Для размышления

(1) Лучше всего засвидетельствованное чтение Мф. 1:16 «Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от которой родился Иисус, называемый Христос» (КП). Существуют разночтения (ВВМ 61-64), одно из которых не называет Иосифа «мужем Марии», а другое сохраняет традиционную модель «X родил Y», но называет Марию девой. Вряд ли эти варианты отражают иное понимание зачатия Иисуса: скорее, перед нами неловкие попытки переписчиков выправить грамматику чтения, которое засвидетельствовано лучше всего.

(2) В поздних рукописях текст молитвы Господней завершается доксологией: «Ибо Твое есть Царство, и сила, и слава во веки веков. Аминь» (Мф. 6:13). Ее нет в Иеронимовой Вульгате (которую брали за основу последующие католические переводы), но она есть, например, в Библии короля Якова (использующей в данном случае не лучшие рукописи). В результате возникла экуменическая проблема: в англоязычном мире «Отче наш» имеет две концовки. По мнению подавляющего большинства современных текстологов, доксология не принадлежит евангелисту, но является древним расширением для литургического употребления, основанным на 1 Пар. 29:11. (Некоторые формы ее заканчиваются упоминанием об Отце, Сыне и Святом Духе.) Самое раннее свидетельство содержится в Дидахе 8:2: «Ибо Твоя есть сила и слава во веки» (после молитвы Господней, но упоминается еще дважды в евхаристическом контексте - 9:4; 10:5). Такая экуменическая ситуация была частично решена в настоящее время: во время католической мессы после молитвы Господней и короткого обращения к Богу идут слова «Ибо Твои есть Царство и сила и слава ныне и во веки».

(3) По мнению многих экзегетов, основные богословские эмфазы Мф. состоят в христологии, экклезиологии и эсхатологии (особенно по сравнению с Мк.). Кратко остановимся на каждой из них.

• Христология. Божественное откровение об Иисусе как Мессии, Сыне Бога живого появляется в середине Евангелия (Мф. 16:16); мотивы Сына Божьего и Сына Человеческого играют важную роль на всем протяжении Мф.; мотив Эммануила появляется в начале и в конце. Иисус имплицитно сравнивается с Моисеем в рассказе о детстве и Нагорной проповеди; давидический параллелизм силен в генеалогии и последних днях жизни Иисуса. Иисус осмысляется и как божественная Премудрость (Мф. 11:19, 27). В конце Мф. Сын ставится рядом с Отцом и Святым Духом.

• Экклезиология. Повсюду в Мф. отражены особенности жизни Матфеевой общины, а в Мф. 16:18-19 говорится об основании церкви; Мф. 18 приводит качества, важные для церковной жизни. Понятие Царства Небесного [369] стало многогранным: оно охватывает и пространство истории спасения, и эсхатологическое завершение. Церковь сама не есть Царство Небесное, но место, где Иисус исповедуется Господом. В Мф. 21:43 Царство отнимается у неверующих иудейских властей и отдается достойному народу, приносящему плоды, который составляет церковь. Особое внимание к Петру среди Двенадцати в особом материале Мф. также имеет церковную функцию, ибо он - скала, на которой основана церковь. Речи об ученичестве (особенно Мф. 18) также имеют функцию в церковной жизни.

• Эсхатология. Для Мф. явление Иисуса знаменует решающий поворот в истории, и намеки на это мы видим в рассказах о детстве и страстях (из особого материала Мф.), обрамляющих повествование: рождество отмечено звездой на небе; смерть Иисуса сопровождают землетрясение, воскресение святых и явление их в Иерусалиме, а воскресение Иисуса - землетрясение, сошествие ангела, чтобы открыть гробницу. В этическом учении Мф. некоторые наиболее строгие требования отражают эсхатологическую мораль (см. выше, сноску 47). Эсхатологическая проповедь в Мф. 24 - 25 гораздо длиннее параллельного места в Мк. и заканчивается большой притчей о Суде над овцами и козлами. Рассказ о явлении Иисуса в конце Мф. содержит аллюзии на видение Даниила о последнем торжестве, а обещанное присутствие Иисуса до скончания века вводит нас в победу Сына Человеческого.

(4) Мф. 1:16, 18-25 ясно описывает непорочное зачатие Иисуса. Хотя евангелиста в данном случае больше интересует богословская сторона дела (богосыновство Иисуса), ни из чего не видно, что он не верил в историческую достоверность этого зачатия. Современные ученые, однако, расходятся во мнениях. С одной стороны, многие из них не верят в него, выдвигая при этом следующие аргументы (мои комментарии даны в скобках).

• Такое чудо невозможно. (Откуда такие сведения?)

• Рассказ о непорочном зачатии - художественный вымысел, основанный на Ис. 7:14 (LXX): «Вот, дева зачнет во чреве и родит сына», который цитируется в Мф. 1:23. (Ясно, что еврейский текст Ис. 7:14, да и, пожалуй, этот стих в LXX, непредсказывает непорочное зачатие (см. ВВМ 145-149); иудеи не ждали непорочного зачатия Мессии.)

• Это христианская адаптация языческих легенд, в которых женщина рожает от семени божества. (Эти легенды повествуют не о непорочном зачатии, а о сексуальных похождениях богов; в рассказах Мф. и Лк. нет сексуальных коннотаций; Мф. 1 - 2, скорее всего, возник в иудео-христианских кругах, которые вряд ли одобрили бы подобные чуждые легенды.)

• Мф. выражается символически, почти как иудейский философ Филон, который аллегорически описал рождение патриархов: «Ревекка, которая есть стойкость, понесла от Бога». (Филон описывает добродетели, а не реальное рождение людей.)

• Перед нами благочестивая христианская попытка скрыть тот факт, что Марию изнасиловали, и Иисус был незаконнорожденным. (Это большей частью домыслы, имеющие мало основания в НЗ; более того, такая благочестивая выдумка должна была возникнуть очень рано, ибо она есть и в Мф., и в Лк.)

С другой стороны, некоторые серьезные ученые верят, что непорочное зачатие действительно произошло. Вот их аргументы.

• О непорочном зачатии независимо друг о друга сообщают Мф. и Лк.; значит, этот рассказ не выдуман кем‑либо из них.

• В обоих Евангелиях непорочное зачатие происходит в щекотливых обстоятельствах: Мария беременеет до того, как Иосиф (с которым она обручена) берет ее к себе в дом. Вряд ли христиане могли выдумать такую скандальную ситуацию.

• Неисторические объяснения очень слабы.

• Богословские аргументы: некоторые протестанты верят в непорочное зачатие, ибо верят в безошибочность или авторитет Библии; католики принимают его на основании церковного учения; некоторые богословы тесно соотносят его со своим пониманием божественности Иисуса. См. подробный анализ и библиографию в ВВМ 517-533, 697-712.

(5) Иисус в Мф. часто описывается как учитель этики (например, в Нагорной проповеди). Несмотря на контекст I века, большинство христиан берет за ориентир обличение Иисусом показного благочестия в раздаче милостыни, молитве и посте (Мф. 6:1-8, 16-18). Однако не исключено, что в XX веке Иисус мог бы бороться и с противоположным пороком. Глубоко секулярное общество часто отрицательно реагирует на любые проявления благочестия (включая молитву) и не видит смысла в посте как самоотречении. Вполне возможно, что в такой ситуации Иисус сказал бы: когда молитесь, делайте это открыто, чтобы бросить вызов тем, кто никогда не молится и считает молитву бессмысленной; когда поститесь, пусть другие это видят и иначе будут судить о комфорте. И вообще полезно подумать, нет ли в Мф. и других мест, которые в нынешних условиях надо переформулировать, чтобы ответить на требования Царства Божьего. Хотя здесь необходима осторожность: при таком подходе есть риск допустить те формы поведения, которые просто приятны и удобны. Следует понимать, что в любом случае Царство предъявляет строгие требования.

(6) Как указано в Приложении II, параллели к некоторым речениям Иисуса из канонических Евангелий есть в Евангелии от Фомы. Ученые спорят, взяты ли последние из канонических текстов или независимы от них (или в разных случаях по-разному). Удобно рассмотреть проблему на примере Мф. 13, где соединены притчи, взятые из Мк, Q и из М. Стих 9 Евангелия от Фомы сопоставим с Мф. 13:3-8, 18-23 (сеятель и семя, с толкованием; из Мк.), а стих 57 Евангелие от Фомы - с Мф. 13:24-30, 36-43 (плевелы среди пшеницы, с толкованием; из Q). В обоих случаях притчи у Фомы короче и не снабжены интерпретацией. Произошло ли это оттого, что версии Фомы ближе к оригиналу, или автор попросту отвергал каноническое толкование и хотел сделать притчи открытыми для использования в гностицизме? Соединенные в пару притчи о горчичном зерне и закваске (Мф. 13:31-33; из Q) идут по отдельности в Евангелии от Фомы 20 и 96, где они короче и иначе выглядят: горчичное зерно дает большую ветвь, ибо падает на возделанную землю, а закваска дает огромные хлеба. Гностические ли это элементы (ср. в Евангелии от Фомы 107, заблудшая овца - самая большая из отары)? Соединенные в пару притчи о сокровище в поле и драгоценной жемчужине (Мф. 13:44-46; из М) тоже идут по отдельности в Евангелии от Фомы 109 и 76, но там они уже длиннее и подчеркивают сокрытость сокровища и жемчужины. Отражает ли это гностическое представление о божественном, скрытом в материальном мире? Каноническая парность, возможно, вторична (первоначально притчи были независимы), но откуда уверенность, что Евангелие от Фомы не отражает дальнейшую перекомпоновку материалов, на сей раз в гностическом русле?

(7) Мф. 16:16-19 («ты - Петр…») - один из самых обсуждаемых новозаветных отрывков [370], большей частью из‑за того, что католики обосновывают с его помощью роль папы. Судя по типично семитскому характеру фразеологии, данное высказывание не придумано евангелистом, но взято из более раннего источника. Многие ученые отрицают его принадлежность Иисусу, в частности, на том основании, что оно отсутствует в предположительно более раннем описании этой сцены в Мк., а также содержит упоминание о «церкви» (означая церковь в целом), что не свойственно традиции Иисусовых речений. Однако Бультман, BHST 258, считает, что Мф. сохранило более раннюю, чем у Мк., форму исповедания в Кесарии Филипповой. Более распространена другая точка зрения: Матфей добавил к Маркову рассказу об исповедании Петром мессианства Иисуса в Кесарии материал об исповедании, изначально имевший иной контекст. Логично предположить послепасхальный контекст: (1) именно тогда, согласно НЗ, Иисус оставил распоряжения о церкви; (2) именно тогда Павел получил божественное откровение об Иисусе как «Божьем Сыне», не зависящее от плоти и крови (Гал. 1:16); (3) именно тогда, согласно Ин. 20:23, была дана власть прощать и оставлять грехи. В любом случае этот посвященный Петру отрывок можно считать наряду с Лк. 22:31-32 (Иисус обещает, что Симон (Петр) не лишится веры, несмотря на все старания сатаны, но обратится и утвердит своих братьев) и Ин. 21:15-17 (Иисус трижды поручает Симону Петру пасти Его ягнят/овец) свидетельством того, что в Евангелиях, написанных в последней трети I века (то есть после смерти Петра), он остался в памяти как человек, на которого Иисус возложил особую роль в попечении о других христианах. Эти новозаветные свидетельства - одно из проявлений того, что многие богословы называют Петровой функцией в церкви (см. PNT 157-168). Конечно, от этой новозаветной картины было еще далеко до последующей концепции, согласно которой римские епископы - преемники Петра. Такое развитие облегчали различные факторы: Рим был столицей Римской империи и, следовательно, всего языческого мира, на который все больше была нацелена христианская миссия (Деян. 28:25-28); Петр (как и Павел) принял мученическую смерть в Риме; Римская церковь, считавшая Петра и Павла столпами (1 Клим. 5), начала в своих посланиях проявлять заботу о других церквах империи (BMAR 164-166). Современные христиане разделены (главным образом, по линии конфессий) по вопросу о том, считать ли папство божественным замыслом о церкви, однако, с учетом новозаветных текстов, отражающих возвышение образа Петра, противникам папства нелегко видеть в идее преемника Петра противоречие с НЗ.

(8) Крайне резкие обвинения евангелистом книжников и фарисеев в казуистике (особенно в Мф. 23) [371] - вполне типичный образец полемики между разными иудейскими течениями I века до н. э. - I века н. э. [372]; временами эта критика переходила в клевету. Трагическим образом, когда христианство обособилось от иудаизма, Матфеевы обличения стали использоваться для доказательства: христианство - честное и трезвое, а иудаизм - поверхностный и законнический. «Фарисейство» стало синонимом лицемерного самодовольства. Отрывки из Мф. все еще остаются щепетильным вопросом в иудео-христианских отношениях, ибо многие из известных нам учений раввинов II века (в которых часто видят наследников фарисеев) - не казуистические, а чуткие и нравственные. Книга R. T. Herford, The Pharisees (New York: Jewish Theological Seminary, 1924) внесла большой вклад, обратив внимание христиан на опасность упрощенного и предвзятого отношения. В то же время некоторые ученые считают, что в раввинистических текстах мы слышим голос благочестивых иудейских интеллектуалов, возлюбивших Закон, но до этой высокой планки дотягивали не все (аналогичным образом, далеко не все христиане были как отцы Церкви). Как бы то ни было, важнее понять: Мф. использует книжников и фарисеев для обличения того, чему христиане не должны подражать; соответствующее поведение христиан он обличил бы не менее сурово, чем иудеев. Казуистический подход к закону, критикуемый евангелистом, неизбежен в любой официальной религии, включая церковь. Несколько адаптируя проблематику I века к нынешним реалиям, полезно изучить Мф. 23, обдумывая, какие аналоги можно найти в христианстве и/или обществе тому поведению, которое обличается евангелистом.