что Он прощает все грехи в купели возрождения; во-вторых, в том, что подает и покаяние. Если ты представишь, что мы грешим каждый день, то особенно увидишь, как не­изреченно величие Его человеколюбия. Это самое выражая, про­рок и говорит: «Бог – судия праведный, [крепкий и долготерпеливый]«.

Ты недоумеваешь: почему Он не наказывает, если и может и желает? Знай, говорит пророк, что Он долготер­пелив и «всякий день строго взыскивающий». Чтобы кто-нибудь из неразум­ных не подумал, будто Бог не наказывает по бессилию, он показывает причину замедления: потому что долготерпение Божие велико и безмерно. Он долготерпит для того, чтобы привести тебя в покаяние; а если ты от этого врачества не получишь ни­какой пользы, то Он и пошлет наказание. Так, мы каждый день заслуживаем наказание. Если бы это было несправедливо, то пророк не указал бы на это, как на нечто важное: «всякий день строго взыскивающий». Но так как дела требуют наказания, а человеколюбие Божие удерживает, заслуженное наказание, то он и говорит это. Видишь ли, как он здесь и показывает бес­страстие Божие, и «взысканием» называет наказание? Никто ведь не на­водит гнева на другого, но сам в себе имеет гнев, а на дру­гого наводит наказание. Таким образом, не что другое, как на­казание, он означает словами: «всякий день строго взыскивающий». А почему он говорит: «всякий день»? Пусть каждый углубится в свою совесть и тогда поймет это. Не стану говорить о тайных грехах каждого; кто может избежать общих грехов? Каких? Например: есть ли день, в который бы мы не молились лениво и с великой небрежностью? А что это заслуживает гнева Божия, можно видеть из следующего. Скажи мне: если бы ты подошел к судье зевая, и был обличен, то он не подверг ли бы тебя тотчас же наказанию и не отправил ли бы в ссылку? Да, скажешь, потому что он – человек. Что же? Как человек, он, будучи оскорблен, по справедливости не должен был бы гневаться, потому что оскорблен равным ему по достоинству человеческому; а Бог, будучи оскорбляем, справедливо мог бы посылать наказание. Грех против Него больше греха против человека. Притом человек, поступая так, имеет в виду, свое благо, а Бог – твое, так что и в этом отношении грех против Него заслуживает большего негодования. Ведь не одно и тоже – презирать ищущих своего, или ищущих – твоего. Последнее заслуживает большего гнева, – когда ты не остав­ляешь лености, даже намереваясь просить полезного для тебя самого. Еще: кто не обижал брата напрасно? Не говори мне, что обижал раба; «во Христе Иисусе нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского» (Гал 3:28). Кто, опять, не осуждал? Кто не лгал? Кто не смотрел сладострастными глазами на женщину? Кто не завидовал? Кто не тщеславился? Кто не говорил празд­ного слова? Все это подлежит наказанию. Если бы мы, не забо­тясь о духовном, были также беспечны и касательно житей­ского, то заслуживали бы некоторого извинения, но теперь мы лишены и этого оправдания. В делах житейских мы – бодры, а в духовных – совершенно нерадивы.

Ст. 13-14 Аще не обратитеся, оружие свое очистит, лук свой напряже, и уготова и, и в нем уготова сосуды смертныя, стрелы своя сгараемым содела.

Поэтому, чтобы слыша­щие, что Бог долготерпелив, не сделались еще более беспеч­ными, пророк присовокупляете: «если кто не обращается, Он изощряет Свой меч, напрягает лук Свой и направляет его». Другой переводчик (Симмах) говорит: меч свой изощрит (μάχαιραγ αύτοϋ άχογήσει). Лук свой напрягает и уготовляет его. Другой (Симмах) говорит: напряжет (έχτεγεΐ).

«Приготовляет для него сосуды смерти, стрелы Свои делает палящими». Другой гово­рит (Симмах): для сожжения (είς τό χαίειγ).

Что здесь скажут представляющие Бога человекообраз­ным потому, что Ему приписываются руки, ноги и глаза? Разве есть на небе луки, стрелы, оселок, меч и колчан? Между тем другой писатель говорит: «сотрясаются от страха горы и основания земли, когда Он взирает» (Сир 16:19). И этот самый пророк говорит: «призирает на землю, и она трясется» (Пс 103:32). Если же, только взирая на землю, Он потрясает каменные массы, то тем более может сделать это с людьми. Почему же о Том, который может разрушить вселенную одним взглядом, или лучше одним хотением, – так как Сотворивший ее одним ма­новением воли, конечно, может и разрушить ее одним хотением, – говорится, что Он имеет меч и лук? «В Его руке глубины земли, и вершины гор – Его же» (Пс 94:4), «Он есть Тот, Который восседает над кругом земли, и живущие на ней – как саранча пред Ним. Вот народы – как капля из ведра, и считаются как пылинка на весах» (Ис.40:22,15); если ангел, посланный Им, в короткий промежуток вре­мени убил сто восемьдесят пять тысяч (4Цар 19:35); но что я говорю: ангел? – если мухи, саранча и черви погубили войско египтян, то для чего Ему лук, для чего – меч? Почему же так сказано? По причине грубости слушателей, чтобы обыкновенными названиями оружия тронуть душу их. У Кого «в руке дыхание твое» (Дан 5:28), и «бросает град Свой кусками; перед морозом Его кто устоит?» (Пс 147:6), тому для чего оружие? Но, как я выше сказал, это говорится по причине грубости и бесчувствен­ности слушателей. Что значит: «изощрит»? Изострит. Ужели ну­жен Ему и оселок? Ужели бывает и ржавчина на мече Его? Кто из здравомыслящих может принимать это буквально? Всем этим, как я выше сказал, пророк изображает на­казание и употребляет весьма чувственные выражения для того, чтобы люди самые неразумные видели, что здесь должно не на словах останавливаться, а выводить отсюда богоприличные мысли. Кто недоумевает, почему приписываются Богу гнев и ярость, тот гораздо более будет недоумевать при этих выра­жениях. Если же их нужно принимать не буквально, а богоприлично, то, очевидно, что так же точно – и слова ярость и гнев. Чувственные же выражения употреблены для того, чтобы тронуть грубых слушателей, – потому что пророк даже не до­вольствуется и сказанным, но присовокупляет еще более человекообразные выражения, чтобы усилить внушаемый страх. Он представляет Бога не только имеющим меч, но и облекаю­щимся в оружие. Так как всякий неодинаково страшится, слыша, что меч изощряется, или слыша, что и лук уже в руках, то он, желая человекообразными выражениями потрясти душу слушателей, говорить: «напрягает лук Свой и направляет его», чем и устрашает слушателя, и вместе показывает долготерпение Божие и гнев Его. Он не сказал: спустил, или пустил, но: «напрягает лук Свой и направляет его», т.е. готов спустить. Впрочем, удиви­тельно ли, что так сказано в ветхом завете, если и в но­вом Иоанн, беседуя с иудеями, говорит нечто подобное? «Уже и секира при корне дерев лежит» (Лк 3:9). Как? Ужели Бог подражает дровосеку, срубающему деревья топором? Ужели и здесь надобно принимать секиру и деревья? Нет; равно как не нужно принимать в буквальном смысле плевелы и пшеницу, когда говорится: «лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу Свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым» (Мф 3:12). Что же такое – секира? Нака­зание и мучение. Что – деревья? Люди. Что – плевелы? Злые. Что – пшеница? Добрые. Что – веяние? Отделение одних от других. Так и здесь меч, лук и стрелы означают наказание и му­чение. Затем словами: «напрягает лук Свой и направляет его», пророк выражает замедление и задержку наказания, впрочем, задержку непродол­жительную, но готовую окончиться.

А «сосуды смерти» он называет стрелы. Как орудия, необходимые для земледелия, называются земледельческими, нужные для плавания – плава­тельными, способствующие ткачеству – ткацкими, так и причиняю­щие смерть он называет орудиями смертными. Далее объясняя, какие именно разумеет он смертные орудия, прибавляет: «стрелы Свои», выражая быстроту наказания, когда хочет этого Бог. Что значит: «палящими»? Наказуемым, подвергаемым мучению. Не­ужели же недостаточно огня, а нужны еще стрелы? Видишь ли, что все это сказано в переносном смысле и усилено для того, чтобы, таким образом, больше внушить страх? А смысл слов его следующий: Бог приготовил наказания для тех, которые имеют быть наказанными. Если бы он сказал иначе, то не внушал бы такого страха; а теперь, указав на стрелы, меч, лук, натягивание его и устремление, орудия смерти и пламень, таким разнообразием названий он усилил в слушателях чувство страха. Потом, облегчая этот страх, присовокупляет: «палящими». Чтобы кто-нибудь из неразумных не подумал, что Бог простирает руку свою на всех и вооружается против всех, присовокупляет: «палящими». Тоже выражает и Павел, когда говорит о начальнике: «ибо он не напрасно носит меч» (Рим 13:4). Если же и у начальников меч совершает это и внушает страх, то тем более – у Бога. Впрочем, и то показывает не­обыкновенное человеколюбие Его, что Он устрашает и усили­вает наказания на словах, дабы они не исполнились на самом деле. Для того Он натянул лук, для того приготовил его, для того положил стрелы, для того приготовился наказать, чтобы не приступить к наказанию.

Усиливая речь выражением: «изощряет», пророк пока­зывает силу и быстроту наказания, выражением: «напрягает» – бли­зость его, выражением: «приготовляет» – неизбежность, если не испра­вятся, выражением: «палящими» – самих виновных, чтобы, вра­зумившись всем этим, они оставили нечестие. А если бы дей­ствовали здесь ярость и гнев, то Бог не предсказал бы об этом тем, которые имели быть наказанными. Гнев не так действует, а напротив того, особенно когда он в полной силе, стремится к исполнению наказания и мучения. Неприятели и все, желающие совершить наказание, не только не говорят о том, но даже скрытно нападают, чтобы имеющие подвергнуться наказанию, узнав о том, не могли предостеречься. Но Бог поступает не так, а совершенно напротив: Он и предсказы­вает, и отсрочивает, и устрашает словами, и принимает все меры, чтобы не привести угрозы в действие. Так Он посту­пил с ниневитянами. И там Он натянул лук, изострил меч, приготовил стрелы, а удара не нанес. Не видишь ли, что слова пророка суть лук, стрела и меч изощренный, когда он говорит: «у Бога, на три дня ходьбы, и Ниневия будет разрушена» (Ион 3:4)? Но этой стрелы Он не спустил, потому что она не для того была приготовлена, чтобы спустить, но чтобы отложить ее. Воины вооружаются для того, чтобы наказать; а Бог – не так, но для того, чтобы, вразумив людей страхом, удержать руку свою от наказания. Не будем же смущаться; страх, внушаемый словами, есть знак великого человеколюбия, и чем страшней­шие Он употребляет выражения, тем от большей благости проистекают они. И родители, когда не хотят наказывать де­тей, словами сильнее выражают гнев; так и Он, когда не хочет наказывать, внушает сильнейший страх словами. Он говорит, что уготовал геенну, чтобы не ввергнуть нас в геенну. Потому и в Евангелиях говорится много о наказании, и даже больше, нежели о царстве. Так как на людей бесчув­ственных не столько действует обещание благ, сколько страх мучений располагает к добродетели и отклоняет от порока, то Бог особенно останавливается на этих последних и часто говорит о них. Не будем же скорбеть, слыша страшные вы­ражения, – они приносят большую пользу, представляя и долго­терпение и правосудие Его; не будем ни отчаиваться в спа­сении, – потому что Он долготерпелив, ни предаваться беспеч­ности, – потому что Он праведен; здесь Он показывает ве­ликое долготерпение, а там не пользующихся этим предаст наказанию на самом деле. Чтобы этого не случилось с нами, будем еще здесь отклонять тамошнее наказание.

И в нем уготова сосуды смертныя, стрелы своя сгараемым содела.

См. толкование на (Пс 7:13)

Ст. 15-16 Се, боле неправдою, зачат болезнь и роди беззаконие: ров изры и ископа и, и падет в яму, юже содела.

«Вот, нечестивый зачал неправду, был чреват злобою и родил себе ложь». В еврейском: вместо боле – иевал = зачал бо­лезнь. Другой переводчик (Симмах) говорит: и зачав (καί κυήσας). И родил беззаконие. Другой (Акила): ложь (ψεύδός).

«рыл ров, и выкопал его, и упал в яму, которую приготовил». Другой (Симмах): в погибель, которую устроил (είς διαφθοράν ήν είργάσατο). Пророк сказал, что Бог приготовился наказать; сказал, что Он посылает наказания; вразумил этим слушателя, показав, что над ним висит гнев свыше; а теперь научает его самим делом и показы­вает, что еще прежде наказания нечестие само по себе есть на­казание. Выражая это, и Павел говорит: «получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение» (Рим 1:27), и представ­ляет примеры потерпевших крайние бедствия от нечестия. Так как многие из людей грубых обыкновенно тогда осо­бенно вразумляются, когда увидят наказания на других, то он представляет и их. Так делает и Христос, который, сказав многое о геенне, представляет и вверженных в нее, как-то: богатого, жившего при Лазаре, дев безумных, раба, скрывшего один талант в землю, и пострадавших в настоя­щей жизни, как-то: задавленных упавшей башней и тех, которых кровь Пилат смешал с жертвами (Лк 13:1). Так и Петр, сказав многое о геенне, тогда особенно поразил слушателей, когда представил примеры наказанных, и пред глазами их совершил наказание Анании и Сапфиры (Деян 5:1). Так и Павел поступил с волхвом (Деян 13:11). Тоже, только иным образом, он внушает, когда упоминает о странствовавших в пустыне и говорит так: «не хочу оставить вас, братия, в неведении, что отцы наши все были под облаком, и все прошли сквозь море; и все крестились в Моисея в облаке и в море; и все ели одну и ту же духовную пищу; и все пили одно и то же духовное питие: ибо пили из духовного последующего камня; камень же был Христос. Но не о многих из них благоволил Бог, ибо они поражены были в пустыне» (1Кор 10:1). Говоря о будущем, т.е. о геенне, нака­зании и мучении, он приводит доказательства этого из про­шедшего, представляя самих наказанных, одних – змиями, других – всегубительной смертью. Тоже делает здесь и Да­вид, имея в виду или Ахитофела, или Авессалома. Некоторые утверждают, что это сказано им об Ахитофеле. так как будто бы несвойственно одному и тому же лицу говорит: «сберегите мне отрока Авессалома», и после смерти его: «о, кто дал бы мне умереть вместо тебя» (Исх 15:14), т.е. страх, трепет, труд, скорбь. Также Павел говорит: «когда будут говорить: «мир и безопасность», тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно как мука родами постигает имеющую во чреве, и не избегнут» (1Фес 5:3). Здесь он указывает на два обстоятельства: на невыносимость и на неожиданность страдания. И Езекия говорит: «младенцы дошли до отверстия утробы матерней, а силы нет родить» (Ис 37:3), выражая болезнью рождения невыносимый страх свой и беспокойство. Так точно выражается и здесь пророк. Подлинно, хотя бы кто был безмерно порочен, суд совести не истребляется, потому что он – от природы и внедрен в нас Богом вначале. Какие бы мы ни употребляли усилия, он остается, взывая, осуждая, наказывая, и нет никого из живу­щих порочно, кто не испытывал бы тысячи мучений, и замыш­ляя злое, и приводя замысел в исполнение. Был ли кто по­рочнее Ахаава? Но и он, пожелав виноградника, вспомни, какое испытал мучение. Будучи царем и обладателем всего, не встречая себе противоречия ни от кого, он, не вынося упреков совести, ходил печальный, с поникшею головою, смущенный, пасмурный, выражая на лице своем упрек осуж­дающей совести и не имея возможности скрыть скорбь, бывшую в душе его; потому и был замечен женою (3Цар 21:5). Предатель, решившийся на такое злодеяние, не вынося мучений от упреков совести, повесился, и таким образом, окончил жизнь. Но как живущий порочно терпит мучения, так живу­щий добродетельно наслаждается спокойствием и душевным миром. Посмотри, сколько мучений терпит тот, кто хочет отомстить кому-нибудь, или сделать какую-нибудь несправедли­вость. Он исполняется гнева, разрывается с досады, подвер­гается волнению бесчисленных помыслов, избирает тысячи путей, чувствует страх, ужас и трепет, успеет ли он в своем намерении, исполнит ли мщение; а между тем гнев неудержимо тревожит его, – и вот прежде, нежели нанес обиду другому, он губит самого себя. Напротив, воздержи­вающийся от гнева свободен от всего этого; и весьма есте­ственно, потому что он господин самого себя и сам устрояет все, а тому нужны и время, и место, и хитрость, и коварство, и оружие, и приготовления, и дерзость, и лесть, и раболепство, и лицемерие. Видишь ли, как легка добродетель, и как труден порок, – как та спокойна, а этот исполнен смятения?

Изображая его, пророк и говорит: «нечестивый зачал неправду, был чреват злобою и родил себе ложь». Отсюда видно, что неправда не в природе нашей, но есть нечто чуждое нам. Потому она и тяготит и, пока мы не освободимся от нее, причиняет нам болезни рождения. Так, зародившийся младенец, пока совер­шенно не разовьется, естественно остается в утробе матери; потому оставаясь в ней, и не причиняет боли; а когда разо­вьется, то пребывание его там делается неестественным, и оттого происходят болезни рождения. Природа, стесняемая, ста­рается извергнуть его вон, как совершившая и выполнившая все и долее уже не имеющая возможности носить его. Впрочем, здесь бывает наперед зачатие, а потом – болезни рождения; а там – наперед боль, а потом уже зачатие и роды, Что же это значит? То, что здесь болезни рождения бывают только во время родов, а там – с самого начала. Как только человек захотел чего-нибудь худого, то прежде, чем остановился на этом своею мыслью, является смущение и беспокойство в душе его. Семя, однажды положенное в утробу женщины, само и обра­зуется в состав рождаемого; а в людях, строящих козни, сегодня зарождается один помысел, завтра другой, и тысячи дурных семян бросаются одно за другим, и каждый день являются новые зачатия и болезни рождения, которые терзают производящую их душу. Здесь бывает рождение не такое, какое обыкновенно бывает у женщин; оно подобно рождению ехидн, у которых дети рождаются, разрывая утробу и расторгая бока матери: так бывает и с кознями и неправдою! Но сколько бы мы ни усиливались, мы не можем изобразить словами того мучения, какое испытывают злые. Потому некто и сказал: «если буен, то один потерпишь» (Прит 9:12). Действительно, что несноснее и мучительнее состояния человека завидующего, строя­щего козни, домогающегося чужой собственности? Эти страсти терзают душу жестче всякого палача.

Итак, справедливо пророк назвал такие помыслы болезнями рождения. Но как женщины рождают от совоку­пления с мужчинами, и, если тела их здоровы, то таковы же бывают и рождающиеся от них дети, а если повреждены, то и дети по природе своей бывают похожи на родителей, так – и с помыслами. Если ты будешь обращаться с людьми добрыми, то таковы будут и твои порождения, а если – со злыми, и при этом не будешь осторожен, то получишь от них великий вред. Послушай, что говорит пророк: «были беременны, мучились, – и рождали как бы ветер» (Ис 26:18); и о произведениях диавола: «высиживают змеиные яйца и ткут паутину» (Ис 59:5). Будем же убегать людей порочных. Не безрассудно ли, тогда как можно зачинать и рождать по заповедям Божиим, не хотеть этого, но гоняться за обществами людей порочных, поступая подобно женщине, которая, имея возможность соединиться с царем, не захотела бы этого, но, вместо него, избрала бы себе в сожителя разбой­ника и вора?

«Рыл ров, и выкопал его, и упал в яму, которую приготовил». Здесь пророк опять употребляет переносные выражения; как болезнями рождения он выражает скорбь, так рвом изобра­жает трудность освобождения от порока. «И упал в яму, которую приготовил», или как говорит другой: «кто роет яму, тот упадет в нее» (Прит 26:27). И это дело человеколюбия Божия – назначить коварству такую участь, что сети опутывают самих людей коварных, дабы они и этим вразумились отстать от вражды и козней против ближнего. Так случилось при Моисее. Тот, кого хотели умертвить, спасся; а фараон тем самым способом, каким злоумышлял против младенцев, погубил самого себя, – потому что, приказав умерщвлять мла­денцев, он вынудил мать Моисея из страха выставить дитя в реке, из которой дочь фараона вытащила корзинку и, на­шедши в ней дитя, воспитала того, который, выросши, погубил их всех (Исх 2:3). Отсюда ясно открывается благое промы­шление Божие, и подается людям порочным сильное вразумле­ние, а убегающим пороков – утешение. Так случилось и с прекрасным Иосифом. Братья, продав его в рабство, потер­пели то, что потерпели; ему не причинили никакого вреда и даже принесли пользу, а сами испытали печальные последствия. И много можно было бы привести подобных примеров. Посмотри и на других.

Взял ли кто чужую собственность? Он погубил самого себя. Обиженному, как часто бывает, он принес даже пользу, а своей душе причинил вред. Оскорбил ли кто другого? Он пронзил мечом самого себя. Не терпеть зло, а делать зло, составляет истинное бедствие. Потому и Павел увещевал лучше терпеть обиды, нежели обижать (1Кор 6:7). И Хри­стос учил, если кого ударят по щеке, не отвечать тем же, но и подставлять себя еще для получения удара (Мф 5:39). Это знак величайшей силы, это производит терпение, это де­лает душу крепкою, это поставляет ее выше страстей. Тот, кто обижает, бьет, или позорит другого, наперед сам уло­вляется страстью и делается пленником, а потом уже, по-ви­димому, причиняет вред ближнему, тогда как сам уже под­вергся жесточайшему злу, предав себя крайнему рабству.

Ров изры и ископа и, и падет в яму, юже содела.

См. толкование на (Пс 7:15)

Ст. 17-18 Обратится болезнь его на главу его, и на верх его неправда его снидет. Исповемся Господеви по правде его и пою имени Господа вышняго.

«Злоба его обратится на его голову, и злодейство его упадет на его темя». Это сказано, как говорят, и об Ахитофеле, и об Авессаломе, потому что тот и другой погубили свои головы. Первый окончил жизнь, удавив себя; а второй, подъ­ехавши под дерево и зацепившись за него волосами, висел долгое время. Так и Иуда окончил жизнь свою удавлением, увидевши, что он сделал все на погибель головы своей. И Ахитофел, поняв, что Давид непременно одержит победу, пошел и удавился. И Авессалом невольно повис на дереве, и был умерщвлен не тотчас, но наперед висел как пред судилищем, будучи прицеплен к дереву, и по высшему суду Божию висел долгое время, испытывая мучение от своей сове­сти. Он хотел омочить руку свою в крови отца; отец же и несмотря на это просил воинов пощадить его, и так далек был от тщеславия, что даже после смерти оплакивал его. Дабы ты убедился, что случившееся было делом не человече­ских усилий, а всецело божественным определением, то вот – волосы и дерево связали его, и бессловесное животное предало; вместо веревки послужили волосы, вместо виселицы – дерево, а вместо палача привел его сюда лошак. И посмотри на это чудное дело. Когда он находился в таком бедственном по­ложении, никто из преданных ему не посмел подойти и спять его, хотя было столько удобного времени. И то устроил Бог, что он не был снят и не приведен связанный к отцу, потому что отцовская любовь чрезмерно щадила его; и то достойно удивления, что примиривший его с отцом (2Цар 15:33) сам же и убил его, сделавшись как бы сильным его обличителем. Впрочем, убил он, а определил так Бог.

Что действительно так определено было свыше, послу­шай, как выражает это сам пророк. Сказав: «злоба его обратится на его голову», он говорит: «славлю Господа по правде Его и пою имени Господа Всевышнего». Будем благодарить, говорит, Господа, не поражению других радуясь, а признавая определение Божие. Но кто может возблагодарить Его «по правде Его»? Кто может восхвалить Его так, как Он есть? Никто. Что же значит: «по правде Его»? Иначе сказать: за правду Его. Я буду петь, говорит, в честь Господа вышняго, потому что Его – по­беды, трофеи, а не мои. Как на войне, когда царь одержит по­беду, подданные, составив хоры, поют, воссылая ему похвалы, так буду делать и я. Не сказал: прославил, но: «славлю», по­казывая, что он и после получения благ не забывает их, не становится беспечным, но сознает и бодрствует, – не потому, чтобы Бог имел в этом нужду, но потому, что это полезно и благотворно для нас. Как жертвоприношения Бог прини­мал, не имея нужды в жертвах, – «если бы Я взалкал», говорит Он, «то не сказал бы тебе» (Пс 49:12), – но, желая привести людей к почи­танию Его, так и песнопения Он принимает, не имея нужды в наших похвалах, но желая нашего спасения. Бог весьма сильно желает нашего преспеяния в добродетели. Ничто так не способствует преспеянию в добродетели, как частое собеседование с Богом, постоянное благодарение и славословие Бога. Пророк славословит Бога, изумляясь Его пра­восудию и долготерпению. Но где, скажешь. Его долготерпение, если тиран был умерщвлен? И здесь оно было велико и про­должительно. Бог оставлял его в живых долгое время, чтобы он пришел в раскаяние; дал ему овладеть и царскими со­кровищами, чтобы он, видя дом, в котором вырос и воспи­тан, и предметы, напоминавшие об отце, пришел в раская­ние. Подлинно, если он не был зверь и имел не каменное сердце, то все это достаточно могло бы вразумить его: стол, за которым он бывал вместе с отцом, дом, седалища, где преподаны были ему увещания, когда он совершил убийство, и кроме того многое другое могло смягчить его. Он слы­шал, что отец его скитался, как изгнанник и беглец, что он терпел крайние бедствия. Если же это не смягчало его, то случившееся с Ахитофелом – петля и смерть – должно было вразумить его и привести в раскаяние. Ведь он не незнал о случившемся с другом его. И в чем мог он обвинить отца, когда делал это? В том ли, что отец удалил его от своего лицезрения (2Цар 14:32)? Но за это следовало удивляться ему и быть признательным, что братоубийцу он принял так кротко. Не имея ничего, в чем мог бы обвинить отца, он увлекся безрассудным желанием, и притом тогда, когда отец был уже старцем, и, когда надежда его готова была исполниться, не потерпел даже мало времени. Как он не подумал, что, и одержав победу, он стал бы проводить самую жалкую жизнь, сделавшись нечистым и достойным проклятия за сам тро­фей свой?

Где теперь те, которые жалуются на бедность? Какой бедности, какой болезни, какой скорби не тяжелее все это? Но Давид ничего такого не подумал, не досадовал, не плакал и не говорил: хороши же награды получаю я, поучаясь в законе Божием день и ночь, находясь в таком сане, будучи смирен­нее всех; пощадив врагов, я сам предан в руки бесстыд­ного сына. Ничего такого он не сказал и не подумал, но пе­ренес все с любомудрием, имея в своих обстоятельствах одно утешение, – что все это происходило не без ведения Божия. Как три отрока говорили: «да будет известно тебе, царь, что мы богам твоим служить не будем и золотому истукану, которого ты поставил, не поклонимся» (Дан 3:18), и если бы кто-нибудь спросил их: с какой надеждою вы умираете, чего ожидаете, чего надеетесь после смерти, после сожжения (потому что тогда не было у всех надежды воскресения), то услышал бы от них: для нас величайшая награда умереть за Бога, – так и он находил величайшее утешение в том, что Бог, зная о случившемся, не препятствовал этому. Так и влюбленный го­тов тысячу раз потерпеть смерть за свою любимую, хотя после смерти ничего не ожидает от нее. Так и нам должно пере­носить все не в ожидании царства, не в надежде каких-ни­будь других благ будущих, а для самого Бога. Между тем многие так беспечны и ленивы, что не прилепляются к добродетели даже и при наградах за нее; Бога, обещающего царство, не слушают, а диавола, увлекающего в геенну, любят. Что ужаснее такого безумия? Но что я говорю о геенне? Еще прежде геенны здесь он подвергает нас скорби, стыду, осмеянию, бесчисленным мукам, а многие стремятся к нему. Представь себе прелюбодея: какую жалкую жизнь влачит он, как он еще прежде геенны бывает подозрителен, боится теней, не может ни на кого смотреть прямыми глазами, но, опасаясь всех, и знающих и незнающих, видит везде острые мечи, висящую над головою смерть, палачей, судилища. Бывает ли что-нибудь подобное с целомудрием, хотя бы оно сопро­вождалось тысячами трудностей? Целомудренный не всегда ли находится в радостном расположении духа, а прелюбодей не всегда ли – в унынии и мраке? Тоже можно видеть и на других, на предающихся гневу и обуздывающих гнев, на похищающих чужое и отдающих, или лучше сказать, расто­чающих свое для Бога. Эти находятся в тихой пристани, а те, увлекаемые водоворотом настоящих зол, кружатся каждый день. Кроме того, когда предающийся любостяжанию достигает старости и видит, что и страсть не доставляет ему наслажде­ния, и приближающаяся смерть внушает страх, то, представь, какие он испытывает страдания. Но не так бывает с добро­детельным; напротив, тогда особенно он и радуется и весе­лится, когда достигает старости, потому что его наслаждение тогда не увядает, а еще более процветает. Для прелюбодеев, развратников, корыстолюбцев, чревоугодников старость пола­гает конец наслаждению; а для людей, живущих доброде­тельно, она служит к умножению наслаждений. Так, еще прежде геенны и тамошних мучений, всего этого достаточно, чтобы, тро­нуть нашу душу. Помня это, будем убегать порока и прилеп­ляться к добродетели, будем любить Бога не за блага Его, а за Него самого. Таким образом, мы в настоящей жизни пой­дем путем добродетели, который сам по себе тесен, но де­лается широким от доброй воли путников, и которого вер­шины да сподобимся достигнуть все мы благодатию и человеко­любием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.

Исповемся Господеви по правде его и пою имени Господа вышняго.

См. Толкование на (Пс 7:17)