В христианстве I в. Пасторские послания показывают тенденцию к растущей институционализации, в направлении Игнатия и большой Церкви II в. и позднее. Однако, по-видимому, была в I в. и противоположная тенденция. Самый яркий образец этого сопротивления институционализации мы находим в четвертом Евангелии и Иоанновых посланиях. Следы его присутствуют также в Послании к Евреям и Апокалипсисе.
31.1. Индивидуализм четвертого Евангелия - одна из самых ярких черт этого примечательного документа. Его автор, подобно Павлу, мыслит богослужение в харизматических категориях (см. ниже § 34.4), но в отличие от Павла у него нет представления о харизматической общине. Конечно, некое чувство общины присутствует как в четвертом Евангелии, так и в 1-м Послании Иоанна (Ин. 10:1-16; Ин. 15:1-6; Ин. 17:6-26; 1 Ин. 1:7; 1 Ин. 2:19; 1 Ин. 3:13-17), но это не община харизматически взаимозависимых членов. Действительно, на каждого возлагается «горизонтальная» ответственность любви к братьям; в обоих текстах, как и у Павла, в этом видится особенность подлинного христианина (Ин. 13:34 сл.; 1 Ин. 3:10-18, 23 сл.; 1 Ин. 4:20 сл.). Но для Иоанна «вертикальное» взаимоотношение с Богом-Духом - дело в основном индивидуальное.
Есть, в частности, взаимная связь со Христом, но не взаимозависимость: каждая овца сама слышит голос пастуха (Ин. 10:3 сл., 16); каждая ветвь укоренена непосредственно в лозе (Ин. 15:4-7). Фразы о поедании плоти Иисуса, питии его крови или воды, истекшей из его ребра, адресованы более череде индивидуумов, чем общине, которая сама есть тело Христово (Ин. 6:53-58; Ин. 7:37 сл.). А кульминация «Евангелия знамений» (Ин. гл. 1-12) - воскресение отдельного человека, символизирующее скорее личное спасение (Ин. гл. 11), чем всеобщее воскресение из мертвых. Иисус действительно молится о единстве верующих, что наводит на мысль об общине, но даже здесь единство, о котором говорит Иоанн, сравнимо с единством Отца и Сына, укоренено в союзе индивидуального верующего с Иисусом, поддерживается этим союзом (Ин. 17:20-23) [255].
Особенно же бросается в глаза следующее: маленькая группа, оставшаяся вокруг Иисуса после просеивания, после страшного испытания (krisis) на веру и верность (один из ведущих мотивов; см. выше § 18.4), не формирует ни иерархию, ни должностную структуру, которая отделяла бы ее от других учеников. Ее члены нигде не называются «апостолами» (ср. Ин. 13:16) и, возможно, включают часть женщин, которые вообще занимают в четвертом Евангелии важное место (Ин. гл. 4, 11, 20). Ни из чего не видно, что они несут особое служение внутри общины учеников. Это просто «ученики», которые скорее всего изображены как представители всех (в том числе будущих) учеников в их общей ответственности любить друг друга и миссионерствовать (Ин. гл. 14-16; Ин. 20:22) [256].
Вероятно, это относится и к «возлюбленному ученику». Какая бы историческая реальность ни лежала в основе данного образа (ср. Ин. 21:20-24), Иоанн, очевидно, видит в нем символ индивидуального верующего в непосредственности и близости его отношений с Иисусом (Ин. 13:23-25; Ин. 20:2-8). Аналогичным образом в 1 Ин. 2:27 помазание Духа устраняет необходимость в учителях; Дух, пребывающий в каждом верующем, - вполне достаточный учитель. Одним словом, в Иоанновом корпусе фактически нет представления о церковном служении и уж тем более - о должности. Все рассматривается через призму личных отношений с Богом через Дух и слово [257].
31.2. Из всех новозаветных посланий за пределами паулинистического корпуса, наибольшую близость к Павлу имеет 1-е Послание Петра, а затем - Послание к Евреям. Однако если 1-е Послание Петра находится на полпути между Павлом и Пасторскими посланиями, то Послание к Евреям - на полпути между Павлом и Иоанном. Конечно, в этой церкви есть руководители (Евр. 13:7, 17, 24), но это скорее пасторская функция, чем должность (Евр. 13:17).
В еще большей степени это относится к учительскому служению (Евр. 5:11 - Евр. 6:8): упомянута только одна оговорка: в человеке должна присутствовать духовная зрелость, выражающаяся в умении отличать добро от зла (обретаемом посредством опыта и практики; Евр. 5:14); сопоставим ее с требованиями, которые Павел предъявляет к пророкам и учителям (см. выше § 29.2). Никакие другие виды служения не ограничены отдельными членами общины. Напротив, ответственность за обслуживание и увещание возлагается на всех членов общины (Евр. 6:10; Евр. 10:25; Евр. 12:15). Здесь также есть прямые параллели с харизматической общиной Павла (см. выше § 29.2).
Еще больше обращает на себя внимание другое: согласно Посланию к Евреям, служение целиком и полностью сосредоточено во Христе. Только он именуется «апостолом» (Евр. 3:1). Он завершает фрагментарное откровение, данное через древних пророков (Евр. 1:1 сл.). Важнее всего то, что он - священник, первосвященник, священник по чину Мелхиседека (Евр. 2:17; Евр. 3:1; Евр. 4:14 сл.; Евр. 5:1 и т. д.). Его священство - столь великое и полное, что попросту не оставляет роли и места для какого‑либо священнического посредника внутри христианской общины. Особое священство осталось в прошлом, в эпохе теней.
Но Христос принес каждому верующему реальность, доныне лишь предзнаменуемую (Евр. гл. 7-10). Как Священник, он совершил окончательное жертвоприношение раз и навсегда и открыл каждому верующему Святая Святых; теперь каждый может сам переживать реальность того, что некогда было доступно лишь первосвященнику в виде тени (Евр. 4:16; Евр. 6:19 сл.; Евр. 10:19-22). Одним словом, ветхозаветные служения исполнились во Христе, а потому отменены для народа новозаветного. Здесь мы опять видим близкую параллель с Иоанновыми представлениями о Церкви и служении, где служение сосредоточено в Иисусе и каждый верующий может лично «приблизиться» к присутствию Божьему, независимо от других верующих или человеческого посредника [258].
31.3. Концепция служения, на которую намекает Апокалипсис, по-видимому, находится где‑то между Павлом и Иоанном. Здесь также бросается в глаза отсутствие представления об иерархии и церковных должностях. Царями и священниками (Откр. 1:6; Откр. 5:10; Откр. 20:6), служителями Божьими (Откр. 7:3) являются все верующие. Апостолы упомянуты, но как принадлежащие периоду начала Церкви (Откр. 21:14). Старейшины появляются в небесном тронном зале, но не факт, что они вообще соответствуют конкретным людям (возможно, имеется в виду ветхозаветный совет Яхве); если такое соответствие и есть, речь идет о Церкви в целом, а не о носителях конкретных церковных должностей, - возможно, одна дюжина обозначает ветхий Израиль Божий, а другая дюжина - нынешнюю Церковь (Откр. 4:4, 10; Откр. 5:8; Откр. 11:16; Откр. 19:4; ср. Откр. 3:21).
В «ангелах» церквей (Откр. 1:20; 2-3) не следует видеть епископов (блюстителей) или конкретных руководителей. Поскольку слова, адресованные каждому ангелу, несомненно, относятся к церкви в целом, ангелы - это скорее всего небесные соответствия различных церквей. Одним словом, Апокалипсис нигде не упоминает епископов, дьяконов, учителей и пасторов; понятия «священники» и «старейшины» относятся ко всей Церкви.
Единственные конкретные служения, упомянутые в Апокалипсисе, - служения пророка (Откр. 2:20; Откр. 10:7; Откр. 11:10, 18; Откр. 16:6; Откр. 18:20, 24; Откр. 22:6, 9) и свидетеля / мученика (Откр. 2:13; Откр. 11:3; Откр. 17:6; ср. Откр. 1:2, 9; Откр. 6:9; Откр. 11:7; Откр. 12:11, 17; Откр. 19:10; Откр. 20:4). Эти слова иногда обозначают конкретных людей в церкви (Откр. 2:13, 20; Откр. 22:9), но в Откр. 11:3, 10 два свидетеля / пророка, видимо, символизируют церковь в целом. Неясно, относят ли парные понятия «святые и пророки/мученики» (Откр. 11:18; Откр. 16:6; Откр. 17:6; Откр. 18:24) равно ко всей общине или выделяют пророков/мучеников из числа остальных святых (как, возможно, в Откр. 18:20). Однако нет никаких намеков на пророческую иерархию, и, поскольку все верующие призваны свидетельствовать об Иисусе, все имеют Дух пророчества (Откр. 12:11, 17; Откр. 19:10; ср. Откр. 6:9-11; Откр. 20:4).
Здесь перед нами частичная параллель с Павловым представлением о служении: в принципе, всякий святой - свидетель и пророк, хотя некоторые призваны нести это служение в более полной мере, чем остальные. Иногда на некий особый авторитет претендует сам автор Апокалипсиса (Откр. 1:3; Откр. 21:5; Откр. 22:6, 18 сл.), но это просто авторитет пророческого вдохновения, в наличии у себя которого убежден любой пророк; Откр. 22:18 сл. - не более чем литературная конвенция, призванная обеспечить точную передачу авторского оригинала (ср., например, Послание Аристея 310 сл.). Духовидец Иоанн не отделяет себя от своих адресатов ни как свидетель, ни как пророк (Откр. 1:2, 9; Откр. 19:10). Одним словом, в Апокалипсисе отражена Церковь, живущая пророчеством [259].
