12.1. Для Павла и его церквей это исповедание, несомненно, было главным. Павловы послания используют титул «Господь» / «Господин» (kyrios) около 230 раз. То, что Иисус есть Господь, - одно из центральных положений Павловой керигмы (2 Кор. 4:5; Кол. 2:6). «Иисус - Господь» - базовое исповедание при обращении и инициации (Рим. 10:9). «Иисус - Господь» - отличительная черта вдохновенности Духом Божьим (1 Кор. 12:3). «Иисус - Господь» - кульминационное выражение вселенского почитания в Флп. 2:11. Термин kyrios также часто применяется к Иисусу авторами Лк. - Деян. и Соборных посланий (реже - в других текстах, и, как ни странно, его вообще нет в Иоанновых посланиях). Не менее важно раннее арамейское призывание, отраженное у Павла в 1 Кор. 16:22: «Маранафа» («Господь наш, гряди!»), - где mara(n) есть эквивалент kyrios.
История исповедания Иисуса Господом в первохристианстве в основном вращается вокруг вопроса: сколь значимым было применение этого титула к Иисусу? Какую роль и какой статус приписывало Иисусу (или признавало принадлежащими Иисусу) это исповедание? Ответы, которые дает нам первохристианство, разнообразны, и мы не всегда можем быть уверены, что правильно их слышим. Проблема состоит в том, что «господь» может отражать весь спектр достоинства, - от уважительной формы обращения как к учителю до полновесного божественного титула [156]. Где в рамках этого спектра находятся раннехристианские упоминания о господстве Иисуса? Ответ, по-видимому, таков: в течение первых нескольких десятилетий христианства исповедание Иисуса «Господом» переместилось в своем значении от нижнего конца «спектра величия» к верхнему концу спектра, все больше становясь намеком на божественность.
12.2. Согласно Матфею и Луке, к Иисусу во время его служения регулярно обращались как к «Господу»/ «господину», - у Матфея преимущественно в контексте рассказов о чудесах (Мф. 8:2, 6, 8, 25; Мф. 9:28; Мф. 14:28, 30 и т. д.), у Луки преимущественно в контексте учения (Лк. 9:59, 61; Лк. 10:40; Лк. 11:1; Лк. 12:41 и т. д.). Не приходится сомневаться, что как минимум в нескольких из этих случаев за греческим kyrie стоит арамейское mari. Словом mar именовался, в частности, Абба Хилкия, святой I в. до н. э., - видимо, в признание приписываемых ему харизматических способностей [157]. Более того, во времена Иисуса слово «господин» было во многом синонимично слову «учитель», а Иисус, конечно, считался имеющим авторитет раввина или учителя (Мк. 9:5, 17, 38; Мк. 10:17, 35, 51 и т. д.). Эквивалентность «учителя» и «господина», возможно, отражена в Ин. 13:13 сл. и вполне может стоять за использованием kyrios в Мк. 11:3 (ср. Мк. 14:14).
Поэтому можно констатировать исповедание Иисуса Господом было укоренено в служении Иисуса постольку, поскольку он был широко признан как (харизматический) учитель и целитель (ср. Мк. 1:22, 27; Мк. 6:2; Мк. 11:28). Вкладывал ли уже сам Иисус в это понятие более высокое значение, зависит от того, как оценивать Мк. 12:35-37. Даже если данный отрывок содержит аутентичное слово исторического Иисуса (вполне возможно), оно может означать лишь то, что Иисус считал Мессию фигурой выше Давида по значимости и наделенной особой благосклонностью Яхве. Отсюда необязательно выводить, что Иисус рассматривал Мессию как фигуру божественную (в конце концов Пс. 110 первоначально относился к царю; см. также ниже § 12.4, прим. 45).
12.3. Как исповедание, «Иисус - Господь» восходит преимущественно к вере первохристиан, возникшей после Воскресения. По-видимому, именно вера в воскресение Иисуса из мертвых дала слову «господин» решающий толчок, в результате которого оно резко повысило статус в «спектре величия», обретя намек на божественность. Согласно Деян. 2:36 и гимну, процитированному Павлом в Флп. 2:9-11, kyrios - титул, данный Иисусу после его воскресения/прославления и благодаря ему. Ярким подтверждением значимости Воскресения в этом плане служит использование Лукой этого титула. Когда он рассказывает в своем Евангелии о каком‑нибудь эпизоде, для него вполне естественно назвать Иисуса «Господом». Но персонажи, задействованные в эпизоде, никогда так не говорят.
Впервые Иисуса называет «Господом» один из его современников сразу после Воскресения (Лк. 24:34) [158]. При всей высокой христологии созданного Иоанном образа воплощенного Логоса (включая вереницу титулов в Ин. гл. 1 и сознание Иисусом своего предсуществования) kyrios не используется современниками Иисуса до Ин. 20:28; сам евангелист, в отличие даже от Луки, выказывает явную сдержанность в применении данного титула к Иисусу до Воскресения [159]. Иными словами, здесь, как и в других текстах, мы видим убеждение: Иисус стал Господом вследствие своего воскресения и прославления.
Не вполне ясно, какой статус на этой первоначальной стадии мыслился за Иисусом как за воскресшим Господом. Если судить по 1 Кор. 16:22, Иак. 5:7 сл., Откр. 22:20, а также 1 Фес. и 2 Фес. (самые ранние Павловы послания, где часто употребляется слово kyrios), господство Иисуса предполагало достоинство и власть Судьи, которому вскоре предстояло возвратиться. К этому моменту титул «Господь» уже начал впитывать смыслы данииловского «Сына Человеческого» (вполне возможно, через комбинацию Пс. 110:1 и Дан. 7:13 в раннехристианской апологетике) [160]. Мы не можем сказать, сколь далеко «Господь» тем самым продвинулся по «спектру величия» и усматривали ли христиане, подобным образом исповедовавшие Иисуса, здесь намек на божественность (ср. в конце концов Мф. 19:28 / Лк. 22:29 сл.). С другой стороны, смысл, в котором слово «Господь» применяли к Иисусу его современники, был оставлен далеко позади [161] (хотя, возможно, воскресение Иисуса отчасти рассматривалось как божественная печать одобрения на ту власть, которую он проявлял в качестве учителя и чудотворца; см. далее § 50.3).
С большей долей уверенности можно говорить, что исповедание mara вряд ли было для первоначальных церквей самым важным. В частности, оно не было средством благовестия в иудейской миссии (в отличие от исповедания Иисуса Мессией и Сыном Божьим - у эллинистических иудеев) [162], - хотя из Мк. 12:35-37 и Варн. 12:10 сл. вполне можно заключить, что оно фигурировало в иудеохристианской апологетике с раннего периода. Однако 1 Кор. 16:22, Откр. 22:20 и Дидахе 10:6 наводят на мысль, что исповедание Иисуса «Господом» (mara) у первых христиан совершалось прежде всего в рамках их собственного богослужения, на которое наложило долговечный отпечаток. Лишь в эллинистическом христианстве исповедание «Иисус - Господь» стало по-настоящему заметным.
12.4. В эллинистических кругах исповедание mara, естественно, переводилось греческим kyrios. Более того, согласно Деян. 11:20, именно слово kyrios избрали первые проповедники евангелия язычникам. С этим переходом исповедание «Иисус - Господь» обрело еще большую значимость.
1. Титул kyrios прочно закрепился за культовым божеством в некоторых мистериальных религиях (в частности, Исиды и Сераписа) и постепенно становился ключевым титулом в почитании императора («Кесарь Господин»).
2. Еще существеннее и то, что в греческих переводах Ветхого Завета, которыми пользовались Павел и церкви, словом kyrios переводилось божественное имя (Яхве). Иными словами, только в момент перехода от mara к kyrios исповедание «Иисус - Господь» стало четким утверждением божественности прославленного Иисуса. И сделано это было вполне сознательно. Поразительно, как Павел использует ветхозаветные тексты, говорящие о Яхве, прилагая их к Иисусу (напр., Рим. 10:13; 1 Кор. 2:16). Особенно интересно, что он берет один из самых строгих монотеистических отрывков Ветхого Завета (Ис. 45:23) и применяет его к прославленному Иисусу в Флп. 2:10 сл. (о гимне, который имел хождение еще до того, как Павел им воспользовался; см. ниже § 35.3). По всей видимости, здесь «Иисус - Господь» - уже исповедание не просто богоданной власти, но самой божественности.
Означает ли это, что Иисуса исповедовали как Бога с самых первых дней существования эллинистического христианства? Утверждать это было бы слишком смело.
Во-первых, возникновение исповедания Иисуса, предполагающего его божественность, облегчалась активным использованием Пс. 110:1 с очень раннего периода (см. особенно Мк. 12:36; Деян. 2:34 сл.; 1 Кор. 15:25; Евр. 1:13).
Сказал Господь Господу моему:
«Седи одесную Меня,
Доколе положу врагов твоих
В подножие ног твоих» [163].
Этот отрывок важен двойным использованием слова kyrios. Одно из них относится, несомненно, к Яхве - но второе? Во втором случае речь явно не о Яхве, но о некой прославленной фигуре, которую псалмопевец именует kyrios [164].
Во-вторых, Павел называет Иисуса kyrios, но, по-видимому, воздерживается от того, чтобы назвать его «Богом». (Единственный реальный кандидат в основных Павловых посланиях - Рим. 9:5, но даже там текст неясен.) Не встречаем мы у него и молитв, обращенных к Иисусу. Скорее он обычно молится Богу через Христа (Рим. 1:8; Рим. 7:25; 2 Кор. 1:20; Кол. 3:17) [165].
В-третьих, для Павла «Иисус - Господь» - лишь часть более полного исповедания. Ибо, исповедуя Иисуса Господом, он одновременно утверждает: «Бог - один» (1 Кор. 8:5 сл.; Еф. 4:5-6). Здесь христианство выказывает себя развитой формой иудаизма: его монотеистическое исповедание - одна из важнейших частей иудейского наследия, ибо фундаментальное исповедание иудаизма как раз и гласит, что «Бог - один». «Есть только один Бог» (Втор. 6:4). Отсюда также Рим. 3:30; Гал. 3:20; 1 Тим. 2:5 (ср. Иак. 2:19). В палестинской и иудейской миссии такое утверждение могло быть излишним, поскольку иудеи и христиане разделяли веру в единство Бога.
Но в языческой миссии эта иудейская предпосылка в христианстве неизбежно должна была стать заметной (перед лицом широкой веры во «многих богов»). Следует отметить, что Павел мог величать Иисуса Господом не для того, чтобы отождествить его с Богом, а, наоборот, чтобы отличить его от единого Бога (см., в частности, 1 Кор. 15:24-28; см. также ниже § 56.2). Кроме того, говорить о Господстве Иисуса в космических категориях можно было и не создавая особых проблем для монотеизма, ибо готовую и подходящую терминологию предоставляли размышления о Премудрости (см. также Ин. 1:1, 18; 1 Ин. 5:20; ср. Тит. 2:13).
12.5. Таким образом, на первых порах исповедание Иисуса Господом лишь дополняло исповедание единого Бога. Здесь мы видим начало двухчастного исповедания: Бог - един, Иисус - Господь. Пока ранняя Церковь довольствовалась двусмысленностью исповедания kyrios, проблем не возникало. Но уже с самого начала между этими двумя частями наметилось трение, и постепенно оно всплыло на поверхность: как утверждать единство Бога, не умаляя Господство Иисуса; как утверждать Господство Иисуса, не умаляя единство Бога? Новозаветные авторы не пытались глубоко разобраться в данном вопросе. Хватало ли Павлу решения, намеченного в 1 Кор. 15:24-28? Еф. 1:20-23 и Кол. 1:15-20 показали бы проблему с этим решением.
Автору Послания к Евреям оказалось достаточно поставить сильный адопцианский язык рядом с псалмом, возвеличивающим прославленного Христа как «Бога» (Евр. 1:9 - см. далее ниже §§ 51.2, 57.2). Лишь четвертый Евангелист предпринимает достаточно последовательную попытку решить этот вопрос в своей христологии Отца-Сына. Его Евангелие увенчивается поразительными словами Фомы о воскресшем Иисусе: «Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20:28). Безусловно, здесь слово kyrios перешло на самый верх спектра величия, - хотя не исключено, что восклицание Фомы корректнее рассматривать как преувеличенную форму поклонения, а не как тщательно сформулированное исповедание (см. также Ин. 1:1, 18; 1 Ин. 5:20; ср. Тит. 2:13).
Как известно, в последующие века напряжение между Господством Иисуса и единством Бога стало центральной проблемой богословия. Доныне оно является главным камнем преткновения в христианско-иудейском и христианско-мусульманском диалоге. Во многом эта базовая проблема лежит и в основе значительной части современного христианского богословия: как говорить о Боге и Иисусе в наше время?
