Поначалу казалось, что смерть Сталина, открыла эру большей свободы и для Церкви. В 1954-1958 гг. Журнал Московской патриархии регулярно сообщает о восстановлении и открытии храмов. Но построено было [1] незначительное число церквей. Большая часть церковных зданий продолжала оставаться полностью или частично разрушенными со времен войны [2]. С 1949 г. наблюдается осторожное сокращение количества действующих храмов. Рост их числа, начавшийся в 1955 г., был незначительным и закончился к 1957 г. С 1959 г. начинается массовое закрытие и храмов, и монастырей, и семинарий.
Гонения Хрущева на Церковь не были громом с ясного неба. Уже в 1950 г. начинают появляться статьи, в которых говорится, что религия не отомрет сама по себе в социалистическом обществе, так что следует усиливать антирелигиозную пропаганду. Вскоре стало очевидным, что одной пропаганды мало. В Постановлении ЦК КПСС от 7 июля 1954 г. «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения» отмечалось, что и Православная церковь, и сектанты успешно привлекают молодое поколение к Церкви умелыми проповедями, благотворительностью, обращением к каждому отдельному человеку и религиозной литературой. «В результате активизации деятельности церкви наблюдается увеличение количества граждан, ...отправляющих религиозные обряды». Постановление призывало Министерство образования, комсомол и профсоюзы усилить антирелигиозную пропаганду. Впрочем, разногласия в самом руководстве после смерти Сталина привели к тому, что спустя 4 месяца после названного постановления (10 ноября 1954 г.) появляется новое Постановление ЦК КПСС («Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения»), осуждающее произвол, наклеивание ярлыков и оскорбление верующих и духовенства в ходе антирелигиозной кампании [3]. Нападки на церковь поутихли, и период 1955-1957 гг. можно считать самым «либеральным» для верующих после 1947 г., невзирая на тот факт, что в армии было введено атеистическое воспитание, а с 1957 г. начинает издаваться Ежегодник Ленинградского музея истории религии и атеизма объемом свыше 400 страниц. Ноябрьское постановление делало акцент на научности атеистического воспитания (а не на пропаганде) и, вероятно, именно поэтому оно задержало появление журнала, специально посвященного пропаганде атеизма в массах: журнал «Наука и религия», обещанный еще в 1954 г., начинает печататься только в 1959 г. и к 1978 г. достигает тиража 400 тыс. экз. [4].
Небезынтересно отметить, что в более воинственном постановлении от июля 1954 г. церковная печать упоминалась как опасное оружие против атеизма в СССР, хотя в то время она ограничивалась одним ежемесячным журналом с тиражом 15 тыс. экз. [5]. Ни одно из церковных изданий никогда не поступало в открытую продажу, и на них было почти невозможно подписаться, в то время как годовые тиражи атеистических изданий составили только в 1950 г. 800 тыс. экз. Постановление также обязывало «преподавать школьные предметы (историю, литературу, природоведение, физику, химию и т. д.) с позиций атеизма... усилить антирелигиозную направленность школьных программ». И в самом деле, любой школьный учебник, появлявшийся после постановления, становился еще более непримиримым к религии, чем прежде. Можно было встретить такие утверждения: «Религия - это фантастическое и искаженное отражение мира в сознании человека... Религия стала средством духовного закабаления масс» [6].
И как часто бывает с политическими системами, основанными на принуждении и несправедливости, не более мягкое ноябрьское постановление, а более жесткое июльское стало основой политики государства по отношению к Церкви. В результате государственная политика не удовлетворяется уже только многократным увеличением числа антирелигиозных лекций, введением специальных обязательных курсов по атеизму в школе и вузах, открытием Института научного атеизма, но расширяется так называемая «индивидуальная работа с верующими». Местные комитеты партии, комсомола, отделения общества «Знание», а также профсоюзы направляют своих членов-атеистов к известным им верующим, в большинстве случаев своим сотрудникам. Те посещают верующих дома, пытаются их переубедить, а в случае неудачи выносят рассмотрение «их дел» на общественный суд, где уже публично осуждают их «религиозную отсталость» [7].
Много усилий было положено на то, чтобы склонить некоторых священников к снятию сана. Приблизительно двести священников согласились на это и стали авторами брошюр и книг, содержащих нападки на религию, причем некоторые вскоре получили ученые степени в области атеизма и заняли соответствующие высокие посты в этой новой для них отрасли [8].
По крайней мере, две измены были особенно болезненны для Церкви: профессор Александр Осипов из Ленинградской духовной академии и молодой богослов из Саратовской семинарии Евграф Дулуман. 30 декабря 1959 г. патриарх издает указ об отлучении: «Бывший протоиерей... Осипов, бывший протоиерей Николай Спасский, бывший священник Павел Дарманский и другие клирики, которые публично хулили имя Господа, отныне лишаются всякого общения с Церковью... Евграф Дулуман и все другие бывшие миряне - члены Православной церкви, публично хулившие имя Господне, отлучаются от Церкви» [9].
«Другие бывшие миряне - члены Православной церкви» - это, без сомнения, те советские руководители и члены КПСС, которые были крещены в детстве. По сути своей этот указ повторяет отлучение советского руководства, совершенное патриархом Тихоном в 1918 г., причем для отлученных тогда этот акт был ощутимо болезненным, поскольку возводил непреодолимую преграду между верующими и советским руководством, разделял всех на «них» и «нас», проводя границу на гораздо более глубинном уровне, чем она проводится между правительством и народом обычно. Режим ответил новым усилением религиозных преследований в 1960-1962 гг. После 1959 г. было закрыто около 7 тыс. церквей, а оба создателя послевоенной политики государства по отношению к Церкви - митрополит Николай и Карпов (председатель СДРПЦ) - были в 1960 г. уволены. 10 января 1960 г. ЦК КПСС призвал к усилению антирелигиозной пропаганды, а позднее в том же месяце Брежнев, Косыгин, Суслов и Микоян посетили съезд общества «Знание» [10].
Любопытную картину борьбы верующих за Церковь и меняющегося отношения Совета по делам Русской православной церкви к этому вопросу дает сравнение сводных отчетов Совета за 1955 г. и за 1960-1962 гг. «За 1955 г. в Совет поступило 616 жалоб» верующих и духовенства на разного вида притеснения на местах, в том числе 137 ходатайств о восстановлении храмов - в большинстве отнятых у общин в последние годы под зерно, клубы и пр., - что «на 124 жалобы больше» общего количества жалоб в предыдущем году. Из 137 ходатайств об открытии или восстановлении храмов удовлетворено только 41, т. е. около 30% прошений. Часто повторяются и, как правило, получают удовлетворительное разрешение со стороны Совета жалобы на попытки местных властей вмешиваться во внутреннюю жизнь Церкви: запрещение священникам без особого разрешения служить на дому верующих по их приглашениям и там, где нет зарегистрированных храмов, запрещение верующим собираться на совместную молитву в одном из домов верующих и приглашать время от времени священника; требование, чтобы приходы представляли облисполкому списки своих верующих. Все эти требования СДРПЦ признает в 1955 г. незаконными и отменяет их. Как известно, в 60-х гг. и позже эти действия станут «законными». Говоря о волоките с разрешением некоторых конфликтов, автор Справки указывает на обструкции местных Советов. Например, в с. Поповка Сумской области местный уполномоченный разрешил верующим, собиравшимся на богослужение в частном доме, купить его и превратить в постоянный молитвенный дом. Райисполком потребовал перенести его на кладбище, так как рядом с домом находится школа, но облисполком отказал отвести земельный участок общине. Дело тянулось целый год, пока не было положительно решено вмешательством местного уполномоченного и поддержкой центрального СДРПЦ.
Другая картина наблюдается в 1959 и последующие годы. Общую отрицательную динамику этих лет мы уже приводили в предыдущей главе. Тут остановимся только на некоторых деталях. За один год, с 1 января 1960 г. по 1 января 1961 г. общее количество православных храмов по стране сократилось на 1392, с 12 963 до 11571. Пропорционально больше всего пострадала Белоруссия, где число действующих церквей сократилось на 212 - с 944 до 732; количественно - Украина - с 8207 до 7462. За весь год не было открыто ни одного храма. В РСФСР число храмов сокращено на 258 (2842 в 1960 г. и 2584 в 1961 г.), а еще больше в районах, не подвергавшихся фашистской оккупации; например, в Башкирской АССР - с 40 приходов в 1960 г. до 27 в 1962 г., в Кировской области - с 79 до 56 и т. д. Справедливости ради надо добавить, что до 1959 г. сокращение действующих храмов - во всяком случае, в районах, где не могло быть речи о ликвидации «наследия оккупантов», - можно было оправдывать миграцией населения в города и сокращением сельского населения. Так что, если абсолютное сокращение сельских храмов возобновляется в 1957 г. (11 439 храмов на 1 января 1957 г., 11 363 в 1958 г. и т. д.), в городах и рабочих поселках число храмов растет еще два года, правда, не в соответствии с увеличением городского населения (1534 в городах и 571 в рабочих поселках к 1 января 1959 г.). Однако затем начинается абсолютное сокращение (соответственно: до 1530 и 559 на 1 января 1960 г. и т. д.), хотя, как известно, миграция продолжалась и дальше. Еще катастрофичнее дело обстояло с духовенством. Помимо естественной убыли, которая, по словам патриарха Алексия, восполнялась лишь на 10-12% выпускниками семинарий и духовных академий, только за 1960 и 1961 гг. число зарегистрированных священнослужителей сократилось на 1432 и даже больше [11]. Ни сокращение числа действующих храмов, ни лишение духовенства регистрации не оправдывалось остальной церковной статистикой. Как показано в предыдущей главе, до начала принятия административных мер против потенциальных семинаристов и закрытия семинарий, численность семинаристов росла и достигла максимума в 1959 г. Статистика крещений, отпеваний и венчаний в 1961 г. оставалась приблизительно на уровне 1960 г., несмотря на сокращение числа храмов и другие виды давления. По 26 областям и автономным республикам РСФСР процент крещеных колебался от минимальной цифры 9,0% новорожденных в Курганской обл. до 60% в Ярославской; церковных погребений - от 7% в Архангельской обл. до 79% в Кировской; церковных венчаний - от 0,2% в Архангельской обл. до 11% в Горьковской. Это если доверять статистике СДРПЦ. На самом же деле тогда еще не была введена обязательная запись паспортов и прочего при совершении обрядов, а усиливавшиеся преследования верующих явно толкали последних на сокрытие ими по мере возможности совершения церковных обрядов и таинств [12]. Это особенно касается бракосочетаний, так как речь шла в основном о молодежи, для которой огласка церковного венчания могла обернуться ощутимой травмой в дальнейшей профессиональной жизни. Более показательны многочисленные отчеты о паломничествах, росте притока верующих в храмы на Пасху и пр. Так, паломничество из Курска к признаваемому чудотворно-целительным источнику у Курской коренной пустыни (что в 35 км от города) привлекало от 8 тыс. паломников в 1951 г. (минимальное число) до 20 тыс. в 1956 г. и 15 тыс. в 1958 г., после чего последовало запрещение райсовета от 26 января 1959 г., и затем паломники активно преследовались милицией (но окончательно паломничества прекратить так и не удалось, несмотря на срытие и даже цементирование источника) [13].
За что же лишали священников регистрации? Вот примеры. Священник В. И. Емельянов из г. Слободского, Кировская епархия, снят с регистрации местным уполномоченным в декабре 1957 г. за следующие «преступления»: разрешал продажу в церкви фотокарточек пасхального крестного хода и богослужения в своем храме на память прихожанам, равно как и масла для соборования. По этому примеру можно сделать вывод о подлинной причине гонений и откуда они исходили. Оказывается, между 1929 и 1938 гг. В. И. Емельянов провел 8 лет в концлагерях и с 1939 г. был вынужден работать плотником, штукатуром и пр. Дочки у него - одна учительница, другая врач. Учительница-дочь священника в том же городе - не положено [14].
«Подмоченная биография» оказалась и у другого священника, рукоположенного в 1956 г. и снятого с регистрации в 1961 г., - он репатриант из Маньчжурии, родился и вырос в белоэмигрантской среде. Официальные предлоги абсурдны, и он их отводит в письме Карпову: «Окрестил насильно... шофера церковной машины. Дети ездили со звездой славить Христа. Сын прислуживает в алтаре». На самом деле шоферу 21 год и он письменно подтвердил властям, что крещен по собственному желанию и просьбе; дети священника действительно ездили со звездой в дома священников и дьяконов прихода, чтобы поздравить их с Рождеством; сын и еще один мальчик не прислуживали, а стояли литургию в алтаре по приглашению настоятеля - с него и спрос [15]. Реакция Совета неизвестна.
В патриархию шли многочисленные жалобы с мест, групповые и индивидуальные. В архиве СДРПЦ есть такая жалоба «инициативной группы верующих» г. Москвы, призывающая патриарха «возвысить свой авторитетный голос, прося наше правительство пресечь все насилия, учиняемые повсеместно... уполномоченными [Совета] по делам Церкви и другими новоявленными инквизиторами над церковными общинами, у которых одно за другим отбираются и закрываются церковные здания... Мы собрали многочисленный материал об уже закрытых храмах, монастырях, духовных школах. Нами зафиксированы подробности и мельчайшие данные о «механизме» этих насильственных закрытий. ... никакая бесчестная макулатура с намалеванными «подписями», насильственно взятыми у малодушных, запуганных епископов, не обелит их [т. е. инквизиторов]... и если Вы бессильны оградить Церковь нашу от уничтожения, то мы вынуждены будем предать все эти фактические данные о физическом истреблении нашей Церкви... на форум ООН [16].
Патриарх не молчал. Он пытался действовать - ходатайствовал о прекращении гонений, по крайней мере, с 1958 г. В том же направлении пытались действовать и другие епископы, особенно митрополит Николай Крутицкий (Ярушевич), но безуспешно.
Мудрый и достаточно дипломатичный митрополит Николай, заметив сгущение антирелигиозных туч и, по-видимому, предвидя новую волну гонений, ставит еще в январе 1958 г. перед Карповым вопрос, почему власти не допускают избрания духовенства в Советы, как это имеет место в других странах «народной демократии». Говорит, что об этом спрашивают и иностранцы, и рисует перспективу выгодности для советского правительства выступлений духовенства с трибуны Верховного Совета в защиту мира, в поддержку советской внешней политики. Карпов удивляется, с чего бы это вдруг? Ведь никогда раньше этот вопрос церковниками не поднимался [17]. А ответ достаточно ясен: властям было бы труднее развернуть кампанию интенсивного гонения против Церкви, когда ее представители находятся в законодательных органах, у всех на виду.
Патриарх несколько лет добивался встречи с Хрущевым, чтобы поднять вопрос о гонениях. По всем данным, в том числе и по высказываниям патриарха в 1959-1961 гг., встреча не состоялась. Но вот в отчете Карпова о беседе с патриархом на его даче в Одессе 10 сентября 1958 г. сказано, что патриарх спросил, «можно ли ему ожидать положительного разрешения тех вопросов, которые он оставил на приеме у Н. С. Хрущева в мае с. г.?». Речь идет о передаче Церкви типографии, так как ее заказы государственные типографии исполняли не в срок и нехотя; о переселении жильцов из Троице-Сергиевой лавры, так как строительство для них домов на церковные средства затягивается; и об открытии ряда храмов, о которых, по-видимому, патриарх обещал верующим похлопотать, так как, по его словам, это «вопрос самый острый, ставящий его... в неудобное положение». Карпов сходу отказывает в типографии, но обещает, что церковные заказы будут исполняться пунктуальнее. Переселение мирян обещает начать через полгода. Касательно храмов, отвечает очень туманно, что «выбрано 10-12 мест, в отношении которых идет согласование с советскими органами на местах». Из этого ничего не вышло. В документе 1959 г. говорится: «Просьба п. Алексия об открытии 13 церквей по СССР отклонена» [18].
И тут же Карпов переходит в наступление. Обвиняет архиереев и подчиненные им церковные мастерские в сокрытии доходов, снижении доходов от свечей и отпускных на них цен, якобы чтобы платить меньший налог государству. Требует сокращения количества монастырей (число которых со скитами - 63, что на 38 меньше, чем в 1946 г.). Обвиняет Церковь «в погоне за количеством рукоположений... ставят священниками и... лиц... вернувшихся из ссылки и лагерей», как бы подготовляя на будущее предлоги к лишению священников регистрации. Требует, чтобы в монастыри не принимали 20-летних, под предлогом якобы нужды в молодых работниках для обработки монастырских полей. Обращает внимание, что за последнее время такие случаи участились. Предлагает для этого принимать в монастыри не моложе 40 лет. Патриарх соглашается на нижний предел в 30 лет. Патриарх говорит, что встревожен слухами о надвигающейся на Церковь грозе, намеками Карпова на закрытие Киево-Печерской лавры. И просит сохранить хотя бы ее - самый древний и почитаемый русский монастырь. Говорит о желании уйти на покой: «У меня интересов оставаться патриархом нет». Предлагает на свое место митрополита Николая: И наконец, просит разрешить вопрос об отводе участка земли для постройки зданий Киевской семинарии, которая находится в ужасных условиях, о чем речь идет уже 6 лет. Эти обращения патриарха повисают в воздухе. Он выступает в роли просителя, а Карпов позволяет себе поучать: «Следовало бы патриарху и Синоду навести порядок, подтянуться...» [19]. В 1958-1959 гг. Церковь еще надеется чего-то добиться и приостановить наступление властей. Епископы с мест жалуются на Совет по делам РПЦ - и в письмах, и в личных беседах: учителя в школах угрожают детям, посещающим церкви, тем, что их будут отбирать от родителей и отправлять в интернаты. Об этом, например, говорит епископ Ташкентский Ермоген. Он получил много писем от родителей школьников и от самих школьников. Совет отвечает, что такие угрозы недопустимы, и обещает, что будут приняты меры, а директора школ - предупреждены.
Особое волнение вызвало в 1958 г. Постановление Совета Министров СССР от 16 октября о введении больших налогов на продажу свечей, что грозило подрывом экономического состояния храмов, церквей, приходов, да и свечных заводов. Интересна последовавшая после этого решительная угроза со стороны управляющего делами Московской патриархии пресвитера Колчицкого и епископа Пимена, будущего патриарха, в Совете по делам Русской православной церкви 28 октября 1958 г., что если Совет не примет меры к ограничению налогов на продажу свечей, то, как сказал Колчицкий, «придется информировать иностранцев о положении нашей Церкви». Митрополит Николай Крутицкий говорит прямо о начавшемся походе на Православную церковь, подкрепляя в беседе с Карповым свои слова примерами: правительственное постановление о налогах на свечное производство, у монастырей отбирают земли, молодых монахов не принимают в монастыри, не прописывают. Он говорит об усилении так называемой научно-атеистической работы, которая является не чем иным, как травлей Церкви и духовенства. Митрополит Николай жалуется, что антирелигиозная пропаганда общества «Знание» искажает статьи в Журнале Московской патриархии, используя их для грубых выпадов против Церкви, и грозит, что он вообще или закроет Журнал Московской патриархии, или превратит его в издание чисто информационно-фактическое, исключит из него все богословские материалы и статьи, ибо они используются только для того, чтобы нападать на Церковь [20]. В 1959 г. Совет по делам Русской православной церкви явно переходит в наступление на церковь, требует слияния епархий, например ликвидацию Ульяновской епархии и соединения ее с соседней Куйбышевской. Патриарх уступает; Совет требует сокращения монастырей, требует от патриарха распоряжения, чтобы не принимали в монастырь людей моложе 30 лет. Патриарх нехотя соглашается. Он заявил, что даст такое указание епархиальным архиереям. На требование о том, чтобы закрыть 28 монастырей и скитов и оставить только 35, в 1959 г. патриарх говорит, что он в принципе не возражает против этого предложения; но это - запись Совета по делам религии. Возможно, что термины, слова, которые использовал патриарх, были совсем иными, так как несколько раз он сам и митрополит Николай говорили, что ужасно трудно принимать антицерковные решения, что на патриарха жалуются, будто бы он потакает властям и соучаствует в закрытии храмов и монастырей [21].
Патриарх просит Карпова о передаче письма, которое он и митрополит Николай оставили для Хрущева с жалобами на гонения на Церковь. Карпов отвечает, что хотя он воспринимает это письмо как жалобу на себя и на свой Совет, но, мол, письмо будет передано. В том же ходатайстве патриарх говорит, что сперва они хотели добиваться встречи с Никитой Сергеевичем, его приема, но затем решили все изложить в письме, в докладной записке, с просьбой передать ее. Насколько известно, никакой реакции Хрущева на докладную записку не было. Давление Совета выражается также в повторных требованиях прекратить всякую благотворительность, даже выдачу дополнительных сумм к мизерным пенсиям священников, и все в таком духе. Требуют, чтобы патриархия прекратила перечислять денежные суммы в виде дотаций действующим монастырям и приходам на ремонт. Патриарх склоняется к этому и обещает распорядиться, чтобы дотации больше епархиальным управлениям и монастырям не передавали. Так руководство Церкви все больше и больше отступает перед натиском Совета по делам РПЦ [22]. Патриарх приводит конкретные примеры самых вопиющих гонений и преследований: например, в городе Череповце Вологодской епархии местный уполномоченный требует снятия и перевода в другой приход священника Парамонова, очень популярного, за которого хлопотали тысячи верующих, обещавшие собрать 5 тыс. подписей в его защиту. Вызвано это тем, что священник получил анонимное письмо, в котором автор письма требовал от него 3 тыс. рублей, угрожая в противном случае убийством. Священник сообщил в милицию, и автора этого письма, вымогателя, обнаружили. Оказалось, что это директор средней школы города Череповца Козлов. Однако вместо того, чтобы наказать Козлова, священника снимают с прихода и требуют его перевода в другую епархию. Как говорит патриарх, причина единственная - разоблачение священником директора школы. Конкретные случаи приводят епископы в своих письмах патриарху. Например, епископ Киевский, будущий митрополит Филарет, жалуется, что семинаристов куда-то вызывают - явно в КГБ, - там давят на них, чтобы они покидали семинарию, отбирают у них паспорта, заставляя уйти из семинарии [23].
Пожалуй, самым решительным действием во внутренних переговорах между руководством Церкви и Советом по делам Русской православной церкви было выступление в этом Совете митрополита Николая Крутицкого 24 ноября 1959 г., когда он заявил, что патриарх Алексий очень плохо себя чувствует в связи с тем, что, «давая согласие на ликвидацию епархий и монастырей, он был вынужден это делать, потому что просьбу Совета он считал и считает приказом советского правительства». Эти слова очень интересны, они характеризуют традицию, к сожалению, восторжествовавшую в Православной русской церкви со времен Иосифа Волоцкого /Речь идет об основателе и игумене Волоколамского монастыря, церковном деятеле, богослове и публицисте (в миру - Санин Иван, 1439/1440-1515). Он отстаивал идею богоустановленности великокняжеской власти и признавал за ней первенство в решении не только гражданских, но и церковных вопросов. Канонизирован Русской православной церковью./: распоряжениям правительства подчиняться беспрекословно.
Николай дальше говорит, что патриарх получил много жалоб со стороны правящих архиереев, духовенства и верующих граждан. В результате патриарх оказался в таком положении, когда фактически он как глава Церкви, призванный защищать интересы Церкви, стал сторонником ее ликвидации. Патриарх поэтому считает, что ему целесообразно сейчас уйти в отставку, с тем, чтобы не быть свидетелем ликвидации Церкви и не нести ответственности за это перед верующими и духовенством. «Пусть это сделает, - заявляет патриарх, - мой преемник».
Опять Николай упоминает о письме Хрущеву, о желании патриарха лично встретиться с Хрущевым и жаловаться ему на ликвидацию епархий, храмов, монастырей и прочего. Так что ясно, что между патриархом и Хрущевым все-таки встречи не было, и тут Совет по делам РПЦ явно лжет или ошибается, говоря о том, что встреча была [24].
В начале 1960 г. церковное руководство решает вынести вопрос о гонениях на Церковь на суд общественности. В качестве последних козырей самозащиты Церковь использует аргументы ее значения в истории и культуре России, положительную роль Церкви в годы второй мировой войны. Уже с 1958 г. появляются статьи в Журнале Московской патриархии, оперирующие именно этими аргументами - патриотической ролью Церкви на протяжении всей ее истории. 16 февраля 1960 г. в Кремле состоялась конференция советской общественности за разоружение. На этой конференции выступил патриарх Алексий. Свою речь он использовал для вынесения на суд общественности трагического положения Церкви. Вот главные мысли из этой исторической речи:
«Я здесь стою пред вами как голос Русской православной церкви, представляющей миллионы граждан этого государства...
Как свидетельствует история, это та Церковь, которая при зарождении русской государственности помогала установлению гражданского порядка на Руси... укрепляла законные основы семьи, утверждала положение женщины как юридического лица, осуждала ростовщичество и рабство, развивала чувство долга и ответственности в человеке и нередко при помощи собственных канонов заполняла пробелы государственного законодательства. Это та же Церковь, которая создала замечательные памятники, обогатившие русскую культуру, которые по сей день являются предметами национальной гордости нашего народа.
Это та Церковь, которая в эпоху феодального дробления Руси содействовала воссоединению страны, защищая значение Москвы в качестве духовного и гражданского центра русской земли.
Это та Церковь, которая в трудные годы татарского ига умиротворяла ханов, защищая русский народ от новых нашествий и разорений.
Это она, наша Церковь, укрепляла дух народа своей верой... в свободу, поддерживая в народе чувство национального достоинства и нравственной силы.
Она была поддержкой Русскому государству в его борьбе против иностранных завоевателей и в Смутное время, и в Отечественную войну 1812 г. Она осталась с народом и в последнюю Великую Отечественную войну...
Словом, это та самая Русская православная церковь, которая все эти столетия служила прежде всего нравственному становлению нашего народа.
Эта же Церковь... в 1948 г. призвала христиан всего мира к борьбе за мир.
И сегодня наша Церковь осуждает все формы вражды, все виды антагонизма и вражды между народами, стоит за разоружение и благословляет все стремления народов к разоружению; ибо христианству, как религии любви и милости, абсолютно чужды любые формы насилия.
Призыв советского правительства «перековать мечи на орала»... принадлежит пророку Исайи, которого мы, христиане, называем ветхозаветным евангелистом, ибо он предсказал рождение нашего Спасителя мира задолго до этого события. Так, Библия, которая является сборником священных книг Христианской Церкви, представляет собой источник идеи мира во всем мире, которая ввиду развития самых опасных видов оружия, должна быть признана, вероятно, самой важной идеей для человечества нашего времени.
Однако, несмотря на все это, Церковь Христова, которая стремится ко всеобщему благополучию, подвергается оскорблениям и нападкам от людей. Тем не менее она не отрекается от своего долга, призывая человечество жить в мире и любить друг друга. Утешение в своем нынешнем положении Церковь находит в... словах Христа о непобедимости Церкви, когда Он сказал: «Врата адовы не одолеют Церковь».
По окончании речи патриарха последовали яростные нападки на него из зала: «...вы хотите уверить нас, что вся русская культура была создана Церковью... это неправда!» Разразился настоящий скандал, когда митрополит Николай заявил, что он был автором речи. И это, возможно, стало причиной его вынужденной отставки в июне того же года с поста председателя Отдела международных сношений РПЦ. Другая причина коренилась в его неопубликованных проповедях, содержащих нападки на атеистов: «Люди слушали мои проповеди и одобряли их. А это именно то, что неприемлемо для наших властей. Они хотят молчаливых епископов, которые бы только торжественно служили. Они не выносят тех, которые борются с безбожием» [25].
Хотя после речи патриарха в Журнале Московской патриархии появилось несколько хвалебных статей, наступление на Церковь в 1960-1961 гг. и уход в отставку мужественного и красноречивого Николая, казалось, заставили патриарха Алексия уступить давлению. Самым трагичным для Церкви стало изменение Церковного положения, проведенное от имени Собора епископов, собравшегося в Троице-Сергиевой лавре 18 июля 1961 г. Это совещание с трудом может быть названо собором, поскольку епископы приехали по телеграммам от патриарха, в которых ничего не говорилось о цели вызова. Епископы прибыли накануне памяти Св. Сергия во время всенощного бдения. На следующий день они совершили продолжительную литургию, затем обедали и после этого были препровождены в зал заседаний, все еще не имея представления о повестке неожиданного для них обсуждения: 1) расширение состава постоянного Священного синода введением в него епископа-секретаря патриархата и епископа, ответственного за внешние сношения, ex officio в добавление к 6 епископам-членам (3 главных митрополита ex officio и 3 епископа, избираемые Синодом, на одну сессию); 2) изменения к положению о приходах; 3) вступление Русской православной церкви во Всемирный совет церквей; 4) об участии Церкви во Всемирном христианском конгрессе за мир, прошедшем в Праге 13-18 июня 1961 г. [26].
Нас здесь интересуют перемены в статусе и организации приходов, которые лишили приходского священника всякой власти, передав ее приходскому совету, на деле же исполнительному комитету из трех человек: старосты, помощника старосты и казначея, выбираемых приходским советом из числа прихожан. Собрания приходского совета созываются по необходимости с разрешения местного или районного Советов. Другими словами, если данная тройка удовлетворяет местный Совет, последний может по своему усмотрению отменять приходские собрания на неопределенный срок из страха, что такое собрание не одобрит деятельности тройки или потребует ее отставки. Такие случаи стали обычными [27]. Интересы же Церкви и Совета, обычно состоявшего из коммунистов-атеистов, мягко говоря, не совпадают. Секретный циркуляр [28], направленный местным властям Советом по делам РПЦ, относительно функций «Вспомогательных комиссий по введению Законодательства о культах» на деле предписывал этим новым органам постепенно заменять существующие «двадцатки» новыми, образованными из «таких граждан, которые будут честно исполнять советские законы, а также ваши предложения и требования... Пусть «совет двадцати» изберет свой исполнительный орган. Желательно, чтобы вы приняли участие в избрании членов этого органа, так чтобы в него вошли те, кто будет проводить нашу линию».
/Автор располагает этой «Новой инструкцией представителям местных Советов о том, как обращаться с православными христианами». Когда этот документ был показан Никодиму, он заявил, что не знает о нем, но прибавил, что речь идет, по-видимому, об одной из типичных секретных инструкций 1961 г. и что упомянутые комиссии были созданы в хрущевскую эру, но к 1968 г. уже не имели влияния. Тем не менее, все доступные советские документы, касающиеся этих комиссий, относятся к 1965-1967 гг./
Все финансовые, экономические, бухгалтерские виды деятельности, включая добровольные взносы в епархию и патриархию на поддержание семинарий и т. д., были полностью изъяты из ведения духовенства и переданы исполнительным тройкам. Священник теперь отвечал только «за духовное руководство прихожанами... за благоговейное служение и удовлетворение всех религиозных потребностей прихожан».
Священник отвечал также за моральный облик служащих в церкви. Однако как он мог выполнять эту роль, если новое законодательство даже не упоминало его как участника общего собрания или исполнительного органа? Как мог он изложить позицию Церкви в возможном конфликте или выступить как пастырь, когда исполнительный орган существовал и собирался совершенно в стороне от него и не был перед ним ответственен, т. е. когда он не подчинялся ни церковной дисциплине, ни даже на практике местному епископу? И лишь по вопросам исключительно богослужебного характера или в случае спора по такого рода вопросам между священником и общиной следовало обращаться к епископу, «который один компетентен в этих вопросах». Даже выбор священника для прихода становится компетенцией приходского совета, конечно, «по благословению» епископа и после регистрации в административных органах. Все это было представлено в послании патриарха архиерейскому собору как возвращение к древнерусским и апостольским традициям соборности, т. е. к расширению самостоятельности и прав общины. Это и в самом деле могло бы быть так, если бы не тот факт, что для собрания общины необходимо было разрешение откровенно враждебных гражданских властей в каждом отдельном случае; если бы речь шла действительно об общине, а не о тройке, которой передавалось управление приходом и которая была всецело во власти уполномоченных СДРПЦ; если бы под общиной подразумевалось собрание прихожан, а не двадцатка; и, наконец, если бы приходской священник был главой приходского совета и его моральным и духовным руководителем, как это установлено канонами.
Патриарх заявил, что необходимость перемен продиктована якобы многочисленными жалобами в патриархат и Совет Министров СССР. Священники критикуют церковные советы; церковные советы критикуют священников; «и те, и другие жалуются, что патриарх и Синод не обращают внимания на их жалобы». Патриарх напомнил своим слушателям, что год назад Синод обращал внимание епископов на случаи «нарушения советского законодательства о религиозных объединениях». В апреле 1961 г. правительство проинформировало патриархат, что священнослужители продолжают нарушать советские законы о религии. В самом деле, в уже цитированном письме отец Всеволод Шпиллер жаловался на то, что упразднение всех административных прав священника в его собственном приходе постановлением Синода от 18 апреля объясняется расхождением церковных постановлений не говоря уже о канонах с советскими законами. В этом плане июльский собор епископов представлялся ему шагом вперед в том смысле, что хотя бы на словах упоминались соборность и каноны [29].
Возвращаясь к собору, заметим, что это было беспокойное время для священников, время процессов, когда к тюремному заключению были приговорены, по крайней мере, два епископа и множество священников по лживым обвинениям в присвоении церковных средств, сокрытии доходов и т. д. [30]. В этих условиях (как признает даже язвительно-критический самиздат) многие епископы надеялись, что лишение священников всякой финансовой ответственности оградит их от обвинений хотя бы в финансовых злоупотреблениях [31]; к тому же, требование Советов изменить церковные постановления косвенно свидетельствовало, что власти не планировали немедленного уничтожения всей Церкви, как в 30-е гг., но лишь ее дальнейшее порабощение. Оставалась, таким образом, надежда, что со временем появится и возможность улучшения положения.
Патриарх, стремясь отдалить перемены, уступил [32]. Без сомнения, многие присутствовавшие на соборе епископы знали об этом и разделяли позицию патриарха [33].
Посвящением в 1953 г. Михаила Чуба, первого епископа-выпускника послевоенной богословской академии, начинается совершенно новое поколение епископов, выросших и получивших образование при советском режиме, поколение, пришедшее на смену старым кадрам. К концу 60-х гг. почти все правящие епископы принадлежали к этому поколению. Аналогичный процесс проходил, конечно, в среде приходского духовенства. Московский священник отец Всеволод Шпиллер, реэмигрант, получивший образование в Болгарии, имевший, таким образом, опыт жизни и церковного служения, как в некоммунистической стране, так и в Советском Союзе, в своем отчете для внутреннего пользования следующим образом характеризует это поколение «советских» епископов: «В нашей Церкви, возможно, больше людей... пришедших в Церковь через личный опыт той или иной формы «обращения» (чем в любой другой Церкви). У них в детстве... окружение было активно нерелигиозным и часто антирелигиозным... Вдруг они увидели Церковь в ее правде и красоте... и присоединились к ней».
Дальше отец Всеволод Шпиллер замечает, что они понимают Церковь совершенно иначе, чем традиционно верующие. Не употребляя самого этого слова, он утверждает, что они внутренне настолько смирились с секулярным тоталитаризмом, что просто не могут представить себе терпимое общество, с двумя типами законов: секулярным и церковным. Он ссылается на опыт югославско-русского специалиста по каноническому праву Троицкого, приехавшего читать элементарный курс канонического права в Московской духовной академии: он обнаружил, что его студенты просто не понимают, о чем идет речь. Они не могли представить себе возможность существования независимых учреждений, с их собственными отдельными законодательными системами, в обществе, которое управляется иными законами. Другими словами, тот факт, что Церковь в Советском Союзе не имела статуса юридического лица, казался совершенно нормальным студентам 40-х тт., т. е. тому поколению, которое родилось и выросло при Сталине. Соответственно они не воспринимали и Церковь как общественный институт. Они рассматривали ее в очень узком смысле как «собрание верующих», что полностью исключает юридический контекст.
Шпиллер дальше ссылается на конкретных епископов нового поколения, имеющих тот же менталитет, и полагает, что следствием этого будет в дальнейшем полное подчинение гражданским властям - их требованиям, законам и порядку - не просто из страха, но по убеждению, что в государстве может быть только одна власть и один закон [34].
Перемены, навязанные Церкви в 1961 г., следует рассматривать в контексте общего гонения на Церковь при Хрущеве. В этом контексте наблюдения отца Всеволода помогут нам оценить некоторые аспекты преследований и избежать упрощений, характерных для многих самиздатовских документов, рассматривавших епископов исключительно как агентов КГБ и сознательных разрушителей Церкви [35].
Дополнительные подробности гонений
Официально хрущевская администрация провозглашала своей целью восстановление ленинской «социалистической законности» после сталинских злоупотреблений. Однако Ленин сам считал, что «закон должен служить целям диктатуры пролетариата, каковые не ограничиваются законами, ею созданными» [36]. Так что преследование Церкви могло осуществляться и осуществлялось во имя восстановления «законности». Сталина обвиняли в том, что он извратил советские законы о религии [37]. И в самом деле, постановления 1945 г. по Церкви противоречили законодательству 1929 г. «О религиозных объединениях». Они признавали приходского священника хозяином прихода, а законодательство признавало только «двадцатки» мирян. Так же и закон, упразднявший решения оккупационных властей во время войны, использовался для закрытия большого количества церквей и монастырей на бывших оккупированными территориях. Специальной инструкцией от 16 марта 1961 г. вводилось законодательство 1929 г. в той его части, которая запрещала организовывать в приходах какую бы то ни было благотворительную деятельность и «религиозные центры», а также «предоставлять финансовую помощь приходам и монастырям, которые не пользуются поддержкой местного населения». Постановление Совета Министров фактически запрещало колокольный звон, употребляя более скромные слива - «принять решение об ограничении колокольного звона», пробовало провести в 1961 г. учет религиозных объединений, молитвенных зданий и имущества (как известно, такого рода учеты использовались для закрытия церквей). Оно подтверждало налогообложение духовенства и всех церковных доходов по статье 19 указа Президиума Верховного Совета СССР от 30 апреля 1943 г., т. е. с максимальным налогом в 81%. Единственное облегчение в этом постановлении - это пункт 6, освобождающий от обложения подоходным налогом пособия на лечение, выдаваемые религиозными объединениями один раз в год в сумме, не превышающей месячного дохода, а для лиц старше шестидесяти лет, - двухмесячного дохода, из чего следует, что где-то с 1958-1959 гг., с началом гонений, взимались налоги даже с пособий на лечение. Подписано постановление Хрущевым, помечено «не для печати». Тот факт, что этот документ оставался какое-то время неизвестным для верующих и даже для руководства Церкви, подтверждается справкой о беседах с патриархом Алексием 9-10 апреля 1961 г., подписанной В. Фуровым, заместителем председателя Совета по делам РПЦ.
Там есть такие слова: «Не исключена возможность, что патриарх знает о постановлении Совета Министров СССР от 16 марта сего года, но сказать об этом открыто не хочет» [38].
В этих условиях Церковь постановила, чтобы приходы, которые не могут себя обеспечить, сливались с соседними церквами. Злоупотребляя этой инструкцией, уполномоченные СДРПЦ на местах и уступчивые епископы закрыли множество сельских храмов, включая и вполне обеспеченные [39]. Этому способствовало также быстрое сокращение сельского населения, особенно в Центральной России, на Волге, Урале и в некоторых районах Сибири. Логично было бы ожидать соответственного роста числа церквей в городах, куда мигрировало сельское население, однако этого не происходило, несмотря на многочисленные петиции верующих [40].
Законы, запрещавшие религиозное воспитание молодежи, теперь не только соблюдались строже, но и толковались весьма расширительно, вплоть до запрещения детям и молодежи ходить в церковь. И хотя не имелось письменных распоряжений, но по устным распоряжениям уполномоченных священникам запрещалось начинать службу, пока в церкви находились дети, а также причащать молодежь и детей. И с этим вынуждены были согласиться некоторые епископы и большинство священников [41]. Все это сопровождалось соответствующей кампанией в прессе, а также местными запрещениями мальчикам прислуживать в алтаре на том основании, будто это нарушает закон, запрещающий детям работать в церкви [42]. В некоторых случаях у верующих родителей отнимали детей под предлогом «фанатичного религиозного воспитания» и помещали их в интернаты [43].
В одном документе встречаем интересное наблюдение, что хотя «в двух сборниках партийных и государственных постановлений о религии», опубликованных в 1959 и в 1965 гг., «даже не упоминается Совет по делам религий», он за период 1957-1964 гг. радикально изменил свои функции, превратившись в неофициальный и незаконный орган контроля над Московским патриархатом [44]. То же самое подтверждает патриарх Алексий в беседе с Фуровым: «Уполномоченные, выполняя волю местных органов власти, стали командовать епархиями, не считаясь с желанием верующих сохранить церкви и молитвенные дома. Правящим в епархии считается архиерей, но архиерей в настоящее время не управляет, а архиерействует, а уполномоченный управляет». На отговорку Фурова, что, мол, закрываются церкви на Украине, где за время немецкой оккупации, по его утверждению, их было открыто слишком много, и что якобы имеется масса заявлений от самих священников с просьбой закрыть такие, не окупающие себя церкви, патриарх ответил, что многие церкви закрыты без особых оснований, а верующие и духовенство сообщают о притеснениях, просят защитить Церковь, доложить об этом правительству. Далее он жаловался, что не может попасть на прием к главе правительства и лично рассказать о закрытии церквей, так что в верующем народе считают его, патриарха Алексия, плохим главой Церкви. «Я не информирую, мол, и не вхожу в правительство с просьбой поддержать Церковь».
Фуров доносил, что главной опорой патриарха в сопротивлении Совету по делам Русской православной церкви и в выполнении решений Совета о закрытии церквей и монастырей является его личный секретарь Даниил Остапов. За сопротивление закрытию церквей Фуров назвал Остапова «наглым человеком»: «Остапов - злобный человек и пытается оказывать сопротивление всем нашим мероприятиям. Наглость этого человека проявляется во всем. Остапов всячески поддерживает политически сомнительных лиц». К ним Фуров отнес епископов Симона и Андрея (Сухенко), который вскоре оказался в концлагере, а также игумена Почаевской лавры Севастьяна. «Он использует всякую клеветническую и заведомо ложную информацию, идущую со стороны наиболее оголтелых мракобесов, для того чтобы подогреть патриарха, восстановить его против Совета и мероприятий местных советских органов и государства», - пишет Фуров и добавляет, что по возвращении патриарха в Москву после отдыха в Одессе надо с ним в Совете провести беседу и «рекомендовать патриарху освободить от руководства епархиями такие одиозные фигуры, как епископ Новосибирский Донат, архиепископ Винницкий Симон, епископ Черниговский Андрей, игумен Почаевской лавры Севастьян. Всему этому мешает Остапов. Интересно, что когда с патриархом шел разговор о перемещении духовной семинарии, - доносит Фуров, - Остапов влез в разговор и выступил с возражениями. Остапов возражает против закрытия Михайловского монастыря в Одессе, борется за сохранение Глинской Пустыни, против закрытия Липчанского монастыря. Наконец, он возражает против требования Совета по делам Русской православной церкви возвести Никодима из звания епископа в звание архиепископа». Он еще очень молодой, поясняет Фуров, недавно стал епископом, но поскольку едет во главе делегации Русской православной церкви на заграничную конференцию, то для престижа нужно, чтобы был архиепископом. Как мы знаем, требование Совета было выполнено, епископ Никодим стал архиепископом в 1961 г., так что Совет оказывал давление на принятие патриарших решений в отношении не только перемещения, но и повышения в звании, возведения в сан епископов.
Более того, Фуров настаивал на том, чтобы патриарх закрыл ряд монастырей. На это патриарх ответил, что ему как главе Церкви крайне тяжело выпустить такой указ, но что он даст соответствующие указания правящим архиереям другим путем - устно или через Синод. Заканчивая беседу, Фуров потребовал смирить Остапова и пригрозить ему, что противодействие Совету по делам Русской православной церкви приведет к «соответствующим последствиям»; и совершенно выходят за всякие рамки откровения Фурова о том, что дни Церкви сочтены: «Страна строит коммунизм, партия и государство заботятся о воспитании человека нового общества, свободного от религиозных предрассудков, и разве не ясно, какова перспектива Церкви лет через 20-30, когда люди будут атеистами? Пусть патриарх не обижается, что люди рвут с религией и закрывают церкви» [45].
Любопытно, что руководители Совета по делам Русской православной церкви в беседах с патриархом и с другими представителями Церкви все время заверяли их, что они действуют строго в соответствии с законом. Но мы уже видели, какой это закон: например, постановление от 16 марта 1961 г., которое нигде не было опубликовано и распространялось только для служебного пользования. Шафаревич в уже цитировавшейся брошюре указывает, что помимо этого постановления 29 новых статей было введено указом Верховного Совета РСФСР от 19 октября 1962 г. в законы 1929 г. о религиозных объединениях, другими словами «верующие отвечали по этим статьям, даже не зная их содержания». Такова была восстановленная «ленинская социалистическая законность»!
Ситуация несколько изменилась к лучшему в послехрущевскую эпоху, когда впервые было опубликовано в 1966 г. Положение о Совете по делам религий (СДР) после упразднения Совета по делам Русской православной церкви и передачи его функций СДР 8 декабря 1965 г.; а также когда в 1975 г. появилась новая редакция законов о религиозных объединениях 1929 г.
/Имеется в виду постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апреля 1929 г. с изменениями и дополнениями, внесенными Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 23 июня 1975 г./
Эти вопросы будут рассмотрены в 13-й главе.
Судьбы семинарий
Спустя восемь лет после возобновления работы духовных школ в Советском Союзе вопросы богословского воспитания и образования все еще не были решены. Это видно из речи патриарха Алексия при открытии совещания ректоров, инспекторов и наставников академий и семинарий 18 июля 1953 г. В своей речи патриарх говорил, что в связи с тем, что в течение без малого тридцати лет не было в стране богословской науки, она не развивалась, некому было двигать ее вперед, уровень духовных школ и преподавателей оказался весьма низким, большинство преподавателей не имели специального богословского образования и не были по профессии преподавателями или учеными в области богословия. Он призвал не снижать, а повышать уровень богословского образования, не упускать из виду главной цели - «подготовлять пастырей, дать ученику основные понятия о пастырстве, вооружить его, прежде всего тем, что потребуется ему завтра как священнослужителю Православной церкви, как проповеднику». Он говорил также о беспрецедентной неподготовленности студентов и воспитанников - ведь они поступали из гражданских школ без всякого даже элементарного понятия о Церкви, поэтому в сжатые сроки, за 4 года, приходилось восполнять то, что в дореволюционное время преподавалось в течение всей учебы в начальной и средней школе, и в семинарии. Патриарх Алексий призвал к углубленному изучению творений отцов церкви и анализу Священного писания, которое в семинарии проходится слишком поверхностно. Эти предметы можно изучать более интенсивно за счет сокращения изучения расколо- и сектоведения, которые были острой темой в дореволюционной России, но в некоторой степени, по мнению патриарха, утратили свою остроту в новое время. Несколько иронически звучали его заверения в том, что сейчас, наконец, у Церкви есть полная свобода, которой у нее не было до революции при обер-прокурорстве. Патриарх призвал развивать церковную науку, воспользовавшись новой свободой, которой раньше не было. Конечно, патриарх вынужден был считаться с присутствием на этом совещании Карпова и говорить о «свободе и благополучном состоянии» школ [46].
Как обстояло дело со «свободой семинарий и академий», на деле видно из доклада Карпову инспектора Ленинградской духовной академии Парийского в том же 1953 г., где он сообщал о чрезвычайном происшествии. Неожиданно в духовную академию в Ленинграде явилась группа студентов 3-го курса горного института и пожелала осмотреть ее. Как их Парийский ни отговаривал от этого, заверяя, что в академии ничего интересного нет, они все-таки настояли на том, чтобы провести экскурсию. Пришлось отвечать на вопросы (в докладе перечисляется ряд вопросов), и хотя студенты духовной академии не показывались во время осмотра, но, когда гости уходили из здания, за ними следом вышли сначала один, а затем другой и третий ее воспитанники (в докладе они названы по имени и по курсу). «Их окружили гости, и завязалась на дворе общая беседа. Я велел швейцару вызвать Зубкова, одного из этих студентов, якобы к телефону, а потом сказал Зубкову, чтобы он вызвал остальных как будто бы на спевку». Студенты академии тут же были опрошены инспектором, какие им задавали вопросы. В заключение Парийский сообщил: «О происшедшем мною также сообщено в Ленинградский обком КПСС». Вот один из примеров «свободы» [47].
Некоторое волнение представителей Совета по делам РПЦ по поводу роста количества слушателей духовных школ замечается с 1955-1956 гг., когда он становится особенно заметным. В отчетах Совета по делам РПЦ указывается, что в 1956 г. число студентов и слушателей духовных школ по сравнению с 1952 г. увеличилось почти вдвое. Заметно растет уровень учебной подготовки молодежи, поступающей в семинарии. Так, в 1956 г. 91% состава учащихся в семинариях имели полное среднее светское образование. Растет число молодежи.
В одном из отчетов говорится, что четыре года назад в семинариях и академиях обучалось в возрасте от 18 до 20 лет только 126 человек, а теперь 311, или 30% всего состава. Все это беспокоит Совет. Указывается на то, что подают прошения в семинарии комсомольцы и люди с высшим образованием, со светскими профессиями или со средними рабочими специальностями, как, например, шлифовальщик Минского тракторного завода, 1935 г. рождения, член ВЛКСМ. В Саратовскую семинарию был принят учащийся 2-го курса Саратовской консерватории и подали прошения два комсомольца. Просеивание абитуриентов видно из следующей статистики: «В очередной набор в духовные учебные заведения - т. е. на 1957 год - поступило 765 заявлений о приеме. По сравнению с прошлым годом количество поданных заявлений увеличилось на 168, а среди принятых на 42». Вот каким высоким был процент отсеивания, и этим, конечно, занимались работники Совета по делам РПЦ. Немало было абитуриентов, на которых Совет рекомендовал обратить особое внимание, т. е. как-то не допустить их к получению богословского образования. Например: студент 4-го курса медицинского института, студент 4-го курса пединститута, инструктор райсовета и бывший заведующий клубом в сельсовете. Это смущает власти. Любопытна докладная записка, составленная по ленинградским духовным учебным заведениям на 1955-1956 гг. Совету по делам РПЦ, где выражалось большое беспокойство по поводу того, что в духовную семинарию митрополит Григорий принимает таких лиц, как сын баптистского пастора, проживавшего на оккупированной территории, другое лицо - с судимостью по 58-й статье.
Особенно занимал уполномоченного Совета бывший военнослужащий 35 лет, приславший длинное письмо, в котором пишет, что на войне, где воевал и был награжден, он пришел к заключению о бессмысленности жизни без Бога и стремится попасть в духовную академию или семинарию, чтобы, наконец, получить богословское образование и всю свою жизнь посвятить служению Богу. Кончается это письмо следующими словами: «Я обращаюсь к Вам не только за советом, но и за покровительством, за помощью. Я обращаюсь к Вам, потому что Ваши старания на пользу Церкви не остаются безызвестными». Письмо адресовано ректору Ленинградской духовной академии. Хотя митрополит Григорий вынес резолюцию: «Совету академии на рассмотрение», инспектор Парийский, видимо под давлением уполномоченного Совета, отклонил это ходатайство. Уполномоченный жалуется на митрополита Григория, что тот слишком широко принимает такого рода кандидатов в духовные школы. Иными словами, в духовные школы следует допускать, по мнению Совета, только посредственности, ничего не обещающие в будущем [48].
Уже к 1959 г. Совет стремится пресечь попытки увеличить число студентов в семинариях и академиях, расширить их помещения. Так, Карпову уполномоченный Совета по Ленинграду Чернов пишет: «Стремления расширить контингент учащихся нельзя считать оправданными с точки зрения Совета. Более того, Совет настаивает на немедленном закрытии Ленинградского заочного отделения в связи с открытием такового в Москве». Докладная записка члена Совета Сивенкова, посланного на инспекцию Ленинградских духовных школ в том же 1959 г., адресованная Карпову, - уже явное свидетельство непосредственного вмешательства Совета в учебный процесс духовных школ. Так, он считает недопустимым кандидатские и дипломные работы семинаристов и студентов академии на нравственные темы, в которых они развивают мысли о том, что родители должны активно воспитывать детей в религиозном духе, и комментирует: «...эти сочинения авторов являются прямым нарушением ленинского декрета об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. Авторы не признают и осуждают постановку коммунистического воспитания подрастающего поколения в советской школе». Не нравится ему и постановка изучения Конституции и советского законодательства о Церкви в духовных школах, так как оба предмета подаются там так, «чтобы подготовить служителей Церкви к лучшему приспособлению религиозной идеологии и церковной деятельности к условиям социалистического строя» [49].
Окончательная расправа с семинариями начинается в 1960 г. Дела о духовных учебных заведениях за 1960 г. полны постановлений руководителей Совета по делам РПЦ о недопущении того или иного кандидата в семинаристы, уже после их принятия семинарским начальством. Предлоги, используемые в этом случае Советом по делам РПЦ, были таковы: отсутствие рекомендации правящего архиерея - как будто это дело Совета, а не академического начальства; моральная нестойкость, а отсюда - сомнение уполномоченного в том, что из кандидата выйдет хороший пастырь. Но что имеется в виду под моральной нестойкостью? Опять же разве это дело Совета, епископа и руководства семинарии? Другие причины недопущения в семинарию - это бывшее членство в КПСС или ВЛКСМ. На 1960 г: приходится немало дел священников и выпускников семинарии, посланных на епархии по просьбе местного епархиального архиерея, но не получивших регистрации. Епископ разводит руками: 25 вакансий в Краснодарской епархии, а ни одного выпускника семинарии он не может прописать - уполномоченный СДРПЦ не дает. Характерный пример в Курской епархии, где секретарь Курского обкома Архипова заявила, что она не желает, чтобы в Курскую епархию посылались молодые священники - выпускники духовных школ. Епископ Леонид Курский, который выписал 5-6 таких молодых священников, не смог их прописать, когда они приехали. Местный уполномоченный пишет в Совет, чтобы указанные лица не посылались в распоряжение епископа Леонида.
В 1960 г. закрывается Ставропольская духовная семинария, что было довольно нелогично. Этому акту предшествовала пропаганда в печати - с доносами, с письмами колхозниц, работников швейной фабрики, группы студентов университета - против Саратовской, а не Ставропольской семинарии. И вдруг в 1960 г. закрывается не маленькая Саратовская семинария, а гораздо большая и более благоустроенная Ставропольская, официально сливавшаяся с Саратовской.
По этому поводу епископ Ставропольский Антоний направил протест, в котором говорилось, что логичнее было бы закрыть Саратовскую, слить ее со Ставропольской. Ставропольская семинария имела 4 здания, купленные у частных лиц и построенные Церковью, за что епархия уплатила 1 300 888 руб. Теперь власти отбирали 3 из 4 зданий. Патриархия протестовала, ссылаясь на Постановление Совета Народных Комиссаров от 22 августа 1945 г., давшее Церкви частичное право юридического лица на приобретение и владение домами. В ответ юрисконсульт Совета по делам РПЦ указывал, что по этому постановлению право владения у Церкви только целевое; здания приобретены под семинарию, семинария закрывается, следовательно, здания переходят государству совершенно безвозмездно. Опять государство грабило Церковь, причем даже забрало грузовую машину [50].
В том же 1960 г. закрылись Киевская и немного позже Саратовская семинарии. Минская семинария формально не была закрыта, просто после 1959 г. в нее не допускали новых воспитанников, власти не прописывали студентов, не пропускали их в Жировичи, где находилась семинария. Таким образом, в 1963 г. после последнего выпуска семинария перестала функционировать. В последнем выпуске в ней числилось 5 учащихся, переведенных из 3-го в 4-й класс. Уже в 1962 г. предпринимались активные усилия по закрытию семинарии.
Гордун в уже цитировавшейся работе приводит интересный документ, составленный уполномоченным Совета по УССР Г. П. Пинчуком: «В соответствии с постановлением ЦК КП Украины духовная семинария в городе Луцке Волынской области должна в 1963 г. прекратить свое существование». О прекращении деятельности духовной семинарии в Луцке и Минске говорил председатель Совета по делам РПЦ при Совете Министров СССР Куроедов на всесоюзном семинаре и совещании уполномоченных Совета в июле 1963 г. «Товарищ Куроедов сказал, что нужно принять меры в этом году, чтобы желающих поступить в семинарию не было, как и за последние 3 года». Уполномоченный Совета по Волынской области 26 сентября 1963 г. писал (цитирую по Гордуну): «Всего в семинарию о поступлении в первый класс было подано 12 заявлений со всеми требуемыми документами. Кроме того, было 8 запросов об условиях приема и учебы... Ряд лиц сразу после подачи документов в семинарию поспешили сняться с учета по месту жительства и выехать, чтобы их не нашли по указанному адресу. Есть основания полагать, что все это не было случайностью, а делалось по совету руководства семинарии. Из 12 оформленных документов семинария по нашей рекомендации по различным причинам 6 заявлений возвратила обратно. Из оставшихся 6 человек на приемные экзамены прибыли трое... Несмотря на все наши усилия, полностью сорвать набор не удалось. В дальнейшем если семинария будет продолжать свою работу, не допустить нового набора будет еще более трудно».
Гордун комментирует, что после этого власти отобрали у семинарии второй этаж здания, сняли номерные знаки с принадлежащей ей машины, на которой доставлялись продукты в семинарию, не прикрепленную ни к какой пищевой базе, и к 1965 г. семинария фактически перестала существовать [51].
Гонения на духовные школы, на студентов богословия, на наиболее интеллигентных абитуриентов, поступавших в семинарии, - все это ничуть не мешало властям использовать семинаристов и молодое духовенство для пропаганды советской внешней политики. Речь идет о 6 молодежном фестивале, состоявшемся в Москве в 1957 г. Тут и семинаристы, и молодые священники весьма пригодились для пропагандистских встреч с западной молодежью. События развивались примерно таким образом: С. Романовский, председатель подготовительного комитета Международного фестиваля молодежи за мир и дружбу, направил письмо Карпову, в котором сообщалось, что ожидается больше 30 тыс. молодежи разных политических и религиозных взглядов. Многие захотят пойти в церкви, познакомиться с религиозной жизнью в СССР, провести встречи по религиозным убеждениям. Поэтому надо привлечь Церковь и подготовить ее к таким встречам.
2 января 1957 г. состоялась встреча в Совете по делам РПЦ при участии митрополита Николая Крутицкого, ректора Московской духовной академии Ружицкого и др. Постановления этой встречи: в патриархии создать специальную комиссию по подготовке к фестивалю, издать сборник о положении и деятельности РПЦ, специальные альбомы Троице-Сергиевой лавры и других святынь для раздачи на фестивале, изготовить иконы, крестики и другие религиозные предметы, подобрать комплекты литературы, Библий для раздачи молодежи; комиссии обсудить вопрос и представить свои соображения по запросам английского комитета комиссии христианской молодежи о целесообразности проведения собрания христианской молодежи, посещения церквей в Москве и деревнях; подготовить группу студентов Московской духовной семинарии и академии для встреч и бесед с участниками фестиваля; обсудить желательность проведения духовного концерта для участников фестиваля. В своем докладе Романовский подчеркнул, что главная тема и смысл фестивалей молодежи - это мир и дружба; на это должен быть сделан упор. Молодежь приезжает, напичканная антисоветской пропагандой, и в этом ее надо разубедить [52].
Церковь предложила организовать посещение гостями фестиваля Троице-Сергиевой лавры и других храмов и церквей в Москве и различных городах. С этой целью в поездку по стране был направлен священник, который в отчете на имя митрополита Николая сообщил, в каких городах, по его мнению, какие храмы можно предложить посетить иностранцам, что нужно сделать, чтобы привести их в надлежащий вид, какие для этого потребуются затраты и т. д. Церковь пыталась кое-что из этого выгадать. Например, Ведерников, редактор Журнала Московской патриархии, хотел использовать открывшуюся возможность издания книг и альбомов для раздачи иностранцам, чтобы напечатать их большим тиражом, чем требовалось для фестиваля, мотивируя это перед Советом по делам РПЦ тем, что «книги нам будут нужны и в дальнейшем». Митрополит Николай безрезультатно пытался добиться возвращения Церкви храма на Калужской площади, используемого под кинотеатр, что, по его мнению, может произвести нехорошее впечатление на иностранцев.
На специальном заседании духовенства Московской епархии и актива патриархии 29 января 1957 г. было определено, какие из действующих церквей могут принять и сколько делегатов. Из числа студентов Московской духовной академии выделялось до 20 человек в качестве гидов по Троице-Сергиевой лавре, 12 молодых священников - для встреч и бесед с молодежью. Предлагалось прочитать доклад для молодежи о положении религии в СССР, об устройстве и жизни Русской православной церкви, ее связи с православными и инославными церквами и объединениями. В программу входили духовный концерт хора Елоховского собора, организация в Московской духовной академии просмотров фильмов о жизни Церкви и выставки. Журнал Московской патриархии открыл специальную рубрику о фестивале, его значении и задачах. Издавались альбомы , сувениры тиражом до 25 тыс. каждый. Патриархия опять же пытается из этого что-то выкроить для Церкви, требуя от властей, чтобы они привели в порядок находившиеся в ужасном состоянии кладбища при храмах, которые подчиняются государству. Окончательная цифра представителей Церкви для встречи с зарубежной молодежью была определена - 260 студентов и воспитанников академий и семинарий; 35 преподавателей семинарий и академий, 40 мирян-прихожан, отобранных поименно. Среди церковных представителей были: будущий митрополит Ленинградский И. М. Снычев; известный молдавский депутат в Верховном Совете, будущий протоиерей Петр Дмитриевич Бубуруэ; студент Вахромеев, будущий митрополит Минский; Рожков, будущий священник и настоятель Николо-Кузнецкой церкви, Свистун, будущий архиепископ Макарий.
В обязанность встречавшихся с иностранцами было вменено составление подробнейших письменных отчетов [53].
Когда дело дошло до проведения конкретных лекций о религии и Церкви для иностранной молодежи, за исключением общего официального доклада о положении Церкви в СССР, который содержал только общие формальные сведения, все остальные доклады, касающиеся религии, богословия, были поручены молодым философам-марксистам, преподавателям или аспирантам вузов и научно-исследовательских институтов, профессиональным атеистам, которые потом будут широко известны своими работами, печатавшимися в «Науке и религии» и «Вопросах научного атеизма». В их числе Мчедлов, Мосолов и другие. Именно они, а не профессора духовных академий читали на фестивале богословские лекции. Тем не менее, удалось ввести в заблуждение иностранцев. Группа мексиканских журналистов, посетив Троице-Сергиеву лавру, записала в книге отзывов: «Благодаря советскому режиму, народу и правительству религия в стране очень уважаема» [54].
Монастыри
Особенно пострадали при Хрущеве монастыри. Количество монастырей сократилось с 90 в середине 50-х гг. до 18 спустя десятилетие. Процесс ликвидации монастырей начался в 1958 г., когда значительно повысился налог на здания и монастырские угодья, установленный в 1945 г. Теперь монастыри должны были платить ежегодно 40 тыс. руб. (старыми) или 4 тыс. руб. (новыми) за одну сотку земли. Так, Почаевский монастырь должен был выплачивать 400 тыс. руб. (новыми) за свои 10 га пахотной земли [55]. Кроме того, все монастыри, исключая Троице-Сергиеву лавру, находились на территориях, подвергшихся вражеской оккупации, и были открыты с одобрения оккупационных властей, что облегчало их «законное» закрытие. Постановлением Совета Министров от 16 октября 1961 г. были сокращены земельные участки монастырей, обеспечивавшие их продуктами питания. Поскольку же размеры сокращений не были установлены этим документом, последовали административные злоупотребления. Так, у Почаевского монастыря, где в 1961 г. находилось 140 монахов, были конфискованы в 1962 г. и поля, и сады. Тем же постановлением было запрещено монастырю нанимать рабочих для мастерских или для сельскохозяйственных работ. Поскольку одновременно местным органам были даны секретные указания отказывать в прописке молодым людям, желающим поступить в монастырь, произвольно выселять, арестовывать или призывать в армию молодых монахов, то легко понять, что оставшиеся, в основном престарелые, монахи попросту не могли себя обеспечить и заплатить драконовские налоги. Упомянутый документ предписывал также монастырям обязательно заключать арендные соглашения на все постройки, кроме самих храмов.
Таким образом, с течением времени местная администрация могла сократить число монастырских зданий или даже конфисковать их. В Почаеве к 1966 г. были конфискованы все здания, кроме монашеских келий: гостиница для паломников была превращена в государственную больницу, другие монастырские строения были переданы различным гражданским учреждениям. Наконец, в связи с уже упоминавшимся запрещением поддерживать беднейшие приходы и монастыри из средств других приходов и епископов монастыри стали полностью зависеть от доброхотных пожертвований богомольцев. Впрочем, и этот последний источник средств был удачно сокращен тем же постановлением 1961 г., запрещавшим организованное «паломничество к святым местам», допуская конфискацию гостиницы и запрещая ночевать в монастырских церквах [56]. Все эти меры легко превращали монастыри в неплатежеспособные учреждения, которые затем правительство закрывало за неуплату налогов.
Однако в борьбе с национальной святыней - Почаевским монастырем в 60-е гг. власти просчитались. В течение этих пяти лет светские паломники и горстка монахов смогли привлечь всеобщее внимание (включая мировую общественность) к судьбе монастыря и к концу 1966 г. добились отмены большинства запрещений и насильственных мер. Монастырь существует и по сей день, хотя количество его насельников сократилось со 146 до 35.
/По данным на 1993 г. братия Успенской Почаевской лавры насчитывает около 80 человек. Лавра - один из древнейших монастырей Русской православной церкви. Расположена в г. Почаеве Тернопольской области, в 200 км. от г. Львова. Основан в конце IX века учениками святителя Мефодия. Около 1240 г. в монастыре появились иноки из разоренного Батыем Киева, которые дали ему название - Почаевский. Монастырь окреп при настоятеле Иове (1551-1651). Содействие в возрастании роли монастыря оказал киевский воевода, князь К. К. Острожский. Обители становится центром духовного просвещения и проповеди православия у западной границы Русской земли. После смерти Иова с 1721 по 1831 г. монастырь находился в руках униатов. Граф Н. Потоцкий построил в нем грандиозный собор Успения Пресвятой Богородицы в стиле позднего барокко (архитектор Готфрид Гофман). В 1831 г. монастырь был возвращен православным верующим, а в 1833 г. ему было присвоено наименование лавры. В 1911 г. в лавре по проекту А. В. Щусева был построен большой собор в древнерусском стиле в честь Живоначальной Троицы. Его портал украшен мозаичным образом Спаса Нерукотворного, автором мозаики является Н. К. Рерих. Главной святыней в лавре считаются запечатленный на камне след правой стопы Богородицы, рака с мощами настоятеля Иова и икона Божией Матери Почаевской. - Прим. ред./
Приходские церкви
Главные источники информации о произволе в закрытии приходских церквей и о преследованиях священников и епископов, сопротивлявшихся этим закрытиям, - это самиздатовские документы покойного Бориса Талантова, учителя математики и православного верующего из Вятки (Киров), а также обращения священников Глеба Якунина и Николая Эшлимана.
Мы уже упоминали, как устанавливалась «законность» на ранее оккупированных землях: в Одесской епархии, например, было закрыто 210 церквей из 400, на Волыни - 180, в Житомирской епархии - 68, 43 - в Полтавской, 40 - в Черкасской епархиях, 18 из 25 в одном Липканском районе Молдавии... 12 в Новгородской епархии, в Киеве из 25 церквей осталось 8, в Одессе - 9 из 23, в Измаиле - 1 из 5, в Ростове-на-Дону - 4 из 12. В Орле, Брянске, Чернигове, Риге, Каунасе были закрыты кафедральные соборы». В Белоруссии из 1250 православных церквей, действовавших в 1945 г., к концу 1964 г. оставалось чуть больше 400 [58].
Однако произвол с закрытием и разрушением церквей имел место также и на тех территориях, где никогда не было вражеской оккупации. В Вологодской епархии из 800 приходов, действовавших до революции, к середине 60-х гг. оставалось 17. В Пермской епархии на Северном Урале к началу 60-х гг. было, закрыто более 15% приходов. Из 75 приходов Кировской епархии (до революции их было 500) к 1965 г. оставалось только 35, и это несмотря на тот факт, что некоторые церкви были построены на средства самих прихожан и начали действовать легально не далее как в 1956 г. [59]. Как это осуществлялось?
В некоторых случаях советские законы предписывали, чтобы человек работал там, где он прописан, о чем объявлялось приходскому священнику, который не всегда был прописан в том месте, где служил. Священников не хватало, так как закрывались семинарии и пастырские курсы и одновременно ширилась практика лишения священников регистрационного разрешения [60]. Тогда по прошествии 6 или более месяцев уполномоченные СДРПЦ обычно закрывали церковь и часто разрушали ее, чтобы она не открылась и в будущем [61].
Вопреки утверждению Струве, священники никогда не платили налоги наравне с советскими служащими. В послевоенный период по отношению к духовенству применялась ст. 19 Положения о подоходном налоге от 30 апреля 1943 г., по которой священники облагались налогом как частные предприниматели, т. е. минимальный налог составлял 81% дохода при доходе свыше 7000 руб. в год (тот же доход у советского служащего облагался налогом в 13%). В лучшем случае этот закон применялся до 1960 г.». Более того, с 1962 г. священники обязаны были получать от своих приходов установленную плату в противоположность прежней практике материальной поддержки священнослужителя в зависимости от взносов прихожан. Фиксированная зарплата означала, что львиная доля взносов прихожан уходила государству в виде налогов. А более бедные приходы, которые не могли позволить себе выплачивать зарплату священнику были обречены оставаться без постоянного священника, что вело к закрытию храма.
В 1960 г. в прессе началась кампания против продажи в храмах свечей. Заявлялось, что 75% дохода Церкви составляет прибыль от продажи свечей. Однако Талантов в открытом письме советскому правительству убедительно доказал, что доход церкви от продажи свечей зависит от соотношения количества свечей, потребных для служебных целей, и количества свечей, непосредственно проданных верующим. Когда соотношение 50 на 50, церковь зарабатывает примерно 10 руб. на килограмме, но в маленьких сельских храмах, где освещение по большей части свечное, храм фактически торгует свечами в убыток. Если соотношение 75% для нужд храма и 25% - верующим, то храм теряет на каждом килограмме 5 руб. [63]. Тем не менее церквам было запрещено зарабатывать на свечах под тем предлогом, будто такая прибыль равноценна «взиманию обязательных пожертвований» церковью, что запрещено законом [64].
Очевидно, этот запрет распространился не всюду и позднее был отменен, поскольку по свидетельству русских клириков, церкви по-прежнему зарабатывают на свечах. Все перечисленные меры были направлены на то, чтобы как можно большее число приходов лишились самообеспечения и, таким образом, дали повод к их закрытию.
В других случаях, например, созывалось общее собрание колхозников, и, если даже вопреки давлению партийных функционеров оно принимало решение против закрытия церкви, в протоколе записывалось решение о закрытии, которое затем и приводилось в исполнение [65].
Таким образом, из 13 400 православных церквей, действовавших в 1958 г., к 1965 г. осталось открытыми менее 8 тыс. Подобным образом сократились и другие религиозные объединения [66]. Священники также лишались «регистрации», т. е. права служить легально, и даже арестовывались за «попытку привлекать молодых людей», за смерть новокрещеных младенцев или просто за то, что пользовались популярностью и привлекали народ в церковь [67].
Почему возобновились преследования Церкви?
Навязанные Церкви перемены в статусе священников сами по себе являются безусловным свидетельством того, что новая широкая кампания против Церкви не была всего лишь «злоупотреблением местных административных органов», как об этом заявляли на пресс-конференциях некоторые руководители Церкви, когда их прижимали вопросами информированные западные журналисты. Преследования были организованы центральной властью и оттуда направлялись. Примечателен тот факт, что развязанная кампания не подвергалась никакой критике, но, напротив, в прессе она открыто поддерживалась такими, например, заявлениями: «Борьбу с религией нужно не только продолжать, но усилить всеми возможными средствами» (курсив мой - Д. П.). Характерно, что спустя два года после начала новых преследований в цитируемой статье признавалось, что религиозность продолжает расти. Более того, в ней отмечалось новое распространение язычества и дохристианских религий в тех районах, которые недавно обратились к христианству, - Сибири и Дальнем Востоке [68].
Об определенном оживлении религиозных настроений свидетельствует и автор работы, опубликованной в 1958 г. в Москве: «Теперь ни одна служба не обходится без оживления интереса к религии... Епископы в последнее время объезжают свои епархии, служа... в местных церквах чаще [чем раньше]; существенно выросли хоры, многие церкви восстановлены». Тот же процесс, по его словам, наблюдался и у сектантов, мусульман и евреев [69].
Любопытный факт об одном из посещений епископом собора в Херсоне приводится в церковном источнике: «Весь собор наполнен до отказа... на галереях, ступеньках, во дворе собралось около семи тысяч человек. Епископ произносит по две-четыре проповеди в течение одной службы. После литургии духовенство обедало у меня дома; обед был приготовлен и для хора, гостей и для бедных паломников...» Из толпы к ногам епископа бросали цветы, приветствуя его с восторгом, преданностью и любовью [70].
Очевидно, такие праздничные богослужения не были исключительными, поскольку многочисленные подобные факты отмечаются ив атеистических публикациях. Например: «...в некоторых церквах на Пасху около 100-150 детей, одетых в специально приготовленные костюмы, шли в голове крестного хода, неся иконы и посыпая дорожку цветами... В специально отведенные дни проводятся службы для детей... Многие священники запрещают детям петь советские песни и вступать в пионеры...»
Священники организуют походы с молодежью, во время которых «ведут с ними разговоры о счастье и добродетели». Некоторые священники были в это время посажены в тюрьму за попытки привлечь молодежь в Церковь [71].
В то же время выяснилось, что большинство монахов и монахинь, по крайней мере в некоторых монастырях, - вовсе не старики или не были таковыми при пострижении [72]. Это чувствительно затронуло советские власти и повлекло за собой уже упомянутое антимонастырское постановление 1958 г. и отчаянные усилия закрыть как можно больше монастырей. Постановлением Совмина от 16 октября 1961 г. республиканским правительствам предписывалось «представить в течение шести месяцев отчет о сокращении числа действующих монастырских общин» [73].
Очевидно, в предчувствии суровых времен патриархат в 1960 г. выступает с серией статей о необходимости укрепления церковной дисциплины, большей преданности Церкви и скромности духовенства. Одна из статей ссылается на послание патриарха Алексия от 1953 г. и другие послания, призывающие священников и епископов не вводить мирскую практику ежегодных отпусков, потому что пастырь не может быть в отпуске от своей паствы. Осуждались также богатые застолья и другие роскошества, поскольку деньги на них - это доброхотные приношения верующих на церковные нужды, а не на физические удовольствия духовенства. Духовенство - слуги, а не князья Церкви. В другой статье священников призывают наставлять верующих в церковной дисциплине и культивировать частое приобщение [74].
Из атеистических брошюр мы узнаем в то же время, что многие священники и приходы занимались подпольной благотворительностью среди бедных, организовывали бесплатные обеды после литургии для нуждающихся прихожан, особенно прибывших издалека; что священники в своих проповедях «нападают на атеистов и атеистические организации» [75]. Вообще атеисты начинают проявлять усиленное внимание к содержанию проповедей с конца 50-х гг. Отмечалось, что в большинстве церквей проповеди произносятся несколько раз в неделю, хотя традиционно проповеди полагались после воскресной или праздничной литургии. В то время как религиозные авторы (например, Левитин, Желудков, Талантов) жаловались на низкий уровень проповедей, атеисты оценивают большинство проповедей как эффективное средство привлечения людей в Церковь и укрепления их в вере. Советские источники иногда обращаются даже прямо к анализу предмета проповеди в отдельных городах или епархиях. Так, обзор, проведенный в начале 60-х гг. в Астрахани, отмечает следующие предметы проповедей: спасение - 33%; экклесиология и таинства - 23, апологетика - 11, церковное учение о Боге и Спасителе - 15% [76]. Очевидно, обязательные темы защиты мира и советская социальная система, занимавшие ведущее место в проповедях, опубликованных в Журнале Московской патриархии, составляли ничтожную долю в общем содержании устных проповедей духовенства.
Было ли это возрождение Церкви результатом того, что духовенство пополнилось священниками, освобожденными из лагерей в 1956 г., и новыми выпускниками возрожденных семинарий, которые сменили робких и деморализованных представителей старшего поколения, переживших сталинский террор? Массовое закрытие семинарий в 1960-1964 гг. подтверждает наше предположение о том, что режиму не нужны были новые священники.
Но если за священниками в целом велось государством такое пристальное наблюдение, что они были вынуждены ограничиваться в своей духовной деятельности пределами храма, миряне продолжали вести миссионерскую работу, привлекая людей к Церкви, о чем свидетельствуют и советские атеистические источники, и духовенство.
Вырисовывавшаяся картина меньше всего говорила об умирании религии. А это уже было несовместимо с постулатом - процветающей Церкви нет места в коммунистическом обществе. Соответственно, как сообщают неофициальные источники того времени, после XXI съезда партии в 1959 г. ЦК КПСС было принято секретное решение «в основном» решить судьбу Церкви в годы выполнения семилетнего плана социального и экономического развития.
На массовое закрытие церквей и страх верующих перед «неприятными последствиями» посещения храма Церковь ответила тем, что советские религиоведы назовут позднее «модернизацией». Сюда относится новая практика заочного отпевания и даже заочного венчания, а также исповедь по переписке. Как свидетельствует советский источник, в 1963 г. в одной церкви 63% (а в другой - 89%) всех частных религиозных обрядов было совершено в отсутствие самих верующих, на основании письма или просьбы. Другим нововведением, вызванным сокращением числа храмов, стало совершение двух и более литургий в день в одном храме, а также использование пожилых женщин или монахинь для работы алтарницами [77]. Упомянутые исследования продемонстрировали также, что административное давление не сократило числа верующих, как это показывало количество крещений: 40-60% новорожденных [78]. Также сообщали о нововведении в совершении литургии: перед службой священник разъяснял верующим наиболее трудные для понимания моменты службы, а затем даже переносил в некоторые моменты службы совершение литургии из алтаря на середину храма, чтобы верующие непосредственно могли в ней участвовать. Это, несомненно, возврат к литургическим экспериментам обновленческого епископа Грановского.
Вскоре после падения Хрущева советские профессиональные атеисты начали осторожную переоценку пяти лет преследований. По общему мнению, суровые преследования не оправдались: гражданская и политическая лояльность многих верующих была подорвана этими мерами. Лишившись зарегистрированных церквей, верующие уходили в подполье. А тайная, неконтролируемая религиозная жизнь, по общему признанию, представляла для советской власти большую угрозу, чем легальная (а значит - контролируемая) Церковь. Более того, преследование верующих и их страдания привлекали к ним «нездоровые» симпатии со стороны тех, кто иначе остался бы вне религиозной сферы. Также и огромные усилия, по вербовке на сторону атеизма ренегатов-священников принесли неожиданные плоды: верующие были убеждены, что эти изменники служили Церкви за деньги, а теперь будут по тем же причинам служить атеизму, так что чем большее их число покинет Церковь, тем для нее лучше. В целом же с падением Хрущева кампания преследования Церкви прекратилась, хотя очень немногие из закрытых церквей были тогда открыты вновь; их открытие и восстановление началось лишь после 1987 г.
Митрополит Никодим и внешние сношения РПЦ
Все, кто знал о размахе хрущевских преследований Церкви, в особенности поражались тем заявлениям, которые делались представителями патриархата за границей и на пресс-конференциях для иностранных журналистов в Москве. Не следует забывать, что даже митрополит Николай, возглавлявший внешнюю политику патриархата, хотя и лишился своего поста в 1960 г. из-за столкновений с государством, поддерживал ложные заверения сотрудников Отдела внешних сношений патриархата, будто «Церковь в России свободна и не подвергается преследованиям». Николай однажды сказал с горькой улыбкой: «Будь я на их месте... я, возможно, говорил бы то же» [79].
Однако митрополит Николай не был на их месте: хотя и более молодой, чем патриарх, он был принужден уйти со своих ключевых позиций в Церкви в 1960 г. В частной беседе всего лишь три недели спустя после его ухода (21 июня) с поста председателя Отдела внешних церковных сношений митрополит сказал, что так государство отреагировало на его смелые проповеди против только что начавшейся дикой антирелигиозной пропаганды, полной оскорблений и лжи. Он еще верил, что патриарх и епископы смогут противостоять прямому вмешательству государства во внутренние дела Церкви. Митрополит уверял своего собеседника, что власти могут уволить его только с этого поста, скорее политического, чем церковного значения, хотя формально он сам просил Синод об освобождении. Один из членов Синода сначала заявил, что никогда не подпишет увольнение Николая. Однако сам митрополит Николай ответил: «Это необходимо». Патриарх подтвердил свое согласие, и вопрос был решен. Николай пребывал в уверенности, что власти не станут и не смогут принуждать Церковь уволить его с поста митрополита Крутицкого, самого престижного в Церкви после патриарха. Николай сказал: «Они не посмеют. Синод не согласится». Но они посмели. В сентябре следующего года Николай был смещен и с этого поста. А менее чем через год он умер, официально - от сердечного приступа.
Близкий митрополиту человек предполагал, что он потому решился просить у Синода своего увольнения, что «ему совесть не позволяла согласиться на требования, предъявленные ему Советами» [80]. Было ли одно из требований - ни при каких обстоятельствах не признавать, что в СССР преследуют Церковь? Судя по поведению сменившего Николая на посту главы Отдела внешнецерковных сношений молодого (ему исполнился 31 год) архимандрита Никодима, вскоре рукоположенного в епископы, затем в архиепископы и, наконец, в митрополиты, - возможно, такова и была причина смещения Николая.
В самом деле, Никодим (Ротов Борис Георгиевич) был очень осторожен, никогда не делал и намека на преследования в официальных заявлениях и даже в частных беседах признавал лишь отдельные случаи, да и то только тогда, когда его припирали к стенке фактами. Его администрация положила начало новой эре внешней политики Московского патриархата. Николай подчинялся требованиям советской внешней политики. Никодим, выросший в годы советской власти, сын первого секретаря Рязанского обкома, неофит, воцерковившийся в отрочестве, обладал теми чертами нового епископа, на которые указывал о. Всеволод Шпиллер. Во внешней политике он повел себя изобретательнее своего предшественника и стал более независимым партнером советского режима.
Политика Никодима, конечно, вполне соответствовала хрущевской политике мирного сосуществования, расширения и укрепления внешних связей Советского Союза, - короче, попыткам выйти из изоляции. Именно Никодим привел Московский патриархат во Всемирный Совет церквей (хотя принципиальное решение было принято его предшественником) [81]. Никодим принимал участие в организации, а затем и в работе Пражской мирной конференции, а также и в других межконфессиональных встречах, прошедших на Западе. Он прекратил нападки на Ватикан и установил с ним тесные контакты. Наконец, при нем и по его инициативе Православной церкви Америки была предоставлена автокефалия. Он организовал специальную секцию афро-азиатских студентов Ленинградской духовной академии и развернул программу обмена студентов с Ватиканом и вообще с римско-католической церковью. В противоположность Николаю, который в заграничных поездках пытался поддерживать советские внешнеполитические интересы и тем способствовал дальнейшей изоляции Русской православной церкви от всего мира и мирового христианства, Никодим стремился к установлению постоянных связей, контактов, взаимного обмена в объеме, который был необходим Церкви, чтобы выжить внутри советского организма, а не вне его - так, чтобы Церковь смогла сыграть активную роль в обществе тогда, когда государство осознает ее необходимость. Он глубоко верил, что такой момент настанет, даже «если тем временем от нас останется две-три церкви на всю страну».
Что же касается тех ложных заявлений, которые делали православные епископы (не исключая и его самого), то он однажды заметил автору этой книги с горькой усмешкой: «Только вы там, на Западе, с такой готовностью реагируете на ложные заявления... Советские люди к ним привыкли... Я не говорю, что это хорошо или плохо. Я лишь констатирую факт, что то, что шокирует вас, не вызывает подобной реакции в нашей стране». Обстоятельства разговора не позволяли усомниться в полной искренности собеседника.
Как неофит, пришедший к христианству в условиях воинствующего атеизма, он был менее чувствителен к богословским различиям между православием и другими христианскими конфессиями, в особенности римско-католической. Как однажды он сказал автору этой книги, объясняя причины, почему Московский патриархат (под его прямым нажимом) решил допускать католиков к причастию, когда отсутствуют католические священники: «В нашем современном мире агрессивного атеизма различия между христианами гораздо меньше того, что объединяет их в противостоянии материализму и атеизму, и мы должны подчеркивать нашу общность, а не противоречия».
Можно, пожалуй, предположить, что в католичестве с его централизованной структурой и авторитарной властью Никодим мог видеть сильного противника тоталитарной, централизованной власти Коммунистической партии и, возможно, это привлекало в нем Никодима. Николай же, выходец из Белоруссии, где довольно непримиримо сталкивались православие и католичество, никогда бы не смог подобным образом строить отношения с западным христианством вообще и с католичеством в частности. Так что политика Никодима в отношении Запада носила отпечаток действительной искренности и доброй воли, чего нельзя сказать о всегда вынужденных контактах с Западом Николая. Возможно, в этом следует видеть важную причину чрезвычайной популярности и престижа Никодима в церковных кругах Запада, включая Всемирный Совет церквей, хотя сам владыка был весьма разочарован секуляризацией этого органа [82].
Связи и авторитет Никодима поднимали международный авторитет Церкви, которую он представлял, что, в свою очередь, побудило советское правительство оказывать ей больше уважения. И хотя продолжались преследования отдельных лиц, в особенности молодых интеллигентов, обращавшихся в христианство, нападки на патриархат и патриаршую Церковь в целом после Хрущева стали редкостью.
Примечания
[1]. См. отчеты в Журнале Московской патриархии о постройке церкви в Ашхабаде на месте разрушенной землетрясением в 1948 г. (1958, № 2); другая церковь была построена епископом Ермогеном в Киргизии (1958, № 7); новая церковь была построена в Ровенской обл. Украины (1958, № 11. С. 8).
[2]. Почти в каждом номере Журнала Московской патриархии за 1954-1958 гг. имеются отчеты о возвращении государством одного-двух храмов, они восстанавливаются верующими и освящаются вновь. Архиепископ Ташкентский и Центральной Азии Ермоген сумел полностью перестроить Успенский собор в Ташкенте в 1958 г. (Журнал Московской патриархии. № 1. 1958. С. 13-15).
[3]. Поповский М. Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга. Париж, 1979. С. 466-467.
[4]. Там же. С. 89-94; Струве Н. Указ. соч. С. 269.
[5]. По крайней мере, таков был тираж Журнала Московской патриархии в 1974 г. {Фуров В., зам. председателя Совета по делам Русской православной церкви - Секретный отчет ЦК КПСС о положении Русской православной церкви. Опубликован в «Вестнике русского студенческого христианского движения». 1979. № 130. С. 328.) Баптистский журнал и «Журнал православной Украины» выходили 6 раз в год и имели тираж примерно 10 тыс. экз. или меньше.
[6]. Шафаревич И. Законодательство о религии в СССР. Париж, 1973. С. 50-52. Он отмечает также у студентов наличие морального разлада: все они должны были сдавать экзамены по «научному атеизму», заучивая без всякой критики марксистские нападки на религию, независимо от собственных взглядов.
[7]. Marshall Richard. Jr., ed. Aspects of Religion in the Soviet Union, 1917-1967. Chicago: University Press, 1971. P. 140-143.
[8]. Например, Дулуман, Дарманский, Чертков, Геродник. См. также книги и брошюры священников-ренегатов, например: Мы порвали с религией. М., 1963 (тираж 28 тыс. экз.); Янушкевич А. Б. Раздумье о вере. М., 1961. Цифра «200» взята из книги Н. Струве (Указ. соч. С. 320).
[9]. Послание № 23 (Журнал Московской патриархии. 1960. № 2. С. 27).
[10]. Русская православная церковь. Мюнхен, 1962. С. 132-134; Гордун С. Русская православная церковь при святейших патриархах Сергии и Алексии // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж, 1990. № 158. С. 126-127.
[11]. В отчетах СДРПЦ указано, что за 1961 г. снято с регистрации 430 священнослужителей. Сокращение за 1960 г. - 1002 священнослужителя.
[12]. Сведения о ходатайствах... за 1961 г. - ЦГАОР, оп. 2, ед. хр. 288, л. 27-45; Запись беседы с патриархом - там же, ед. хр. 227, л. 71-79.
[13]. Докладная записка ст. инспектора СДРПЦ Пашкина А. М. - там же, ед. хр. 229, л. 1-5; О запрещении религиозной пропаганды (подписано М. Лашко и Р. Сероплековой - там же, ед. хр. 229, л. 40.
[14]. Инспектор Иванов К. Запись беседы // ЦГАОР, ф. 6991с, оп. 2, ед. хр. 227, л. 109-111, 18.IX 1958.
[15]. Свящ. Выговский В. - Карпову - там же, ед. хр. 309, л. 58-60.
[16]. ЦГАОР, там же, ед. хр. 308, л. 30а, 31. Любопытно и показательно, что в приписке работника Совета (подпись неразборчива) от 31.VII 1961 г. говорится, что получено было одновременно два таких документа и оба направлены в КГБ (!).
[17]. Любопытно, как комментирует Карпов слова митрополита Николая, что он поднимает этот вопрос по просьбе патриарха: «категорически могу утверждать, что этого не было». Значит ли это, что все разговоры патриарха прослушивались? (ЦГАОР, ук. фонд, ед. хр. 227, л. 4-7).
[18]. ЦГАОР, там же, ед. хр. 254, л. 1.
[19]. ЦГАОР, там же, ед. хр. 227, л. 71-79. Кстати, в упрек Церкви ставится, что материалы для строительно-ремонтных работ и мастерских Церкви приобретаются подкупом, взяточничеством и т. д. Карпов упоминает, что для покрытия крыш жестью скупались оцинкованные корыта (23.V 1959 г.). СДРПЦ посвящает целое заседание критике Хозяйственного управления Церкви (без участия его представителей), где указывается, что хотя отпуск материалов Церкви все время сокращается, производство ее мастерских растет. (ЦГАОР, ед. хр. 253, л. 67-69). Как будто Церковь была виновата, что ее лишили всего необходимого.
[20]. Козин В. Н. Запись беседы с епископом Ермогеном // ЦГАОР, там же, ед. хр. 227, л. 24; Запись беседы члена СДРПЦ Репина с протопресвитером Колчиц-ким и епископом Пименом 28.Х 1958 г. // ЦГАОР, там же, ед. хр. 227, л. 53-55; Чередняк П. Запись беседы Г. Карпова с митрополитом Николаем 18.11 1959 г. // ЦГАОР, там же, ед. хр. 255, л. 3-6; Справка по этому материалу библиотекаря Совета по делам Русской православной церкви Чирковой, которая говорит: «Жалоба митрополита Николая не обоснована. Разоблачение аморальных церковников в прессе приводит к замене их в Патриархии более здоровыми и стойкими элементами, что только повышает престиж и дело Церкви. Поэтому нежелательно для антирелигиозного дела выводить на чистую воду, разоблачать аморальное духовенство. Надо поставить на вид газетам, что это не в интересах антирелигиозной пропаганды - разоблачать аморальное духовенство, так как оно приводит к улучшению кадров духовенства руководством Церкви» ЩГАОР, там же, ед. хр. 254, д.12-13. Это напоминает известное письмо Ленина Горькому, где он говорит, что большевикам выгоднее священники-развратники, которые растлевают малолетних, чем хорошее порядочное духовенство, которое своим поведением только укрепляет религию и ее престиж.
[21]. Запись беседы Карпова с митрополитом Николаем и патриархом Алексием 2.IV 1959 г. // ЦГАОР, там же, ед. хр. 255, л. 31-36; Запись беседы Карпова с патриархом Алексием 4.VI 1959 г. // ЦГАОР, там же, ед. хр. 255, л. 47-49; Запись беседы Карпова с патриархом Алексием 6 июля 1959 г. // ЦГАОР, там же, ед. хр. 255, л. 56-58.
[22]. Запись беседы Карпова с патриархом Алексием 13.VII 1959 г., ед. хр. 255, л. 59-60 // ЦГАОР, там же, ед. хр. 255, л. 84-92.
[23]. ЦГАОР, там же, ед. хр. 255, л. 84-92.
[24]. Там же, л. 100-103.
[25]. Журнал Московской патриархии. 1960. № 3. С. 33-35 (обр. пер.).
[26]. Анонимно. Описание Архиерейского собора 1961 г. (самиздат, середина 60-х гг.) 701, с. 1-4.
[27]. Levitin V. Patriarch and Prophets. P. 300-302; Idem. A Drop under the Microscope. Ibid. P. 307-315.
[28]. BBC, Central Research Unit, Note № 4/67 (24 февраля 1967 г.). См. Законодательство, с. 88-108.
[29]. Описание Архиерейского собора 1961; Деяния Архиерейского собора Русской православной церкви // Журнал Московской патриархии. 1961. № 8. С. 5-29.
[30]. В 1960 г. архиепископ Казанский Иов (Кресович) был приговорен к трем годам принудительных работ по сфабрикованному обвинению в присвоении церковных средств и неуплате налогов, а архиепископ Черниговский Андрей (Сухенко), ранее осужденный как священник, получил новый срок в 8 лет (см.: Струве Н. Указ. соч. С. 312). Николай сказал, что обвинения в этом и других подобных случаях были совершенно безосновательные (см.: Василий. Последние встречи. С. 214-215). В 1960 г. в одной Оренбургской епархии под следствием находилось 26 священников. Количество арестованных и приговоренных священников можно было исчислять сотнями. Некоторых обвиняли в сотрудничестве с оккупантами во время войны, хотя по этим делам в 1956 г. прошла амнистия (см.: Струве Н. Указ. соч. С. 317-318).
[31]. Никодим в частной беседе с автором уверял, что решения 1961 г. были облегчением.
[32]. Описание Архиерейского собора 1961. С. 31-32.
[33]. Отец Боровой в своей проповеди в Русском православном соборе в Лондоне в июле 1978 г. характеризовал эти годы как время, «когда, казалось, струна может лопнуть в любой час». Если таково было всеобщее ощущение, тогда понятны и апатия, и бездействие.
[34]. «Его высокопреосвященству митрополиту... Никодиму». Самиздат, перепечатано в брюссельской римско-католической газете «Россия и вселенская церковь» (1966. № 4; 1967. № 1. С. 57-72). Письмо в очень сокращенном виде приведено также в «Patriarch and Prophets» (с. 321-329).
[35]. См., напр.: Талантов Б. В. Сергиевщина или приспособление к атеизму. Киров. Август 1967 - март 1968. АС 745; Talantov В. V. Patriarch and Prophets. P. 140 152; анонимно «Россия и церковь сегодня» и «Церковь и власть», без даты, но, возможно, 1970 1971. АС 892 и 893.
[36]. Lapenna ho. State and Law: Soviet and Yugoslav Theory. London: Athlone Press, 1964. P. 19.
[37]. Струве Н. Указ. соч. С. 295-296; Aspects of Religion. С 133-134, где приводится речь Хрущева на XXII съезде КПСС; Ильичев (секретарь ЦК КПСС по идеологии) - Партийная жизнь. 1964. Февраль.
[38]. Совет Министров СССР, постановление от 16.III 1961 г. № 263 - ЦГАОР, там же, ед. хр. 302, л. 2-3. Справка о беседах с патриархом 9-10.VI 1961 г. - ЦГАОР, там же, ед. хр. 85, л. 12.
[39]. Talantov В. V. Patriarch and Prophets. С. 125-134.
[40]. Несколько священников в беседах с автором указывали на сокращение сельского населения как на причину дальнейшего сокращения сельских приходов в послехрущевскую эпоху. Однако они же говорили, что в растущих городах и поселках также было невозможно открыть храм, о чем см.: Шафаревич И. Законодательство о религии в СССР. Париж, 1973. С. 13-18.
[41]. Talantov В. V. Patriarch and Prophets. С. 150; Письмо ВСЦ из Одессы // Там же. С. 160-161; Струве Н. Указ. соч. С. 317; Петиция Варнавы Феодосийского // Patriarch and Prophets. С. 164-177.
[42]. Шафаревич И. Указ. соч. С. 48.
[43]. Там же. С. 53-56.
[44]. Эшлиман Николай, Якунин Глеб. Письма советскому правительству и патриарху о преследованиях, 13. 15. XII 1965 г. (Patriarch and Prophets. С. 193, 195).
[45]. Справка о беседах с патриархом Алексием 9, 10 июня 1961 г. - ЦГАОР, ед. хр. 309, л. 10-17; Запись беседы Куроедова с патриархом Алексием 4.V 1960 г. ЦГАОР, ед. хр. 284, л. 15-17.
[46]. ЦГАОР, там же, ед. хр. 100, л. 106-114.
[47]. Там же, л. 51-53.
[48]. Там же, ед. хр. 153, л. 162-164; ед. хр. 178, л. 179-183.
[49]. Там же, ед. хр. 257, л. 1; ед. хр. 260, л. 11-19.
[50]. Там же, ед. хр. 285, л. 52, 46-74; ед. хр. 258, л. 180.
[51]. Гордун С. Указ. соч. С. 129-131.
[52]. ЦГАОР, там же, ед. хр. 202, л. 1-15.
[53]. Там же, л. 14-47; Список учащихся Ленинградских духовных академий и семинарий, отобранных для участия во встрече молодых христиан - участников 6-го Всемирного фестиваля молодежи, - ЦГАОР, там же, ед. хр. 202, л. 192-197; Список церквей, предназначенных для встреч, допуска иностранцев, ЦГАОР, там же, ед. хр. 202, л. 69-70; Письмо-отчет священника Павла Соколовского митрополиту Николаю Крутицкому от 4.VII 1957 г. - ЦГАОР, там же, ед. хр. 202, л. 163-171.
[54]. ЦГАОР, там же, ед. хр. 202, л. 132-134.
[55]. Постановление Совета Министров от 6.XI 1958 г. (№ 1251) см. в «Законодательстве о религиозных культах» (М., 1971. С. 35). Статистику по монастырям см. там же, с. 80; цифры по 70-м годам приводятся у Г. Якунина в «Вольном слове» (1979. № 33-36. С. 45-50).
[56]. Patriarch and Prophets. P. 76-116, 170-177, а также другие документы самиздата.
[57]. Струве Н. Указ. соч. С. 299-300; Patriarch and Prophets. P. 123.
[58]. Ковальский Ф. Давление на Православную Церковь в Белоруссии; в самиздатском архиве «Keston College», SU Ort. 12/1.
[59]. Talantov В. V. Patriarch and Prophets. P. 139 и др.
[60]. Случаи лишения регистрационного разрешения приводятся во многих документах самиздата, включая Talantov В. V. (Op. cit. P. 145). Каждый год в одном из весенних номеров Журнал Московской патриархии помещает список и адреса семинарий и условия приема. Из восьми, действовавших ранее, в мае 1961 г. упоминаются только пять; в марте 1964 г. - только четыре; а в 1965 г. - уже только три.
[61]. Струве Н. Указ. соч. С. 296-297.
[62]. Законодательство о религиозных культах». М., 1971. С. 33-34; Сборник по финансовому законодательству. М., 1980. С. 235-240. Талантов в ответ на обвинения священников в роскоши пишет, что типичная зарплата городского священника составляет 400 (новых) руб., и половину из них он платит в виде налога - то есть в то время не было никаких послаблений (АС, с. 703, 706). Тиветский подтверждает приведенную сумму налога на 400 руб., но на доход в 750 руб. налог составлял 500 руб., а на 600 - 364.
[63]. Струве Н. Указ. соч. С. 297; Талантов Б. АС 703. С. 1-4.
[64]. Струве Н. Указ. соч. С. 297.
[65]. Patriarch and Prophets. P. 129 и другие документы самиздата.
[66]. Фуров приводит цифру - 6694 священника на 1967. «Справочник атеиста» за 1966 г. указывает 7,5 тыс. действующих церквей (с. 48).
[67]. Струве Н. Указ. соч. С. 318; Talantov В. V., Levitin V. Patriarch and Prophets. P. 126-140, 298-302. Ст. 227 Уголовного кодекса РСФСР (и аналогичные статьи в кодексах других республик) предусматривала до пяти лет заключения за религиозную деятельность, причинившую вред здоровью, и толковалась весьма расширительно, так что священник, крестивший младенца, становился ответственным за его здоровье.
[68]. Крывелев И. А. Преодоление религиозно-бытовых пережитков у народов СССР // Советская этнография. 1961. № 4. С. 37-43. Искусствовед Игорь Голомшток отмечал схожие процессы возрождения язычества среди крестьян русского Севера, подолгу живших без священников (Устное сообщение. Лондон, 1974).
[69]. Чудаков С. Н. О преодолении религиозных пережитков в СССР. М., 1958. С. 46-47.
[70]. Отец Борис Сартак, настоятель собора в Херсоне, в «Хронике жизни русской православной церкви в Западной Европе» (1956. Январь - март. № 27. С. 6-7).
[71]. Валентинов А. Религия и церковь в СССР. М., 1960. С. 30-31.
[72]. Билинец С. Тьма и ее слуги. Киев, 1960. С. 65. Не приводятся конкретные даты пострижений, но достаточно взглянуть на монастырские фотографии в Журнале Московской патриархии, чтобы увидеть среди монахов значительное количество молодых лиц.
[73]. Постановление № 1159 в «Законодательстве о религиозных культах» (М., 1971. С. 36).
[74]. Журнал Московской патриархии. 1960. № 8, 9. С. 52-58, 45-51 соотв.
[75]. Валентинов А. Указ. соч. С. 40-43. Запрещение в 1961 г. благотворительности и паломничества явилось реакцией властей именно на такого рода деятельность. Валентинов, вполне в духе своего времени, постоянно обвиняет Церковь и ее служителей в нарушении закона. См. также: Билинец С. Указ. соч. С. 65.
[76]. Павлюк В. В. Психология современных верующих и атеистическое воспитание. Львов, 1976. С. 135, 116. Талантов жалуется, что, опасаясь преследований за религиозную пропаганду, многие священники с 1960 г. ограничиваются абстрактным морализаторством, далеким от проблем верующих (Patriarch and Prophets. P. 147).
[77]. Андрианов Н. П. и др. Особенности современного религиозного сознания. М., 1966. С. 208-215; Янкова. Современное православие. С. 73-80.
[78]. Кобецкий В. Д. Исследование динамики религиозности населения в СССР // Атеизм, религия, современность. Л., 1973. С. 170-171. Автор базируется на данных о детях в одном из самых престижных пионерлагерей, где находились дети руководящих работников и партийных функционеров: здесь свыше 52% детей оказались крещеными. Так что средняя цифра по стране могла быть даже выше.
[79]. Василий. Последние встречи с митрополитом Николаем // Вестник русского студенческого христианского движения. 1976. № 117. С. 216.
[80]. Там же. С. 216-217.
[81]. Устное сообщение преподобного о. Иоанна Мейендорфа.
[82]. См.: Поспеловский Д. Митрополит Никодим и его время // Посев. 1979. № 2. С. 21-26.
