В беседе Афу с Феофилом мы встречаемся с двумя противоположными взглядами на το κατ' εικόνα Θεού, то есть на природу и характер "образа Божия в человеке". Можно предположить, что здесь и содержится главный предмет бурного спора, известного нам под названием "антропоморфитского".
Без сомнения, были в Египте и невежественные монахи, злоупотреблявшие буквальным толкованием образов Писания simplicitate rustica [по своей невежественной простоте], как говорит о таких блаженный Иероним, описывая, впрочем, ситуацию в Палестине. Но существовала и более глубокая подоплека богословских разногласий - неприятие всей оригеновской традиции. В. Буссе верно замечает:
"Wenn die Theo-philus Bekampfung des Anthropomorphismus eine so grosse Erregung bei den sketischen Monchen hervorruft (Cassian, "Coll". X), so handelt es hier eigentlich nicht um das Dogma, sondern um eine Lebensfrage fur die von der Gottesschau lebende enthusiastische Frommigkeit" [Когда борьба Феофила с антропоморфизмом подняла такое волнение среди скитских монахов, речь шла не просто о догме, но об опыте восторженной набожности, рождаемой созерцанием Бога] [143].
Показательна в этом отношении история Серапиона, изложенная Кассианом (Coll. X, З) [144].
В свете сведений, почерпнутых из "Жития блаженного Афу", становится понятна и та загадочная фраза, которой, по словам Сократа и Созомена, Феофил успокоил разгневанных монахов:
"Выйдя к монахам, он примирительным тоном так обратился к ним: "Видя вас, я созерцаю лик Божий". Эти слова успокоили ярость людей, и они ответили: "Если ты и вправду признаешь, что лик Божий таков же, как наш, анафематствуй сочинения Оригена" (Сократ Схоластик, Hist. Eccl. VI, 7: ούτως υμάς, εφη, ειδον ως θεού πρόσωπον; ср. Созомен, Hist. Eccl. VIII, 11).
Конечно, слова Феофила могли быть просто льстивым увещеванием, - так интерпретирует их Тиллемон [145]. Подразумевалась, несомненно, и библейская цитата - Быт. 33:10, встреча Иакова с Исавом: "Ибо я увидел лице твое, как бы кто увидел лице Божие". Но, кажется, в устах Феофила это больше, чем лесть. Вспомним фразу из его Пасхального послания, так смутившую Афу: "Образ Божий - не тот, что носим мы, человеки".
Конечно, слова Феофила могли быть просто льстивым увещеванием, - так интерпретирует их Тиллемон [145]. Подразумевалась, несомненно, и библейская цитата - Быт. 33:10, встреча Иакова с Исавом: "Ибо я увидел лице твое, как бы кто увидел лице Божие". Но, кажется, в устах Феофила это больше, чем лесть. Вспомним фразу из его Пасхального послания, так смутившую Афу: "Образ Божий - не тот, что носим мы, человеки".
Афу в своих возражениях настаивает, что славу Божию можно узреть даже в таком искаженном и потускневшем образе, каким является падший человек. Странно было бы, если б разгневанные монахи успокоились от одной вежливой фразы. Нет, своим приветствием Феофил в скрытой форме отрекся от оскорбительных слов послания, столь рассердившего монахов. И монахи поняли это [146].
Согласно "Житию" Афу, Феофил был убежден его аргументами, признал свою ошибку и разослал "во всю страну" новое послание. Оно осталось неизвестным. В позднейших пасхальных посланиях, сохранившихся только в латинских переводах Иеронима, Феофил, вообще, не касается проблемы образа. Они посвящены в основном опровержению Оригена [147]. Но мы можем довериться "Житию" и утверждать, что Афу произвел сильное впечатление на Феофила: этот простой, неученый отшельник оказался настоящим мудрецом.
Согласно "Житию" Афу, Феофил был убежден его аргументами, признал свою ошибку и разослал "во всю страну" новое послание. Оно осталось неизвестным. В позднейших пасхальных посланиях, сохранившихся только в латинских переводах Иеронима, Феофил, вообще, не касается проблемы образа. Они посвящены в основном опровержению Оригена [147]. Но мы можем довериться "Житию" и утверждать, что Афу произвел сильное впечатление на Феофила: этот простой, неученый отшельник оказался настоящим мудрецом.
Афу, в свою очередь, восхвалял смирение Феофила, позволившее тому признать свою ошибку. Возможно, история слегка приукрашена. Афу отказался от приглашения остаться в Александрии и возвратился в пустыню. Три года спустя, когда скончался пемджеский епископ, Феофил назначил на это место Афу, хотя община выдвигала другого кандидата. Здесь нет ничего невероятного. Уже во времена святителя Афанасия Великого епископами часто становились монахи.
И Феофил не в первый раз назначал монаха на кафедру. Самый известный пример - Диоскор, один из Длинных Братьев, ставший по назначению Феофила епископом Гермополя.
"Житие блаженного Афу" пришло к нам, вероятнее всего, из коптских кругов. Сведения об антропоморфитском споре, приводимые в греческих и латинских источниках, грешат односторонностью и тенденциозностью. Особенно это относится к Иоанну Кассиану, "благочестивому журналисту", как метко охарактеризовал его Рене Драге [148]. В споре Кассиан занимает оригенистскую позицию. В своих сочинениях он излагает точку зрения Евагрия: "Noi in Cassiano rileggiamo Evagrio" [У Кассианамы перечитываем Евагрия], - справедливо замечает современный исследователь [149].
"Житие блаженного Афу" пришло к нам, вероятнее всего, из коптских кругов. Сведения об антропоморфитском споре, приводимые в греческих и латинских источниках, грешат односторонностью и тенденциозностью. Особенно это относится к Иоанну Кассиану, "благочестивому журналисту", как метко охарактеризовал его Рене Драге [148]. В споре Кассиан занимает оригенистскую позицию. В своих сочинениях он излагает точку зрения Евагрия: "Noi in Cassiano rileggiamo Evagrio" [У Кассианамы перечитываем Евагрия], - справедливо замечает современный исследователь [149].
Картина египетского монашества в "Historia Lausiaca" также представлена с греческих позиций, "в духе Евагрия", по словам Драге [150]. С тех пор учение "антропоморфитов" подается в искаженном виде, а антропоморфитский спор изображается, как столкновение simpliciores [простецов] с людьми учеными. Да, был и такой аспект. Но в целом спор гораздо серьезней и глубже: он является столкновением богословских концепций и духовных традиций.
"Житие" Афу раскрывает нам богословскую перспективу спора, и в этом - историческая ценность данного замечательного агиологического документа.
