Центральная, наиболее важная часть "Жития" - это богословский диспут между апой Афу и архиепископом Феофилом. Прежде всего приведем соответствующий фрагмент документа целиком [134].
И когда он жил еще со зверями, пришел он однажды на проповедь святой Пасхи. И услышав выражение (λέξις), несогласное с учением Святого Духа, сильно смутился он. И все слышавшие тоже опечалились и смущены были этим словом. Но ангел Господень повелел блаженному Афу не оставлять без внимания этого слова и сказал: "Определено тебе от Господа идти в Александрию и разъяснить это слово".
Место в проповеди, о котором идет речь, было следующего содержания: возвеличивая славу Божию, автор упомянул и о немощи человеческой и сказал: "Образ Божий - не тот, что носим мы, человеки".
Услышав это, блаженный Афу, озаряемый Святым Духом, отправился в Александрию. Одетый в ветхий хитон, три дня стоял блаженный апа Афу у дверей епископа. Никто не хотел ввести его к нему: видели, что это человек не из знатных (ιδιώτης) Но после на него обратил внимание один из клириков. Видя его терпение, он понял, что это человек Божий, и вошедши доложил архиепископу: "Здесь у дверей один бедный человек. Он говорит, что ему желательно видеться с тобой; но мы не смеем впустить его, так как одет он неважно".
И тотчас, как бы подвигнутый мановением Божиим, епископ приказал ввести его. И когда Афу стал пред архиепископом, тот спросил о причине его прихода. Он ответил: "Да благоволит господин мой епископ выслушать слово раба своего с любовью и терпением (εν αγάπη και ανοχή)". Тот сказал ему: "Говори".
И отвечал блаженный апа Афу: "Я знаю благостность (χρηστότητα) души твоей и знаю, что ты разумный человек. Поэтому я и явился к твоей великоименитости. Я уверен, что ты не презришь слова благочестия, хотя бы оно исходило от человека такого убогого, как я". И сказал архиепископ Феофил: "Безбожен тот, кто настолько неразумен, что отвергает из-за всякой малости слово Божие".
Афу отвечал: "Пусть прикажет господин мой прочитать мне оригинал (ίσον) пасхальной проповеди. Я слышал в ней одно выражение (λέξις), несогласное с богодухновенными писаниями. Не верится мне (ου πιστεύω), чтобы оно произошло от самого тебя, и я думаю, не описались ли здесь переписчики (συγγραφεύς). А выражение это таково, что соблазняет многих благочестивых, и сильно прискорбно сердцам их" [135].
И тотчас апа Феофил архиепископ отдал приказание, и принесли оригинал (ίσον) проповеди; и когда начали читать ее, это выражение встретилось. И тотчас апа Афу повергся пред архиепископом и сказал: "Вот это выражение несостоятельно. Я буду исповедовать, что все люди сотворены именно по образу Божию". И отвечал архиепископ: "Как же ты один выступаешь против этого выражения, и нет никого, кто был бы согласен с тобой?" И говорит апа Афу: "Смею думать, что сам ты согласишься со мной и не станешь меня оспаривать".
И говорит архиепископ: "Как ты можешь сказать об эфиопе, о прокаженном, о хромом или о слепом, что он есть образ Божий? "
Блаженный апа Афу ответил: "Высказываясь таким образом, ты противоречишь Тому, Кто сказал: "Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему" (Быт. 1:26)".
Архиепископ ответил: "Нимало! Но я думаю, что только Адам сотворен по Его подобию и по Его образу; а дети, родившиеся у Адама потом, с ним не схожи". Апа Афу сказал в ответ: "И, однако же, после того, поставляя завет с Ноем после потопа, Бог сказал: "Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека: ибо человек создан по образу Божию" (Быт. 9:6)".
И говорит епископ: "Страшусь я сказать, что человек больной носит образ Бога бесстрастного и совершенного, или... когда сидит на земле и справляет естественную нужду (παρασκευάζει - ср. в Септуагинте 1 Цар. 24:4). Как можешь ты думать, что он - с Богом, со Светом Истинным, Которого ничто не превосходит?"
И говорит ему апа Афу: "Если уж ты говоришь так, то и о Теле Христовом могут сказать, что оно не есть то, чем мы его называем. Иудеи скажут: - Как это ты берешь хлеб, который после стольких трудов произрастила земля, и затем веруешь и говоришь, что это - тело Господне?" И говорит ему епископ: "Сравнение неверно. Ведь хлеб есть истинно хлеб, пока мы не вознесли его на жертвенник (θυσιαστήριον). Лишь тогда, когда мы возносим его на жертвенник и призываем на них Бога, хлеб становится телом Христовым, а чаша - кровью, как Он сказал ученикам: "Приимите, ядите, сие есть тело Мое и кровь Моя". Так и мы веруем".
И говорит архиепископ: "Как ты можешь сказать об эфиопе, о прокаженном, о хромом или о слепом, что он есть образ Божий? "
Блаженный апа Афу ответил: "Высказываясь таким образом, ты противоречишь Тому, Кто сказал: "Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему" (Быт. 1:26)".
Архиепископ ответил: "Нимало! Но я думаю, что только Адам сотворен по Его подобию и по Его образу; а дети, родившиеся у Адама потом, с ним не схожи". Апа Афу сказал в ответ: "И, однако же, после того, поставляя завет с Ноем после потопа, Бог сказал: "Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека: ибо человек создан по образу Божию" (Быт. 9:6)".
И говорит епископ: "Страшусь я сказать, что человек больной носит образ Бога бесстрастного и совершенного, или... когда сидит на земле и справляет естественную нужду (παρασκευάζει - ср. в Септуагинте 1 Цар. 24:4). Как можешь ты думать, что он - с Богом, со Светом Истинным, Которого ничто не превосходит?"
И говорит ему апа Афу: "Если уж ты говоришь так, то и о Теле Христовом могут сказать, что оно не есть то, чем мы его называем. Иудеи скажут: - Как это ты берешь хлеб, который после стольких трудов произрастила земля, и затем веруешь и говоришь, что это - тело Господне?" И говорит ему епископ: "Сравнение неверно. Ведь хлеб есть истинно хлеб, пока мы не вознесли его на жертвенник (θυσιαστήριον). Лишь тогда, когда мы возносим его на жертвенник и призываем на них Бога, хлеб становится телом Христовым, а чаша - кровью, как Он сказал ученикам: "Приимите, ядите, сие есть тело Мое и кровь Моя". Так и мы веруем".
И говорит ему апа Афу: "Как этому необходимо веровать, так необходимо веровать и тому, что... человек сотворен... по подобию и образу Божию. Тот, Кто сказал: "Я хлеб, сшедший с небес", - ведь Он же сам сказал, что "кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется вместо нее, ибо человек создан по образу Божию". Так нужно рассуждать о славе величия Бога, Которого никто не может... [увидеть, и Который] и непостижим, и о немощи и ничтожестве человека с известными недостатками его природы...
Припомним также, что когда царь повелевает написать его изображение (είκών), то все признают его образом царя, и в то же время все знают, что это - дерево и краски. Ведь оно не поднимает лица (букв.: носа), как человек, нет у него слуха, как у царя, и не говорит оно подобно ему. Однако никто не напоминает обо всех названных недостатках из почтения к повелению царя, который сказал: "Это мой образ". Даже более: если кто-нибудь осмелится оспаривать (αρνειν) это, говоря, что это не образ царя, то его казнят смертью за оскорбление величества.
Пред этим изображением, пред этой раскрашенной деревянной доской устраивают даже собрания и воздают ей славословие из почтения к царю. И если так бывает с изображением без духа и движения, которое... обманчиво (αντίθετος), то не тем ли более [это нужно сказать о человеке], в котором есть Дух Божий и который действует и почтен выше всех животных на земле.
При всём различии частей и красок... и разнообразных несовершенствах нам свойственных... ради нашего спасения; ибо ничто из этого не может умалить той славы, которую дал нам Бог, как сказал Павел: "муж не должен покрывать голову, потому что он есть образ и слава Божия" (1 Кор. 11:7)".
Выслушав эти слова, блаженный архиепископ встал, преклонил голову и сказал: "Поистине только отшельник должен быть учителем. Ибо в нас смутились помыслы сердец наших, так что мы бродим во тьме заблуждения".
И тотчас написал во всю страну, отказываясь от того выражения и говоря: "Ошибочно оно и появилось от моего неразумия в вопросе!"
Этот эпизод нетрудно привязать к определенному времени. Проповедь, услышанная Афу в день Пасхи, очевидно, то самое Пасхальное послание Феофила, которое, по Созомену, так оскорбило и разгневало монахов пустыни. В этом послании, говорит Созомен, Феофилу "случилось сказать, что Бога следует представлять бестелесным и чуждым человеческой форме" (Hist. Eccl. VIII, 11). То же самое проповедовал он сам в своем храме и с тем же эффектом (см. также Сократ Схоластик, Hist. Eccl. VI, 7).
Выслушав эти слова, блаженный архиепископ встал, преклонил голову и сказал: "Поистине только отшельник должен быть учителем. Ибо в нас смутились помыслы сердец наших, так что мы бродим во тьме заблуждения".
И тотчас написал во всю страну, отказываясь от того выражения и говоря: "Ошибочно оно и появилось от моего неразумия в вопросе!"
Этот эпизод нетрудно привязать к определенному времени. Проповедь, услышанная Афу в день Пасхи, очевидно, то самое Пасхальное послание Феофила, которое, по Созомену, так оскорбило и разгневало монахов пустыни. В этом послании, говорит Созомен, Феофилу "случилось сказать, что Бога следует представлять бестелесным и чуждым человеческой форме" (Hist. Eccl. VIII, 11). То же самое проповедовал он сам в своем храме и с тем же эффектом (см. также Сократ Схоластик, Hist. Eccl. VI, 7).
Пасхальное послание Феофила 399 года не сохранилось. Однако Геннадий Марсельский приводит его резюме:
"Sed et adversum Anthropomorphltas haereticos, qui dicunt Deum humana figura et membris constare, disputatione longissima confutans, et divinarum Scripturarum testimoniis arguens et convincens eos, ostendit Deumincorruptibilemet incorporeum juxta fidem Patrum credendum, neque ullis omnino membro-rumlineamentis compositum, et ob id nihil ei in creaturis simile per substantiam, neque cuiquam incorruptibilitatem suae dedisse naturae, sed esse omnes intellectuales naturas corporeas, omnes corruptibiles, omnes mutabiles, ut ille solus corrupti-bilitati et mutabilitati non subjaceat, "qui solus habet immortalitatem"" [Но и еретиков антропоморфитов, говорящих, будто Бог имеет человеческий облик и члены, опровергал пространным рассуждением, убеждая и приводя свидетельства Божественных Писаний; и показывал, что, согласно учению отцов, следует верить в Бога как в нетленного и бестелесного, не содержащего каких-либо членов и очертаний; а следовательно, ничто тварное не подобно Ему по естеству, и ни одна тварь не нетленна по природе, но вся разумная природа телесна, вся тленна, вся изменчива, в то время как только Он не подвержен тлению и изменению - "Единый имеющий бессмертие"] (De scriptoribus eccle-siasticis, XXXIV; p. 74 Richardson).
Тоже послание упоминает Иоанн Кассиан: "Theophili praedictae urbis episcopi solemnes epistulae commearunt, quibus cum denuntiatione paschali contra ineptam quoque Anthropomorphitarum haere-sim longa disputatione disseruit, eamque copioso sermone destruxit" [Пришли праздничные послания епископа вышесказанного города Феофила, в которых с назначением дня Пасхи он поместил длинное рассуждение и против нелепой ереси антропоморфитов и опроверг ее обильной речью] (Coll. X, [136]).
Далее Кассиан описывает смятение в монастырских кругах по поводу этого резкого послания, особенно "in eremo Scitii" [в Скитской пустыне]: во всех монастырях, кроме одного, послание запрещалось читать, как публично, так и частным образом - legi aut recitari. Самого архиепископа подозревали в ереси и осуждали velut haeresi gravissima depravatus [как зараженного весьма важной ересью], ибо он противоречит Священному Писанию - impugnare sanc-tae scripturae sententiam videretur. Разве не написано, что человек создан по образу Божию?
Встреча Афу и Феофила, несомненно, имела место перед восстанием разгневанных монахов, так живо описанным у Сократа и Созомена [137]. Трудно представить, чтобы мирная беседа, описанная в "Житии", происходила в то время, когда во всех монастырских общинах Египта разгоралась жестокая борьба. Более того, эта беседа была бы излишней после того, как Феофил уже изменил свое мнение. Согласно "Житию", Афу первый высказал Феофилу возражения против его "проповеди".
"Sed et adversum Anthropomorphltas haereticos, qui dicunt Deum humana figura et membris constare, disputatione longissima confutans, et divinarum Scripturarum testimoniis arguens et convincens eos, ostendit Deumincorruptibilemet incorporeum juxta fidem Patrum credendum, neque ullis omnino membro-rumlineamentis compositum, et ob id nihil ei in creaturis simile per substantiam, neque cuiquam incorruptibilitatem suae dedisse naturae, sed esse omnes intellectuales naturas corporeas, omnes corruptibiles, omnes mutabiles, ut ille solus corrupti-bilitati et mutabilitati non subjaceat, "qui solus habet immortalitatem"" [Но и еретиков антропоморфитов, говорящих, будто Бог имеет человеческий облик и члены, опровергал пространным рассуждением, убеждая и приводя свидетельства Божественных Писаний; и показывал, что, согласно учению отцов, следует верить в Бога как в нетленного и бестелесного, не содержащего каких-либо членов и очертаний; а следовательно, ничто тварное не подобно Ему по естеству, и ни одна тварь не нетленна по природе, но вся разумная природа телесна, вся тленна, вся изменчива, в то время как только Он не подвержен тлению и изменению - "Единый имеющий бессмертие"] (De scriptoribus eccle-siasticis, XXXIV; p. 74 Richardson).
Тоже послание упоминает Иоанн Кассиан: "Theophili praedictae urbis episcopi solemnes epistulae commearunt, quibus cum denuntiatione paschali contra ineptam quoque Anthropomorphitarum haere-sim longa disputatione disseruit, eamque copioso sermone destruxit" [Пришли праздничные послания епископа вышесказанного города Феофила, в которых с назначением дня Пасхи он поместил длинное рассуждение и против нелепой ереси антропоморфитов и опроверг ее обильной речью] (Coll. X, [136]).
Далее Кассиан описывает смятение в монастырских кругах по поводу этого резкого послания, особенно "in eremo Scitii" [в Скитской пустыне]: во всех монастырях, кроме одного, послание запрещалось читать, как публично, так и частным образом - legi aut recitari. Самого архиепископа подозревали в ереси и осуждали velut haeresi gravissima depravatus [как зараженного весьма важной ересью], ибо он противоречит Священному Писанию - impugnare sanc-tae scripturae sententiam videretur. Разве не написано, что человек создан по образу Божию?
Встреча Афу и Феофила, несомненно, имела место перед восстанием разгневанных монахов, так живо описанным у Сократа и Созомена [137]. Трудно представить, чтобы мирная беседа, описанная в "Житии", происходила в то время, когда во всех монастырских общинах Египта разгоралась жестокая борьба. Более того, эта беседа была бы излишней после того, как Феофил уже изменил свое мнение. Согласно "Житию", Афу первый высказал Феофилу возражения против его "проповеди".
Афу никого не представляет, его выступление основано на личном отношении, на полученном им самим откровении. В это время Афу жил, очевидно, где-то поблизости от Оксиринха, - сам он называет себя "человеком из Пемдже", что, по-видимому, относится не к происхождению, а к месту жительства. Послание Феофила он услышал в Оксиринхе. Его приход не имеет прямой связи с волнением in eremo Scitii, о котором рассказывает Иоанн Кассиан.
Наши источники явно противоречат друг другу. Сократ и Созомен представляют дело так, что Феофил был напутан монахами и под их давлением вынес свое решение - осудить Оригена. В "Житии" Афу имя Оригена не встречается. Агиограф настаивает, что Феофил был убежден аргументами Афу и "тотчас" отрекся от неудачного выражения - "написал во всю страну". Логично предположить, что до пришествия толп монахов Феофил встречался и разговаривал с отдельными людьми.
Наши источники явно противоречат друг другу. Сократ и Созомен представляют дело так, что Феофил был напутан монахами и под их давлением вынес свое решение - осудить Оригена. В "Житии" Афу имя Оригена не встречается. Агиограф настаивает, что Феофил был убежден аргументами Афу и "тотчас" отрекся от неудачного выражения - "написал во всю страну". Логично предположить, что до пришествия толп монахов Феофил встречался и разговаривал с отдельными людьми.
Во всяком случае, имя Афу в этом контексте встречается только в "Житии". С другой стороны, трудно представить, чтобы современник событий опустил всякие упоминания о бунте монахов. Более вероятно, что "Житие блаженного Афу" появилось много позже, когда память о смуте сошла на нет, а автора интересовали исключительно аскетические подвиги святого и труды на благо общины в Оксиринхе. Встреча Афу с Феофилом представлена здесь в контексте биографии отшельника, а не в исторической перспективе.
Любопытно и важно, что, согласно "Житию", Афу обращает внимание лишь на одно выражение - λέξις - в послании Феофила, и весь разговор касается учения об образе Божием. В беседе с архиепископом Афу не развивает и не защищает никаких "антропоморфитских" тезисов, а лишь настаивает на существовании образа Божия в человеке. О наличии или отсутствии "человеческого облика" в Боге речь, вообще, не идет.
Любопытно и важно, что, согласно "Житию", Афу обращает внимание лишь на одно выражение - λέξις - в послании Феофила, и весь разговор касается учения об образе Божием. В беседе с архиепископом Афу не развивает и не защищает никаких "антропоморфитских" тезисов, а лишь настаивает на существовании образа Божия в человеке. О наличии или отсутствии "человеческого облика" в Боге речь, вообще, не идет.
Афу утверждает только, что человек даже в нынешнем состоянии, несмотря на всё свое несовершенство и ничтожество, должен считаться созданным по образу Божию и, следовательно, заслуживает уважения. Прежде всего Афу беспокоится о чести и достоинстве человека. Феофил, напротив, смущен очевидной человеческой греховностью и ничтожностью: он спрашивает, как можно считать, что эфиоп или хромой носят образ Божий.
Феофил, очевидно, придерживается мнения, что образ Божий потерян Адамом при грехопадении, и, следовательно, дети Адама уже не созданы по образу Божию. Именно это воззрение разбирает и опровергает Епифаний в "Анкорате" и в "Панарие", в разделах, посвященных авдианам. Вспомним, что обе работы написаны в семидесятых годах IV века, задолго до оригенистских споров и антропоморфитских волнений в Египте [138].
Феофил, очевидно, придерживается мнения, что образ Божий потерян Адамом при грехопадении, и, следовательно, дети Адама уже не созданы по образу Божию. Именно это воззрение разбирает и опровергает Епифаний в "Анкорате" и в "Панарие", в разделах, посвященных авдианам. Вспомним, что обе работы написаны в семидесятых годах IV века, задолго до оригенистских споров и антропоморфитских волнений в Египте [138].
Позиция самого Епифания в этом вопросе взвешенна и осторожна. Человек создан по образу Божию, κατ' εικόνα - это истина Писания, нельзя ее забывать или сомневаться в ней. Но не следует выяснять, в какой именно части человека находится κατ' εικόνα, и тем более нельзя ограничивать образ какой-то одной стороной человеческого существования, исключая все остальные. Нужно с верой исповедовать присутствие "образа" в человеке, иначе мы презрим Божественный дар и будем неверны Богу - ϊνα μη την χάριν του θεού αθετήσωμεν και απιστήσωμεν θεώ.
Бог всегда говорит истину, даже если порой она ускользает от нашего понимания - ει και έξέφυγε την ημών εννοίαν εν ολίγοις λόγοις. В любом случае, отрицание κατ' εικόνα противоречит православной вере и разуму Святой Церкви - ου πιστόν ούτε της άγιας του θεού εκκλησίας (Ancor. LV; Haeres. LXX, al. L, cap. 2). Многие, продолжает Епифаний, пытаются найти место для образа Божия: одни помещают его только в душе, другие - только в теле, а иные - в человеческих добродетелях.
Все эти измышления несогласны с Преданием. Κατ' εικόνα не находится ни в одной душе, ни в одном теле, но неверно будет отрицать, что он присутствует и в душе, и в теле - αλλ ούτε λέγομεν το σώμα μη είναι κατ εικόνα ούτε την ψυχήν. Иными словами, образ Божий - во всём человеке: человек в целом, а не какая-либо его часть, создан κατ' εικόνα Θεού. Наконец, некоторые полагают, что образ Божий, напечатленный в Адаме, был отнят (απώλεσε) при изгнании его из Рая. Велико развращенное воображение этих людей, восклицает Епифаний - πολλή τις εστί των ανθρώπων μυ-θοποιία.
Мы же должны верить, что κατ' εικόνα сохраняется в человеке до сих пор, и в человеке, как целом, а не в какой-то его части - εν παντι δε μάλιστα και ούχ απλώς (εν τινι μέρει). Но где и как он расположен, ведомо одному Богу, даровавшему нам Свой образ по благодати (κατά χάριν). "Образ" не погибает, хотя может потускнеть и быть запятнан грехами. Здесь Епифаний дает ссылки на Писание: Быт. 9:3-7; 1 Кор. 11:7; Иак. 3:9 (Haeres. LXX, cap. 3; ср. Ancor. LVI, LVII).
Заметим, что те же тексты (за исключением послания апостола Иакова) цитирует Афу в беседе с Феофилом. Еще важнее, что в "Анкорате" Епифаний использует ту же евхаристическую аналогию, какую мы находим в житии Афу. Κατ' εικόνα - дар Божий, и Богу надо верить. Κατ' εικόνα можно понять по аналогии - можно понять по аналогии - από των όμοιων. Далее следует краткий рассказ об установлении Евхаристии.
Ведь, говорит Епифаний, "όρώμεν ότι ουκ ίσον εστίν ουδέ δμοιον ου τη ένσάρκω εικόνι, ου τη αοράτφ θεότητι, ου τοις χαρακτήρσι των μελών" [мы видим, что это (хлеб) ни равно, ни подобно ни воплощенному образу, ни невидимому Божеству, ни чертам членов]. Но мы просто верим словам Христа (Ancor. LVII).
Епифаний утверждает: согласно Писанию, человек создан "по образу Божию," и сомневаться или отрицать это - против православной веры. Но этот "образ," το κατ' εικόνα, в каком-то смысле тайна: благодатный дар Божий, который нельзя понять разумом, но можно лишь принять верой. Находясь на такой позиции, Епифаний отвергает и буквалистскую экзегезу "антропоморфитов," и спиритуалистические причуды оригенистов. Эту точку зрения он отстаивал в Иерусалиме в 394 году.
Епифаний утверждает: согласно Писанию, человек создан "по образу Божию," и сомневаться или отрицать это - против православной веры. Но этот "образ," το κατ' εικόνα, в каком-то смысле тайна: благодатный дар Божий, который нельзя понять разумом, но можно лишь принять верой. Находясь на такой позиции, Епифаний отвергает и буквалистскую экзегезу "антропоморфитов," и спиритуалистические причуды оригенистов. Эту точку зрения он отстаивал в Иерусалиме в 394 году.
В письме к иерусалимскому епископу Иоанну, сохранившемся лишь в латинском переводе блаженного Иеронима, он излагает свою мысль с предельной ясностью. В этом послании среди различных заблуждений Оригена Епифаний называет следующее:
"Ausus est dicere, perdidisse imaginem Dei Adam... et ilium solum factum esse ad imaginem Dei qui plasmatus esset ex humo, et uxorem ejus... eos vero qui conciperentur in utero, et non ita nascerentur ut Adam Dei non habere imaginem" [Дерзко утверждать, что Адам лишился образа Божия... или что он один, созданный из земли, был сотворен по образу Божию и жена его.., а те, которые были зачаты во чреве, а не появились, как Адам, образа Божия не имеют].
Опровергая это "зловредное толкование" - maligna interpretatione - Епифаний цитирует Писание; подбор текстов следующий: Быт. 9:4-6; Пс. 38:7; Прем. 2:23; Иак. 3:8-9; 1 Кор. 11:7. Епифаний заключает:
"Nos autem, dilectissime, credimus his, quae locutus est Dominus, et scimus, quod in cunctis hominibus imago Dei permaneat, ipsique concedimus nosse, in qua parte homo ad imaginem Dei conditus sit" [Мы же, возлюбленный, верим тому, о чем говорил Господь, и знаем, что во всех людях сохраняется образ Божий, и признаём, что Ему ведомо, в какой своей части создан человек по образу Божию] ("Ad loannem episcopum", inter "Epist. Hieronomi", LI, 6.15-7.4; PG 43, 388-389).
Естественно, что Иоанн заподозрил Епифания в "антропоморфитских" симпатиях, о чем сообщает Иероним: "Volens ilium suspectum facere stultissimae haereseos" [заподозрив его в глупейшей из ересей]. Иероним описывает драматическое столкновение между Иоанном и Епифанием и проповедь Иоанна, направленную против кипрского епископа. Епифанию пришлось скорректировать свою позицию:
"Cun-cta (inquit) quae locutus est collegio frater, aetate filius meus, contra Anthropomorphitarum haeresim, bene et fideliter locutus est, quae mea quoque damnatur voce; sed aequum est, ut quomodo hanc haeresim condemnamus, etiam Origenis perversa dogmata condemnemus" [Всё (говорит он), что высказывал мой брат по сану и летами сын против антропоморфитской ереси, сказано хорошо и справедливо, и я присоединяюсь к его обвинениям; но получается, что, осуждая эту ересь, мы осуждаем также ложные учения Оригена] (блаженный Иероним, Contra loannem Hiero-solymitanum, cap. 11; PL 23, 364).
Иероним пишет, когда события еще свежи в памяти, и желчное перо его полно волнения и гнева; однако мы можем полагать, что позиция Епифания здесь передана точно. Следует добавить, что изначально Феофил также относился к Епифанию с подозрением и "обвинял его в том, что тот низко мыслит о Боге, приписывая Ему человеческую форму". Позднее они помирились, и Феофил даже обрел союзника в лице Епифания - но это было уже после 399 года, когда александрийский епископ изменил свои взгляды (Сократ Схоластик, Hist. Eccl. VI, 10).
Вернемся к "Житию блаженного Афу". Позиция Афу в споре весьма напоминает позицию Епифания. Она проста: "образ Божий" в человеке реален, даже если сам человек неизмеримо далек от Бога. Портрет царя, грубый и безжизненный, всё равно остается его "образом", образом живого человека, и потому принимает почитание, надлежащее царю. А человек - не бездушный образ: в нем обитает Дух Божий.
"Ausus est dicere, perdidisse imaginem Dei Adam... et ilium solum factum esse ad imaginem Dei qui plasmatus esset ex humo, et uxorem ejus... eos vero qui conciperentur in utero, et non ita nascerentur ut Adam Dei non habere imaginem" [Дерзко утверждать, что Адам лишился образа Божия... или что он один, созданный из земли, был сотворен по образу Божию и жена его.., а те, которые были зачаты во чреве, а не появились, как Адам, образа Божия не имеют].
Опровергая это "зловредное толкование" - maligna interpretatione - Епифаний цитирует Писание; подбор текстов следующий: Быт. 9:4-6; Пс. 38:7; Прем. 2:23; Иак. 3:8-9; 1 Кор. 11:7. Епифаний заключает:
"Nos autem, dilectissime, credimus his, quae locutus est Dominus, et scimus, quod in cunctis hominibus imago Dei permaneat, ipsique concedimus nosse, in qua parte homo ad imaginem Dei conditus sit" [Мы же, возлюбленный, верим тому, о чем говорил Господь, и знаем, что во всех людях сохраняется образ Божий, и признаём, что Ему ведомо, в какой своей части создан человек по образу Божию] ("Ad loannem episcopum", inter "Epist. Hieronomi", LI, 6.15-7.4; PG 43, 388-389).
Естественно, что Иоанн заподозрил Епифания в "антропоморфитских" симпатиях, о чем сообщает Иероним: "Volens ilium suspectum facere stultissimae haereseos" [заподозрив его в глупейшей из ересей]. Иероним описывает драматическое столкновение между Иоанном и Епифанием и проповедь Иоанна, направленную против кипрского епископа. Епифанию пришлось скорректировать свою позицию:
"Cun-cta (inquit) quae locutus est collegio frater, aetate filius meus, contra Anthropomorphitarum haeresim, bene et fideliter locutus est, quae mea quoque damnatur voce; sed aequum est, ut quomodo hanc haeresim condemnamus, etiam Origenis perversa dogmata condemnemus" [Всё (говорит он), что высказывал мой брат по сану и летами сын против антропоморфитской ереси, сказано хорошо и справедливо, и я присоединяюсь к его обвинениям; но получается, что, осуждая эту ересь, мы осуждаем также ложные учения Оригена] (блаженный Иероним, Contra loannem Hiero-solymitanum, cap. 11; PL 23, 364).
Иероним пишет, когда события еще свежи в памяти, и желчное перо его полно волнения и гнева; однако мы можем полагать, что позиция Епифания здесь передана точно. Следует добавить, что изначально Феофил также относился к Епифанию с подозрением и "обвинял его в том, что тот низко мыслит о Боге, приписывая Ему человеческую форму". Позднее они помирились, и Феофил даже обрел союзника в лице Епифания - но это было уже после 399 года, когда александрийский епископ изменил свои взгляды (Сократ Схоластик, Hist. Eccl. VI, 10).
Вернемся к "Житию блаженного Афу". Позиция Афу в споре весьма напоминает позицию Епифания. Она проста: "образ Божий" в человеке реален, даже если сам человек неизмеримо далек от Бога. Портрет царя, грубый и безжизненный, всё равно остается его "образом", образом живого человека, и потому принимает почитание, надлежащее царю. А человек - не бездушный образ: в нем обитает Дух Божий.
Далее, портрет царя становится официальным "образом" только после подтверждения самого царя: "Это - мой образ". Так же и Бог в Писании называет Своим образом человека. К несчастью, текст "Жития" в этом месте испорчен; но, похоже, здесь Афу ссылается и на Воплощение. Евхаристический аргумент Афу имеет тот же смысл: не верь поверхностным впечатлениям, верь слову Божию.
Во время Евхаристии мы видим хлеб, но верою созерцаем Тело, повинуясь свидетельству Господа: "Сие есть Тело Мое". Так же говорит Бог о человеке: "Он сотворен по образу Моему". Афу не выходит за пределы этого утверждения, он не пытается найти для образа Божия конкретное место и рационализировать тайну. В его рассуждении нет ничего "антропоморфитского".
С другой стороны, речь Афу так близка к словам Епифания, что трудно не заподозрить прямой зависимости. Насколько нам известно, сочинения и письма Епифания в то время имели широкое распространение, и вполне логично предположить, что если одни египтяне читали Оригена, другие изучали его противников, из которых Епифаний был наиболее заметным и уважаемым.
Кто же эти люди, считающие, что κατ' εικόνα в человеке утерян после грехопадения? Кому так гневно и язвительно возражает Епифаний в "Панарие"? Вероятнее всего, он имеет ввиду Оригена и его последователей, особенно из числа египетских отшельников. В разделе "Панария", посвященном Оригену, Епифаний вскользь упрекает его за мнение, что Адам потерял κατ' εικόνα (Haeres. LXIV, al. XLIV, cap. 4). На самом деле мысль Оригена сложнее и сдержаннее, она не доходит до прямого отрицания "образа".
Кто же эти люди, считающие, что κατ' εικόνα в человеке утерян после грехопадения? Кому так гневно и язвительно возражает Епифаний в "Панарие"? Вероятнее всего, он имеет ввиду Оригена и его последователей, особенно из числа египетских отшельников. В разделе "Панария", посвященном Оригену, Епифаний вскользь упрекает его за мнение, что Адам потерял κατ' εικόνα (Haeres. LXIV, al. XLIV, cap. 4). На самом деле мысль Оригена сложнее и сдержаннее, она не доходит до прямого отрицания "образа".
Более того, в его творениях есть места, где Ориген утверждает и настаивает, что "образ" не мог исчезнуть или изгладиться совершенно, что он остается даже в той душе, в которой из-за невежества и непокорства "образ земной" затмил κατ' εικόνα Θεού. (Contr. Cels. IV, 83; In Gen. horn. XIII, 3, 4). Однако Ориген говорит только о "внутреннем человеке": κατ' εικόνα заключен лишь в νους [уме] или ήγεμονικόν [высшем духовном начале], а в теле его нет. [139].
Во взглядах на образ Божий в греческом богословии четвертого века присутствовала неопределенность, неразрешенная двойственность. Здесь нужно быть очень внимательным: писатели этого времени не говорят, что человек есть образ Божий, но что он создан по образу Божию. Ударение ставится на соответствии своему предназначению: образ тогда истинный образ, когда он правильно отображает то, образом чего является или должен являться. Образ в этом учении обладает ярко выраженной динамичностью.
Неизбежно встает вопрос: как и до какой степени это динамическое отношение может сохраниться, когда заповедь нарушена, когда человек свернул с предназначенного для него пути и отверг свое призвание? Разрешить эту проблему способно аккуратное различение "образа" и "подобия", которое, увы, проводилось недостаточно последовательно и далеко не всеми. Богословие образа тесно связано с богословием греха и Искупления, а понятие о грехе в то время не было разработано в совершенстве ни на Востоке, ни на Западе.
В мысли святителя Афанасия, особенно в ранний период, чувствуется разлад между различными мнениями. В своём сочинении "О Воплощении" святитель Афанасий говорит о грехопадении, как о полной и необратимой катастрофе - το μεν των ανθρώπων γένος έφθείρετο, ό δε λογικός και κατ' εικόνα γενόμενος άνθρωπος ήφανίζετο [тогда род человеческий растлевался, словесный же и по образу созданный человек исчезал] (De incarn. 6, 1).
Падший человек, так сказать, утратил свое положение человека - ή γαρ παράβασις της εντολής εις το κατά φύσιν αυτούς έπέστρεφεν, ϊνα ώσπερ ουκ οντες γεγόνασιν, ούτως και την εις το είναι φθοραν ύπομείνωσι τω χρόνφ είκότως [потому что преступление заповеди возвратило их в естественное состояние, чтобы, как сотворены были из ничего, так и в самом бытии со временем по всей справедливости потерпели тление] (4, 4). Κατ' εικόνα - благодатный дар, ныне отнятый или утраченный.
Он должен быть восстановлен, даже создан вновь: святитель Афанасий использует слова ανακαινίζειν [обновить] и ανα-κτίζειν [создать заново]. По святителю Афанасию, κατ' εικόνα в человеке был, так сказать, "наложен извне" на природу, которая сама по себе изменчива и текуча - φύσις ρευστή και διαλυομένη. Стабильность человеческого состава до грехопадения охранялась через "причастие" Слову. Отчуждение, возникшее с грехопадением, нарушает это причастие [140].
Таким образом святитель Афанасий хотел подчеркнуть глубину и ужас греха: падший человек уже не человек в полном смысле слова, и наиболее зримо это проявляется во власти над ним смерти - неизбежного следствия возникшего отчуждения. Именно в отчуждении, в отдалении от Бога следует видеть причину нашей тленности, нашего существования на грани полного уничтожения [141]. Та же двойственность ощущается в богословии святителя Кирилла Александрийского.
Согласно его толкованию, человек в каком-то смысле остается κατ' εικόνα - как разумное существо, наделенное свободой. Но другие черты образа - и в первую очередь нетленность - потеряны, и сам образ искажен или "сфальсифицирован" (παρεχαράττετο), словно фальшивая монета или поддельная печать. Как и святитель Афанасий, святитель Кирилл, чтобы охарактеризовать воздействие греха на το κατ' εικόνα, использует слово с двойным значением "αφανίζειν"; слово это может означать, как неглубокое искажение, так и полное уничтожение, и трудно сказать, в каком из смыслов употребляется оно здесь [142].
Анализировать во всей полноте проблему κατ' εικόνα в греческом богословии четвертого и последующих столетий сейчас не входит в наши задачи. Тем не менее, проведенный нами беглый и весьма поверхностный обзор поможет нам достичь непосредственно нашей цели - прояснить позицию Феофила. По всей видимости, он следует святителю Афанасию, как позднее будет следовать ему святитель Кирилл. Вспомним краткий пересказ пресловутого послания, приведенный Геннадием.
Анализировать во всей полноте проблему κατ' εικόνα в греческом богословии четвертого и последующих столетий сейчас не входит в наши задачи. Тем не менее, проведенный нами беглый и весьма поверхностный обзор поможет нам достичь непосредственно нашей цели - прояснить позицию Феофила. По всей видимости, он следует святителю Афанасию, как позднее будет следовать ему святитель Кирилл. Вспомним краткий пересказ пресловутого послания, приведенный Геннадием.
Феофил подчеркивает то же, что и Афанасий, - непреодолимый разрыв между Богом, Вечным и Бессмертным, и падшим человеком, тленным, изменчивым и преходящим. После грехопадения, говорит он, человек утратил образ Божий. Более того, александрийские отцы склонны ограничивать το κατ' εικόνα "внутренним человеком", духовной стороной существования. Это, несомненно, наследие Оригена.
