Глава 7

Итак, возлюбленные, имея такие обетования, очистим себя от всякой скверны плоти и духа, совершая святыню в страхе Божием.

«Итак, возлюбленные, имея такие обетования» (7:1). Какие? То, что мы сделались храмами для Бога, сынами и дщерями Его, что Он вселяется и обитает в нас, что мы стали Его народом и Его именем Богом и Отцом своим. «Очистим себя от всякой скверны плоти и духа – не будем прикасаться к нечистоте», – это именно и означает «скверна плоти», – и к тому, что грязнит душу, – это именно и значит «скверна духа». Этим одним, однако, он еще не довольствуется, и потому присовокупляет: «совершая святыню в страхе Божием». Одно неприкосновение к нечистому еще не делает чистым; чтобы сделаться нам святыми, для этого потребно и нечто другое, – именно ревность, бодрствование и благочестие. И хорошо сказал он: «в страхе Божием», потому что можно сохранять целомудрие и не в страхе Божием, но для суетной славы. Впрочем, он имел еще и другое в виду, когда сказал: «в страхе Божием», именно – способ, которым достигается святость. Действительно, как ни велика сила похоти, но если ты оградишь себя страхом Божиим, то победишь ее неистовство. Под «святынею» же он разумеет здесь не одно целомудрие, но и удаление от всякого греха, потому что свят тот, кто чист, а чист не тот, кто не творит только блуда, но кто чужд вместе и сребролюбия, и зависти, и надменности, и тщеславия, – особенно же тщеславия, которого и всегда нужно убегать, а более всего при подаянии милостыни. Милостыня, зараженная этой болезнью, перестает быть уже и милостыней, а является хвастовством и жестокосердием.

Ст. 2-4 Вместите нас. Мы никого не обидели, никому не повредили, ни от кого не искали корысти. Не в осуждение говорю; ибо я прежде сказал, что вы в сердцах наших, так чтобы вместе и умереть и жить. Я много надеюсь на вас, много хвалюсь вами; я исполнен утешением, преизобилую радостью, при всей скорби нашей.

(Апостол) опять говорит о любви, умеряя строгость обличения. Так как он обличил и укорил их в том, что, будучи любимы им, они не отвечают ему такою же любовью, напротив, отпали от любви его, и предались людям зловредным, – то теперь смягчает строгость укоризн своих, говоря: «вместите нас», т. е., «любите нас»; просит у них маловажной милости, которая приносит более пользы оказывающим ее, нежели принимающим. И не сказал – «любите нас», но, как бы вызывая сострадание, говорит: «вместите». «Кто, – говорит, – нас удалил? Кто исторгнул из мыслей ваших? Почему вытесняете нас из сердец ваших?» Выше он сказал: «в сердцах ваших тесно» (6:12), а здесь выражает то же самое яснее словами: «вместите нас». И этим опять привлекает их к себе, потому что ничто так не возбуждает любви, как наблюдение любимого, что любящий сильно желает любви его. «Никого не обидели». Смотри, он опять умалчивает о своих благодеяниях, но другим образом и смягчает, и вместе усиливает свое слово. Вместе с тем, говоря: «Мы никого не обидели, никому не повредили, ни от кого не искали корысти», он указывает и на лжеапостолов. Что значит: «повредили»? То есть, никого не обольстили, как и в другом месте говорит: «чтобы, как змий хитростью своею прельстил Еву, так и ваши умы не повредились» (2 Кор 11:3). «Ни от кого не искали корысти», то есть, ни у кого ничего не похитили, ни с кем не поступали коварно. Не говорит еще: «мы оказали вам те и другие благодеяния», но чтобы более пристыдить их, говорит: «не обидели». Как бы так говорит: «Если бы мы и никакого не оказали вам благодеяния, и тогда вам не надлежало бы отвращаться от нас, потому что вы ни в малом, ни в большом не можете обвинить нас». Но, чувствуя, что сказанное им может показаться тяжким, он опять смягчает (свое слово). Впрочем и не совсем умолк (от обличения), потому что тогда он не исправил бы их; и не оставил слова своего несмягченным, чтобы не оскорбить их чрез меру. Что же говорит? «Не в осуждение говорю». Из чего же это видно? «Ибо я прежде сказал, что вы в сердцах наших, так чтобы вместе и умереть и жить». Подлинно весьма велика такая любовь, что, будучи даже ими презираем, готов и умереть и жить вместе с ними. «Не просто, – говорит, – вы находитесь в сердцах наших, но так, как я сказал. Можно и любить, и избегать опасностей; но не так любим мы».

Смотри, сколько и здесь дивного благоразумия! Он не упомянул о том, что сделал уже для них, чтоб не сочли этого опять за упрек, но обещает им благодеяния в будущем. «Ежели бы, – говорит, – постигло вас какое бедствие, то я готов все терпеть за вас. Для меня ни смерть, ни жизнь, сами по себе, не важны; но быть там, где вы, для меня предпочтительнее; с вами и смерть лучше жизни, и жизнь лучше смерти». Что умереть за другого есть дело любви, это несомненно; но жить – кто этого не пожелает, даже и не будучи другом? Почему же он и желание жить выставляет как дело великое? Потому что и действительно оно весьма великое. В самом деле, о страждущих друзьях своих многие соболезнуют; а когда они благоденствуют, то уже не радуются с ними, но еще и завидуют. «Мы же не таковы, – (говорит апостол). – Если вы подвергнетесь бедствию, мы не устрашимся разделить с вами ваше несчастие; если будете благоденствовать, не станем завидовать». Потом, ввиду того, что выше он непрестанно повторял одно и то же, говоря: «Вам не тесно в нас»; «в сердцах ваших тесно»; «вместите нас»; «распространитесь и вы»; и: «мы никого не обидели»; а все это, по-видимому, клонилось к их осуждению, – то смотри, какой новый способ употребляет он, чтобы смягчить тяжесть (этих укоризн). «Я много надеюсь на вас» (ст. 4). «Потому, – говорит, – я осмеливаюсь на это, что говорю не к осуждению вашему, но по великой надежде на вас». То же самое выражает он и выше, говоря: «много хвалюсь вами». «Не подумайте, что когда я говорю так, то говорю, совсем уже осуждая вас, потому что я весьма горжусь и хвалюсь вами; напротив, говорю это из заботливости, желая, чтобы вы больше успели в добродетели». То же говорит он после многих обличений и евреям: «Впрочем о вас, возлюбленные, мы надеемся, что вы в лучшем [состоянии] и держитесь спасения, хотя и говорим так» (Евр 6:9). «Желаем же, чтобы каждый из вас, для совершенной уверенности в надежде, оказывал такую же ревность до конца» (6:11). Так точно и здесь говорит: «много хвалюсь вами», т. е. «я хвалюсь вами пред другими». Видишь, как искренно утешает! «И не просто, – говорит, – хвалюсь, но и очень хвалюсь». Потому и присовокупил: «исполнен утешением». Какой же утехи? «Которую получил от вас; вы, исправившись, утешили меня делами своими». Любящему свойственно и делать упреки, что он не любим, и страшиться, чтобы излишними укорами не опечалить. Поэтому и говорит: «исполнен утешением, преизобилую радостью».

Но скажут: «Это, по-видимому, противоречит сказанному прежде». Нимало; напротив, очень даже согласно, потому что сказанное теперь делает удобоприемлемым то, что было сказано раньше, и настоящая похвала делает более действительной пользу прежних обличений, уничтожая их горечь. Вот почему он весьма кстати и щедро и расточает эти слова. Не сказал: «я исполнен радости», но – «изобилую»; и не только «изобилую», но – «преизобилую», чем опять обнаруживает горячность любви, по которой хотя и столько любим ими, что может радоваться и веселиться, все же, однако не почитает еще себя любимым в той степени, в какой бы следовало его любить, и не думает, что все от них получил. Так ненасытима была любовь его к ним! И малая взаимная любовь от тех, кого любим, доставляет великую радость, по причине нашей сильной к ним любви. Таким образом, и это послужило новым доказательством его любви. Говоря об утешении, он сказал: «исполнен», т. е. «получил, что надлежало»; а говоря о радости, сказал: «преизобилую», т. е.: «Я много боялся за вас, но вы довольно удовлетворили и утешили меня, и не только отняли у меня предлог к скорби, но еще доставили мне обильную радость». Показывая затем, как велика эта радость, не только выражает это словами: «преизобилую радостью», но и тем, что присовокупляет: «при всей скорби нашей». «Так велико было доставленное вами удовольствие нам, что оно не затмилось и великою печалью, а напротив, избытком своей великости преодолело все постигшие нас скорби, и не дозволило нам даже почувствовать их».

Не в осуждение говорю; ибо я прежде сказал, что вы в сердцах наших, так чтобы вместе и умереть и жить.

См. Толкование на (2 Кор 7:2)

Я много надеюсь на вас, много хвалюсь вами; я исполнен утешением, преизобилую радостью, при всей скорби нашей.

См. Толкование на (2 Кор 7:2)

Ст. 5-7 Ибо, когда пришли мы в Македонию, плоть наша не имела никакого покоя, но мы были стеснены отовсюду: отвне - нападения, внутри - страхи. Но Бог, утешающий смиренных, утешил нас прибытием Тита, и не только прибытием его, но и утешением, которым он утешался о вас, пересказывая нам о вашем усердии, о вашем плаче, о вашей ревности по мне, так что я еще более обрадовался.

«Ибо, когда пришли мы в Македонию, плоть наша не имела никакого покоя» (ст. 5). Упомянув выше о печали, сказывает, какая то была печаль, и представляет ее в большем виде, желая показать, как велики доставленные ими утешение и радость, если они рассеяли и такую скорбь. «Мы были стеснены отовсюду». Как это во всем? «отвне – нападения» – от неверных, «внутри – страхи» – за немощных в вере, чтобы не увлеклись в заблуждения, что случалось не у одних коринфян, но и у других. «Но Бог, утешающий смиренных, утешил нас прибытием Тита» (ст. 6). Так как он много сказал в похвалу (коринфян), то чтобы не показаться льстецом, приводит в свидетели брата Тита, который пришел от них к Павлу после первого его послания, извещая об их исправлении. А ты заметь, как высоко ценит он везде прибытие Тита. Так и раньше говорит о нем: «Придя в Троаду для благовествования о Христе … я не имел покоя духу моему, потому что не нашел [там] брата моего Тита» (2:12, 13); и здесь опять говорит: «пришествием Титовым мы утешились». Этим он желает внушить им доверие и любовь к Титу. И смотри, как достигает того и другого. Словами «не имел покоя духу моему» он показывает высоту его добродетели; а сказав: «в скорби нашей пришествие его достаточно было к утешению, и не только прибытием его, но и утешением, которым он утешался о вас», – снискивает Титу благорасположение коринфян, потому что ничто так не возбуждает и не утверждает дружбы, как добрый и благоприятный о ком-нибудь отзыв. А о Тите свидетельствует (апостол), что, возвратившись, он привел нас в восхищение от удовольствия, когда рассказал о вас так много (приятного). Потому-то пришествие его и обрадовало нас. Не только пришествием его мы были обрадованы, но и «утешением», которые он получал от вас. Чем же он утешился? «Вашею добродетелью, вашим исправлением». Поэтому и присовокупляет: «пересказывая нам о вашем усердии, о вашем плаче, о вашей ревности по мне» (ст. 7). Вот что утешало и радовало (Тита)! Видишь, как и его представляет весьма расположенным (к коринфянам), так как он добрую их славу почитает для себя утешением и, пришедши, хвалится ею пред Павлом, как собственным благом. И смотри, с каким жаром выражает это (апостол): «ваше желание, ваше рыдание, вашу ревность». Действительно, им должно было и плакать и скорбеть о том, что блаженный Павел так прогневался на них, и так долго не был у них. Поэтому и сказал не просто – «слезы», но – «рыдание», и не просто – «желание», но – «сильное желание» (επιπόθησιν), и не – «гнев», но – «ревность», и ревность за апостола, как против блудника, так и против осуждавших (Павла). «Получивши мое послание, – говорит, – вы воспламенились и воспылали ревностью». Он избыточествует радостью, исполнился утешения, потому что сильно тронул их. Мне кажется, однако, что это сказано не только для утешения за прежнее, но и для большего возбуждения исполнивших требуемое. Хотя некоторые, как я думаю, и подлежали прежним обличениям и не заслуживали такой похвалы, однако он не отделяет их, напротив, и хвалит, и укоряет всех вместе, предоставляя совести слушателей избрать каждому свое. А таким образом и укоризны не делались невыносимыми, и похвалы возбуждали к большей ревности.

Но Бог, утешающий смиренных, утешил нас прибытием Тита

См. Толкование на (2 Кор 7:5)

и не только прибытием его, но и утешением, которым он утешался о вас, пересказывая нам о вашем усердии, о вашем плаче, о вашей ревности по мне, так что я еще более обрадовался.

См. Толкование на (2 Кор 7:5)

Ст. 8-9 Посему, если я опечалил вас посланием, не жалею, хотя и пожалел было; ибо вижу, что послание то опечалило вас, впрочем на время. Теперь я радуюсь не потому, что вы опечалились, но что вы опечалились к покаянию; ибо опечалились ради Бога, так что нисколько не понесли от нас вреда.

Так как (коринфяне) загладили свой грех, и потому без опасения можно было говорить с ними ласковее, то (апостол) извиняется пред ними за прежнее свое послание и показывает его пользу. То же делал он и выше, говоря: «От великой скорби и стесненного сердца я писал вам со многими слезами, не для того, чтобы огорчить вас, но чтобы вы познали любовь, какую я в избытке имею к вам» (2 Кор. 2:4). То же делает и здесь, но только выражает это пространнее. И не сказал: «Прежде я раскаивался, но теперь не раскаиваюсь»; но как? «не жалею теперь, хотя и пожалел было». «Хотя бы, – говорит, – написанное мною было и таково, что превышало меру (должного) обличения, и побуждало меня раскаяться, но великая польза, происшедшая от того, не дозволяет мне раскаиваться. Сказал же это не потому, что в самом деле сверх меры обличал их, но чтобы увеличить похвалу их. Вы, – говорит он, – показали такое исправление, что если бы мне случилось и слишком строго наказать вас, так что я был бы должен обвинять себя в том, однако ж, взирая на последствия, я стал бы теперь хвалить себя». Подобно тому, как мы безбоязненно ласкаем детей после того, как к ним применен уже какой-нибудь трудный способ лечения, как, например разрез или прижигание, или горькое питье, так точно поступает и Павел. «Вижу, что послание то опечалило вас, впрочем на время. Теперь я радуюсь не потому, что вы опечалились, но что вы опечалились к покаянию» (ст. 8, 9). Сказавши – «не раскаиваюсь», представляет и причину на то, показывая пользу от послания, благоразумно оправдываясь и говоря: «впрочем, на время», потому что печаль была краткая, а польза вышла продолжительная. Следовало бы сказать: «Если я и оскорбил вас на время, но чрез то доставил вам радость и пользу навсегда». Однако он не говорит этого; но прежде, чем сказать о пользе, начинает опять хвалить их и показывать свое попечение о них, говоря: «Теперь я радуюсь не потому, что вы опечалились, – да и какая мне польза от вашей печали? – но что вы опечалились к покаянию, т. е., что ваша печаль принесла плод». Подобно, как и отец, когда видит, что сыну делают разрез, радуется не тому, что сын терпит боль, но тому, что исцеляется, так точно радуется и он. И заметь, как он весь успех дела относит к ним: печаль приписывает посланию, когда говорит: «послание то опечалило вас, впрочем на время», а пользу от него ставит им в заслугу. Не сказал: «потому что послание исправило вас», хотя так и было на деле, но: «вы опечалились к покаянию; ибо опечалились ради Бога, так что нисколько не понесли от нас вреда». Замечаешь ли его неизреченное благоразумие? «Если бы мы не сделали этого, – говорит он, – то нанесли бы вам вред», – исправление приписывает им, а себе вред, который бы произошел от его молчания. «Если бы мы не обличили вас, когда можно было исправить обличением, то мы нанесли бы вам вред, и ущерб был бы не для вас только, но и для нас. Подобно тому, как тот, кто не дает купцу средств к плаванию, делает вред ему, так и мы сделали бы вам вред, если бы не дали вам повода к покаянию». Видишь ли, что не обличать грешников вредно и учителю и ученику?

Теперь я радуюсь не потому, что вы опечалились, но что вы опечалились к покаянию; ибо опечалились ради Бога, так что нисколько не понесли от нас вреда.

См. Толкование на (2 Кор 7:8)

Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть.

«Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению» (ст. 10). «Вот почему, – говорит, – хотя я и раскаивался, прежде нежели увидел весь плод и пользу от послания, но теперь не раскаиваюсь». Таким (плодом) была печаль по Бозе. Рассуждая теперь о печали, он показывает, что она не всегда бывает горькою, а только когда делается печалью по миру. А что значит: «печаль по миру»? Когда печалишься об имуществе, о славе, об умершем, – все это печаль по миру. Потому она и причиняет смерть. Кто печалится о славе, тот завидует, и по необходимости часто доходит до гибели. Такою печалью печалились Каин и Исав. Итак, под печалью по миру он разумеет ту, которая вредит самим скорбящим. Только одна печаль о грехах полезна; и это ясно видно из следующего. Скорбящий о потере богатства не вознаграждает тем убытка; скорбящий об умершем не воскрешает его; скорбящий по причине болезни не только не избавляется от болезни, но еще усиливает ее. Только скорбящий о грехах приобретает пользу от скорби, потому что истощает и истребляет грехи. Печаль есть врачевство, приготовленное на этот один случай; поэтому здесь только имеет она силу и оказывает пользу, в других же случаях вредит.

«Но и Каин, – скажут, – печалился потому, что Бог не благоволил к нему». Нет, не по этой причине, а потому, что видел брата своего сияющим (добродетелями). Иначе, если бы он сетовал по той причине, ему надлежало бы соревновать и сорадоваться брату; а он, напротив, в скорби своей обнаружил печаль по миру. Не так скорбели Давид, Петр, и каждый из праведников, почему и угодили Богу, скорбя о грехах или своих, или чужих. Правда, что тяжелее печали? Но когда она бывает печалью по Боге, то является гораздо лучше мирской радости: эта последняя обращается в ничто, а та «производит неизменное покаяние ко спасению». В ней и то достойно удивления, что никто из скорбящих ею никогда не раскаивался, тогда как раскаяние наиболее свойственно мирской печали. В самом деле, что вожделеннее родного сына? И что горестнее смерти его? Однако же отцы, которые во время сильной горести не принимали никакого утешения и сами себя терзали, после раскаиваются в том, что без меры скорбели, поскольку сознают, что не только не получили оттого никакой пользы, но еще более себя расстроили. Не такова печаль по Боге! Напротив, она имеет двоякое преимущество: во-первых, то, что не заставляет сожалеть о том, о чем скорбишь, и, во-вторых, то, что самая печаль обращается во спасение. Обоих этих преимуществ лишена печаль мирская. В ней скорбят ко вреду, и после сильной скорби осуждают себя же, а это и служит сильнейшим доказательством того, что скорбящие ею только вредят себе. Совсем противоположны (следствия печали) по Боге; а потому сказал (апостол), что она «производит неизменное покаяние ко спасению». Никто не станет осуждать себя за то, что скорбел, плакал и сокрушался о грехе. Вот почему и блаженный Павел, говоря об этом, не имел нужды приводить посторонние примеры в подтверждение сказанного и из ветхозаветной истории представлять скорбевших, а указывает на самих коринфян и из того, что они делали, заимствует доказательство, чтобы вместе с похвалами дать им и наставление, а равно и более привлечь к себе.

Ибо то самое, что вы опечалились ради Бога, смотрите, какое произвело в вас усердие, какие извинения, какое негодование на виновного, какой страх, какое желание, какую ревность, какое взыскание! По всему вы показали себя чистыми в этом деле.

«Ибо то самое, – говорит он, – что вы опечалились ради Бога, смотрите, какое произвело в вас усердие?» (ст. 11). «Печаль ваша, – говорит он, – не только не довела вас до раскаяния, как напрасно скорбевших, а напротив, сделала еще более заботливыми о себе». Потом показывает признаки тщания: «но ответ (извинение) предо мною; но негодование на согрешившего; но страх», – такое усердие и весьма скорое исправление показывали, что они очень устрашились. И чтобы не подумали, что он хвалит самого себя, смотри, как тотчас смягчил речь, сказав: «какое желание», – т. е. ко мне; – но ревность, – т. е. к Богу; – какое взыскание, так как вы наказали нарушивших закон Божий». «По всему вы показали себя чистыми в этом деле», то есть, не только тем, что сами не посмели (сделать такого же преступления), – в чем не было сомнения, – но и тем, что сделавшему не потворствовали. Так как в первом послании он сказал – «И вы возгордились» (1 Кор 5:2), то здесь говорит: «вы очистили себя и от этого подозрения, когда не только не похвалили согрешившего, но и выразили ему ваше порицание и негодование».

Итак, если я писал к вам, то не ради оскорбителя и не ради оскорбленного, но чтобы вам открылось попечение наше о вас пред Богом.

«Если я писал к вам, то не ради оскорбителя и не ради оскорбленного» (ст. 12). Чтобы не сказали: «зачем же ты обличаешь нас, когда мы чисты в этом деле?», – (апостол), имея в виду такое возражение и предупреждая его, и употребил приведенные слова: «не жалею, хотя и пожалел было». «Я, – говорит, – весьма далек от того, чтобы раскаиваться теперь в написанном вам тогда; напротив, я более раскаивался тогда, нежели теперь, когда вы показали себя исправными». Видишь ли опять его уменье состязаться и принуждать к согласию? Видишь ли, как речи своей он дал противный оборот? Чем думали пристыдить его, именно как бы напрасными порицаниями, в виду (оказанного ими) успеха, тем самым он доказывает, что в праве был поступить с ними так свободно. Он не отказывается уже смело говорить им и приятное, когда это стало возможно. Прежде он говорил, что «совокупляющийся с блудницею становится одно тело [с нею]» (1 Кор 6:16); и: «предайте такового сатане во измождение плоти» (1 Кор 5:5); также: «всякий грех, какой делает человек, есть вне тела» (1 Кор 6:18), и тому подобное. Как же здесь он говорит: «не ради оскорбителя и не ради оскорбленного»? И здесь он не противоречит себе, а напротив, весьма согласен сам с собою. Каким же образом согласен? Ему очень желалось показать свою любовь к ним. Он не отрицает, таким образом, что заботился о блуднике; но вместе показывает, как замечено мною, и ту любовь, какую имел к ним, равно как и то, что он еще больше страшился за всю церковь, так как боялся, чтобы зло не распространилось и, идя далее, не обняло всей Церкви. Потому и говорил: «что малая закваска квасит все тесто» (1 Кор 5:6). Но это (сказал) тогда; теперь же, когда они исправились, то же самое выражает не так, но иначе; и хотя ту же выражает мысль, но с большею приятностью, говоря: «чтобы вам открылось попечение наше о вас», «к вам, – то есть, – чтобы видели вы, как люблю вас». Это одно и то же с прежним, но, будучи иначе выражено, по-видимому, имеет другое значение. А чтобы видеть, что это одно и то же, разбери мысль его, и не найдешь никакого различия. «Так как я вас очень люблю, – говорит он, – то и опасался, чтобы вы от этого (соблазнительного примера) не потерпели неприятности, и сами за себя не были принуждены скорбеть». Подобным образом, когда сказал: «О волах ли печется Бог?» (1 Кор 9:9), не разумел, что Бог не промышляет о волах, потому что ни одна вещь не может существовать без промысла Божия; а то, что Он дал заповедь преимущественно не ради волов. Так и здесь: «Я писал, во-первых, для вас, а потом и для него. Я любил вас внутренне еще и прежде моего послания; но чрез это послание хотел показать любовь мою и вам, и всем вообще».

Посему мы утешились утешением вашим; а еще более обрадованы мы радостью Тита, что вы все успокоили дух его.

«Посему мы утешились» (ст. 13), – т. е. потому, что «мы и попечение свое о вас показали, и все исполнилось по нашему желанию». Подобно этому и в другом месте говорит: «ибо теперь мы живы, когда вы стоите в Господе» (1 Сол 3:8); и еще: «Ибо кто наша надежда, или радость, или венец похвалы? Не и вы ли?» (1 Сол 2:19). Преуспеяние учеников для благоразумного учителя есть жизнь, и утешение, и отрада.

Смотри, как (апостол) опять восхваляет (коринфян), и выражает свою любовь к ним. Сказав выше о своей радости, что (первое) его послание имело такой успех и принесло такую пользу, – «я радуюсь, – говорит, – не потому, что вы опечалились, но что вы опечалились к покаянию», – и, выразив свою к ним любовь: «если я писал к вам, – говорит, – то не ради оскорбителя и не ради оскорбленного, но чтобы вам открылось попечение наше о вас», теперь представляет другую черту из благорасположения, которая приносит также им великую похвалу и показывает искренность их любви. «мы утешились, – говорит, – утешением вашим; а еще более обрадованы мы радостью Тита». По-видимому, это не показывает сильной любви его (к коринфянам), потому что он радуется больше о Тите, нежели о них. «Нет, – говорит, – я радовался не столько за Тита, сколько за вас». Потому-то указывает далее и причину, говоря: «что вы все успокоили дух его». Не сказал – «успокоили его», но – «дух его», т. е. «любовь его к вам». Как же «успокоили»? «От всех», потому что и это величайшая похвала.

Итак я не остался в стыде, если чем-либо о вас похвалился перед ним, но как вам мы говорили все истину, так и перед Титом похвала наша оказалась истинною;

«Если чем-либо о вас похвалился перед ним» (ст. 14). Велика похвала, когда учитель хвалится: «я не остался в стыде, – говорит. – Потому я возрадовался, что вы показали себя лучшими, и на самом деле оправдали мои слова. Таким образом, мне выходит двойное украшение: и вы показали себя более совершенными, и я не явился лжецом против истины». «Но как вам мы говорили все истину, так и перед Титом похвала наша оказалась истинною». Здесь подразумевает он и нечто другое, именно: «Как у вас говорил я одну истину, – а вероятно он много хвалил им и Тита, – так равно и сказанное мною о вас Титу оказалось истинным».

и сердце его весьма расположено к вам, при воспоминании о послушании всех вас, как вы приняли его со страхом и трепетом.

«И сердце его весьма расположено к вам» (ст. 15). Это относится уже к похвале (Тита), что он к ним сильно расположен и привязан. И не сказал: «любовь его», но: «сердце его». Потом приводит, как и везде делает, причину такого расположения, чтобы не показаться льстецом и чтобы с одной стороны, как сказал я, избегнуть подозрения в лести, а с другой и их самих больше возбудить к добродетели, относя всю похвалу к ним самим и, показывая, что они сами подали (Титу) повод и причину к такой любви. Сказав именно: «сердце его весьма расположено к вам», присоединяет: «при воспоминании о послушании всех вас» (ст. 15).

Этим (апостол) выражает и признательность к благотворителям Тита, который разлучился с ними, напечатлевши всех в душе своей, и всегда вспоминает о них, непрестанно имеет на устах и в сердце, а вместе с тем еще более хвалит и коринфян, что отпустили (Тита), оказав ему такой усердный прием. Далее упоминает и об их послушании, возбуждая тем их ревность, – почему и присовокупляет: «как вы приняли его со страхом и трепетом», то есть, не только с любовью, но и с великой честью. Видишь ли, как он свидетельствует о двойной их добродетели, – то есть, что они и возлюбили (Тита) как отца, и убоялись как начальника, – что в них ни страх не помрачил любви, ни любовь не ослабила страха? То же и выше выражал он: «то самое, что вы опечалились ради Бога, смотрите, какое произвело в вас усердие, какой страх, какое желание!» (ст. 11).

«Итак радуюсь, что во всем могу положиться на вас».

Видишь ли, что апостол радуется более о них? Он говорит: «Вы ни в чем не посрамили своего учителя, и не оказались недостойными моего свидетельства». Следовательно, он радовался не столько за Тита, что он получил такую честь, сколько за них, что они показали такое благородство духа. Но, чтобы не почли его радующимся более за Тита, смотри, как и здесь представляет причину радости; как выше сказал: «не остался в стыде, если чем-либо о вас похвалился перед ним», так и здесь говорит: «радуюсь, что во всем могу положиться на вас». «Нужно ли вас укорить, не страшусь, чтобы вы за то отложились, нужно ли похвалиться вами, не опасаюсь быть обличенным в напрасной похвале: могу положиться на вас, буду ли хвалить вас как покорных, или как любвеобильных, или как ревностных. Я сказал: «отсеките», – и вы отсекли; сказал: «примите», – и вы приняли; сказал Титу, что вы велики, достойны удивления и умеете почитать учителей, – и вы доказали это на самом деле; и не столько от меня он узнал это, сколько от вас самих. Поэтому-то и возвратился ко мне, исполнившись к вам сильной любви, так как вы показали на деле больше, чем я говорил ему».