Церковь и государство
Предвестником будущих нападок на Церковь стало в сентябре 1944 г. постановление ЦК КПСС, «призывавшее к усилению антирелигиозной пропаганды через пропаганду научного мировоззрения». Членам партии напомнили о необходимости борьбы с пережитками невежества и предрассудков среди людей. Следующее постановление ЦК, призывавшее усилить атеистическую пропаганду в средствах массовой информации, появилось в 1945 г., вскоре после окончания войны [1].
Однако на этот раз атеистическая пропаганда пока не сопровождалась актами вандализма в отношении Церкви и верующих, как это было перед войной. Церковь старалась показать свою полезность советскому государству в делах внешней политики и до некоторой степени во внутренней. Уже упоминалось, что вскоре после избрания патриарха Алексия он был принят вместе с другими высшими иерархами Сталиным и министром иностранных дел Молотовым (10 апреля 1945 г.). Отчет митрополита Николая, несмотря на его подобострастную риторику в отношении Сталина, дает представление о предмете переговоров. Кроме уже существовавшей Московской богословской школы предполагалось открытие восьми других в разных городах. Церкви предоставлялся по приказу Сталина печатный орган, в связи с чем иерархи попросили Сталина дать им право построить или приобрести здания для издательства, академии и семинарии и т. д. «Сталин с одобрением отнесся ко всем нашим предложениям и обещал поддержку» [2]. Так что сразу же запланировано было открытие 9 семинарий и, по крайней мере, двух академий. По другим источникам, планировалось открытие 10 семинарий и 3 академий: 4 семинарии - на Украине, 5 - в РСФСР и 1 - в Белоруссии; а также академии в Москве, Ленинграде и Киеве. Этот план был осуществлен лишь отчасти. Приведем полный перечень семинарий с датами их открытия: Москва/Загорск - 1944 г., Одесса - 1945 г., Ленинград - 1946 г., Минск/Жировицы - 1946 г., Луцк/Волынь - 1946 г., Ставрополь - 1946 г. и Киев - 1947 г. Академии были в Москве/Загорске - 1944 г. и в Ленинграде - 1946 г. Планировалось открытие семинарий также во Львове и Новосибирске и академии - в Киеве. В 1947 г. работало 8 семинарий и 2 академии, однако растущее давление на Церковь вынудило отложить планы дальнейшего расширения сети ее учебных заведений на неопределенное время. В дальнейшем в результате открытых преследований Церкви во времена Хрущева количество семинарий было сокращено до трех. Планы создания независимой прессы так никогда и не осуществились, хотя потребности в учебных помещениях были тогда удовлетворены с передачей Церкви в 1946 г. Троице-Сергиевой лавры [3].
Митрополит Николай не упоминает в своем отчете, что как услуга за услугу во время двух встреч со Сталиным в 1943 и 1945 гг. Церковь взамен относительной литургической свободы и некоторой терпимости государства обязалась служить государственным интересам в области внешней политики и пропаганды [4]. И Николай, как глава Отдела внешних сношений Церкви, становится главным действующим лицом в этой постановке, хотя и патриарх Алексий был вынужден в ней участвовать [5].
Позднее Николай говорил, что на возобновление преследований Церкви в 60-е гг. он ответил проповедями против преследователей, «не теми проповедями, которые публикуются в Журнале Московской Патриархии, но теми, которые произносятся в храмах».
Мы уже обсуждали выше паломничество Алексия на Средний Восток, скорее политическое, чем духовное, по своему характеру, как и поездку Николая в Западную Европу и успех его усилий по возвращению значительной части эмигрантской церкви под власть патриархии. Затем русские приходы в Венгрии были включены в патриаршую паству как Венгерское православное епископство. Однако для распространения сталинской автаркии на церковные дела требовалось иное. Существовала еще проблема православных церквей Эстонии и Латвии, формально подчинявшихся Константинополю, а также автокефальной Православной церкви Польши, связанной с Константинополем, от которого она получила свою автокефалию.
Православная церковь Закарпатской Украины находилась под властью Сербского патриарха; русская эмигрантская церковь в Чехословакии, бывшая когда-то под властью митрополита Евлогия, теперь оказалась под началом Москвы. Наконец, существовали ярко выраженные националистические униатские церкви Западной и Карпатской Украины, находившиеся со своими 4 млн. верующих под властью Рима; предстояло обеспечить также сближение с православными церквами на Балканах. Сталин, очевидно, рассчитывал, что в результате усиления советского влияния на Восточную Европу последует переход тамошних православных церквей под власть политически укрощенного Московского патриарха.
Церковь действовала в этом духе, как могла. В течение года архиепископ Григорий (Чуков), будущий митрополит Ленинградский, реинтегрировал балканские церкви под руку Московской патриархии. Еще до окончания войны он отправился в Болгарию, чтобы помочь взойти на престол экзарху Стефану, первому каноническому автокефальному главе Болгарской православной церкви, которая оказалась связана тесными узами с Русской церковью отчасти благодаря тому, что именно под давлением Русской церкви после восьмидесятилетней схизмы Константинополь наконец признал первоначально односторонне провозглашенную автокефалию Болгарской церкви. Русские приходы в Болгарии (первоначально карловацкие) с митрополитом Серафимом (Соболевым) перешли под юрисдикцию Московской патриархии. Через некоторое время Григорий побывал в Финляндии, где православная церковь пользовалась статусом автономной под властью Константинопольского патриархата, к которому она присоединилась, объявив в 1923 г. в одностороннем порядке о выходе из Московского патриархата. Митрополит Григорий не сумел вернуть Финскую церковь Москве, хотя и установил личные контакты с иерархами этой церкви и тесную связь с двумя русскими эмигрантскими приходами и Ново-Валаамским монастырем, остававшимися верными Московскому патриарху. Григорий вступил в переговоры с правящим архиепископом Финской церкви Германом, и через некоторое время Москва, наконец, признала статус Финской церкви как автономной ветви Вселенского патриархата, а также вернула в 1957 г. Ново-Валаамский монастырь под юрисдикцию Финской православной церкви [6].
Другие епископы Русской церкви удачно завершили свои миссии в Югославию и Румынию, так что русские приходы Белграда (в 1945 г.) и Бухареста (в 1948 г.) вернулись под юрисдикцию Москвы. Осенью 1945 г. миссии епископов в Чехословакию /Церковная автономия предполагает независимость церкви в вопросах внутреннего управления, предоставляемую ей той или иной автокефальной церковью, в состав которой данная церковь входила ранее на правах экзархата или епархии. Глава автономной церкви избирается на поместном соборе с последующим утверждением патриархом автокефальной церкви. В настоящее время имеются 4 автономные православные церкви: Синайская (юрисдикция Иерусалимского патриарха), Финляндская и Критская (юрисдикция Константинопольского патриарха), Японская (с 1970 г. в юрисдикции патриарха Московского и всея Руси)./, Австрию, аннексированную Закарпатскую Украину и Маньчжурию также завершились возвращением поместных православных церквей в Московский патриархат [7].
Ситуация с Православной церковью Польши была улажена несколько позднее, но гораздо более регулярным образом, поскольку инициатива исходила от самой этой поместной церкви. Мы уже упоминали, что митрополит Дионисий был фигурой непопулярной, поскольку он слишком часто менял соответственно политическому моменту свою ориентацию. Вскоре после окончания войны Дионисий вернулся в Польшу из Западной Германии, и новые власти Польши позволили ему возглавить Православную церковь как автокефальную на основании статусов 1938 г. Дионисия поддерживало благодаря его проправительственной политике польское правительство, но не братья по вере, начавшие переговоры с Московской патриархией. В 1948 г. они обращаются к патриарху с просьбой даровать Польской церкви автокефалию, считая автокефалию, полученную от Константинополя в 1924 г., аннулированной. 22 июня 1948 г. Польская православная церковь получает от Московской патриархии акт о даровании автокефалии, который подписали члены патриаршего Синода, с одной стороны, а с другой - два епископа (исключая Дионисия, не участвовавшего в этом акте, и все члены консистории. Оставшийся в одиночестве Дионисий обратился спустя два месяца к патриарху с просьбой о прощении и о принятии его вновь в литургическое общение. Его просьба была удовлетворена, но он ушел на покой, а первым главой новой автокефальной Польской церкви стал митрополит Львовский Макарий (Оксиюк), советский украинец, высокообразованный человек [8]. В начале 20-х гг. Оксиюк, бывший тогда профессором Киевской духовной академии, перешел в светскую науку и работал в Украинской Академии наук. После смерти Макария во главе Польской церкви неизменно были поляки.
Действия Московской патриархии по отношению к Польской церкви характеризуются канонической правильностью и экклесиастической мудростью. Аналогичные действия были предприняты также в отношении Китая и Чехословакии. В 1946 г. православные приходы Чехословакии объединились под юрисдикцией Московского патриарха и были возглавлены присланным из Москвы митрополитом Елевферием экзархом. В 1951 г. с прекращением деятельности униатской (греко-католической) церкви, насильственно объединенной с Православной церковью Чехословакии, последней была дарована автокефалия, а Елевферий становится ее первым главой. В Китае после того, как последний русский епископ (митрополит-экзарх Виктор) был отозван в Москву, китайский клирик епископ Пекинский Симеон Ду, рукоположенный в епископа пятью годами раньше, был назначен главой Православной церкви Китая [9].
Вопрос об униатах был урегулирован не столь удачно, если бы не сказать больше. Трагедия «воссоединения» униатов с православием была вызвана тем, что соединение несовместимых взаимных интересов покончило с легальным существованием этой церкви. Если бы униатская церковь сохранилась, она могла бы со временем сыграть роль консолидирующей оппозиции в среде западных украинцев, как это было с римско-католической церковью в Польше и Литве. Униатская церковь как отдельная организация существовала в тех районах, где была особенно сильна националистическая подпольно-партизанская антисоветская агитация, и могла стать своего рода «вторым правительством», организующей силой антисоветской борьбы на Западной Украине. Такое предположение имело серьезные основания: в 30-е гг. и во время войны униатская церковь благословила и поддержала украинский сепаратизм [10]. Наконец, подчинение униатской церкви Ватикану было особенно невыносимо для Сталина. Война еще не закончилась, а уже были арестованы правящий митрополит униатов в Галиции Иосиф Слипый и все четыре его епископа «за предательскую... деятельность в поддержку немецких оккупантов». Затем последовали массовые аресты наиболее активных униатских священников.
В то же время в Галиции начинается создание групп по объединению с православием. К февралю 1946 г. из 1270 униатских священников, находившихся еще на свободе, 997 подписали прошения о присоединении к православной церкви [11].
Многие из них, возможно, были вполне искренними, так как Брестская уния 1596 г. была навязана украинскому и белорусскому и русскому населению Польско-Литовского государства иезуитами. На протяжении всего XVII в. большинство этого населения активно сопротивлялось унии, и это сопротивление было причиной многих восстаний, приведших в конечном счете, к воссоединению с Московским государством. Кроме того, как уже упоминалось, массы униатов, эмигрировавших в Америку, присоединились там к православной церкви. В начале XX в. совершенно спонтанно стало распространяться движение за воссоединение с православием среди лемков в Карпатской Руси, которая после первой мировой войны стала частью Польши, а также среди самих галичан. Процесс продолжался и после первой мировой войны, хотя польское правительство преследовало Православную церковь Польши. Например, только в 1938 г. где-то около 107 действующих православных приходов были насильственно закрыты польским правительством и затем или превращены в римско-католические, или распущены. Согласно А. Свитичу, историку польского православия, несмотря на репрессии и наказания со стороны польских властей, «к началу 1928 г. в Галиции насчитывалось уже 40 православных приходов... Село за селом и уезд за уездом возвращались под родной кров Православной Церкви. В течение 1 года и 4 месяцев к Православию присоединилось свыше 50 000 галичан». Процесс, как известно, был остановлен польскими правительственными запретами и прямыми гонениями [12].
К искренним энтузиастам воссоединения с православной церковью, без сомнения, принадлежит Гаврило Костельник, высокообразованный выдающийся священник из Львова, ставший одним из организаторов всего этого движения, который был убит партизаном-бандеровцем в 1948 г. [13].
Однако в сложившихся в то время условиях нарастающего террора советских секретных служб против униатов и невероятного давления с целью ликвидации этой церкви многие подписались просто из страха перед репрессиями. Избрание делегатов на собор (раду - по-украински), который должен был решить судьбу униатской церкви, проходило без всяких правил. В тех районах, где было слишком много противников воссоединения с православной церковью, выборы не проводились вообще: делегаты прямо назначались настоятелями храмов; в тех же случаях, когда и сами настоятели были сторонниками «униатства», делегаты назначались местными «группами действия». Никто не интересовался, насколько полно представляли делегаты общественное мнение, но все они получили право голоса, собрались в конце февраля 1946 г. в соборе Св. Юра во Львове. Итоги этого собора были предопределены: униатская церковь в Галиции (бывшая Западная Украина) упразднялась и соединялась с православной церковью. Результатом действительных тенденций к единению, а также террора со стороны униатов явилась ликвидация греко-католической (униатской) церкви в Румынии в 1948 г., в Закарпатской Украине - в 1949 г. и в Словакии - в 1951 г., где правящий епископ был осужден к пожизненному заключению [14].
Трудно согласиться с мнением Анатолия Левитина, что Патриарх Алексий не знал о насилиях НКВД в процессе «воссоединения» униатов с православной церковью [15]. Он был слишком хорошо знаком с методами НКВД, чтобы доверять сообщениям о всеобщем и добровольном переходе униатов в православие. Более обосновано мнение, бытующее сегодня в кругах Московской патриархии, что, присоединив униатов, патриархия просто спасла Церковь на униатских землях от полного уничтожения. В таком случае есть большая разница между гонениями на униатов в 1946-1986 гг. и нынешними гонениями на православных в тех же районах: униаты гонимы были советской властью, ныне же православные гонимы непосредственно униатами и галицийской националистической общественностью. Единственным прямым актом Московской патриархии в направлении ликвидации унии было Послание патриарха Алексия к униатам Западной Украины, изданное непосредственно после его избрания на патриарший престол. В послании выражалась радость по поводу, наконец достигнутого воссоединения исторических русских территорий и одновременно печаль о том, что не возносятся общие благодарственные молитвы Богу за это воссоединение, так как западные братья принадлежат другой вере, «отторгнуты от своей Матери - Русской православной церкви». Затем говорится о бесчеловечности гитлеризма и о том, что победа над ним есть знак Божьего благоволения в борьбе с гитлеризмом. Приводится также исторически неверное утверждение, будто руководители униатской церкви «призывали склониться под ярмо Гитлера. И куда ведет вас Ватикан, призывающий в своих посланиях к милости к фашистам и Гитлеру, этому величайшему преступнику, какого когда-либо знала история?» Алексий ссылается на только что завершившийся собор, избравший его, который в совместном заявлении за подписями двух восточных патриархов и представителей всех православных церквей «в противоположность Ватикану... свидетельствует о своем полном единодушии в проклятии Гитлера, этого кровавого безумца. Молим вас, братья... порвите ваши связи с Ватиканом, который ведет вас во тьму и духовное падение своими ересями... Поторопитесь вернуться в объятия вашей истинной Матери - Русской православной церкви» [16].
Момент для такого воззвания был выбран, без сомнения, неудачно: оно совпало по времени с террором НКВД против священников-униатов и как бы оправдывало его. Понимал патриарх это или нет, он, конечно, знал характер и природу советского режима слишком хорошо, чтобы поверить, будто на этот раз обошлось без всякого насилия. Впрочем, что мог сделать предстоятель Русской православной церкви, если Сталин решил покончить с униатской церковью, как он расправился когда-то с гораздо более многочисленной Русской православной церковью, несмотря на позицию Московской патриархии. Однако выпады этого послания против Ватикана и кардинала Шептицкого /Шептицкий сначала приветствовал немцев как освободителей, однако затем недвусмысленно проклял их за отношение к славянам и евреям, хотя и продолжал поддерживать украинское национальное сопротивление вплоть, до создания украинских антисоветских военных формирований под немецким командованием./ совпадают с государственно-репрессивной политикой. Что касается покойного Шептицкого, то о нем на львовском Соборе 1946 г. говорилось с похвалой, как о настоящем христианине с репутацией защитника православных в Польше, где ему «хватило смелости публично осудить уничтожение более 100 православных храмов на Холмщине в 1937-1938 гг.» польским правительством [17].
Как мы теперь знаем, униатскую церковь на Западной Украине уничтожить не удалось. Все эти десятилетия она продолжала существовать в подполье, о чем свидетельствуют и некоторые документы Совета по делам Русской православной церкви (Совета по делам религии). Так, в одном из документов даже дается статистика униатства и православия в этих областях между 1946 и 1959 гг.
Из первоначальных 3431 приходов униатской церкви в 1959 г. зарегистрировано в качестве православных 3222 плюс незарегистрированные, но действующие в качестве православных - 67, незарегистрированные, но действующие в качестве униатских (т. е. катакомбных) - 18, недействующие, закрытые униатские церкви - 98.
По этим же данным, на 1959 г. в западных областях Украины находилось еще 1643 бывших униатских священнослужителя, из коих 1243 присоединились к православию, 347 остались униатами, из них 91 служил в подпольной униатской церкви [18]. Секрет выживания унии там, где, казалось, до войны была естественная тяга к православию, объясняется не столько приверженностью к Ватикану, а тем более к римско-католическому богословию, сколько тем, что православие насаждалось насильственно, да к тому же атеистическим государством, и в еще большей степени тем, что православие в глазах националистически настроенных западных украинцев отождествлялось с руссификацией. Униатство же воспринималось ими - и не только униатами, но и украинскими националистами из православных - как национальная украинская религия, гонимая за свое украинство [19]. Но вся масштабность проблемы осознана была Московской патриархией (да и советскими властями) лишь во второй половине 80-х гг. В 1945-1948 гг. Московской патриархии, озабоченной проблемой выживания Церкви был необходим успех в деле подчинения униатов православной церкви и сохранение за собой ведущей роли в кампании против Ватикана, чтобы еще раз доказать Сталину свою полезность. Возвращение бывших униатов в лоно Русской православной церкви призвано было также способствовать интеграции внутри нее в прошлом независимых православных Западной Украины и Западной Белоруссии, Латвии, Эстонии и Молдавии. Для лучшего выполнения этой задачи Церкви следовало предоставить некоторую толику внутренней свободы, которая завоевала бы ей авторитет в глазах новой паствы.
В том же свете следует рассматривать действия патриарха Алексия, направленные на то, чтобы завоевать для Русской церкви положение первой среди равных внутри православной ойкумены. Некоторые западные ученые (включая Флетчера) спорят, было ли соперничество Константинополя с Москвой причиной, почему патриарх во время паломничества на Восток не посетил Стамбул. Более вероятной причиной этого, однако, кажется, отказ настроенных весьма антисоветски турецких властей выдать визу русскому патриарху. Он посетит Константинополь в другой раз. Тем временем небывалый размах, с каким Русская православная церковь планировала праздновать 500-летие своей автокефалии, указывал на то, что Москва надеялась стать инициатором и устроителем восьмого Вселенского собора. Программа торжеств включала консультации всеправославного значения, которые можно было рассматривать как предварительные консультации (просинод). Самый выбор даты - 1948 г., возможно, заключал в себе знак пренебрежения Константинополем: 500 лет назад Россия односторонне провозгласила свою автокефалию, но прошел еще 141 год, прежде чем Константинополь и другие восточные патриархаты признали ее. На этот раз Вселенский патриархат указал, что созывать всеправославные соборы и подготовительные к ним комиссии - только его прерогатива.
Так что юбилейные торжества остались, как и можно было предположить, политизированными, с сильным анти-ватиканским привкусом. Тон был задан посланием патриарха Алексия при открытии торжеств. Затем последовали антикатолическое выступление Ермогена, архиепископа Казанского; отца Гаврилы Костельника, инициатора «воссоединения» украинских униатов с Русской православной церковью; болгарского митрополита Кирилла (впоследствии патриарх) и т. д. В основном эти выступления были политическими. Напротив, доклады об англиканстве носили более богословский характер и были отмечены определенной терпимостью, впрочем, тем не менее, был сделан вывод, что англиканские рукоположения недействительны, поскольку и сами англикане не могут прийти к общему решению, является ли рукоположение таинством или нет. Одна из причин, почему проблема англиканства стала предметом обсуждения, состояла, по-видимому, в том, что Москва хотела отвлечь англикан от эмигрантской и греческой церквей, предлагая себя, Московский патриархат, в качестве центра англикано-православного диалога. (Другая причина была чисто богословской: патриархи Константинопольский и Александрийский уже в 1931 г. признали действительность рукоположений англикан. В то время митрополит Сергий заявил, что этот вопрос является важным богословским вопросом для всех православных и разрешение его односторонне двумя патриархами недостаточно.) Сами торжества во всем их великолепии, как и обсуждаемые проблемы, должны были доказать Советам, что Русская церковь может быть полезна как международный форум, а также предупредить возможность возрождения советской антицерковной довоенной политики. Однако конференция не сумела произвести запланированное впечатление на православный мир, как и не привела мировое православие под власть авторитета Москвы. Из четырех восточных патриархов ни один не приехал, и представлены были только Константинопольский и Антиохийский. Более того, греки согласились участвовать в торжествах, но не в последующем совещании. Так что совещание собрало только церкви, находившиеся под властью коммунистических режимов (плюс Антиохийская церковь, получавшая в то время от Москвы большие субсидии) [20]. На наш взгляд, не сумев стать «православным Ватиканом», Московская патриархия потеряла свое значение в глазах Сталина.
1948 год стал поворотной точкой во внешней политике Сталина. Начиналась «холодная война», а блокада Берлина показала ему, что Запад готов сопротивляться, появились проблемы с Югославией. В такой обстановке Сталин решает ориентировать внешнюю политику страны на укрепление и консолидацию сил внутри СССР и всего восточноевропейского лагеря. Прибавьте к этому очевидный провал попытки патриаршей Церкви стать во главе мирового православия, и станет понятно, что в терминах сталинского мышления Церковь стала снова помехой, поскольку она оставалась несовместимой даже с «растяжимым» марксизмом Сталина, а также и с идеей полного тоталитаризма. Политическая целесообразность Русской православной церкви таяла. По словам Уильяма Флетчера, «над Восточной Европой успешно устанавливался советский контроль; влияние Московской патриархии могло быть полезно, но теперь уже не было так важно. И покуда не откроется какая-нибудь другая сфера приложения услуг Церкви, период использования Русской православной церкви в интересах сталинской внешней политики подошел к концу» [21]. Такой сферой оказалась борьба за мир. Мир устал от войн, а холодная война постоянно напоминала, что растет новая угроза миру. Многие люди готовы были поддержать голоса в пользу мира, откуда бы они ни исходили. Со стороны Советов главным церковным деятелем в этой кампании защиты мира стал митрополит Николай. Советское правительство было озабочено военным неравновесием в 40-50-е гг. и опасалось прямой атаки.
Флетчер считает, что между кампанией Московского патриархата 1945-1948 гг. по установлению связей с церквами, организацией антиватиканской пропаганды и кампанией борьбы за мир после 1948 г. - были принципиальные различия. В первой митрополит Николай был организатором, во второй - только участником, хотя и полезным, но не необходимым.
Представляется, однако, что Николай стремился показать властям, что и здесь есть область, в которой он и Церковь могут быть необходимы, - это обращение к западным церквам в христианско-богословском контексте: «Необходимо всем христианам понять... по-детски простое учение Христа... согласно которому агрессивная война не может быть христианской... и невозможно применение силы во имя якобы сохранения христианской цивилизации». «Как будто для жаждущих Истины ветхозаветный пророк сказал: «И делом правды будет мир, и плодом правосудия - спокойствие и безопасность вовеки» (Ис. 32:17)... Дух Св. Писания свидетельствует, что война не является вечным и естественным явлением среди людей... Теперь мы выступаем против войны, потому что мы сами ее придумали...» [22]. В последнем высказывании присутствует чувство общей ответственности за грехи человечества, а не только грубые обвинения противника. Подобные заявления благодаря присутствовавшему в них духу откровенности могли помочь миссии Николая, что, возможно, и имело место: ведь Церковь, как и все советские граждане, после ужасов второй мировой войны, без сомнения, стремилась к сохранению мира почти, что любой ценой и любыми средствами.
Впрочем, для властей не было очевидным, что Церковь для выполнения своей роли в борьбе за мир нуждается в каких-то привилегиях внутри страны. Тот факт, что, несмотря на возобновившиеся гонения на Церковь, ее иерархи продолжали демонстрировать свою лояльность советскому режиму - вспомним хотя бы праздничную литургию по поводу 70-летия Сталина (декабрь 1949 г.) или возвращение патриархом Алексием и другими епископами в 1950 г. ранее полученных ими югославских наград, - должно быть, убеждал Советы, что позиции Церкви слабы, и она будет исполнять все, что бы от нее ни потребовали, независимо от того, будет ли в дальнейшем проводиться государством политика веротерпимости или нет.
До смерти Сталина некое соглашение (уже упоминавшееся выше) сохраняло силу. На деле же происходило, по-видимому, следующее: в условиях строгой сталинской централизации ни один местный руководитель не решался отменить сложившиеся отношения церкви и государства, установленные лично Сталиным (никогда официально не объявленное положение никогда и не могло быть официально отменено). Так что главными объектами антирелигиозной пропаганды становятся Ватикан, Всемирный совет церквей как «поджигатели холодной войны» и антикоммунистические силы. На местах, однако, епископы, священники и верующие вели тяжелую борьбу за храмы, открытые во время войны или непосредственно после нее; и время от времени уполномоченные Совета по делам Русской православной церкви все-таки закрывали их и портили кровь, в особенности, епископам, препятствуя дисциплинарным взысканиям, наложенным на аморальных или провинившихся клириков и церковных деятелей [23]. Первые попытки ликвидации действующих церквей делались на территориях, бывших под оккупацией во время войны, под предлогом того, что до войны они принадлежали «другим организациям». Вот характерные случаи, рассматриваемые Советом по делам Русской православной церкви: Храм, отобранный у верующих, куплен в 1938 г. у райфо сельхозартелью за 22 тыс. руб. Во время оккупации храм возвращен верующим. В 1945 г. община зарегистрирована советскими властями. Теперь колхоз требовал от общины вернуть ему те 22 тыс., за которые он купил церковное помещение для хранения зерна. Никто не принимал во внимание, что верующие-то ничего не получили за отобранную у них церковь.
Были и прямые случаи закрытия храмов. Так, в селе Ивнице Житомирской области колхоз отобрал у верующих в 1946 г. храм под колхозный клуб, выделив вместо этого участок для постройки верующими себе молитвенного дома (!), но райисполком запретил верующим продолжать уже начатое строительство.
Надо сказать, что в эти годы Совет по делам Русской православной церкви еще в большинстве случаев заступался за Церковь, когда имело место явное нарушение законов со стороны советских органов. Так, ссылаясь на постановление Совета Министров РСФСР от 22 мая 1947 г. «Об охране памятников архитектуры» и на решение Московского облисполкома, 29 сентября 1947 г., московский облотдел по делам архитектуры в 1948 г. передал церковь в Кунцеве промкоооперативу металлических изделий под предлогом, что историческое здание будет в лучшей сохранности в ведении кооператива, чем у верующих! В ответ на жалобу верующих Совет по делам Русской православной церкви (РПЦ) указывает, что Постановление СНК от 1 декабря 1944 г. запрещает отбирать храмы у верующих без разрешения Совета по делам РПЦ, а храмы, числящиеся памятниками архитектуры, не могут отдаваться промышленным предприятиям без специального разрешения Совмина РСФСР. Более того, Постановление Президиума Верховного Совета РСФСР от 16 декабря 1938 г. указывает, что неправильно использовать большие церковные здания под склады, гаражи, хозяйственные предприятия, и допускает использование храмов для учреждений культуры. На основании этого СДРПЦ (его председатель Карпов) обратились к Председателю Совмина РСФСР с ходатайством вернуть храм верующим [24].
1947 год был отмечен определенным усилением антирелигиозной борьбы. Впервые после войны «Комсомольская правда» заявила, что членство в комсомоле несовместимо с верой в Бога. «Учительская газета» писала, что верующий не может быть учителем, и восстала против «ложной» теории безрелигиозного образования - образование может быть только антирелигиозным. Главный идеологический орган КПСС журнал «Большевик» провозгласил, что борьба против религии - это борьба против реакционной буржуазной идеологии. Том Большой Советской Энциклопедии «СССР» вышел с утверждением о непримиримости КПСС по отношению к любой религии. Как и до войны, в авангарде этой борьбы встал комсомол с его органами - газетой «Комсомольская правда» и журналом «Молодой большевик». В том же году для популяризации научных и политических знаний учреждается общество «Знание», которое уделяет большое внимание антирелигиозным проблемам. Во многих городах были открыты «Дома научного атеизма».
Прекратились (по свидетельству Н. Струве) епископские хиротонии.
Внутренняя жизнь Церкви, 1945-1953 гг.
Участие в пропагандистских кампаниях было той ценой, которую церковные власти платили за возможность исполнять свой пастырский долг и заботиться о душах верующих.
Почти каждый епископ (в меньшей степени - священник) становится неким двуликим Янусом. Стоит прочитать собрание проповедей, посланий и речей патриарха Алексия или митрополита Николая, чтобы ясно увидеть трагическую разницу между политическими и пастырскими выступлениями двух иерархов, в особенности это касается Николая. Проповеди Николая замечательно обобщены и разделены по темам в работе Флетчера «Николай». Внимательный читатель книги легко сам убедится в искренности веры, внимании к христианской этике и эсхатологическом видении мира, печального и грешного, наполняющих проповеди покойного митрополита, - за что его искренне любили русские верующие, только таким его и запомнившие. В этом и состояла трагедия иерархов: люди не винили их в произнесении пропагандистских речей, считая таковые неизбежным злом. Вспомним, что в 20-30-е гг. прихожане изгоняли клириков за малейшее высказывание или молитву в пользу советской власти.
По случаю капитуляции Японии патриарх Алексий обратился с двумя противоположными по смыслу посланиями. Одно - поздравительная телеграмма Сталину с уверениями в том, что Церковь молится за его здоровье и «многая лета», - заверяло, что его «военный гений и... неустанные труды на благо Родины привели наш народ к величайшей победе и миру». Другое - послание к верующим и клирикам Русской православной церкви, содержащее одухотворенные слова о мире на земле: «Давайте возблагодарим Бога за дарование нам небесной помощи в дни войны. Давайте возблагодарим Бога, даровавшего нам мир, этот дар Божий, - возблагодарим Создателя мира». Патриарх призвал затем нацию не забывать Бога в эти мирные дни, жить так, чтобы быть достойными мира и победы - этих даров Божиих. Лишь одна короткая строка в этом втором послании посвящена восхвалению «Верховного главнокомандующего».
По случаю годовщины Октябрьской революции и дня рождения Сталина была совершена специальная литургия Московской и Грузинской патриархиями, и посланы послания и поздравления Сталину, затем опубликованные в Журнале Московской патриархии [25].
Обращаясь к вновь посвящаемым епископам, Алексий часто упоминает о нелегком пути, ожидающем архипастыря, великих трудах и страданиях, через которые уже прошел посвящаемый. Он говорит о трудностях, предстоящих священникам и епископам, потому что мирские люди часто пытаются захватить власть в церквах, которые им не принадлежат, пытаются критиковать пастырей... а когда пастыри налагают на них епитимьи, они распространяют о них сплетни и угрожают им». Он призывает епископов стоять твердо и поддерживать церковную дисциплину и христианскую мораль [26].
В посланиях епископам и священникам он призывает их сосредоточиться на духовном воспитании верующих, расширить проповедническую деятельность, работая над качеством проповедей и поучительными их аспектами, создавать в храмах молитвенный дух. Патриарх был против концертности, обмирщения и драматичности церковного пения, против пышности в убранстве - электричество считал допустимым только в паникадиле. В речах по случаю открытия занятий в семинарии Алексий возлагал большие надежды на духовность новой богословской школы. В дореволюционной семинарии «постепенно угасал религиозный пыл», поскольку она была не только пастырской школой, но и общеобразовательным учреждением для будущих клириков. Соответственно среди преподавателей попадались даже атеисты. «Теперь же в наши семинарии приходят учить и учиться только те, в ком бьется верующее сердце». И перед преподавателями богословских учебных заведений стоит задача перестроить их таким образом, чтобы они могли действительно называться «духовными... где обучение учащихся будет проходить главным образом в Духе», с упором на изучение Священного писания и произведений святых отцов, а не трудов тех светских авторов, на которых так часто полагаются проповедники [27]. В этих словах нельзя не заметить искренней и глубокой заботы о духовном возрождении духовенства, поскольку, как заметил один наблюдатель, «лучшие священники ушли», а среди тех, которые уцелели или вернулись в Церковь непосредственно после войны, были худшие представители старого духовенства, которым Ежов и Берия дали выжить. Тот же источник продолжает: «Я содрогаюсь при мысли об этих бесстыдных, толстых, неряшливо одетых священниках сталинского урожая, которые копили деньги, покупали дачи и машины за счет бедных прихожан, несших им свою последнюю копейку». Тот же автор утверждает, что новое поколение священников, вышедших из семинарий после войны, были людьми более высокого духовного и морального качества [28]. Так что надежды патриарха Алексия не были напрасными, и это несмотря на то, что с самого начала восстановлению духовных школ чинились всевозможные препятствия, чтобы не допустить слишком большого притока студентов и чтобы последние не были слишком рьяными пастырями - борцами за веру. Так, в открывающуюся в 1947 г. Киевскую семинарию подали прошения о поступлении 48 кандидатов, а принято было только 15, и это при острой нехватке священнослужителей. Характерные примеры «усмирения строптивых» приводятся в документах Совета по делам Русской православной церкви. Например, в 1954 г. из Киевской семинарии отчислили двух студентов за то, что по возвращении с рождественских каникул они подали заявление на имя ректора о «гонениях на православных». Тут сразу нашли дополнительные причины избавиться от них: горделивы, не желают петь советские песни, проявляют «неумеренный мистицизм», да еще один из них с каникул вернулся с опозданием по болезни [29]. В первое десятилетие после войны Журнал Московской патриархии печатает время от времени некоторые сведения о деятельности Церкви и архиереев, отражая церковную жизнь того времени. Несмотря на то что работали 8 семинарий и 2 академии (каждая с четырехлетним обучением), недостаток в священниках был таким острым в связи с ростом числа действующих церквей, что епископы открывали время от времени помимо семинарий краткие пастырские курсы как для новых посвящений, так и для того, чтобы способствовать богословскому образованию религиозно малообразованных и поспешно рукоположенных священников. По большей части эти курсы были месячными. Так, например, мы читаем о курсах повышения богословского уровня служащих священников в Гродно в Западной Белоруссии в 1946 г., а потом снова в 1947 г.; в 1948 г. такие курсы проводятся в Жировицком монастыре, где расположена белорусская семинария, снова в Гродненской области [30]. Другой формой такого рода религиозно-образовательной деятельности были конференции епархиальных священников. И если в 60-е гг. такие собрания стали по преимуществу политическими и организовывались уполномоченными Совета по делам религий, в 40-50-е гг. их программы состояли исключительно из церковных и богословских вопросов: «проповедническая деятельность священства... и общее пение в храмах... отчеты с мест посещения церкви и приходской жизни... о сектантах, самозваных священниках и нарушителях церковной дисциплины... организация епархиального фонда поддержки беднейших приходов для ремонта и реконструкции храмов /Такая поддержка одного прихода другим была незаконной в терминах государственного законодательства от 1929 г./... финансовая поддержка семинаристов... и старых священников'', Конечно, такие конференции имели в программе хотя бы один политический вопрос, например «Об участии священников в предстоящих выборах в Верховный Совет РСФСР» /Напротив, перед войной священники подвергались нападкам за желание участвовать в выборах (см. выше гл. 6)./
Интересно, что один из вопросов конференции в Тульской епархии в декабре 1946 г. был следующий: «Об организации епархиальной библиотеки и читального зала» [31]. Все это было запрещено светскими властями во время хрущевских гонений на Церковь, поскольку позднее, с 50-х гг. не было ничего слышно о епархиальных курсах или библиотеках.
Впрочем, далеко не все епископы так самоотверженно и плодотворно трудились на благо Церкви, как Ивановский или Тульский. Например, когда на Церковь обрушилось хрущевское гонение, митрополит Киевский и Украинский Иоанн (Соколов) и епископ Ставропольский поспешили сами закрыть Киевскую и Ставропольскую семинарии, не дожидаясь давления советских властей.
С первых послевоенных лет лучшие епископы повели борьбу за открытие дополнительных семинарий и пастырских училищ, постоянно указывая на катастрофическую нехватку духовенства, так что по необходимости ускоренно рукополагали людей без соответствующего образования и богословских знаний. В основном такие усилия наталкивались на запреты и отказы со стороны СДРПЦ. Как мы уже говорили, помимо существовавших в 1947 г. восьми семинарий и двух академий предполагалось открыть семинарию во Львове. На это последовал окончательный отказ уполномоченного СДРПЦ по Украине Корчевого в 1955 г. Как ни странно, уполномоченный ссылался на митрополитов, Киевского Иоанна и Волынского Панкратия, утверждавших, что вполне достаточно Волынской семинарии, где из 93 воспитанников 60% из униатских областей, а 91% вообще из Западной Украины». Иными словами, на 3200 храмов «бывших» униатских областей Западной Украины приходилось всего 50 семинаристов в Волынской семинарии. Даже если допустить, что столько же галичан обучалось в других семинариях Союза, то все равно это даст не больше 20-25 рукоположений молодых людей, окончивших семинарии, ежегодно, т.е. максимум до 800 священников на продолжении служения одного поколения. Иными словами, при такой динамике в течение последующих 40 лет либо число храмов должно было сократиться на две трети, либо осталось бы по одному священнику на три храма. Вынашивал ли СДРПЦ именно такой план или нет, но, запрещая открывать новые семинарии, Совет рассчитывал сократить количество храмов и духовенства в будущем и особенно сократить численность образованного духовенства, чтобы свести влияние религии в обществе до минимума. В Центральном госархиве Октябрьской революции /Ныне - Государственный архив Российской Федерации./ в фондах СДРПЦ можно найти прошения епархиальных архиереев, поддержанные патриархом Алексием, об открытии семинарий в Черновицах, Краснодаре, Ростове-на-Дону, Ярославле, Смоленске и Таллинне. Реакция Карпова на все эти ходатайства: «Воздержаться». Тогда в 1954 г. патриарх Алексий просит у Карпова разрешения хотя бы допускать эстонцев-мирян в Эстонскую секцию заочного отделения Ленинградской духовной семинарии - обычно только священно- и церковнослужители допускались в заочный сектор. Патриарх обосновывает свою просьбу тем, что в Эстонии усиливается давление протестантов и там особенно необходимо просвещенное православное духовенство. Но Карпов с апломбом заявил, что никакого давления в Эстонии нет, и отказал в допущении такого исключения. Хотя в архиве Совета имеется длинный отчет эстонского протоиерея отца Н. Кокла с предложением именно такого сектора для эстонцев. Он описывает, как с 1920 г. идет в Эстонии систематическая агитация против православия и давление на православных эстонцев по переводу их в лютеранство. Процесс продолжается, и с 1945 г. по 1954 г. число православных приходов в Эстонии сократилось со 109 до 93, а эстонских священников - с 69 до 38. В 1954 г. раздаются все более настойчивые жалобы епархиальных архиереев на острую нехватку духовенства - старое духовенство вымирает, а выпуски семинарий недостаточны - и просьбы разрешить открытие одногодичных, шестимесячных или даже трехмесячных пастырских курсов, а также одномесячных курсов летом в семинариях для повышения квалификации приходского духовенства. На последнюю просьбу инспекторский отдел Совета, отдавая это дело на усмотрение Церкви, ответил, однако, что нельзя курсы делать постоянным явлением, так как они якобы не соответствуют Уставу РПЦ (?). Нет определенной реакции на вопрос о более продолжительных курсах, но тот факт, что они не привились, а к концу 50-х гг. прекратились и краткосрочные пастырские курсы, свидетельствует о том, что Совет их в конце концов запретил. Единственное ходатайство патриарха, которое увенчалось успехом, это прошение 1951 г. разрешить заочное отделение при московских духовных школах в дополнение к уже существовавшему при Ленинградских духовных академии и семинарии. Но это мотивировалось не столько признанием нужд Церкви, сколько планами СДРПЦ (что видно из документов 1954 г.) закрыть часть периферийных семинарий за счет расширения Московской духовной академии. Ведется нажим в направлении свертывания программ обучения в духовных школах. Так, Министерство высшего образования СССР в 1948 г. исключает из программ духовных школ логику, психологию, историю философии и педагогику - в соответствии с ленинским Декретом от 23 января 1918 г., запрещавшим преподавание общеобразовательных дисциплин в пастырских школах [33].
Так сколько же было учащихся в семинариях и академиях? Как мы видели, начинали духовные школы после войны с полутора-двух десятков студентов. Самой высокой численности учащихся они достигли, по-видимому, в 1958-1959 гг. Через год дают себя знать уже хрущевские гонения, а еще через год начинают закрывать семинарии.
| Учебное заведение | Численность учащихся | ||
| 1956/57 г. | 1958/59 г. | 1959/60 г. | |
| Ленинградская духовная семинария | 112 | 126 | ? |
| Московская духовная семинария | 146 | 169 | 160 |
| Киевская семинария | 97 | 116 | 80 |
| Белорусская семинария | 138 | 130 | 95 |
| Одесская семинария | 140 | 159 | 109 |
| Волынская семинария (1957-1958) | 148 | 138 | 130 |
| Саратовская семинария (1956-1957) | 102 | 159 | ? |
| Ставропольская семинария (1954-1955) | 41 | 115 | 82 |
| Заочный сектор Ленинградской духовной семинарии | 302 | 340 | 320 |
| Итого | 1 226 | 1 452 | |
| Московская духовная академия | 99 | 106 | 103 |
| Ленинградская духовная академия | 58 | 62 | |
| Заочный сектор Ленинградской духовной академии | 139 | ||
| Итого | 296 | ||
Таким образом, можно предположить, что к концу 50-х - началу 60-х гг. потенциал семинарий был до 300 рукоположений в год, т. е. 10-12 тыс. семинарски образованных священников, если проецировать на среднюю продолжительность жизни выпускника семинарии (средний возраст окончания семинарии - 25 + 30-40 лет активного периода жизни). Хотя и это число священнослужителей было бы недостаточным не только для многомиллионной православной части населения СССР, но даже для количества открытых храмов и обслуживающих их священников; это, однако, значительно больше, чем в умышленно заниженных расчетах СДРПЦ. Инспектор Совета Алимов исходит из числа 150 семинаристов-выпускников 1957 г., но расчеты делает исходя из числа семинарских выпускников всего послевоенного периода, а мы видели, как численность учащихся все время возрастала - 1045 выпускников из общего контингента принятых за предыдущие годы 4 тыс. семинаристов (подававших заявления с просьбой о приеме было - 6 тыс.). Он делает вывод, что это количество выпускников пополняет ежегодно убывающие кадры священников только на 10-12% и составляет лишь 7-8% всех кадров духовенства, «но это самые образованные». Автор выражает беспокойство, что все это советская молодежь». Затем всякая статистика прекращается до конца 70-х гг. Обычно для Советов отсутствие статистики свидетельствует о невыгодных фактах. В особых условиях, в каких жила Церковь в СССР, рост числа учащихся богословских школ мог возбудить антирелигиозный пыл светских властей. И в самом деле, хрущевские гонения и закрытие большинства семинарий были спровоцированы ростом в молодом поколении интереса к религии.
/Известно, что в 1961 г. заочные отделения были вообще закрыты постановлением Совмина СССР на том основании, что в свое время разрешены были только богословские стационары./ [36].
В 1948 г. со страниц Журнала Московской патриархии исчезают сообщения о строительстве церквей. Но и до тех пор нам встретились сообщения о строительстве всего пяти церквей, но имеются многочисленные сообщения о ремонте, восстановлении и открытии вновь уже существующих церквей.. В каком состоянии государство передавало церкви, хорошо видно на примере церкви Ново-Девичьего монастыря в Москве, передача которой произошла в 1945 г. В алтаре пол был сорван, престол и иконостас пришлось возводить заново, а также капитально ремонтировать стены, потолок и систему отопления. Большинство других церквей были получены верующими тоже в разрушенном виде и восстанавливались исключительно за счет верующих [37].
Только с открытием в 1989 г. части архивов СДРПЦ стало ясно, что официальные цифры о существовании от 22 тыс. до 25 тыс. действующих православных приходов и до 35 тыс. духовенства в конце 40 - начале 50-х гг. были буквально высосаны из пальца. Как установил отец Сергий Гордун, на которого мы уже ссылались, цифра 22 тыс. взята из брошюры Карпова «О Русской православной церкви в Советском Союзе», вышедшей в 1946 г. на всех основных языках Восточной Европы (но не на русском или других языках СССР), чтобы успокоить там верующих граждан относительно насаждаемого в их странах политического строя. Поскольку в последующие три года храмы продолжали открываться, да еще был присоединен 2491 униатский храм, то позднее дутая карповская цифра была увеличена еще на 3 тыс. На самом деле на начало 1946 г. было 10 544 действующих храма, а в 1949 г. достигнута была предельная цифра - 14 477. Из этого числа 7547 было открыто за годы войны на территории, оккупированной неприятелем, 2491 храм перешел к РПЦ от униатов, 1270 храмов было открыто к 1947 г. (в 1941-1947 гг.) на территории, никогда не подпадавшей под оккупацию, 200-300 храмов никогда не закрывались на советской территории (те, что были еще открыты в 1939 г.), от 150 до 200 храмов могло быть открыто в 1947 и 1949 гг. и примерно 2500 были никогда не закрывавшимися православными приходами на территориях, отошедших к СССР в 1939-1945 гг. (Восточная Польша, Прибалтика, Молдавия и Закарпатская область). Обслуживалось это количество храмов следующим числом духовенства: 9254 в 1946 г. (на 10,5 тыс. храмов) и 13483 в 1950 г. (на 14 344 храма). Количество храмов начинает сокращаться уже с конца 1949 г., а численность духовенства, достигнув своего предела в 1950 г., затем неизменно сокращается [38].
Любопытно здесь рассмотреть критерии открытия и закрытия храмов в эти ранние послевоенные годы и проследить соотношение положительных и отрицательных решений СДРПЦ с количеством ходатайств верующих, а также их изменяющуюся динамику.
В первые годы своего существования (1943-1944) Совет очень неохотно давал добро на открытие храмов. Так, по Горьковской (ныне Нижегородской) области, где был 1101 недействующий храм (из них почти 200 не переоборудованных и ничем не занятых) и всего 22 открытых храма, из 212 ходатайств об открытии приходов к 1945 г. удовлетворено было лишь 14, т. е. менее 7% просьб. Самая благоприятная пора для верующих приходилась на 1947-1948 гг. Так, протокол от 17 марта 1947 г. отмечает, что из рассмотренных 64 ходатайств удовлетворено 64. В протоколе от 20 мая 1947 г. говорится об удовлетворении всех 62 ходатайств, рассмотренных в этот день. Сама же процедура получения разрешения на открытие храма длилась 2-3 года с момента подачи первого заявления даже в эти лучшие годы. Вот характерные случаи: в г. Иланский Красноярского края верующие хлопотали об открытии храма с 1945 г., а ходатайство было удовлетворено 17 апреля 1948 г.; в одном из сел Горьковской области фактически действующая община с незарегистрированным священником и до тысячи верующих ходатайствовала о регистрации с 1945 г., а была зарегистрирована лишь в 1948 г.
Последний случай - а таких очень много в документах СДРПЦ тех лет - пример катакомбной церкви, переходящей в легальную, - подтверждает наше предположение, что значительный процент храмов, открытых во время и вскоре после войны, приходился на фактически существовавшие, но неофициальные (катакомбные) православные общины, часто со своими священниками, выходившими в новых условиях из подполья.
Это может служить аргументом в пользу «Сергиевской» Церкви, давшей» возможность таким общинам выйти на поверхность и стать центром притяжения людей, искавших веры и храма, для которых катакомбная церковь была недоступной (а часто и неизвестной) в силу своей конспиративности.
Но возвращаясь к нашему анализу, рассмотрим критерии которыми руководствовался Совет, принимая положительные решения об открытии храмов. Это: отсутствие действующих храмов во всем районе или удаленность ближайшего действующего храма на 7-20 и больше километров; наличие фактически действующей общины; крупное пожертвование общины на восстановление разрушенных войной городов; незаконное закрытие храма в 30-х гг., например «по решению советских органов» без одобрения верующих и т. п.; повторность, настойчивость ходатайств в течение нескольких лет и многочисленность подписей ходатайствующих.
Как мы говорили выше, и в эти годы были случаи не только отказов в регистрации храмов, но и закрытия действующих, но это почти исключительно на территориях, находившихся под неприятельской оккупацией (если храм был открыт во время оккупации). Храмы снова отбирались под клубы и для использования в других целях под предлогом возвращения их «прежним хозяевам». Иными словами, Церковь по-прежнему не рассматривалась как естественный хозяин храма, а комсомол или колхоз, устроившие там клуб или еще что-либо после отобрания храма у верующих, считались «хозяевами» [39]. Абсолютное сокращение числа храмов (закрытие их местными властями с одобрения Совета) идет до 1955 г. включительно, когда осталось всего 13 422 действующих православных храма; затем снова наступает кратковременное увеличение их числа - до 13 477 в 1957 г., после чего снова идет сокращение, затем с 1959 г. начинается массовое закрытие церквей. Но даже в 1957 г. на 634 ходатайства об открытии церквей по РСФСР получено 618 отказов. На всей территории РСФСР в это время действовало 3790 храмов, обслуживавшихся 3694 священниками (плюс 16 храмов, разрешенных за год) [40].
В 1953 г. появился первый епископ Русской православной церкви, окончивший восстановленную богословскую школу, Михаил Чуб. Он родился в 1912 г. и ко времени поступления в семинарию имел уже два университетских диплома (по метеорологии и иностранным языкам) и работал преподавателем иностранного языка.
Некоторое представление о численности верующих можно получить, например, из того обнародованного факта, что за время Великого поста в главном соборе Ленинграда причастились 400 тыс. человек; в другом источнике приводится сходная цифра относительно Московского патриаршего собора за 1946 г. [41].
Церковь и духовенство облагались всевозможными непомерными поборами и налогами. Об этом свидетельствуют многочисленные жалобы, сохранившиеся в документах СДРПЦ. Журналы заседаний Синода 1952 г. пестрят жалобами епископата на завышенные налоги. Так, епископ Курский Иннокентий жалуется, что при доходе 60 тыс. руб. в год налог ему начислен в 57 250 руб., так как в доход ему зачислены епархиальный дом, питание, коммунальные услуги. Решение Синода: налог епископ должен платить только с выплачиваемого ему содержания, все остальные налоги платит епархия. Это, конечно, ничуть не уменьшает общего размера налогов, взимаемых государством с Церкви, существующей на пожертвования верующих [42]. Церковное руководство пыталось добиться общего снижения налогов с доходов духовенства, в частности с пенсий престарелых церковно- и священнослужителей, и СДРПЦ в этом поддерживало Церковь. Так, в поддержку прошения патриарха Алексия от 7 апреля 1954 г. Совет обращается в Совмин СССР с ходатайством передать этот вопрос на рассмотрение Министерства финансов, а 6 мая 1957 г. СДРПЦ обращается в Совмин с предложением отменить налогообложение пенсий духовенства, указывая, что русское духовенство и так обложено сверхналогами, а пенсии у него мизерные: 1200 руб. в год у епископов и 225-500 руб. у духовенства за 50-летнее служение; члены семей скончавшихся священнослужителей получают по 175-300 руб. в год. Дальнейший ход этого ходатайства нам в документах ЦГАОР проследить не удалось. А вот по вопросу общего снижения налогообложения в СДРПЦ было специальное заседание 3 августа 1954 г., на котором ярым противником снижения выступил зампред Совета С. К. Белышев, с которым патриархом Алексием велась особенно интенсивная переписка по разным вопросам, всегда внешне весьма дружественная. Белышев заявил, что переквалификация налогообложения духовенства с 19-й /Статья 19 касалась частных коммерческих предприятий; статья 18 - доходов с частной практики врачей, педагогов, адвокатов и пр. В первом случае потолок был 81%, во втором - 69%./ на 18-ю статью было бы равносильно признанию Церкви в качестве «какой-то общественно полезной организации в нашем социалистическом обществе». Он настаивал на сохранении 19-й статьи как «идеологического принципа». При голосовании большинством в 7 голосов против 3 СДРПЦ высказался за переквалификацию на 18-ю статью (в том числе и епископов, которые облагались по 5-й статье как советские служащие). 5-ю статью было решено оставить только мирским рабочим и служащим, работавшим по ремонту и строительству церковных зданий. Интересно, что проведено это решение в жизнь Совмином только с января 1981 г. [43].
Церковь и Совет по делам РПЦ
В сентябре 1943 г. во время знаменитой встречи Сталина с иерархами Русской православной церкви Сталин, представляя им Карпова, сказал, что СДРПЦ - это не новая обер-прокуратура, а лишь орган связи между Церковью и государством. Но стоит ознакомиться с перепиской между представителями РПЦ (в том числе и патриархом) и руководителями Совета, чтобы убедиться в обратном: в унижениях Церкви, ибо даже патриарху приходилось считаться с «всемогущими» советскими чиновниками, начальственно раздававшими «советы» и «рекомендации», которые носили характер приказов.
Командная роль Совета видна уже из того, что он всегда получал первые копии всех протоколов заседаний Синода.
Трушин, уполномоченный Совета по Московской области, увидев в ректорском кабинете Троице-Сергиевской семинарии на стене под стеклом скопированную из книги отзывов запись патриарха Алексия, в которой говорилось, что советский государственный пединститут, находившийся в здании, «довел его до полного разрушения», а церковное хозуправление «в такой короткий срок восстановило здание не только в прежнем состоянии... до 1917 г., но даже значительно лучше...», приказывает убрать ее. В отчете Карпову Трушин выражает сожаление, что ему не удалось вырвать эту запись из самой книги отзывов, так как «присутствовал ректор Ружицкий». Такое действие Трушина никакой критики со стороны Карпова не встретило. Другое дело, когда Трушин непосредственно вмешался в назначение священника в патриарший (Елоховский) собор. По этому поводу Карпов извинился перед патриархом, указывая: «Уполномоченный располагает правами... регистрации, а что касается лиц уже зарегистрированных, то в вопрос их назначения, перемещения, продвижения... как и вообще в кадровые вопросы... Совет никогда не вмешивается». И тут же предлагает забыть об этом инциденте как о чем-то незначительном по сравнению с гораздо более важными для «нас с Вами» делами, связанными «с внешней деятельностью Церкви». Если же задуматься над письмом Трушина патриарху (через несколько дней), в котором он строго выговаривает сотрудникам патриархии за ничтожность собранной суммы в 51 340 руб. для государственного займа и требует от патриарха лично внести миллион рублей, то совершенно ясно становится, что Совет рассматривал Церковь только как один из рычагов советской внешней политики и как «дойную корову» дополнительных доходов в бюджет [44].
В этих вопросах церковное руководство старается выполнять свою роль самым тщательным образом [45]. Свои услуги советской внешней политике Церковь все время пытается использовать в своих интересах. Так, в 1947 г. патриарх предлагает Карпову созвать в Москве межправославный церковный собор, чтобы обсудить (осудить. - Д. П.) Римско-католическую Церковь, Ватикан и вопросы экуменизма. При этом патриарх называет Москву центром православия и ради соответствующего впечатления на зарубежных православных считает необходимым немедленно передать Церкви здание бывшей духовной академии и трапезного помещения соответственно для размещения зарубежных иерархов и кормления их; а в Москве он просит о передаче бывшего Сербского подворья - храма Рождества на Путинках для сербской делегации. Афинская газета «Фис» осудила это совещание как «большевистскую затею» и заявила, что только Вселенский патриарх имеет право собирать межправославные соборы. Патриарх Алексий на это реагирует письмами к восточным патриархам с заверениями, что это не собор, а лишь совещание и оно будет не в 1947-м, а в 1948 г. и приурочено к 500-летию автокефалии РПЦ [46]. Под предлогом необходимости существования зарубежных патриарших подворий патриарх Алексий пытается добиться открытия дополнительных храмов в Москве и Киеве; в частности, в Москве - восстановить Иерусалимское подворье в действующем Воскресенском храме в Филипповском переулке [47], но зато перевести русский причт в закрытый храм Большого Вознесения у Никитских ворот, т. е. с помощью такого маневра открыть большой храм в центре города.
/Как известно, этот храм удалось открыть лишь в 1990 г. Из приведенного документа видно, что Левитин не прав, когда в своих мемуарах утверждает, что государство предлагало патриархии этот храм, в котором венчался Пушкин, но патриархия от него якобы отказалась./
Обращаясь к Карпову с просьбами, патриарх, тем не менее, всякий раз пользуется возможностью поставить на вид несправедливое отношение к Церкви, ходатайствует о реабилитации осужденного духовенства, хлопочет за семинарии и пр. Иногда такие напоминания сопровождаются абсурдными документами. Таковым является, например, письмо епископа Ташкентского Гурия, которое было приложено к письму патриарха Карпову, с выражением соболезнования по поводу кончины уполномоченного Совета по Узбекистану и Таджикистану. В нем говорится, что, хотя на гражданских похоронах уполномоченного Степанова больше половины присутствующих были верующими, ему, епископу Гурию, не была предоставлена возможность сказать слово от имени верующих. Тогда верующие с владыкой пошли в соседнюю кладбищенскую церковь и там отслужили панихиду по чину, составленному патриархом Сергием для «отпевания инославных». «За отпеванием я произнес слово о том... что усопший был верным сыном своей Партии, учению которой он следовал во всем...» [48].
Патриарх ничего не мог делать без одобрения Карпова. Даже когда глава Албанской православной церкви Паисий попросил прислать фильм о 500-летии автокефалии РПЦ, патриарх ходатайствовал перед Карповым разрешить и осуществить передачу фильма [49].
В 1943 г. Сталин обещал предоставить патриархии типографию, но, по-видимому, обещание не было выполнено. В 1956-1957 гг. и митрополит Николай Крутицкий, и патриарх Алексий ходатайствуют о предоставлении Церкви типографии, так как одни государственные типографии заказы Церкви не выполняют, а другие выполняют с большим опозданием и часто неудовлетворительно. Карпов уговаривает обоих не поднимать вопроса о типографии перед правительством, а сам обращается в Агитпроп ЦК с просьбой более внимательно отнестись к заказам Церкви, исполнять их в типографиях точно и срочно. О печатании каких же церковных изданий шла речь в те годы? Это: Журнал Московской патриархии, который выходил мизерным тиражом 15 тыс. экз., Настольный церковный календарь - 50 тыс., Стенной календарь - 50 тыс., в 1952 г. вышел сборник - «Конференция всех Церквей и религиозных объединений в СССР по вопросам защиты мира» на пяти языках - тираж не указан. В 1953 и последующие годы - «Богослужебные указания» (15 тыс. экз.)... В 1953 г. отпечатано также 200 тыс. венчиков и разрешительных молитв. Совет отказался издать 3-й том речей и проповедей митрополита Николая. В 1955 г. было получено разрешение Совета издать Библию, Евангелие с Псалтирью и молитвословы [50].
Бесправие порождает произвол и безответственность. Не избежала, да и не могла избежать этого и бесправная Церковь, Церковь как кадровая структура. С жалобой на допущенную по отношению к нему несправедливость работник церковных учреждений должен был обращаться за помощью к тому же Совету. Так мы находим адресованные Карпову жалобы, например, преподавателей семинарий на патриархат, смещающий их, переводящий из одной семинарии в другую, не учитывая семейного положения и даже того, что, скажем, местная епархия и семинарская администрация согласны оставить человека на месте.
Примечания
[1]. Powell David. Antireligions Propaganda in the Soviet Union: a Study in Mass Persuasion. Cambridge, Mass: MIT Press, 1975. P. 38.
[2]. На приеме у Сталина // Журнал Московской патриархии. 1945. № 5. С. 25-26.
[3]. Stroyen W. Communist Russia and the Russian Orthodox Church, 1943-1962. Wachington, D. C: Catholic University Press, 1967. Информация предоставлена автору покойным митрополитом Никодимом Ленинградским во время его пребывания в Лондоне. См. также: Spinka. Op. cit. P. 118-120.
[4]. См.: архиепископ Василий (Кривошеий). Последние встречи с митрополитом Николаем // Вестник русского студенческого христианского движения. 1976. № 117. С. 209-219.
[5]. См., напр., речь патриарха во время службы в соборе по случаю семидесятилетия И. В. Сталина (21.XII 1949 г.), в которой патриарх сказал, что «Сталин - первый борец за мир между всеми народами... наш вождь, чье личное обаяние обезоруживает всякого, кого бы он ни встречал, добротой и вниманием к нуждам других... силой и мудростью речей» (Патриарх Алексий. Слова, речи, послания, обращения, доклады, статьи. М., 1954. Т. 2. С. 173).
[6]. Рар Г. Плененная церковь. Франкфурт-на-Майне, 1954. С. 89-91; Струве Н. Из глубины. Париж, 1967. С. 107; Fletcher W. Religion and Soviet Foreign Policy, 1945-1970. London: Oxford U. Press, 1973. P. 19 and 25; Статья Г. Троицкого в Журнале Московской патриархии (1967. № 11).
[7]. Там же; Fletcher W. Op. cit. P. 16-21.
[8]. Свитич А. Православная церковь в Польше и ее автокефалия. Буэнос-Айрес, 1959. С. 203-213, 86-88.
[9]. Отец Николай Гетман. Митрополит Краснодарский и Кубанский Виктор // Журнал Московской патриархии. № 11. 1966. С. 16-19.
[10]. См., напр.: Armstrong John. Ukrainian Nationalism. N. Y., 1963. P. 36-37.
[11]. Pap Г. Указ. соч. С. 61. К тому времени около тысячи униатских священнослужителей уже были под арестом за отказ присоединиться к православию.
[12]. Православная церковь в Галиции и на Лелековщине // Американский православный вестник. 1963. Март. № 3. С. 40. См. также: Рар Г. Указ. соч. С. 86; Свитич А. Указ. соч. С. 1-7, 75-95, 115-183.
[13]. Среди украинских униатов бытует мнение, что Костельник был убит чекистами, чтобы сделать его мучеником за дело православия, жертвой униатов-бандеровцев, разжечь ненависть и посеять рознь между униатами и православными. Существует и письмо-завещание Костельника, обращенное к украинскому сопротивлению, в котором говорится, что переход в православие - единственная возможность сохранения Церкви в Западной Украине. Подлинность письма, однако, не доказана, и украинские зарубежные ученые допускают, что это фальшивка. (Беседы с профессором Карлтонского университета в Оттаве Богданом Боцюркивым и доклады некоторых украинских ученых на международных конференциях в Америке и Западной Европе.)
[14]. Рар Г. Указ. соч. С. 62-64.
[15]. А. Левитин-Краснов убежден, что патриарх не ведал о насилиях, которые сопровождали воссоединение. См. т. 3 его воспоминаний «В поисках нового града» (Тель-Авив. 1980. С. 39).
[16]. Пастырям и верующим греко-католической церкви, проживающим в западных областях Украинской ССР // Патриарх Алексий. Слова, речи, послания, обращения, доклады, статьи. М., 1948. Т. 1. С. 121-123.
[17]. Hvat Ivan. The Moscow Patriarchate and the Liquidation of the Eastern-Rite Catholic Church in Ukraine» // Religion in Communist Lands. Keston, год изд. 13 (1985. № 2. С. 187). Кстати, в переиздании Деяний Львовского собора Московской патриархией в 1982 г. этот, как и некоторые другие тексты, опущен, что не говорит в пользу издательского отдела Московской патриархии.
[18]. К вопросу о положении православной церкви в западных и Закарпатской областях УССР - ЦГАОР, ф. 6991с, д. 256/2, февр. 1959. Интересно, что вопрос об открытии Львовской семинарии поднимался, когда за пределами Западной Украины начиналась хрущевская кампания гонений и массового закрытия церквей и семинарий.
[19]. См., напр.: Bociurkiw В. Religious Situation in Soviet Ukraine, 1922-1939. Ukraine in a Changing World Dushnyk W. ed. New York: Ukr. Congress Committee of America, 1977. P. 173-190.
[20]. Деяния совещания глав и представителей автокефальных православных церквей в связи с празднованием 500-летия автокефалии русской православной церкви: 8-18 VII 1948 г. М., 1948. Т. 1. С. 88-382. Также: Fletcher W. Religion and Soviet Forein Policy. 1945-1970. L., 1973. P. 25-28. См. отклик Сергия в Журнале Московской патриархии (1932. № 7-8. С. 20-21).
[21]. Fletcher W. Op. cit. P. 29.
[22]. Fletcher W. Nikolai. L., 1968. P. 110, 106-107.
[23]. Поповский М. Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга. Париж, 1979. С. 414-422.
[24]. См. соотв.: «Справка к Председателю Совмина РСФСР тов. Родионову» - ЦГАОР, ф. 6991 с, оп. 2, ед. хр. 58, л. 2, 48 (без даты, но, по-видимому, соотв. 1947 и 1948 гг.); Инструктивное письмо № 3, 1944 г., «О дисциплине уполномоченных» - ф. 6991 с, оп. 2, д. 8.
[25]. Напр., Журнал Московской патриархии (1947. № И. С. 4-5; 1950. № 1. С. 11-13).
[26]. Патриарх Алексий. Слова, речи, послания, обращения, доклады, статьи. М., 1948. Т. 1. С. 80-81; Речь на рукоположении Романа, епископа Таллиннского и Эстонского // Там же. М., 1954. Т. 2. С. 50-51.
[27]. Там же, М., 1948. Т. 1. С. 172, 237-243. В другом послании настоятелям московских приходов в 1953 г. патриарх Алексий подчеркивает необходимость способствовать росту молитвенного духа в прихожанах, придавая службе больше строгости и торжественности пением, чтением, освещением и т. д. (Чудаков С. Н. О преодолении религиозных пережитков в СССР. М., 1958. С. 41).
[28]. Левитин-Краснов А. Слово об умершем. С. 7; Он же. Больная церковь. С. 886, 27.VIII 1956. С. 23-24.
[29]. ЦГАОР, ф. 6991с, оп. 2, ед. хр. 128, л. 4-8.
[30]. Журнал Московской патриархии. 1946. № 12. С. 46-48; 1947. № 8. С. 40; 1948. № 9. С. 68-69.
[31]. Съезд настоятелей церквей Тульской епархии // Журнал Московской патриархии. 1947. № 1. С. 45-47; Съезд духовенства и мирян Чкаловской епархии // Там же. 1947. № 3. С. 52-54.
[32]. Отчет Карпову с грифом «секретно» - ЦГАОР, ф. 6991с, оп. 2, д. 177.
[33]. В частности: ЦГАОР, ф. 6991с, оп. 2, д. 93, л. 93-99; д. 127а, л. 18-19; д. 128, л. 58, 59, 107-119; также: Гордун С. Русская православная церковь при святейших патриархах Сергии и Алексии. // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж. 1990. № 158. С. 102-105.
[34]. Оценки автора книги.
[35]. Гордун С. Указ. соч. С. 123-124, а также: ЦГАОР, ф. 6991с, оп. 2, д. 94, л. 60-81; д. 203, л. 161-164, 152-158; д. 231, 259, 260.
[36]. Журнал Московской патриархии. 1956. № 6. С. 8; 1947. № 3. С. 56-57; 1948. № 3. С. 55-56; 1948. № 6. С. 49-50.
[37]. Журнал Московской патриархии. 1946. № 1. С. 18-22. Показателен в этом отношении Владимирский Успенский собор, в котором были «горы льда и мусора» во время передачи его верующим (см.: Ратмиров И. Реставрация или дискриминация Земли (самиздат) // 1974. Август. № 1; перепечатано в «Вольном слове» (1975. № 20. С. 16-20).
[38]. Гордун С. Указ. соч. С. 97-103 и др., плюс некоторые прикидки и обобщения, в рамках цифровых общих данных, сделанные мною.
[39]. Гордун С. Указ. соч. С. 98; ЦГАОР, ф. 6991с, оп. 2, д. 70, л. 1-8; д. 57, л. 2-34.
[40]. Гордун С. Указ. соч. С. 109; ЦГАОР, ф. 6991с, оп. 2, ед. хр. 207. 1. I 1958 г.
[41]. Conquest Robert. Religion in the USSR. New York: Praeger, 1968. P. 38 (Конквест ошибочно ссылается на книгу Ф. Н. Олещука, напечатанную в 1937 г.!).
[42]. ЦГАОР, ф. 6991с, оп. 2, д. 89а, л. 1-2.
[43]. Там же, д. 125, л. 12; д. 201, л. 1-2; д. 125, л. 84-87.
[44]. Там же, д. 191, л. 15-16 - рапорт Трушина Карпову в таком «благополучном» для Церкви 1956 г. (д. 99, л. 14, 29-30); заверение о невмешательстве Совета во внутренние дела Церкви относится к 1953 г. С начала 60-х гг. Совет уже вмешивается во все дела.
[45]. ЦГАОР, там же, д. 79, л. 22, 25-26 и др.
[46]. Там же, д. 65, л. 1-14 и др.
[47]. Там же, л. 21-45.
[48]. Там же, д. 85, л. 24..
[49]. Там же, д. 79, л. 12 (1950 г.).
[50]. Там же, д. 201, л. 29, 30; д. 127, л. 34 и др.
