30.1. Пасторские послания. Если мы вернемся на несколько страниц назад и сравним Павловы представления о харизматическом служении с увещаниями Игнатия Антиохийского в Послании к Смирнянам (§ 26), у нас может возникнуть искусительная мысль, что эти две концепции стоят на разных полюсах и вообще несовместимы. Однако если мы обратимся к позднейшим документам паулинистического корпуса (Пастырским посланиям), то обнаружим в них понимание церковной структуры, которое выглядит гораздо более близким Игнатию, чем Павлу. Эта особенность церковной организации - одно из главных указаний на то, что Пасторские послания в их нынешнем виде появились уже после смерти Павла и отражают ситуацию в паулинистических церквах, которая сложилась в последней четверти I в., если не позже.
Вот основные черты.
(1) Только в этих документах паулинистического корпуса упоминаются старейшины (1 Тим. 5:1 сл., 17, 19; Тит. 1:5).
(2) Понятия «блюстители» (епископы - 1 Тим. 3:1-7; Тит. 1:7 сл.) и «дьяконы» (1 Тим. 3:8-13) относятся к институциональным должностям (1 Тим. 3:1 - «должность епископа»). На основании 1 Тим. гл. 3 можно предположить, что дьяконы были подчиненной должностью (хотя их конкретные функции неясны).
(3) Не вполне ясна роль Тимофея и Тита в этой иерархии, хотя они, несомненно, стояли выше старейшин, блюстителей и дьяконов. Показательно, что Пасторские послания адресованы им, и они, видимо, обладали такими полномочиями в урегулировании общинных дел, какие Павел никогда не применял ни лично, ни через своих непосредственных соработников (см. ниже §72.1).
(4) Особенно бросается в глаза, что Павлова концепция харизмы была сужена и отрегулирована: теперь харизма - дар, который дается раз и навсегда при рукоположении; Тимофей несет этот дар в себе, и он дает ему возможность справляться с разного рода ответственностью. Иначе говоря, из события, которое имеет свой авторитет в себе самом, харизма стала властью и авторитетом должности (1 Тим. 4:14; 2 Тим. 1:6).
Пожалуй, лучшее объяснение этой формы служения и церковной организации заключается в следующем: Пастырские послания - продукт растущего после-Павлова сближения между более формализованными структурами, заимствованными иудеохристианством у синагоги, и более динамической харизматической структурой Павловых церквей. В пользу этой гипотезы свидетельствует прежде всего упоминание в Пасторских посланиях старейшин, с одной стороны, и блюстителей с дьяконами - с другой. Как мы уже говорили, старейшины - одна из особенностей иудеохристианских конгрегации (см. выше § 28.1; также Иак. 5:14 сл.); блюстителей и дьяконов (по крайней мере эти названия) мы встречаем в одном из последних посланий Павла как нововведение в церковной организации (известное нам только по Филиппам).
Отсюда такая версия: после смерти Павла название (и форма?) этих регулярных служений в Филиппах была скопирована другими Павловыми церквами [246] (или во всяком случае получила более широкое распространение в Павловых церквах); одновременно функции блюстителя и дьякона были более четко определены и отрегулированы (см. Дидахе 15:1-2). На этой стадии начались попытки совместить две модели, ассимилировать организацию иудеохристианских церквей к организации Павловых церквей (или наоборот). Пасторские послания (и 1-е Послание Климента), видимо, были написаны в ту пору, когда этот процесс ассимиляции или интеграции зашел далеко, но еще не завершился. В частности, роли блюстителя и старейшины, очевидно, ассимилировались друг к другу, но из Пасторских посланий неясно, были ли оба понятия синонимами, или слово «блюститель» стало названием одной из конкретных руководящих функций у старейшин (почему старейшины не упомянуты в 1 Тим. гл. 3?); ср. Деян. 20:17, 28; 1 Климента 42:4; 44:4 сл.; 47:6; 57:1.
30.2. Если эта гипотеза имеет под собой историческое основание, можно попытаться проследить по другим новозаветным документам стадии сближения между иудеохристианскими церквами и церквами Павловой миссии. Я имею в виду прежде всего 1-е Послание Петра и Евангелие от Матфея [247]. Здесь у нас гораздо меньше данных, и во многом приходится рассуждать исходя из косвенных признаков, поэтому необходима осторожность. Полная картина событий нам недоступна, но имеющиеся данные говорят в пользу вышеизложенной гипотезы.
1-е Послание Петра, видимо, вышло из паулинистической среды или, по крайней мере, находится под сильным влиянием Павлова богословия (см., например, специфически Павловы выражения и идеи в 1 Пет. 2:5; 1 Пет. 3:16; 1 Пет. 4:10 сл., 13; 1 Пет. 5:10, 14). Отметим, в частности, что Павлова концепция харизмы остается нетронутой: по словам автора, каждый получил какую‑то харизму, и «благодать Божия проявляет себя по-разному» (1 Пет. 4:10); автор связывает харизмы с говорением и обслуживанием, - понятия достаточно широкие, чтобы одновременно охватывать многообразие Павловых перечней в Рим. гл. 12 и 1 Кор. гл. 12, но при этом сохранять Павлов акцент на харизмах слова и харизму как служение. Отметим также, что титул священника дается не какому‑то индивидуальному христианину (в Новом Завете этого вообще нет), а Церкви в целом и служение христиан в целом описывается в категориях священнического служения (1 Пет. 2:5, 9), как и у Павла (Рим. 15:27; 2 Кор. 9:12; Флп. 2:17 (?), 25, 30).
Титул «пастор и блюститель» относится только к Иисусу (1 Пет. 2:25). В то же время единственный раз, когда упоминается о пророках, используется прошедшее время (1 Пет. 1:10-12 - речь о раннехристианских пророках или в том числе о них). Более того, 1-е Послание Петра, очевидно, предполагает четко очерченный круг старейшин с относительно хорошо определенными обязанностями (1 Пет. 5:1-5). Поэтому есть основания считать, что 1-е Послание Петра отражает ту стадию, когда Павловы церкви (или церкви, находившиеся под большим влиянием Павла) уже начали принимать и адаптировать иудеохристианскую модель церковного устройства, но еще не утратили гибкости и свободы Павловой харизматической общины [248].
30.3. Евангелие от Матфея, видимо, отражает еще более раннюю стадию сближения, но со стороны иудеохристианства. Так, например, с одной стороны, присутствует сильный акцент на действенность Закона (особенно Мф. 5:17-20 - см. ниже § 55.1); только у Матфея мы находим логии, в которых Иисус ограничивает миссионерскую деятельность иудеями (Мф. 10:6, 23); в словах о твердом основании церкви и «ключах Царства Небесного» (Мф. 16:18 сл.) выделяется Петр. С другой стороны, в матфеевской церкви, очевидно, были книжники (= учителя) (ср. Мф. 7:29 - «их книжники»), которые не просто передавали Закон и предания об Иисусе, но истолковывали их заново (Мф. 13:52 - см. выше главу IV); матфеевская церковь была гораздо более открыта и вовлечена в миссионерство, чем первоначальная Иерусалимская церковь (Мф. 28:19 сл.); и особо выделен не Иаков, а Петр [249], который в преданиях I в. столь же тесно ассоциируется с миссионерством, сколь и Павел (см. особенно Гал. 2:8 сл.) [250].
Для нашей темы особый интерес представляют отрывки Мф. 7:15-23, Мф. 18:1-20 и Мф. 23:8-12. Судя по Мф. 7:15-23, матфеевская церковь потерпела некий ущерб от служения странствующих пророков: те несли харизматическое служение такого типа, который (по крайней мере с точки зрения Матфея) был сопряжен с антиномизмом (Мф. 7:22 сл.; ср. Мф. 24:11, 24). В данном отрывке Матфей не отвергает служение странствующих пророков по определению (ср. Мф. 10:7 сл., 41; Мф. 17:20), а просто хочет, чтобы эти пророки лучше исполняли Закон. В «общинном правиле» (Мф. 18:1-20) примечательно отсутствие какого‑то особого руководства, отличного от обычных членов церкви; не упомянуты даже старейшины и блюстители. Речь идет только о «малых сих», что, видимо, относится ко всем членам сразу, ибо для того, чтобы войти в Царство Небесное, нужно стать как дети (Мф. 18:1-6, 10).
Далее «правило» требует от каждого искать потерянных овец, возвращать заблуждающегося брата, связывать и разрешать (Мф. 18:12-20) [251]. Одним словом, власть «связывать и разрешать», учить и наводить порядок дана Иисусом не только Петру, или какому‑то другому лицу, или группе должностных лиц, но и каждому члену церкви (Мф. 18:18-20). У Матфея Петр выделен не столько как иерарх, сколько как представитель учеников, - как и в Мф. 14:28-31, где он олицетворяет «маловерие» учеников (ср. Мф. 6:30; Мф. 8:26; Мф. 16:8; Мф. 17:20) [252]; аналогичным образом Двенадцать, видимо, понимаются как представители церкви в целом (Мф. 19:28; ср. 1 Кор. 6:2 сл.). Наконец, Мф. 23:8-10 адресует матфеевской церкви довольно прямое предупреждение: не следует удостаивать особого ранга, титула или статуса какого‑либо индивидуального члена общины, ибо только Бог - «отец», и только Иисус - «учитель» и «наставник». Величие, к которому все призваны, не есть величие власти, но смиренного служения (Мф. 20:25-27; Мф. 23:11 сл.).
Матфеевскую общину, пожалуй, лучше всего охарактеризовать как братство (Мф. 5:22-24, 47; Мф. 7:3-5; Мф. 18:15, 21, 35; Мф. 23:8), собранное вокруг Иисуса, который есть старший брат (Мф. 12:49 сл.; Мф. 18:20; Мф. 25:40; Мф. 28:10). Среди иудейской враждебности она старалась сохранить определенную открытость и служение для всех членов общины (наиболее заметными были служения Петра, пророков и учителей). Она также сознавала две противоположные опасности: иерархической структуры, которая препятствует многообразному служению братьев [253], и харизматического профетизма, который отделяет чудеса и откровения от должной верности Закону. Иными словами, матфеевская община пыталась разработать некую форму паулинистской церковности в иудейской среде и более уместным для иудейской среды образом [254].
