Часть 2

В молодости учился в Константинополе у Златоуста, память которого он благоговейно чтил (срв. нередкие ссылки в письмах). В монастырь вступил не позже 390-го года и прожил до середины V-го века. Прежде всего поражает обширность и разнообразие его переписки (1062 письма). Уже на VІІ-м Вселенском соборе ссылаются на сборник его писем (в четырех частях). Не все здесь письма в собственном смысле слова. Иные слишком коротки, - скорее это отрывки, часто отдельные изречения.

В сборнике не выдержан ни хронологический, ни систематический порядок. Письма преподобного Нила свидетельствуют о его влиянии и авторитете. Он был "отцом духовным", руководителем иноков и мирян. К нему обращаются за советом и указаниями епископы и даже император. Вряд ли он был священником. Во всяком случае он прямо и резко говорит, что для монахов вредно священство, вновь возвращающее их в мир и мирскую суету...

В своих письмах преподобный Нил касается самых разнообразных тем, изредка догматических (против ариан, о воскресении, против Аполлинария), чаще эгзегетических (срв. отрывки из его толкования на Песнь Песней у Прокопия Газского). Писание он толкует морально-аллегорически: "в чувственном научаемся мысленному". И многое в Писании сказано так, "чтобы мы доискивались значения всего этого", и открывали "сокровенный в письменах смысл". В особенности это относится к Ветхому Завету.

"Письмена Моисеевы требуют великого умозрения или разумения и глубокого исследования". Впрочем, это не значит, что можно пренебрегать буквальным или "историческим" смыслом библейских рассказов. На нем только нельзя останавливаться и нужно идти дальше, - "поелику мы микрокосм". Любопытно, что монахам преподобный Нил советует читать Новый Завет, а не Ветхий, - т. к. ветхозаветные книги не вызывают достаточного сокрушения и умиления в сердце.

К чтению внешних писателей Нил относится отрицательно: к чему собирать "этот сор, эту пыль, эту грязную кучу эллинских книг", - "суемудрие и окаянство"... Больше всего в своих письмах преподобный Нил говорит о путях духовной жизни. Эти же темы он обсуждает в своих больших посланиях и "словах". Всего важнее его "Слово о молитве", изложенное в 153 "главах" (по числу рыб великих, пойманных на море Тивериадском, Ин. 21:11).

Нужно еще назвать "Слово подвижническое", слово "О добровольной бедности" или нестяжательности... Очень вероятно, что именем Нила были впоследствии надписаны некоторые сочинения Евагрия.

Преподобный Нил писал в эпоху монашеского упадка. В его творениях резко звучит обличительный мотив...

"Жизнь монашествующих, прежде вожделенная и весьма знаменитая, ныне возбуждает отвращение. Все города и села переполнены лжемонахами, которые бродят без цели и смысла... И найдется ли теперь новый некий Иеремия, чтобы вполне и достойно описать наше положение"...

Нил прежде всего напоминает о смысле и безусловности монашеского отречения. Это есть выход из городской или "политической" жизни. Это есть евангельская беззаботность, в надежде на милость и щедрость Божию, - отказ и забвение о житейских заботах... Монашество есть любомудрие, философия (срв. уже у Златоуста, О священстве), - единственная истинная и подлинная философия. И любомудрие не только в мысли, но и в жизни. Нужно быть не только "учениками", но и "подражателями" Христа.

"Ибо любомудрие есть исправление нравов, при истинном ведении Сущего"... Жизнь мира сего вся в страстях, в хлопотах и заботе. Цель подвига есть бесстрастие. Иначе сказать, непреложность, - неизменяемость, твердость, стойкость и постоянство. И в этом обожение, - уподобление Божественной неизменности и вечности. В этом осуществление образа Божия, "отпечаток первообразного Лика"... Бесстрастие возможно только чрез отречение. Ничто в мире не должно оставаться привлекательным.

"Господь освободил нас от всякого попечения о земном, и повелел искать только небесного царствия"... Это и есть нестяжательность, - не просто бедность, но полное неимение, и даже нежелание что-либо иметь.

"Ибо не мы сами промышляем о том, что нужно для нашей жизни. Все домостроительствует Бог"...

Отрешение от жизни земной и ее интересов не есть гнушение телом. Низменность тела в его смертность, а не в его вещественности. И жажда разрешиться от плотских уз восполняется надеждой воскресения, в своем же теле, но бессмертном и нетленном, оживотворенном Духом Святым. Во всяком случае, корень и жало греха не в теле, но в произволении или в сердце, - "грех начинается и снова кончается в человеческом произволении". Отсюда исцеляющая и очищающая сила покаяния.

Бог приемлет не только чистоту, правду, доблесть и подвиг, но и слезы, "посев слез", благовоние плача, и скорбные помыслы, и лобзание блудницы, сердце сокрушенное и смиренное. Иначе сказать, волю или любовь к добру, не меньше, чем самое доброделание или добродетель. Покаяние есть "признак пакибытия и последнее знамение воскресения, отсюда уже предусматриваемого умными очами". И поникшие уже становятся с праведными. Ибо всего важнее внутреннее произволение и поворот воли...

"Взял ты крест, последуй за Христом, оставив все, отца, корабль, сети и орудия всякого искусства, а с ними и всякую родственную связь и память. Ибо Христос, с Которым ты сочетался, желает быть любимым более всего этого. С Ним ты умер, с Ним погребен в блаженном гробе бесстрастия"...

Это заповедь не только для монахов. Это общий крещальный обет. Но еще важнее "свобода сердца", преступающая всякую меру заповедей и обетов, связующих все же неким рабством долга, перерастающая категорию долга, в ненасытимой любви, "в превожделенной и ненасытимой любви к любомудрию"... Совершенство не для всех доступно, и подается оно от Бога, в дар. Но любовь к совершенству не только доступна, но и обязательна... Полное неимение не всем по силам.

Но отчуждение от мирского есть всеобщее правило. Во всяком случае недозволителен никакой излишек, и жизнь должна протекать в труде...

Смысл монашества не столько в подвиге и самоумерщвлении, сколько в молитве. И отрекаться нужно именно ради молитвы... Есть две молитвы: деятельная и созерцательная. Молитва слов, и ум с умилением следит за ними, - и высшая молитва совершенных, когда сердце безмолвно раскрывается, подобно исписанной книге, и в безгласных образах выражает волю свою, - "некое восхищение ума, всецелое отрешение его от чувственного, когда неизглаголанными воздыханиями Духа приближается он к Богу".

И это цель или предел молитвы, "предел бесстрастия", όρоς τής άπαθείας... Но это дар, и нельзя самовольно домогаться его. "Если не приял еще ты дара молитвы, или псалмопения, - то жди неутомимо, и приимешь"... Молитва должна начинаться плачем и сокрушением. Но и в плаче не подобает чрезмерность, чтобы средство от страстей не обратилось само в страсть. Ибо Бог не только гневен или строг, но прежде всего милосерд и есть любовь. "Но многие, проливая слезы о грехах, забыли цель слез, и обезумели, вышли из себя".

Это есть ложное и опасное исступление... В молитве нужна тишина и забвение, - ум должен становиться глухим и немым. Это нелегко; и демоны во время молитвы прежде всего стараются возбуждать память, хотя бы о чем-нибудь нужном, чтобы рассеять ум. Всего более мешает печаль и памятозлобие... Молиться нужно не об исполнении своих желаний, - это значило бы неразсудно принуждать Божию волю. Но подлинная молитва есть всегда: да будет воля Твоя! Ибо воля Божия есть самое Благо...

Просить можно только правды и царствия, т.е. добродетели и ведения. И не только для себя, но и для всякого соплеменника, подражая во всеобщности прошений ангелам (срв. еще резче у Златоуста)... Молитва есть беседа с Богом. Потому и нужно для нее бесстрастие, глухота и невосприимчивость к мирским возбуждениям. Но одного бесстрастия еще мало. Ум может остановиться на голых умопредставлениях, войти в размышление о законах вещей, хотя бы и мысленных, но все же множественных, а потому и рассеивающих мысль.

И тогда не зрит он еще совершенного местопребывания Божия... В чистой молитве не место воображению.

"В молитве не облекай Божества ни в какой образ, и не дозволяй уму своему принимать на себя какой-либо облик. Но невещественным приступай к Невещественному, и достигнешь соединения"...

Образы обманчивы, ибо Бог выше образа и ограничения, и постигается в безобразном ведении...

"Желая узреть лице Отца небесного, никак не домогайся того, чтобы во время молитвы увидеть тебе образ или облик. Не желай чувственно видеть Ангелов, или Силы, или Христа, чтобы не впасть в совершенное умопомешательство, приняв волка за пастыря и поклонившись демонам враждебным. Начало заблуждения есть тщеславие ума. Движимый тщеславием ум покушается Божество описать (охватить) каким-то образом и очертаниями"...

Молитва есть всегда подвиг, на высоты безобразного созерцания путь ведет чрез борение и скорбь; но венчается молитва радостью, которая паче всякой радости, и только радость свыше есть верное мерило истинной молитвы... В молитве осуществляется "чудесная взаимность" свободы и дарования... Нужно прибавить, что подлинная молитва возможна только в смирении, т. е. в любви ко всем и к каждому.

Здесь отречение достигает полноты, - чужое преуспеяние должно стать столь же желанным и радостным, как и свое, и в каждом непрестанно нужно видеть себя. "Блажен монах, который каждого человека почитает как бы богом после Бога", а себя последним из всех... Молитва есть беседа с Богом. И смысл молитвы в том, чтобы Бог снисшел и заговорил в душах... Да святится имя Твое! Да приидет царствие Твое!. Это значит: "да приидет Святой Дух и Единородный Сын Твой"... (Срв. у Григория Нисского)...

Вершина молитвы в Богоявлении, и в Троическом Богоявлении...

"Если ты богослов, будешь молиться истинно; и если истинно будешь молиться, ты богослов"...

Во времена преподобного Нила, как и раньше, "богословствовать" означало именно постигать Бога в Его Триединстве.

4. К преподобному Нилу близок в своих творениях Марк Подвижник, или Пустынник. Во всяком случае, это не тот Марк из Келлий, о котором говорится в Лавсаике. Марк, автор аскетических слов и книг, подвизался в Галатии, близ Анкиры (как и преподобный Нил). О его жизни мы знаем очень немногое, и только из его творений. Он жил сперва в киновии, был настоятелем и "духовным отцом", позже ушел в пустыню и подвизался, как отшельник.

Это было в первой половине V-го века, - Марк писал против несториан, как против новой ереси... Под именем Марка известно довольно много творений, - на них ссылается авва Дорофей, много раз Исаак Сирин, затем Дамаскин, позже довольно подробно говорит о них Фотий... Марк писал больше всего на нравственные темы, - "О тех, кто думает оправдаться делами", "О покаянии", "Ответ сомневающимся о Святом Крещении", "О воздержании", "О посте", "О духовном законе" и др.

Однако, свои нравственные наставления он приводит к догматическим предпосылкам, и развивает связное учение о грехе и спасении, о свободе и благодати. Марк формулировал свои взгляды в полемике с мессалианами, и в увлечении спора слишком резко подчеркивал неповрежденность человеческой свободы. В общем он очень напоминает Златоуста. Сравнительно недавно найдено и издано слово Марка против несториан (писанное до Ефесского собора, вероятно, в конце 430 г.).

Он богословствует, как умеренный антиохиец; но принимает и защищает формулу святого Кирилла о "соединении по ипостаси". Любопытно, что вопроса об имени "Богородица" он здесь не касается.

По мысли Марка, цель и предел подвига в обожении. "Слово плоть бысть, чтобы и плоть стала словом". Господь уподобился нам, "чтобы и мы уподоблялись ему во всякой добродетели"... Искупление есть прежде всего избавление от смерти, "опустошение ада и смерти". Марк говорит всегда скорее о наследственности смерти, а не греха, и отрицает "необходимость естественного преемства" во грехе. Грех есть для Него всегда свободный акт воли, или "произволение".

По силе первого грехопадения род Адамов становится смертным и тленным, - в этом его греховность, в этом первородный грех. Под смертностью Марк разумеет при этом не только нестойкость психофизического соединения и телесную смертность, но еще и тление самого произволения. Во всяком случае, спасение открывается только во Христе, и для каждого только чрез крещение, чрез крещальное обновление Духом.

"Не ищи совершенства свободы в добродетелях человеческих, ибо совершенного в них нет, - совершенство сие сокрыто в кресте Христовом".

Именно поэтому нетление должно быть усвоено и закреплено свободным подвигом и возрастанием в добре. Новые грехи снова отбрасывают человека в область смерти, - личными грехами человек снова вовлекает себя в необходимость смерти. вновь подвергает себя ее оброку и осуждению, становится смертным и тленным. Ибо угашает в себе обновляющую силу Духа. Отчуждает себя от крещальной благодати воскресения и нетления...

"Святое Крещение совершенно и подает нам совершенство, но не исполняющего заповедей не делает совершенным".

Ибо действует благодать в меру исполнения заповедей. "Самовластие" человека никогда не приневоливается. Человек и после крещения, где любит, там по своей воле и пребывает. И преподанная ему благодать открывается в нем "по мере делания заповедей и мысленной надежды"... В подвиге всего важнее "произволение" или внутреннее расположение сердца и воли, - "оправдывает" внутренний, а не внешний подвиг... Подвиг мысли или ума...

Иначе, - молитвенный подвиг, чрез который восстанавливается в человеке образ Божий, силой благодати... "Чин христиан есть более внутренний". И все делание заповедей сосредоточивается в молитве, т. е. в обращенности к Богу, и в "мысленном уповании". Цель и предел подвига есть ведение (гнозис) и память о Боге, - "ад же есть неведение" и пагуба есть забвение.

Ведение возможно только чрез очищение и собранность ума, - поэтому не только надлежит "затворять чувства" и не развлекаться внешними впечатлениями, но не следует припоминать с чрезмерным вниманием и прежних грехов или поползновений, чтобы не загрязнять своего воображения... Душа всегда тревожится помыслами и приражением соблазнов, но не в этом грех и нечистота. Грех во внутреннем внимании или интересе к искушающим образам, в сосложении ума с ними (συγκατάθεσις).

"Приражение помысла (πρоσβоλή) не есть ни грех, ни неправда, но свидетельство о самовластии нашей воли". Грех в согласии на грех... Потому и требуется чистота мысли, ее независимость от (внешних) впечатлений... В молитвенном собирании ум очищается, и обновляется от Святого Духа, - "приемлет в себя начертание Боговидного образа, облекается в неизреченную умную красоту Владычнего подобия и сподобляется богатств духовной премудрости"... Сердце очищается от всяких образов, ум становится "безвидным".

И вступает тогда "в невидимое и невещественное место ведения", в "страну ведения". Это есть суббота суббот, - "духовный покой разумной души, которая, отвлекаясь умом даже от всего божественного, сокровенно заключенного в тварном, в восторге любви всецело облекается во единого Бога; и чрез таинственное богословие ум становится совершенно неотделимым от Бога"... Это предел бесстрастия и экстаза... И тот же идеал, что у Евагрия и у Нила.