Афу был простым, неученым человеком и общался в основном "с дикими зверями". Он не жил с людьми и старательно избегал любого общества. Только в день Пасхи он появлялся в городе - в Оксиринхе - и слушал проповедь в храме. Он вел отшельническую жизнь среди диких зверей, и животные были его друзьями. Звери даже заботились о нем. Холодной зимой они собирались вокруг и согревали его своим дыханием. Порой они приносили ему пищу.
Когда позднее Феофил решил назначить Афу епископом Оксиринха, отшельника нигде не могли найти. Жители города его не знали. Стали расспрашивать местных монахов, и тогда нашелся один, знавший его в былые годы. Он посоветовал искать Афу в глуши, ибо "живет он не с людьми, а с животными", и предупредил, что отшельник, скорее всего, убежит, если узнает, зачем его ищут. В конце концов Афу поймали в сеть, которую использовали обыкновенно при охоте на крупного зверя.
Всё это мы узнаём из "Жития блаженного Афу", - складывается суровая и в то же время идиллическая картина.
Интересный эпизод находим мы в "Narratio Ezechielis monachi de vita magistri sui Pauli" [Рассказе монаха Иезекииля о жизни учителя его Павла]. Этот коптский текст, хранящийся в собрании Борджиа, впервые опубликовал еще Зоэга, снабдив его латинским пересказом; вторично он издан Амелино вместе с переводом на французский [115]. Апа Павел из Тамвы (Тмуи) был известен своими аскетическими подвигами, порой носившими почти самоубийственный характер. Жил он на горе Антиноэ.
Интересный эпизод находим мы в "Narratio Ezechielis monachi de vita magistri sui Pauli" [Рассказе монаха Иезекииля о жизни учителя его Павла]. Этот коптский текст, хранящийся в собрании Борджиа, впервые опубликовал еще Зоэга, снабдив его латинским пересказом; вторично он издан Амелино вместе с переводом на французский [115]. Апа Павел из Тамвы (Тмуи) был известен своими аскетическими подвигами, порой носившими почти самоубийственный характер. Жил он на горе Антиноэ.
В последние годы жизни Павел поддерживал связь с апой Бишаем (Псоем), старейшим насельником Скита и основателем одного из главных его монастырей [116]. Иезекииль, верный ученик апы Павла, описал их совместное путешествие по пустыне, во время которого они повстречались с Афу. Амелино склонен отметать этот рассказ, как плод фантазии, "un livre de pure imagination" [начисто выдуманное произведение]. Имя Иезекииля - фикция, книга была написана гораздо позже.
Однако Амелино признает, что отдельные эпизоды книги имеют интерес для истории развития идей [117]. Но, что бы ни говорилось о литературной форме повествования, нет причин отрицать его реалистическую основу. Путешествие в пустыню - это, возможно, литературный прием, имеющий целью связать воедино отдельные dicta [изречения] и случаи; но сами изречения и случаи вполне могут быть достоверны.
Сейчас нас интересует лишь один эпизод из книги Иезекииля - встреча апы Павла с апой Афу. Он подтверждает повествование "Жития".
Мы шли на юг от горы Тераб, пока не достигли горы Тероташанс к югу от Коса. Там в долине мы увидели нескольких антилоп, а среди них - монаха. Отец мой подошел, поприветствовал его и спросил: "Как зовут тебя?" Тот отвечал: "Мое имя Афу. Помяни меня, отец мой апа Павел, и да приведет Господь мою жизнь к благому концу". Отец мой сказал ему: "Сколько лет пребываешь ты на этом месте?" Тот ответил: "Пятьдесят четыре года". Тогда отец мой спросил: "Кто облачил тебя в схиму?" Тот отвечал: "Апа Антоний из Скита".
Мы шли на юг от горы Тераб, пока не достигли горы Тероташанс к югу от Коса. Там в долине мы увидели нескольких антилоп, а среди них - монаха. Отец мой подошел, поприветствовал его и спросил: "Как зовут тебя?" Тот отвечал: "Мое имя Афу. Помяни меня, отец мой апа Павел, и да приведет Господь мою жизнь к благому концу". Отец мой сказал ему: "Сколько лет пребываешь ты на этом месте?" Тот ответил: "Пятьдесят четыре года". Тогда отец мой спросил: "Кто облачил тебя в схиму?" Тот отвечал: "Апа Антоний из Скита".
Отец мой сказал ему: "Как же ты жил, скитаясь с антилопами?" Тот произнес в ответ: "Пища моя одинакова с пищей этих антилоп - плоды и травы полевые". Отец мой удивился: "И ты не мерзнешь зимой и не страдаешь от жары летом?" Тот отвечал: "Зимой я сплю среди антилоп, и они согревают меня теплом уст своих. Летом они собираются и встают вместе, чтобы тень их падала на меня и жара не мешала мне". Отец мой сказал ему: "Верно тебя прозвали: апа Афу-Антилопа". И в этот миг раздался глас: "Таково имя его на веки вечные". Мы были поражены сим внезапным чудом. Затем, попрощавшись с ним, мы ушли [118].
Не один Афу практиковал в египетской пустыне такую форму аскетического ξενιτεία - отчуждения. Отшельники, обитающие в пустыне с животными, часто встречаются в агиографических документах того времени [119]. Вильгельм Буссе утверждает, что все эти истории - просто легенды или художественные рассказы. Идиллические отшельники, странствующие со звериными стадами, будто бы существовали лишь в поэтическом воображении, а не в реальной жизни - nur in der Gestalt legendarischer Erzahlungen und nicht in greifbarer Wirklichkeit.
Не один Афу практиковал в египетской пустыне такую форму аскетического ξενιτεία - отчуждения. Отшельники, обитающие в пустыне с животными, часто встречаются в агиографических документах того времени [119]. Вильгельм Буссе утверждает, что все эти истории - просто легенды или художественные рассказы. Идиллические отшельники, странствующие со звериными стадами, будто бы существовали лишь в поэтическом воображении, а не в реальной жизни - nur in der Gestalt legendarischer Erzahlungen und nicht in greifbarer Wirklichkeit.
Обитатели Скита были более трезвы в своих аскетических упражнениях и не одобряли странствующих монахов [120]. Этот особый, варварский вид аскетизма - "das tierartige Umherschweifen in der Wuste" [звероподобные блуждания в пустыне], по выражению Буссе, возник, вероятно, в Сирии и Месопотамии; в этих районах он так хорошо документально засвидетельствован, что сомнений в его реальном существовании быть не может.
Вот что пишет Созомен об отшельниках Сирии и прилегающей части Персии, за свой образ жизни называемых βοσκοί, ибо они не строили себе келий и обитали в горах: "В часы, определенные для еды, каждый из них брал серп, шел в горы и срезал себе травы на ужин, питаясь подобно скоту на пастбище" - καθάπερ νεμόμενοι. Созомен перечисляет имена тех, кто избрал себе такую "философию" (Hist. Eccl. VI, 33). Основное значение слова βοσκός - пастух, волопас.
Но в этом контексте оно означает скорее βοσκόμενος νεμόμενος - пасущуюся скотину [121]. Немало аскетов практиковали подобный образ жизни и в Палестине. Одни из них обитали в горах, норах и пещерах земных, другие - со зверями (σύνοικοι θηρίοις γενόμενοι). Некоторые вели и более суровую жизнь: νέμονται δε την γήν, βοσκούς καλοΰσι... ώστε τω χρόνω και θηρίοις συνα-φομοιοΰσθαι [они паслись на земле и назывались βοσκούς... потому что временами уподоблялись зверям] (Евагрий Схоластик, Hist. Eccl. 1, 21).
У нас есть причины полагать, что тот же резкий и радикальный уход из мира практиковался и в Египте. Любопытно, что не один апа Афу носил прозвище "Антилопа". Согласно Иоанну Кассиану, точно так же называли апу Пафнутия - личность, несомненно, реальную. Процитируем сочинение Кассиана:
"Ubi rursum tanto fervore etiam ipsorum anachoretarum virtutes superans desiderio et intentione jugis ac divinae illius theoriae, cunctorum devitabat aspectus, vastiora et inaccessibilia solitudinis penetrons loca, multoque in eis tempore delitescens, ut ab ipsis quoque anacho-retis difficulter ac rarissime deprehensus, angelorum cotidiano consortio delectari ac perfrui crederetur, atque ei merito virtutis hujus ab ipsis inditum fuerit Bubali cognomentum" [Здесь опять по рвению и любви к непрестанному божественному созерцанию он с такой заботливостью избегал взора других, что в этом превзошел всех отшельников; для сего приходил в дальние пустынные и неприступные места и укрывался в них долгое время, так что самые отшельники с трудом и очень редко видали его. И нельзя было не верить, что он наслаждается там каждодневно сообществом ангелов; и в честь добродетели его было дано ему прозвище "антилопа"] (Coll. III, [122]).
Последняя фраза непонятна: какая связь между "сообществом ангелов" и "прозвищем "антилопа""? Очевидно, для такого странного прозвища должна быть иная причина. Пафнутий удалялся в inaccessibilia solitudinis loca [неприступные пустынные места], куда не заходили и сами отшельники. Будет ли натяжкой предположить, что он обитал со зверями? В этом случае у прозвища появляется прекрасная мотивация.
У нас есть причины полагать, что тот же резкий и радикальный уход из мира практиковался и в Египте. Любопытно, что не один апа Афу носил прозвище "Антилопа". Согласно Иоанну Кассиану, точно так же называли апу Пафнутия - личность, несомненно, реальную. Процитируем сочинение Кассиана:
"Ubi rursum tanto fervore etiam ipsorum anachoretarum virtutes superans desiderio et intentione jugis ac divinae illius theoriae, cunctorum devitabat aspectus, vastiora et inaccessibilia solitudinis penetrons loca, multoque in eis tempore delitescens, ut ab ipsis quoque anacho-retis difficulter ac rarissime deprehensus, angelorum cotidiano consortio delectari ac perfrui crederetur, atque ei merito virtutis hujus ab ipsis inditum fuerit Bubali cognomentum" [Здесь опять по рвению и любви к непрестанному божественному созерцанию он с такой заботливостью избегал взора других, что в этом превзошел всех отшельников; для сего приходил в дальние пустынные и неприступные места и укрывался в них долгое время, так что самые отшельники с трудом и очень редко видали его. И нельзя было не верить, что он наслаждается там каждодневно сообществом ангелов; и в честь добродетели его было дано ему прозвище "антилопа"] (Coll. III, [122]).
Последняя фраза непонятна: какая связь между "сообществом ангелов" и "прозвищем "антилопа""? Очевидно, для такого странного прозвища должна быть иная причина. Пафнутий удалялся в inaccessibilia solitudinis loca [неприступные пустынные места], куда не заходили и сами отшельники. Будет ли натяжкой предположить, что он обитал со зверями? В этом случае у прозвища появляется прекрасная мотивация.
Нужно добавить, что известная как "Житие апы Онуфрия" история путешествия в пустыню - путешествия, во время которого встречались "нагие отшельники" - приписывается Пафнутию. С другой стороны, апа Пафнутий из Скита, по Иоанну Кассиану, был единственным, кто не поддержал восстание монахов против Феофила в связи с его антиантропоморфитским посланием 399 года.
"Φεύγε τους ανθρώπους και σώζη" [Беги от людей - и спасешься] ("Apophthegmata", Arsenius, 1 : Cotelerius, "Ecclesiae Graecae Monumenta" I, p. 353; PG 65,88) - вот основной принцип анахоретов. Отречение и удаление от мира освящены библейскими примерами: в аскетической литературе часто встречаются имена и обращение к образам Илии и других пророков, святого Иоанна Крестителя, даже апостолов [123]. Можно вспомнить и послание к Евреям.
"Φεύγε τους ανθρώπους και σώζη" [Беги от людей - и спасешься] ("Apophthegmata", Arsenius, 1 : Cotelerius, "Ecclesiae Graecae Monumenta" I, p. 353; PG 65,88) - вот основной принцип анахоретов. Отречение и удаление от мира освящены библейскими примерами: в аскетической литературе часто встречаются имена и обращение к образам Илии и других пророков, святого Иоанна Крестителя, даже апостолов [123]. Можно вспомнить и послание к Евреям.
Путь анахоретов - путь пророков и апостолов. Именно так апа Афу объяснял свой странный образ жизни. В поздние годы, уже будучи епископом, он не раз слышал от народа вопросы о смысле своего отшельничества - и в ответ просто цитировал Писание. Разве не сказано в Евангелии о Самом Христе, что Он был в пустыне "со зверями" (Мк. 1:13)? Разве не сказал сам блаженный Давид: "Как скот был я пред Тобою" (Пс. 72:22)? Разве Исайя по приказу Господа не ходил нагим и босым (Ис. 20:2)? Если Сам Христос и Его великие святые так смиряли и унижали себя, то не тем ли более необходимо это ему, бедному и слабому человеку!
Простой и неученый монах Афу был человеком истинного благочестия, несгибаемой воли и глубокого ума. Согласно "Житию", Феофил был поражен беседой с Афу: отшельник выглядел, как "простец" - ιδιώτης, но речи его были речами мудрейшего. Позднее, против воли став епископом, Афу проявил необыкновенную пастырскую мудрость и ревность. Образ, начертанный в "Житии", весьма впечатляет. Хотя Афу и принял сан неохотно, епископом он был серьезным и деятельным.
Простой и неученый монах Афу был человеком истинного благочестия, несгибаемой воли и глубокого ума. Согласно "Житию", Феофил был поражен беседой с Афу: отшельник выглядел, как "простец" - ιδιώτης, но речи его были речами мудрейшего. Позднее, против воли став епископом, Афу проявил необыкновенную пастырскую мудрость и ревность. Образ, начертанный в "Житии", весьма впечатляет. Хотя Афу и принял сан неохотно, епископом он был серьезным и деятельным.
Он сохранил свои "отшельнические привычки". Резиденция его располагалась не в городе, а в "загородном монастыре" (слово "монастырь" здесь, несомненно, употребляется в своем первичном значении "отдельной кельи" [124]). В городе он появлялся только в конце недели. В субботу Афу собирал народ в храме и целый день произносил поучения. Затем проводил предпраздничную ночь в молитве и пении псалмов. Отслужив литургию, наставлял народ до конца дня, а вечером возвращался к себе до следующей субботы.
Так он совмещал свое отшельничество с исполнением обязанностей епископа. Необходимо помнить, что Оксиринх в те времена был весьма своеобразным городом. Согласно Руфину, там "multo plura monasteria quam domus videbantur" [казалось, гораздо больше келий, чем домов] (Hist, monach. V; - здесь "monasterium", конечно, обозначает отдельную келью; ср. греческий текст: ed. Festugiere, "Subsidia Hagiographica", 34 (1961), pp. 41-43). Оксиринх был городом монахов:
"Sed nec portae ipsae, nee turres civitatis, aut ullus omnino angulus ejus, monachorum habitationibus vacat, quique per omnem partem civitatis, die ac nocte hymnos ac laudes Deo referentes, urbem totam quasi unam Dei ecclesiam faciunt" [Но ни сами ворота, ни башни городские и, вообще, ни один угол города не оставался без келий монахов, которые, во всех частях города денно и нощно вознося к Богу гимны и хвалы, делали целый город как бы единой Божией церковью]. И город был велик: если верить Руфину, в нем насчитывалось двадцать тысяч девственниц и десять тысяч монахов (Hist, monach. V) [125].
Афу особенно заботился о бедняках, нуждающихся и обиженных. Он наладил материальную жизнь Церкви, назначив для этого одного из пресвитеров и сделав так, что у того всегда были средства на помощь бедным, - в результате город почти забыл о нищете [126]. Афу поддерживал в храме строгую дисциплину: ни одной женщине не позволялось причащаться, если она приходила в цветном платье или с золотыми украшениями. Не только об обиженных скорбел Афу, но и об обидчиках, ибо видел, что, преступая закон Божий, они близятся к погибели.
"Sed nec portae ipsae, nee turres civitatis, aut ullus omnino angulus ejus, monachorum habitationibus vacat, quique per omnem partem civitatis, die ac nocte hymnos ac laudes Deo referentes, urbem totam quasi unam Dei ecclesiam faciunt" [Но ни сами ворота, ни башни городские и, вообще, ни один угол города не оставался без келий монахов, которые, во всех частях города денно и нощно вознося к Богу гимны и хвалы, делали целый город как бы единой Божией церковью]. И город был велик: если верить Руфину, в нем насчитывалось двадцать тысяч девственниц и десять тысяч монахов (Hist, monach. V) [125].
Афу особенно заботился о бедняках, нуждающихся и обиженных. Он наладил материальную жизнь Церкви, назначив для этого одного из пресвитеров и сделав так, что у того всегда были средства на помощь бедным, - в результате город почти забыл о нищете [126]. Афу поддерживал в храме строгую дисциплину: ни одной женщине не позволялось причащаться, если она приходила в цветном платье или с золотыми украшениями. Не только об обиженных скорбел Афу, но и об обидчиках, ибо видел, что, преступая закон Божий, они близятся к погибели.
Никогда Афу не отступал от установленного порядка церковной службы. От желающих принять священный сан он требовал хорошего знания Священного Писания и сам экзаменовал их. Афу часто узнавал, что происходит в городе, из экстатических видений, которые посылал ему Господь. Уже на смертном одре он призвал к себе клириков и наставлял их не желать себе высокого положения и почестей, ибо, по его словам, став епископом, он с трудом сохранял духовные дары, приобретенные в отшельничестве, и не достиг новых высот.
Нет сомнения, что всё это - не идеализированный портрет, а описание реального человека с яркими, живыми чертами.
В алфавитных "Apophthegmata" ["Изречениях"] есть интересный отрывок, посвященный Афу и хорошо согласующийся с его последними наставлениями, описанными в "Житии" [127]. Афу вел суровую отшельническую жизнь. Он хотел продолжать ее и после рукоположения, но не смог - ουκ ίσχυσε. В отчаянии он простерся пред Богом и воскликнул:
В алфавитных "Apophthegmata" ["Изречениях"] есть интересный отрывок, посвященный Афу и хорошо согласующийся с его последними наставлениями, описанными в "Житии" [127]. Афу вел суровую отшельническую жизнь. Он хотел продолжать ее и после рукоположения, но не смог - ουκ ίσχυσε. В отчаянии он простерся пред Богом и воскликнул:
"Неужели из-за епископства отнята у меня благодать?" (Μη άρα δια την έπισκοπήν απήλθεν ή χάρις απ' έμοΰ). И был ему ответ от Бога: нет, но, пока ты жил в пустыне, где не было людей (μη οντος ανθρώπου), Бог помогал тебе - о θεός άντελαμβάνετο. Теперь же, когда ты в миру, о тебе заботятся люди (Cotelerius, pp. 398-399; PG 65, 133; ср. "Verba seniorum" XV, 13; PL 73, 956). Подчеркнуто противопоставление пустыни и мира - έρημος и κόσμος.
Тот же эпизод, но без упоминания имени Афу, цитирует преподобный Исаак Сирии, что указывает на широкую его известность. Контекст, в котором приводит цитату преподобный Исаак, позволяет прояснить смысл рассказа. Исаак вспоминает эту историю в своем "Слове о разных предметах в вопросах и ответах", говоря об отшельниках, обитающих в пустынях, вдали от людей. Задается вопрос: почему одним даются "видения и откровения", другим же, даже более первых потрудившимся - нет?
Видения и откровения, говорит Исаак, часто даруются тем, кто в пламенной ревности по Богу бежит от мира, "отрекшись и совершенно отрешившись от него, удаляясь от сожительства с людьми, оставив всё, не ожидая никакой помощи от видимого; они пошли вослед Богу, и нападает на них боязнь вследствие уединения, окружает их опасность смертная от голода, от болезни и от скорби, так что приближаются они к отчаянию".
С другой стороны, "пока человек получает утешение от своих ближних и от всего видимого, не бывает ему утешения от Бога". Таков ответ. Дальше следуют примеры. Второй из них - история Афу (хотя имя его и не называется):
"Другой некто, когда был в отшельничестве и вел жизнь отшельническую, ежечасно услаждался благодатным утешением, и любовь Божия пребывала на нем, посещая и явственно открываясь ему; а когда сблизился с миром, взыскал по обычаю утешения - и не обрел, и молил Бога открыть ему причину, говоря: "не ради ли епископства, Господи, отступила от меня благодать?" И был ему ответ: нет. "Но ты был в пустыне, где нет людей, и Господь хранил тебя. Теперь же ты в мире, и о тебе заботятся люди" [128].
В таком контексте рассказ "Изречений" становится более ясен. "Благодать", дарованная Афу в пустыне, не что иное, как харизма или, точнее, харизмы видений и утешений. Слово "благодать" здесь означает и "помощь", и "утешение". С Божией помощью Афу в глуши мог вести свою σκληραγωγία [суровую жизнь]. Но в "обитаемом мире", в обществе людей, это стало невозможным. Афу - харизматик, πνευματικός; но харизматики должны жить в одиночестве, в пустыне, а не "в миру".
Видения и откровения, говорит Исаак, часто даруются тем, кто в пламенной ревности по Богу бежит от мира, "отрекшись и совершенно отрешившись от него, удаляясь от сожительства с людьми, оставив всё, не ожидая никакой помощи от видимого; они пошли вослед Богу, и нападает на них боязнь вследствие уединения, окружает их опасность смертная от голода, от болезни и от скорби, так что приближаются они к отчаянию".
С другой стороны, "пока человек получает утешение от своих ближних и от всего видимого, не бывает ему утешения от Бога". Таков ответ. Дальше следуют примеры. Второй из них - история Афу (хотя имя его и не называется):
"Другой некто, когда был в отшельничестве и вел жизнь отшельническую, ежечасно услаждался благодатным утешением, и любовь Божия пребывала на нем, посещая и явственно открываясь ему; а когда сблизился с миром, взыскал по обычаю утешения - и не обрел, и молил Бога открыть ему причину, говоря: "не ради ли епископства, Господи, отступила от меня благодать?" И был ему ответ: нет. "Но ты был в пустыне, где нет людей, и Господь хранил тебя. Теперь же ты в мире, и о тебе заботятся люди" [128].
В таком контексте рассказ "Изречений" становится более ясен. "Благодать", дарованная Афу в пустыне, не что иное, как харизма или, точнее, харизмы видений и утешений. Слово "благодать" здесь означает и "помощь", и "утешение". С Божией помощью Афу в глуши мог вести свою σκληραγωγία [суровую жизнь]. Но в "обитаемом мире", в обществе людей, это стало невозможным. Афу - харизматик, πνευματικός; но харизматики должны жить в одиночестве, в пустыне, а не "в миру".
Интересно отметить, что автор "Жития" упоминает об "экстазах" Афу лишь вскользь. Ему гораздо интересней пастырские успехи святого. Был ли этот автор монахом?
Согласно "Житию", в ранние годы Афу жил "в послушании" у неких избранных и верных людей (некоторые из них были наставлены "учениками апостольскими"). После их смерти Афу остался один, если не считать инока, - вероятно, новоначального монаха, - которого он научал пути к небу. Итак, Афу на первых порах жил в общине и лишь затем удалился в уединение. Впрочем, возможно, что он жил в сообществе отшельников. В то время не было ничего необычного в том, что член монашеской общины уходил в отшельничество.
Согласно "Житию", в ранние годы Афу жил "в послушании" у неких избранных и верных людей (некоторые из них были наставлены "учениками апостольскими"). После их смерти Афу остался один, если не считать инока, - вероятно, новоначального монаха, - которого он научал пути к небу. Итак, Афу на первых порах жил в общине и лишь затем удалился в уединение. Впрочем, возможно, что он жил в сообществе отшельников. В то время не было ничего необычного в том, что член монашеской общины уходил в отшельничество.
К несчастью, именно в этом месте коптский текст поврежден: имеется лакуна неопределенного размера. Но из "Жития апы Павла" мы можем почерпнуть дополнительную информацию: Афу был пострижен апой Антонием из Скита и оставался в пустыне пятьдесят четыре года.
Дриотон делает поспешный вывод, что Афу воспитывался в авдианской общине. Доказательства его по меньшей мере зыбки [129]. Прежде всего, утверждает он, учителя Афу в "Житии" обрисованы "таинственно" и создается впечатление, что это некая "отдельная группа" - ces hommes que le papyrus designe si mysterieusement donnent bien l'impression d'etre des separes. Но в тексте нет ничего "таинственного"! Сама фраза достаточно обыденна: Афу вышел из общины почтенных и "верных" учителей.
Дриотон делает поспешный вывод, что Афу воспитывался в авдианской общине. Доказательства его по меньшей мере зыбки [129]. Прежде всего, утверждает он, учителя Афу в "Житии" обрисованы "таинственно" и создается впечатление, что это некая "отдельная группа" - ces hommes que le papyrus designe si mysterieusement donnent bien l'impression d'etre des separes. Но в тексте нет ничего "таинственного"! Сама фраза достаточно обыденна: Афу вышел из общины почтенных и "верных" учителей.
Сами они были наставлены "учениками апостольскими". На первый взгляд, утверждение действительно кажется странным. Для Дриотона это замаскированное указание на авдиан - un trait bien Audien [деталь, несомненно, выдающая авдиан]. Здесь Дриотон вспоминает ссылки авдиан на "апостольское предание" в споре о праздновании Пасхи. Однако он сам признает, что в "Житии" Афу (единственном документе, где упоминаются его учителя) нет ни слова о каких бы то ни было необычных пасхальных традициях.
Напротив, очевидно, что сам Афу придерживался обычного календаря Александрийской Церкви. Более того, в "Житии" нет никаких указаний на апостольское предание. Там говорится лишь, что учителя Афу были наставлены последователями - μαθηταί - апостолов. Вопрос лишь в том, что означал этот термин в церковной и монашеской практике четвертого столетия. Но и на этот вопрос не так уж трудно ответить.
В то время повсеместно считалось, что монашество есть следование примеру апостолов, и термин "апостольский" широко применялся при описании аскетического образа жизни - нищеты, ухода от мира, скитаний и так далее. Особенно часто этот эпитет применялся к отшельникам. Сам по себе уход из мира рассматривался, как апостольский поступок, подражание ученикам Христовым, которые оставили всё и последовали за Ним (см. Лк. 5:11 - αφέντες πάντα).
В то время повсеместно считалось, что монашество есть следование примеру апостолов, и термин "апостольский" широко применялся при описании аскетического образа жизни - нищеты, ухода от мира, скитаний и так далее. Особенно часто этот эпитет применялся к отшельникам. Сам по себе уход из мира рассматривался, как апостольский поступок, подражание ученикам Христовым, которые оставили всё и последовали за Ним (см. Лк. 5:11 - αφέντες πάντα).
Эта мысль ясно выражена в великом "Житии Антония", хотя само слово там не встречается [130]. Евсевий рассказывает, что Ориген настаивал на буквальном понимании евангельской заповеди бедности - не владеть ничем (Hist. Eccl. VI, 3, 10). Говоря о терапевтах, Евсевий использует термин "αποστολικοί άνδρες" [мужи апостольские] именно потому, что они предавались аскетическим упражнениям (II, 17, 2).
Рихард Райценштайн уже показал, что в устах Евсевия слова "апостольская жизнь" имеют прямой и конкретный смысл: они означают аскетизм [131]. Причем аскетизм подразумевает стяжание духовных даров. По словам Райценштайна, "der vollkommene Asket, εμπνευσθείς υπό Ιησού ως οί απόστολοι, er ist der ανήρ αποστολικός" [совершенный аскет вдохновлен Иисусом Христом, как апостолы; он - муж апостольский] [132]. В частности, мужами апостольскими, ведущими апостольскую жизнь, называются отшельники.
В литературе четвертого и пятого столетий это общее место [133]. Приведем два примера. Говоря о преследованиях христиан при Валенте, Сократ Схоластик упоминает новацианского епископа Агелия: "Он вел жизнь апостольскую - βίον αποστολικόν βίους - ибо всегда ходил босым и имел только одну одежду, соблюдая евангельские правила" (Hist. Eccl. IV, 9). Епифаний употребляет этот термин в том же смысле: "αποτάξαμενοι και αποστολικόν βίον βιοΰντες" [отрекшиеся от мира и ведущие апостольский образ жизни].
Уход из мира и "апостольская жизнь" - одно и то же. Епифаний описывает энкратитскую секту апостоликов: само название говорит об их приверженности к "апостольскому" образу жизни. Автор с неодобрением показывает их замкнутость и нетерпимость, но признает, что уход из мира - поистине апостольский путь. У апостолов не было ничего своего - ακτήμονες υπάρχοντες. И Сам Спаситель, будучи во плоти, не имел никакого земного стяжания - ουδέν από της γης έκτήσατο (Haeres. XLI, al. LXI, capp. 3, 4).
Можно сделать вывод, что звание "учеников апостольских" в "Житии блаженного Афу" указывает лишь на строгую аскетическую жизнь этих монахов. Они были мужами апостольскими. Разумеется, в этом обороте нет ничего "авдианского", и все выводы Дриотона основаны на чистом недоразумении.
Наконец, Дриотон указывает на то, что община учителей Афу исчезла примерно в то время, когда, по Епифанию, стали распадаться авдианские общины. Но это слабый аргумент: совпадение во времени не доказывает не только идентичности, но даже связи между двумя явлениями. Более того, у нас нет никаких свидетельств, что авдианство, вообще, проникало в Египет.
Можно сделать вывод, что звание "учеников апостольских" в "Житии блаженного Афу" указывает лишь на строгую аскетическую жизнь этих монахов. Они были мужами апостольскими. Разумеется, в этом обороте нет ничего "авдианского", и все выводы Дриотона основаны на чистом недоразумении.
Наконец, Дриотон указывает на то, что община учителей Афу исчезла примерно в то время, когда, по Епифанию, стали распадаться авдианские общины. Но это слабый аргумент: совпадение во времени не доказывает не только идентичности, но даже связи между двумя явлениями. Более того, у нас нет никаких свидетельств, что авдианство, вообще, проникало в Египет.
Заметим, что никто из врагов египетских "антропоморфитов" даже в разгар спора ни разу не говорил, что его противники имели связи с сектантами, хотя это был бы прекрасный аргумент в борьбе. Дриотон просто исходит из предпосылки, что "антропоморфитские" взгляды египетских монахов могли родиться только через общение с авдианами. Он не желает даже рассматривать возможность существования иного источника "антропоморфизма". Дриотону приходится признать, что богословская позиция Афу куда более умеренна, чем у известных нам авдиан, - и всё же он считает ее "еретической", хотя и не объясняет, что именно во взглядах героя "Жития" является ересью.
Подведем итог: Дриотон утверждает, что Афу вышел из общины авдиан, что его учителя были "истинными приверженцами умирающей секты" - "les adherents authentiques d'un schisme finissant", - однако его доказательства не выдерживают никакой критики. Можно лишь сожалеть, что Дриотон вынес свое неосновательное предположение в заголовок разумной и интересной во всех остальных отношениях статьи: "La discussion d'un moine anthropomorphite audien..." [Спор между монахом из общины антропоморфитов-авдиан...].
Подведем итог: Дриотон утверждает, что Афу вышел из общины авдиан, что его учителя были "истинными приверженцами умирающей секты" - "les adherents authentiques d'un schisme finissant", - однако его доказательства не выдерживают никакой критики. Можно лишь сожалеть, что Дриотон вынес свое неосновательное предположение в заголовок разумной и интересной во всех остальных отношениях статьи: "La discussion d'un moine anthropomorphite audien..." [Спор между монахом из общины антропоморфитов-авдиан...].
Это заблуждение так ослепило Дриотона, что он не разглядел ни темы спора между Афу и Феофилом, ни его истинного содержания.
