Послание к Галатам и Книга Деяний Апостолов отчетливо показывают нам: вопрос об обязательности соблюдения закона для всех верующих стоял в центре споров в христианстве I в. Вопреки многим, если не всем, иерусалимским верующим Павел утверждал, что христиане освобождены от рабства закону. Мы вернемся к этому позже (§ 56). Петр утратил свое влияние в Иерусалиме, возможно, во многом потому, что был гибок и открыт в данном вопросе (ср. выше, § 28.2, и ниже, §76.6).
Более интересно, что в самом Новом Завете мы находим две книги, ясно выражающие иудеохристианское отношение к закону (вопреки взглядам Павла): Евангелие от Матфея и Послание Иакова.
55.1. Отношение Матфея к закону наиболее ясно выражено в Мф. 5:17-19. Возможно, это три независимые логии, собранные Матфеем, хотя ст. 18-19 могли быть уже связаны в традиции (более консервативной?), на которую он опирался. Каково бы ни было их изначальное значение, Матфей, несомненно, понимает их в смысле верности закону, что для него означает - закону в интерпретации Иисуса [441]. Что бы ни имел в виду Иисус, говоря об исполнении закона, здесь нет речи об его упразднении. Напротив, «исполнить» определяется через антитезис «разрушить». Иисус пришел не упразднить (об этом сказано несколько раз), а исполнить - то есть, очевидно, осуществить, выполнить закон, таким образом поставив его на более прочную основу (Мф. 5:17). Утверждение усиливает ст. 18 с объяснительным «ибо»: Иисус пришел не разрушить, но исполнить, «ибо… пока не пройдут небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не пройдет в Законе, пока все не сбудется».
То есть предполагается, что закон останется незыблемым и нерушимым до конца времен или до полного исполнения воли Божьей. Смысл этого ясно виден из ст. 19: «Поэтому кто упразднит одну из заповедей этих малейших и научит так людей, малейшим будет назван в Царстве Небесном» (заметим: не исключение из Царства, но гражданство второго сорта); тогда как «кто исполнит и научит, тот великим будет назван в Царстве Небесном». Отсюда ясно, что закон, «исполняемый» Иисусом, безусловно действителен для принадлежащих к Царству Небесному. Присутствует и настойчивый упрек другим членам церкви (другим христианам - Мф. 8:11), более либеральным в своем отношении к закону. Похожий акцент виден в Мф. 23:3: «все, что они [книжники и фарисеи] скажут вам, исполняйте и храните»; и в Мф. 23:23: важнейшее в законе (правосудие, милосердие и верность) надлежит исполнять наряду с менее важным (десятина с мяты, аниса и тмина).
Высокое почтение Матфея к закону характеризуется частым употреблением следующих двух слов. Безбожие, против которого он в Евангелии выступает, обозначено у него понятием ανομία - «беззаконие», «отрицание Закона». Это слово встречается у Матфея чаще, чем в других книгах Нового Завета, и другие евангелисты им не пользуются (у Мф. - Мф. 7:23, Мф. 13:41, Мф. 23:28, Мф. 24:12). Он формулирует и воспринимает весть Иисуса как провозглашение верности Закону.
Другое характерное для Матфея слово - δικαιοσύνη - «праведность», которое встречается у него семь раз [442], а в других Евангелиях - только у Лк. 1:75 и Ин. 16:8, 10. Его использование в Мф. 5:20 показывает, что для Матфея «праведность» - это соблюдение заповедей (отметим опять «ибо», соединяющее ст. 19 и 20): «если ваша праведность не будет больше праведности книжников и фарисеев, не войдете вы в Царство Небесное» (ср. Мф. 6:1 и, напротив, Лк. 18:9-14). Упомянем также подчеркивание Матфеем слова «делать» (ποιείν) применительно к ученикам: этот глагол 40 раз встречается в специальном материале Мф. и 22 раза в одной Нагорной проповеди - только делающий волю Отца Иисуса войдет в Царство Небесное (см. особенно Мф. 5:19, Мф. 7:21, 24; Мф. 12:50, Мф. 19:16-17, Мф. 25:40, 45) [443].
Утверждение Матфеем иудеохристианского отношения к закону можно найти и в двух его редакциях Марка. Например, вопрос о разводе. В Мк. 10:2 он звучит так: «Можно ли мужу отпускать жену?» Матфей переформулирует его: «По всякой ли причине можно отпускать жену свою?» То есть он перефразирует общий вопрос, вводя его в контекст раввинистических споров между школами Гиллеля и Шаммая. Вопрос в формулировке Матфея по сути подразумевает обычную тогда практику разводов и ставит целью узнать мнение Иисуса о преобладавшем подходе Гиллеля (развод дозволен по любой причине). Если Мк. 10:11 ничего не говорит об условиях, у Матфея в качестве возможной причины развода называется блуд - такова была более ригористическая позиция Шаммая (Мф. 19:9; также Мф. 5:32). Таким образом, этот отрывок показывает Иисуса принимающим участие в происходивших тогда раввинистических спорах и защищающим более строгий подход последователей Шаммая [444].
Интересна предлагаемая Матфеем редакция слов Иисуса об истинной чистоте (Мф. 15:17-20 / Мк. 7:18-23). У Марка: «Не понимаете, что ничто, извне входящее в человека, не может осквернить его? Потому что входит не в его сердце, но в чрево и выходит вон (тем самым Он объявляет чистой всякую пищу)» (КП). Матфей явно не соглашается здесь с Марком, потому что опустил две ключевые фразы: «Не понимаете ли, что все, входящее в уста, в чрево проходит и извергается вон?» Он не мог избежать давления самого предания (Мф. 15:11 - «не то, что входит в уста, оскверняет человека…», но:
1) смягчил версию Марка (Мк. 7:15), будучи не готов принять утверждение Иисуса о невозможности оскверниться нечистой пищей;
2) полностью исключил интерпретацию Марка, согласно которой отменяется закон о чистой и нечистой пище;
3) добавив Мф. 15:12-14 и особенно Мф. 15:20 (суммирующее сказанное), он попытался направить силу речей Иисуса против раввинистического истолкования закона (а не самого закона - «есть неумытыми руками не оскверняет человека»).
Отсюда можно заключить, что сам Матфей совсем не собирался оставлять пищевые запреты и не считал, что слова Иисуса означают их отмену [445].
Обращает на себя внимание такая черта Евангелия от Матфея: Иисус изображается как исполнение ветхозаветного откровения. Это особенно хорошо видно в столь характерных для Матфея «интерпретирующих цитатах» (Мф. 1:22-23, Мф. 2:5-6, 15, 17-18, 23, Мф. 4:14-16, Мф. 8:17, Мф. 12:17-21, Мф. 13:35, Мф. 21:4-5, Мф. 27:9-10; также отметим Мф. 5:17, Мф. 26:54, 56) и в его взгляде на учение Иисуса как на вершину пророческого истолкования закона («Закон и Пророки» - Мф. 5:17, Мф. 7:12, Мф. 11:13, Мф. 22:40). Здесь, видимо, правомерна параллель со взглядом иудеохристиан II‑III вв. на Иисуса как на вершину пророческого откровения (см. выше, § 54.2. а). Если это так, то параллель может быть усилена довольно четко выраженными в Евангелии от Матфея элементами типологии Моисея.
Прежде всего я имею в виду (сознательно обозначенную) параллель между убийством невинных младенцев в Мф. 2:16-18 и Исх. 1:22, аллюзию на египетский плен и исход в Мф. 2:13-15, на скитание в пустыне и «сорок дней и сорок ночей» Моисея на Синае в Мф. 4:1-11 [446]. Подобно Моисею, Иисус изрекает благословения и проклятия (Мф. 5:3-5, Мф. 23:13-15). Поразительнее всего, что Матфей, видимо, намеренно объединил учение Иисуса в пять блоков (5 - 7; Мф. 9:36 - Мф. 10:42; Мф. 13:1-52; Мф. 17:22 - Мф. 18:35, 23-25). Каждому из них предшествует повествовательный материал, а заключение представлено в виде формулы: «Когда окончил Иисус слова эти (притчи, наставления)…» (едва ли это случайное обстоятельство - Мф. 7:28, Мф. 11:1, Мф. 13:53, Мф. 19:1, Мф. 26:1). Вполне вероятно, что Матфей проводил параллель между учением Иисуса и Пятикнижием Моисеевым [447]. Едва ли может быть совпадением тот факт, что у Матфея первая часть учения произносится Иисусом на горе (у Луки - «на ровном месте») - здесь опять явно заметна аллюзия на дарование закона на горе Синай [448].
Все это укрепляет мнение, согласно которому Матфей был представителем основного направления иудеохристианства. Не вполне ясно, считал ли он, подобно эбионитам, Моисея и Иисуса двумя величайшими пророками [449], но несомненно, что он понимал откровение, данное Иисусом, как продолжение и правоверное исполнение Закона, провозглашенного через Моисея.
55.2. Отношение Матфея к закону станет яснее, если мы примем во внимание следующие два обстоятельства. Дело, видимо, в том, что Матфей стремится защитить закон от искажений с двух сторон. С одной стороны, он вел полемику с беззаконием (ανομία) - в особенности с тем, что считал харизматическим антиномизмом (Мф. 7:15-23, Мф. 24:10-12). Отметим контраст: Матфей опирается на пророческое вдохновение и духовные силы, но одновременно подчеркивает важность исполнения воли Божьей. Полагающиеся на собственную харизму названы «делающими беззаконие». Вполне возможно, что в общинах, для которых писал Матфей (или поблизости от них), были какие‑то восторженные христиане, полагавшие, будто благодаря своему духовному опыту и харизме они достигли очень высокого уровня и уже полностью свободны от закона. Вопреки им Матфей настаивает, что соблюдение Божьей воли состоит именно в исполнении закона.
С другой стороны, Матфей, по-видимому, выступает против формального истолкования закона, которое, возможно, имело место в современном ему раввинистическом иудаизме. Именно отсюда могут проистекать сильные нападки на фарисеев за то, что они, согласно Матфею, по сути не соблюдают закон (Мф. 3:7-10, Мф. 5:20, Мф. 15:12-14, Мф. 16:12, Мф. 21:28-32, 33-46 и особенно Мф. 23:1-36). Полемика здесь обусловлена истолкованием закона. Матфей показывает, как новое и глубокое истолкование закона Иисусом часто противостоит фарисейству. Выделяются три особенности.
1. В противовес иудейскому формализму Матфей наиболее четко из всех евангелистов подчеркивает: сущность и средоточие закона - в заповеди любви (Мф. 5:43-48, Мф. 7:12, Мф. 12:1-8, 9-14 - именно любовь определяет пути следования закону; Мф. 18:12-35, Мф. 22:34-40).
2. В отличие от других евангелистов Матфей представляет истолкование закона Иисусом как продолжение и вершину выступления пророков против ханжества; особо отметим повторяющуюся ссылку на Ос. 6:6 в спорах с фарисеями (Мф. 9:13, Мф. 12:7, акцент на «Законе и Пророках» в Мф. 5:17, Мф. 7:12, Мф. 11:13, Мф. 22:40).
3. Другие отрывки показывают убежденность Матфея в том, что Иисус выступал не против закона, а против раввинистической традиции, умножающей мелочность устного предания. В этом заключается смысл противопоставлений в Мф. 5:21-48: Матфей явно желает убедить своих читателей, что учение Иисуса отвергало не сам закон (см. Мф. 5:17-19), а устное предание. Резкие высказывания Иисуса возвращают к изначальному смыслу заповедей, раскрывая их глубинный смысл. То же в Мф. 5:20: смирение выше фарисейской казуистической приверженности устному преданию (см. также Мф. 15:1-20). Одним словом, Матфей соглашался с раввинистическим иудаизмом в том, что соблюдать весь закон необходимо, но, в отличие от раввинов, толковавших закон через разработку заповедей, он показывает Иисуса в русле пророческой традиции: закон истолковывается через любовь и таким образом «исполняется» [450].
Поэтому получается, что Матфей желал предостеречь своих читателей от двух крайностей: антиномизма и фарисейства. Весь закон по-прежнему существует, но он выражает волю Божью только тогда, когда истолковывается через любовь. Только так постигается его истинный смысл.
Здесь Матфей полностью находился в рамках иудеохристианства, которое порождено первой иерусалимской общиной. Его позиция не слишком отличается от позиции первых христиан, хотя она более сознательна и более глубоко продумана. Его отношение к закону, несомненно, намного консервативнее, чем у Павла (или, скажем, у Марка), хотя нет свидетельств, что он выступает против Павла как такового [451]. Очевидно, что Матфей представляет одну из групп иудеохристианства, которую Павел считал еще не свободной от закона, хотя и имеющей право на существование.
По-видимому, лишь в одном вопросе его взгляды отличаются от расплывчатых представлений первых обращенных ко Христу иудеев - отношение к миссии. С одной стороны, он делает уступку более ограниченному представлению о задачах миссии, когда приводит предание о том, что (до Пасхи) Иисус имел в виду лишь проповедь Израилю (Мф. 10:5-6, 23, Мф. 15:24). Но с другой - смягчает эту ограниченность, сообщая о призыве воскресшего Христа нести Благую весть всей земле (Мф. 28:18-20). То же и в отношении его редакции, которая, возможно, означает отказ от воззрения, согласно которому «все народы» в последние дни соберутся к горе Сион (см. выше, § 54.1. д), ибо сначала «всем народам» должно быть проповедано Евангелие (Мф. 28:19, ср. добавление Матфея в Мф. 12:18-21, Мф. 21:43, Мф. 24:14).
Итак, представляет ли собой Матфей связующее звено между иудеохристианством первоначальной церкви в Иерусалиме и эбионитством? Можно отметить преемственность в отношении к закону (ср. Мф. 5:18 с Гомилии псевдо-Климента VIII.10 - «вечный Закон»). Подобно эбионитам, он рассматривает Иисуса как исполнение ветхозаветного откровения, восстановление истинного смысла закона. В то же время его «усиление» закона (Мф. 5:21-48) носит иной характер, чем у эбионитов [452], и он, в отличие от последних, предупреждает об опасности казуистического формализма. Поэтому мы, по-видимому, имеем право утверждать: сколь «эбионитским» ни был бы в этом вопросе Матфей, определяющим фактором в соблюдении закона для него была любовь, а значит, он находился в основном русле развивающегося христианства.
55.3. Послание Иакова - самая иудейская книга Нового Завета, в которой христианские черты весьма неотчетливы.
Наименование «Христос» в этом послании встречается лишь дважды, причем в обоих случаях текст вполне может являться вставкой (Иак. 1:1, Иак. 2:1). Других ясных упоминаний о жизни, смерти и воскресении Иисуса нет. В качестве примера терпения в страданиях приводится не Иисус (ср. 1 Пет. 2:21-23), а ветхозаветные пророки и Иов (Иак. 5:10-11). На основании иудейского и неотчетливо-христианского характера этого послания некоторые считали, что оно изначально было иудейским произведением, с отдельными изменениями, воспринятыми ранней церковью [453].
Это не исключено, но некоторые черты все же указывают на его христианское происхождение - в особенности упоминание о рождении словом (Иак. 1:18, ср. 1 Кор. 4:15, 1 Пет. 1:23, 1 Ин. 3:9), отголоски учения Иисуса, как оно сохранено в (эллинистическом) иудеохристианском Евангелии от Матфея (напр., Иак. 1:5, 17 = Мф. 7:7-9, Иак. 1:22-23 =Мф. 7:24-26, Иак. 4:12 = Мф. 7:1, Иак. 5:12 = Мф. 5:34-37) [454]. Наиболее вероятно, что Послание Иакова вышло из того же иудеохристианского круга, что и гимны Луки и Евангелие от Матфея. Суть выражаемой им веры в том, чтобы жить по учению Иисуса, полностью оставаясь в рамках иудейского вероучения и обычаев (в существенных моментах эта вера - христианская, но ее характер в целом скорее иудейский).
Поразительнее всего отрывок Иак. 2:14-26, где автор выступает против учения о вере, не подкрепленной делами. По-видимому, это направлено против истолкования Евангелия Павлом, а точнее, против тех, кто воспринял лозунг Павла об «оправдании (одной) верой». Именно Павел первым выразил так Евангелие (см. особенно Рим. 3:28). Таким образом, представление, против которого выступает Иаков, восходит к Павлу. То, что имеются в виду именно взгляды Павла, подтверждает следующее: Иаков по сути опровергает толкование Павла на Быт. 15:6: «Авраам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность». Согласно Иакову, это выражалось в делах Авраама, а не в его вере - то есть не в «одной вере» (ср. Рим. 4:3-22, особенно ст. 3-8, Гал. 3:2-7, ср. выше, § 22.2) [455].
Поэтому наверняка здесь отражены внутрихристианские споры между тем направлением иудеохристианства, которое было представлено Иаковом в Иерусалиме, и направлением, представленным «языческими» церквами, то есть эллинистическими иудеохристианами, испытывавшими сильное влияние учения Павла. Это как раз то прославление Закона - «закон совершенный» (Иак. 1:25), «закон свободы» (Иак. 1:25, Иак. 2:12), «закон царский» (Иак. 2:8) - как реакция против Павла, которое и отличает эбионитство. Тем не менее Иаков нападает не на Павла как такового, а лишь на его односторонность, на его выдернутый из контекста лозунг. И значит, в худшем случае, Послание Иакова - это выражение взглядов где‑то на полпути к эбионитству. Однако перед нами, несомненно, иудеохристианство, которое сохранило верность Закону, а следовательно, резко критически восприняло характерное для христиан из язычников представление о том, что важны не дела, но вера.
