Церковная память усвоила св. Григорию имя "троического богослова". И это характерно для него не только потому, что всю жизнь он богословствовал о Троице в борьбе с лжеучениями и лжеучителями, но еще и потому, что для него созерцание Пресвятой Троицы было пределом и средоточием всей духовной жизни.
"С тех пор, как в первый раз отрешившись от житейского, - говорил св. Григорий, - предал я душу светлым небесным помыслам, и высокий ум, восхитив меня отсюда, поставил далеко от плоти, скрыл в таинницах небесной скинии, - с тех пор осиял мои взоры свет Троицы, светозарнее Которой ничего не представляла мне мысль, Троицы, Которая с превознесенного Престола изливает на всех общее и неизреченное сияние, Которая есть Начало всего, что отделяется от превыспреннего временем, - с тех пор, говорю: умер я для мира и мир умер для меня..."
Вся молитвенная лирика св. Григория есть троическая лирика: "Троица - мое помышление и украшение", - восклицает он... И на закате жизни молится, чтобы прийти туда, "где моя Троица и Ее сочетанное сияние, - Троица, Которой и неясные тени приводят меня в восторг..."
В учении о св. Троице св. Григорий повторяет и развивает мысли Василия Великого, которого он признавал и называл своим "учителем догматов". Он пользуется той же богословской терминологией, но вносит в нее большую стройность и точность и не колеблется "новотворить имена", когда это нужно для ясности и благочестия.
Вместе с тем, у Григория гораздо сильнее, чем у Василия, чувствуется прямое влияние св. Афанасия, - в особенности в учении о Божестве Святого Духа: "Что прежде даровано было великому числу отцов утвердить в догмате о Сыне, то он богодухновенно преподал впоследствии о Духе Святом", - говорил о нем Григорий... И при этом в Троическом Богословии св. Григория чувствуется особая интимность опыта и прозрения.
"Троица воистину есть Троица", - это основная мысль св. Григория. "Воистину", то есть реально... Имя Троицы, - говорит он, - "означает не счет вещей неравных, - но совокупность равных и равночестных", соединенных по естеству и в естестве.
Со всею силою св. Григорий всегда подчеркивает совершенное единство Божественного бытия и жизни: "совершенная Троица из трех совершенных..." "Не успеваю помыслить об Едином, - говорит он, - как озаряюсь Тремя. Не успеваю разделить Трех, как возношусь к Единому. Когда представляется мне Единое из Трех, почитаю сие целым... Когда совокупляю в умосозерцании Трех, вижу единое светило, не умея разделить или измерить соединенного света..."
Троица в Единице и Единица в Троице, - больше того: Тройственная Единица... - "Трех бесконечных бесконечная соестественность..." Каждое из Трех, созерцаемое по Себе, есть Бог, и все Три, созерцаемые вместе, суть также единый Бог... "Един Бог, открывающийся в трех светах: таково чистое естество Троицы..." Св. Григорий старается описать таинство этого естества.
"Бог разделяется так сказать неразделимо, и сочетавается разделенно, - потому что Божество есть Единое в Трех, и Единое суть Три, в Которых Божество или, точнее, Которые суть Божество", - как три солнца, заключенные одно в другом, одно pacтворение света... Нет и невозможно представить в Троице какое-либо сечение или деление, как нет разрыва и деления между солнечным кругом и лучом.
"Единое Божество и единая Сила, Которая обретается в Трех единично и объемлет Трех раздельно без различия сущности или естества, не возрастает и не умаляется чрез прибавления или умаления, повсюду равна, повсюду та же, как единая красота и единое величие неба..."
Характерно, по каким мотивам св. Григорий отводит тварные подобия для троической тайны. Родник, ключ и поток, - они не разделены временем, и сопребываемость их нераздельна при разделении трех свойств. "Но убоялся, - говорит Григорий, - чтобы не допустить в Божество какого-то течения, никогда не останавливающегося (это против Плотина) и чтобы таким подобием не ввести численного единства..."
Ибо в течении воды различение - "только в образе представления..." Солнце, луч и свет, - здесь есть сложность: солнце и что от солнца. И такое подобие может внушить мысль, что вся сущность принадлежит Отцу, а другие Лица суть только "силы Божие", - как луч и свет солнца. Вообще тварные аналогии потому именно и не пригодны, что в них всегда оказывается "мысль о движении", "об естестве непостоянном и зыблющемся", так что Троичность возводится к становлению и изменению, - именно это и не пригодно.
Ибо если что во времени, то не Бог. - Созерцание Троицы в Ее совершенном единосущии и неслиянности есть бесспорный факт духовного опыта св. Григория, и созерцаемое им он стремится с каким-то сознанием своего бессилия описать в накопляемых образах, сравнениях и антитезах. Чувствуется, что он именно видит и описывает, - а не только размышляет. В формулах умозрительного Богословия св. Григорий выражает свой интимный мистический опыт. И для объяснения его прибегает к средствам неоплатонической философии.
"У нас один Бог, потому что Божество одно. И к Единому возводятся сущие от Бога, хотя и веруется в Трех, потому что как Один не больше, так и Другой не меньше есть Бог. И Один не прежде, и Другой не после: Они и хотением не отделяются, и по силе не делятся, и все то не имеет места, что только бывает в вещах делимых. Напротив того, если выразиться короче, Божество в разделенных неделимо... Каждое из Них по тождеству сущности и силы имеет такое же единство с Соединенным, как и с Самим Собою. Таково понятие сего Единства, сколько мы постигаем Оное. И если понятие сие твердо, то благодарение Богу за умозрение..."
Троичность есть некое круговращение Божественного единства, некое движение Внутрибожственной жизни. С дерзновением св. Григорий повторяет мысль Плотина:
"Божество выступило из единичности по причине богатства и преступило двойственность, потому что Оно выше материи и формы, и определилось тройственностью по причине совершенства, чтобы не быть скудным и не разлиться до бесконечности, первое показывало бы несообщительность, второе - беспорядок".
Это почти прямо из Плотина. И Григорий отождествляет: "и у нас так..." Но сразу же делает оговорку: "Не осмеливаемся назвать этот процесс преизлиянием доброты, как назвал один из философствующих эллинов, который философствуя о первом и втором начале, буквально выразился так: "как чаша льется чрез край" (Eнн. V. 2. 1)".
Святой Григорий отклоняет такое толкование Внутрибожественного бытия, как некоего безличного движения. Для него Троичность есть выражение Божественной любви: Бог есть любовь и Триединство есть совершенное выражение "единомыслия и внутреннего мира".
Совершенное единство Внутрибожественной жизни выражается прежде всего в безусловной вневременности Божественного бытия. Бог вечен по природе и выше всякой последовательности и разделения. И мало сказать: Бог всегда был, есть и будет, - лучше сказать: Он есть, ибо Он "сосредоточивает в Себе Самом целое бытие, которое не начиналось и не прекратится". И потому, "если Один был от начала, то было Три..."
Ибо Божество "Само с Собою согласно, всегда тождественно, бесколичественно, вневременно, несозданно, неописуемо, никогда не было и не будет Само для Себя недостаточным..." В Божестве и в Божественной жизни нельзя мыслить или представлять какие бы то ни было изменения, какие бы то ни было "деления времени..."
"Ибо, - говорит Григорий, - составлять Троицу из великого, большого и величайшего, как бы из сияния луча и солнца (т.е. из Духа, Сына и Отца)... это - такая лествица Божества, которая не на небо ведет, но низводит с неба..." Этим определяется совершенная сверхвременность отношений троических ипостасей. "Не должно быть таким любителем Отца, чтобы отнимать у Него свойства быть Отцом" - говорит Григорий.
"Ибо чьим будет Отцом, когда отстраним и отчудим от Него вместе с тварью и естество Сына!... Не должно в Отце умалять достоинство быть Началом принадлежащего Ему, как Отцу и Родителю..." И продолжает: "когда говорю: началом, ты не привноси времени, не ставь ничего среднего между Родившим и Рожденным, не разделяй естества худым вложением чего-то между совечными и сопребывающими. Ибо если время старше Сына, то, без сомнения, Отец стал виновником времени прежде нежели Сына".
Иначе сказать: бытие Отца и рождение Единородного совпадают, совпадают неслиянно. Рождение Слова и исхождение Духа нужно мыслить "прежде всякого когда", - Отец не начинал быть Отцом, ибо бытие Его не начиналось, и Он "ни от кого, даже от Самого Себя, не заимствовал бытия..." И потому Он в собственном смысле Отец, "потому что не есть вместе и Сын..."
Здесь Григорий Богослов повторяет рассуждения св. Афанасия. - Сверхвременность и совечность ипостасей не исключает зависимости между ними. Сын и Дух "безначальны в отношении к времени" и "небезначальны в отношении к Виновнику". Но Отец не первоначальнее Их, ибо ни Он, ни Они не стоят под временем. Сын и Дух совечны, но не собезначальны Отцу, "ибо Они - от Отца, хотя и не после Отца".
Это - таинственное причинение вне всякой смены и возникновения. В Троице ничто не возникает, ничто не становится, ибо Божество есть полнота, "бесконечное море сущности". Св. Григорий подчеркивает всю трудность и недомыслимость этого различения, в котором путаются "люди простодушные", и прибавляет: "Правда, что безначальное вечно, но вечному нет необходимости быть безначальным, коль скоро возводится к Отцу, как к Началу".
Григорий показывает, что усиление достоинства Второй и Третьей ипостаси равнозначно умалению Первой: "Крайне бесславно было бы для Божества как бы вследствие изменения советов Своих прийти в полноту совершенства", - "и отсечь или отчудить что-либо от Трех значит то же, что отсечь все и нагло восстать против всего Божества..." "Какой Отец не начинал быть Отцом?" - спрашивает св. Григорий. И отвечает: "Чье бытие не начиналось". Подобным образом и рождение или рожденность Сына совпадает с Его бытием.
Совершенное и непреложное единство Божественного бытия определяет единосущие Троических ипостасей, - "тождество сущности". Но в единстве Божества не исчезает различие ипостасей. Единство Божества, как и по Великому Василию, для св. Григория означает тождество сущности и единоначалие, - от Отца и ко Отцу. В описании этого "динамического" единства слышатся плотинические тона.
Для св. Григория этот динамической аспект преобладает, - в этом отношении он ближе к Афанасию, чем к Василию; и принимая основное различение "сущности" и "ипостаси", как общего и частного, он сравнительно редко опирается на него.
"Мы чтим единоначалие", - говорит Григорий. "Не то единоначалие, которое определяется единством лица (против Савеллия), но то, которое составляет равночестность единства, единодушие воли, тождество движения и направление к Единому Тех, Которые из Единого, что невозможно в единстве сотворенном", т.е. возникшем, сложном и производном...
Все, что имеет Отец, принадлежит Сыну, и все, что принадлежит Сыну - принадлежит Отцу, так что "ничего нет собственного, потому что все общее, и самое бытие у Них общее и равночестное, хотя бытие Сына и от Отца..." Но не следует "чествовать больше, чем должно..." Личные свойства Трех непреложны. Эти "особенности" Трех (ιδιοτητες), конечно, "не сущности различают, но различаются в одной и той же сущности".
В понимании св. Григория понятия "ипостась" и "особенность" почти совпадают. И наряду с этим он как равнозначное употребляет выражение: три Лица (τρια προσωπα) - от чего уклонялся Василий Великий. Григорий таким образом сближает и отождествляет каппадокийскую терминологию с западной, - отождествляет: τρεις υποστασεις η τρια προσωπα.
Отклоняется св. Григорий от Василия и в определении личных свойств. Имен "отечества" и "сыновства" он избегает, не называет и личным свойством Духа, - "святость". Обычно он определяет свойства ипостасей: "нерожденность, рождение и исхождение", αγεννησια, γεννησις, εκπορευσις. Можно думать, что он намеренно применяет термин εκπορευσις для обозначения личного свойства Отца, чтобы пресечь евномианские спекуляции о "нерожденности", как сущности Божией.
Термин
εκπορευσις он берет из Писания, ("...иже от Отца исходит",
Ин. 15:26) - снова для предупреждения споров и во избежание праздных рассуждений о "братстве Сына и Духа". И при этом Григорий предостерегает от расследования точного смысла этих определений по аналогии с их употреблением в области тварной. Только Сама Троица знает, - "какой порядок имеет Сама в Себе".
Как рожден Сын, как исходит Дух - во всяком случае, у Бога не человеческий образ рождения: "посему и рождение допускай не иное, но Божеское..." Нельзя уравнивать несравнимого. "Ты слышишь о рождении. - Не допытывайся знать, каков образ рождения. Слышишь, что Дух исходит от Отца. - Не любопытствуй знать, как исходит..." И еще резче: "Как? Ведают cиe родивший Отец и рожденный Сын. А что кроме сего, закрыто облаком и недоступно твоей близорукости..."
Ипостасные имена выражают взаимные отношения лиц: σχεσεις. Три Лица суть три образа бытия, неслиянного и нераздельного, "самосущно существующие". И при том несравнимые, так что ни Один не больше и не меньше Другого. Так же, как Один не раньше и не позже Другого. "Сыновство не есть недостаток" по сравнению с Отчеством, и "исхождение" не меньше "рождения".
В этом и заключается совершенная равночестность Святой Троицы: "вся достопоклоняемая, вся царственная, единопрестольная, равнославная..." - Во исповедании Троицы исполняется полнота Богопознания.
Св. Григорий напоминает Крещальный символ и спрашивает: "В Кого ты крестился? Во Отца! Хорошо. Однако, это иудейское... В Сына! Хорошо. Это уже не иудейское, но еще не совершенное. В Духа Святого! Прекрасно, это совершенное. Но просто ли в Них ты крестился, или в общее Их имя? Да, и в общее имя. Какое же это имя? Без сомнения, имя Бога... В cиe же имя веруй, - успевай и царствуй" (
Пс. 44:5)...
С особенной силой св. Григорий останавливается на раскрытии Божества Духа. Это был спорный и прорекаемый вопрос в 70-х годах и на самом Втором Вселенском Соборе.
"Теперь спрашивают, - говорил Григорий, - что же скажешь о Святом Духе? Откуда вводишь к нам чуждого и не знаемого по Писаниям Бога? И это говорят даже те, кто умеренно рассуждает о Сыне..."
"Одни почитали Духа действованием, другие тварью, иные - Богом, а иные не решались сказать ни того, ни иного из уважения, как говорили они, к Писанию, которое будто бы не выразило об этом ничего ясно. А потому они не чтут, но и не лишают чести Духа, оставаясь к Нему в каком-то среднем, вернее же весьма жалком расположении. Даже из признавших Его Божеством одни благочестивы только в сердце, другие же осмеливаются благочествовать и устами..."
Среди этой смуты св. Григорий решительно исповедует: "Дух, Дух, - выслушайте это, - исповедуемый Богом. Еще говорю: Ты мой Бог. И в третий раз восклицаю: Дух есть Бог..." "До сих пор ничто не приводило всю вселенную в такое колебание, - говорит он, - как дерзновение, с каким мы провозглашаем Духа Богом".
В раскрытии единосущной Божественности Святого Духа св. Григорий следует за Афанасием и опирается прежде всего на крещальную формулу: крещение совершается во имя Святой Троицы, Троицы неизменной и нераздельной, единородной и равночестной...
"Если Дух Святой - тварь, то напрасно ты крестился..." "Если Дух не достопоклоняем, то как же меня делает Он богом в Крещении?" - спрашивает Григорий...
"Если же Он достопоклоняем, то как же не досточтим? А если досточтим, то как же не Бог? Здесь одно держится другим: это подлинно златая и спасительная цепь. От Духа имеем мы возрождение, от возрождения - воссозданиe, от воссоздания - познание о достоинстве Воссоздавшего".
И потому "отделять Единого от Трех, значит бесчестить иповедание, т.е. и возрождение, и Божество, и обожение, и надежду..." "Видите, - заключает св. Григорий, - что дарует нам Дух, исповедуемый Богом, и чего лишает - отвергаемый". Дух есть Святыня и Источник освящения - "Свет нашего ума, приходящий к чистым и творящий человека Богом..." "Им познал я Бога, Он Сам есть Бог и в жизни той меня творит богом".
"Я не терплю, чтобы меня лишали совершения. Можно ли быть духовным без Духа? Причастен ли Духа не чтущий Духа? И чтит ли Духа крестящийся в тварь и сораба?" Здесь снова у Григория слышатся доводы Афанасия. - О Духе свидетельствует и Писание, правда прикровенно и не весьма ясно, так что нужно "сквозь букву проникнуть во внутреннее". Св. Григорий разъясняет, что речения Писания нельзя брать пассивно и буквально.
"Из именуемого иного нет, но сказано в Писании, - замечает он, - иное есть, но не сказано. Еще иного нет, и не сказано, - еще иное есть, и сказано о нем". Так сказано: Бог спит и пробуждается, и это не действительность, но метафора. И обратно: слова "нерожденный", "бессмертный", "безначальный" и иные взяты не из Писания. Однако очевидно, "что, хотя и не сказано сего в Писании, тем не менее это взято из слов, то же в себе заключающих".
Нельзя гоняться за словами и оставлять вещь. Дух действовал во отцах и пророках, озаряя их ум, предоткрывая им грядущее. И Дух проповедан пророками, и пророком предсказан день великого излияния Духа на всякую плоть
(Иоил. 2:28). Дух вдохновлял Давида и поставлял пророков (срв.
Ам. 7:14). Дух свидетельствовал о Христе. "Христос рождается, Дух предваряет. Христос крещается, - Дух свидетельствует. Христос искушается, Дух возводит Его. Совершает Силы Христос, - Дух сопутствует. Христос возносится, - Дух преемствует..."
И Спаситель возвещает о Духе постепенно, и на учеников нисходит Дух постепенно, - то чудотворя чрез них, то сообщаясь им в дуновении Христовом, и, наконец, нисходит в огненных языках. Весь Новый Завет полон свидетельствами о Духе, о Его силах и дарах. "Прихожу в трепет, когда представляю в уме богатство наименований!" - восклицает Григорий. Дух Божий, Дух Христов, Ум Христов, Дух сыноположения, - Он воссозидает в крещении и воскресении. Он дышит где хочет.
Источник света и жизни, - Он делает меня храмом
(1 Кор. 6:19), творит Богом, совершает, почему и крещениe предваряет и по крещении взыскуется. Он производит все то, что производит Бог, Он разделяется в огненных языках и разделяет дарования, творит благовестников, апостолов, пророков, пастырей, учителей... Он - "иной Утешитель", т.е. "как бы иной Бог". Если и не сказано в Писании прямо о Божестве Духа, сказано об этом торжественно и много.
Св. Григорий объясняет недосказанность догмата о Духе в Писании из домостроительной постепенности откровений. Но и полнота духоносного опыта в Церкви есть тоже откровениe, - и Откровение Духа, показывающего ясные признаки Своего Божества. Св. Григорию кажется, что даже среди язычников "лучшие их богословы, и более к нам приближающиеся, имели представление о Духе... но не соглашались в наименовании и называли его Умом мира, умом внешним и подобно тому".
Григорий имеет в виду, конечно, Плотина и неоплатоническое понятие мировой души. Многие из определений Плотина Василий Великий переносил на Духа Святого в своем трактате к Амфилохию. - В своем любомудрии о Духе Святом св. Григорий идет аналитически: о Божестве Духа заключает от Божественности Его Даров. Но это для него "состязательный" метод, педагогическое богословие.
В его личном опыте Божество Духа открывается чрез созерцание Троицы. Из истины Троичности открывается непосредственно единосущие Духа. Поэтому св. Григорий и не обозначает личную особенность Духа как "святость", что имело бы экономический смысл. Но говорит об "исхождении" (εκπορευσις или εκπεμψις), что показывает место Духа в непреложном триединстве Внутрибожественной жизни.