Принято считать, что «катакомбная церковь» (или те движения внутри Русского православия, которые отказывались иметь литургическое или административное общение с Московским патриархатом из-за его подчинения советскому режиму) является следствием Декларации митрополита Сергия от 1927 г. о лояльности, но это не совсем так. Катакомбный феномен известен также как «Истинно православная церковь» (ИПЦ) и/или «Истинно православные христиане» (ИПХ). В советской атеистической литературе так и не был решен вопрос, являются ли «Истинно православная церковь» и «Истинно православные христиане» двумя течениями или одним. Наиболее убедительно мнение, что это одно движение, но наименование «Истинно православные христиане» употребляется по отношению к тем общинам, которые не имеют священников. Поскольку же очень редко удавалось заменить арестованного или ликвидированного священника, все большее число катакомбных церквей превращалось в группы мирян, «истинно православных христиан». Авторы подчеркивают, что догматически и литургически между двумя группами нет различий, как их нет и между «истинными» и легально действующей Православной церковью [1]. Не следует, однако, примешивать сюда «Истинно православных христиан странствующих» (ИПХС), которые представляют катакомбную ветвь старообрядцев, во всем параллельную ИПХ [2]. Как показывают конкретные исследования (1959-1961 гг. и 1971-1972 гг.), а также материалы милиции довоенного и послевоенного времени (следственные и судебные) [3], возникновение указанных двух групп и многочисленных связанных с ними сект относится ко времени гораздо более раннему, чем 1927 г. До некоторой степени этот вопрос уже был рассмотрен нами в главе VI. Специальные советские публикации, если отбросить их идеологическую и пропагандистскую риторику, дают некоторую информацию и позволяют более или менее восстановить историю их развития и распространения.
Одной из ранних «полусект», ставшей позднее ветвью катакомбного православия, была, кажется, группа «иоаннитов», получившая свое название по имени Иоанна Кронштадтского.
/Иоанн Кронштадтский (Сергиев Иоанн Ильич, 1829-1908) был настоятелем собора Андрея Первозванного в Кронштадте. На рубеже XIX и XX веков он являлся одним из самых знаменитых людей России. В Кронштадте им были основаны «Дом трудолюбия» с детской библиотекой, бесплатной начальной школой и мастерскими, ночлежный и странноприимный дома и др. Гробница с мощами Иоанна Кронштадтского находится в Иоанновском женском монастыре в Санкт-Петербурге. Канонизирован на Соборе РПЦ в 1990 г./
При его жизни было засвидетельствовано несколько сот чудотворений по его молитве. «Иоанниты» избрали о. Иоанна объектом своего поклонения еще при его жизни, самовольно превышая почитание святых, принятое в Православной церкви. Впрочем, они никогда не порывали с Церковью, как и Церковь, которая хотя и порицала их поведение, но не принимала решения о том, являются ли они сектой или экстремистским движением внутри Церкви. О. Иоанн (умерший в 1908 г.) предсказывал будущее падение монархии и эру Антихриста в России. Так что «иоанниты» не приняли советского режима и не были ему лояльны. Таким образом, они прямо и активно влились в оппозицию митрополиту Сергию после 1927 г. Как пишет советский автор, «не существует ритуальных или догматических различий между «иоаннитами» и «истинно православными». Единственное оригинальное отличие... обожествление Иоанна Кронштадтского... исчезло, поскольку культ Иоанна проник во все направления «истинно православных» без исключения... Многие из них имеют рукопись «Видение Иоанна Кронштадтского»; у многих в домах портреты этого священника черносотенцев висят рядом с иконами» [4].
Религиоведы-марксисты пытались объяснить тот факт, что «истинно православные» сосредоточились в основном в Центрально-черноземном районе (Воронеж, Тамбов, Курск, Липецк, Мичуринск), социальными и религиозными особенностями этого региона: более высокий, чем в других местах, процент сельского населения (90,5% населения в 1927 г. составляли сельские жители), сильное снижение жизненного уровня и падение урожаев после гражданской войны (обрабатываемые земли сократились на 44% по сравнению с дореволюционным временем); низкий уровень грамотности (при среднем показателе по стране 39,6% - в 1926 г., в Центрально-черноземном районе - 37,8%); полный провал деятельности обновленцев в этом регионе (так, и в 1925 г. на 7778 тихоновских приходов было всего 259 обновленческих); а также упорное сопротивление местного населения советской власти, что выливалось в массовые крестьянские восстания 1921-1923 гг. под руководством Антонова, Колесникова и других. Весьма сомнительно, что два последних явления были следствием тех же социально-экономических факторов. Во-первых, гражданская война и наступление белой армии достигли этого региона в 1919 г. Во-вторых, в этих районах крепостное право было меньше распространено, чем в других районах Европейской России: фактически до конца XVIII в. здесь не было крепостного права и даже в XIX в. большинство крестьян оставались государственными, т. е. более свободными, чем крепостные, по-прежнему пользовавшимися некоторыми формами выборного сельского самоуправления [5]. Так что их сопротивление советскому режиму может с большим основанием объясняться здесь более глубокой традицией свободы и независимости.
Именно здесь родилось религиозно-монархическое движение «федоровцев» в 20-е гг. Речь идет о последователях местного монаха Федора Рыбалкина, предсказывавшего возвращение белых и неизбежное падение советской власти. Согласно советским источникам в 1928 г. в Воронежской области это движение было в основном ликвидировано, а его активисты предстали на массовом процессе. Однако «федоровцы» и аналогичные движения сумели распространиться в другие районы, а в 30-е гг. и после войны - прокатились по всей стране. В 30-е гг. подобные движения возникли также на Северном Кавказе, на Кубани и Украине - в районах особой концентрации белых и других антибольшевистских сил во время гражданской войны. Этими движениями поддерживалось убеждение, что царская семья чудом спаслась и со временем вернется к власти. Экстремистские антибольшевистские религиозные движения не ограничивались, однако, периферийными районами. Подобные секты и группы, уже принявшие название «истинно православных», появились предположительно в 20-е гг. в Татарской и Мордовской республиках, на Волге и в Брянске, Вологде и других областях. Все они называли советский режим царством Антихриста и в целом исповедовали эсхатологические воззрения. В 20-е гг. - еще до Декларации митрополита Сергия - они хотя и составляли экстремистское крыло «тихоновской» Церкви, но находились под предводительством монахов и священников этой Церкви и продолжали оставаться ее членами. И лишь после Декларации Сергия они формально порвали с «тихоновской» Церковью. Легализация сергиевского Синода поставила все указанные движения в нелегальное положение, т. е. толкнула их в катакомбы.
Так началась история «Ленинградской автокефалии» с митрополитом Иосифом во главе, о которой уже говорилось в главе V. Временная автокефалия того же толка была и в Ярославской епархии под руководством митрополита Агафангела. Затем подобные автокефалии возникали и существовали некоторое время на Урале, Нижней и Средней Волге, в Горьком, Иваново, Курске, Барнауле, Иркутске и в других епархиях. Все эти самопровозглашенные автокефалии основывались на послании патриарха Тихона от 20 ноября 1920 г.
Очевидно, самой влиятельной антисергиевской автокефалией была так называемая «буевщина», получившая свое название по имени викарного епископа Воронежской епархии Алексия (Буя). Советские источники указывают, что движение распространилось не только по всему Центрально-черноземному району, но и перекинулось на Украину, Кубань, Дон и Северный Кавказ. Предположительно духовенство, примыкавшее к этому движению, призывало крестьян бойкотировать колхозы и многих побудило выйти из колхозов. Многие антиколхозные выступления связываются с «буевской пропагандой». И хотя советский автор утверждает, что эта схизма была ликвидирована в 1932 г., по-видимому, террором ОГПУ, несколькими строками ниже он пишет, что «благодаря арестам лидеров и священства наступило затишье в деятельности «истинно православных»... к концу тридцатых годов, однако к концу сороковых годов вновь наблюдается подъем движения. Некоторые же последователи активны и по сегодня». Автор признает, что аресты подавляли движение лишь на время и обычно они восполнялись его возникновением в другой части страны. В целом же не наблюдалось «роста антисоветской активности групп и направлений «истинно православных» в тридцатые годы». Но автор замечает, что, покуда оставались надежные тихоновские священники, которым «истинно православные» доверяли, в большинстве своем они ходили в патриаршие церкви вплоть до их закрытия. Когда же в 40-х гг. церкви начали открываться вновь и духовенство обновилось, «истинно православные» не вернулись в церкви [6].
Противостояние советской системе выражалось даже в том, что ИПХ не позволяли своим детям посещать советские школы или позволяли посещать их до третьего-пятого класса, чтобы только получить минимум грамотности, достаточной для чтения религиозной литературы. В советской литературе утверждается, что в последнее время (то есть - в 40-е гг.) это положение изменилось и теперь дети «истинно православных» наконец посещают среднюю школу. Однако тем не менее грамотность и образование общин ИПХ оставались довольно низкими благодаря практике прошлых лет [7]. Общины ИПХ состояли почти целиком из крестьян, поскольку семьи священников, бывшие в общинах, оставили их и примкнули к официальной Церкви (это относится, очевидно, ко времени легализации Церкви после 1943 г.). Крестьяне ИПХ в основном отказывались вступать в колхозы и соглашались подписать лишь временные контракты как наемные рабочие. [8].
При всей уязвимости деления советскими религиоведами верующих на такие категории, как фанатики, убежденные верующие, традиционно верующие и колеблющиеся, тем не менее небезынтересны данные конкретных исследований о том, что общины ИПХ на 80% состояли из женщин, 44% из которых религиоведы причисляли к традиционно верующим и только 30% - к фанатикам; в то время как среди мужчин на первом месте были убежденно верующие - 38% и на втором колеблющиеся - 23% [9].
Однако в советских работах об «истинно православных» многое не сказано, не выявлено. С одной стороны, и советские, и независимые источники указывают, что ИПЦ и даже ИПХ вымирают; с другой стороны, в 1975 г. советские авторы упоминали о существовании в Сибирской тайге десятков подпольных монастырей и общин «истинно православных», при которых имелись пастырские курсы и семинарии [10].
Представляется, что в катакомбном православии - возвращающемся или не возвращающемся к общению с восстановленной (после того, как начали вновь открываться церкви) патриаршей Церковью - есть нечто разделяющее все направления внутренней оппозиции от ИПХ. Мы уже говорили в главе V о том, какое действие произвело возвращение епископа Афанасия в патриаршую Церковь в 1945 г. Так что «истинно православные» представляли, по-видимому, только часть первоначальной катакомбной церкви. Следующий документ показывает, что довоенные «катакомбники», несмотря на всю свою непримиримость, оставляли двери открытыми для воссоединения с патриаршей Церковью, по крайней мере это подразумевалось (очевидно, при некоторых условиях).
В 1937 г. случайно или по Божьему промыслу в пересыльном лагере возле Иркутска встретились на несколько часов два митрополита, четыре епископа, два священника и шесть мирян-активистов катакомбной церкви. Встретившиеся увидели в этом уникальную возможность провести тайный собор. Один мирянин следовал оттуда не в тюрьму, а в ссылку, так что ему было поручено запомнить решения собора и передать их катакомбным христианам. Среди решений собора были следующие:
1. Собор запрещает верующим причащаться у духовенства, узаконенного антихристианским правительством...
2. Все ветви Церкви, произрастающие из экклезиастического древа - ... а древом является наша дореволюционная Церковь, - суть живые ветви Церкви Христа. Пусть пребывает молитвенное и литургическое общение между духовенством всех этих ветвей... [11].
Документ, если он подлинный, демонстрирует двойственную и противоречивую позицию. С одной стороны, собор осуждает ту часть Церкви, которая была узаконена государством; с другой стороны, называет ее одной из ветвей Русского православия и поддерживает общение с ней. Так как дальше осуждаются те, кто считает себя самой Русской церковью, а не ее ветвью (речь идет, по-видимому, о Сергии), документ можно рассматривать как путь к примирению с патриаршей Церковью при соблюдении указанных условий.
Что же касается советских свидетельств об оставшихся «истинно православных», то в послевоенные 40-е гг. они отмечают даже появление среди них молодежного движения. Отсюда и достаточно высокий процент молодых людей в ИПЦ с конца 40-х до обследований 1959 г.: от 40 до 60% составляли люди до тридцати лет. Эти молодые православные сектанты были даже более нетерпимыми к установившемуся советскому порядку, чем старые: «Большинство их них клянутся оставаться безбрачными, а службу в советской армии считают смертным грехом. Во многих отношениях они пересматривают умеренную политику старших и в некоторых группах даже берут на себя руководство «истинно православными»... некоторые замешаны в террористических актах». Они проповедуют близкий конец света и даже несколько раз назначали даты. Провозглашенный Хрущевым в 1959 г. семилетний план, сопровождавшийся наступлением на официальную Церковь, они считали началом правления Антихриста перед Страшным судом. С 1955 г. на все движение распространилось требование целибата (т. е. безбрачия)... так что чрезвычайно упала рождаемость среди «истинно православных» [12]. Эти направления оформились в такие экстремистские секты, как молчальники и седминцы. Они отказывались участвовать в советском производстве или пользоваться его продуктами и жили, собирая ягоды и грибы - летом, а зимой подрабатывали шитьем и вязанием. Некоторое время они принимали еду, произведенную до 1959 г., т. е. до «дьявольской» переписи населения, и разрывали отношения даже с другими ИПХ, если они были заняты в производстве. Проповедь приближения конца света привела к тому, что их численность сократилась на 50%: сообщалось, что самые истовые замучили себя голодом до смерти, другие же начали понемногу отходить, обнаружив, что предсказание не сбывается, а еды, произведенной до 1959 г., становится все меньше [13].
Возможно также, что, как и в 30-е гг., усиление хрущевских гонений на религию сблизило все оттенки православного христианства. Преследования, которым подвергалась официальная Церковь, подняли ее авторитет в глазах «истинно православных» и вышедших их них сект.
Несмотря на определенное недоверие к работам советских религиоведов, нельзя совершенно игнорировать некоторые их выкладки, основанные на повторении в 1971-1972 гг. исследований 1959-1961 гг. По этим данным, за десятилетие «истинно православные» наполовину утратили свою силу по сравнению с 1959 г., причем оставшиеся общины на 70% состояли из пожилых людей свыше 50 лет [14]. И ослабление и старение «истинно православных» подтверждает эмигрировавший из СССР Александр Чернов, в прошлом активист ИПЦ-ИПХ и смертельный враг Московской патриархии. Рассказывая о себе, он нарисовал картину исключительно широкой, хорошо организованной и весьма эффективной сети нелегальных религиозных общин, которым удавалось скрывать его от карательных органов в течение пятнадцати лет. Само же движение, по его свидетельству, хотя численно и сокращается, но становится все более и более радикальным. Он признавал, что движение почти полностью лишилось священства». И такой недостаток постоянного и образованного духовенства сам по себе способен порождать фанатизм. Так, в 1981 г. в связи с обменом паспортов наблюдались едва ли не последние вспышки неповиновения среди верующих в провинциях России. Верующие бойкотировали обмен паспортов на том основании, что новая формулировка гражданства. «Гражданин СССР» каким-то образом совпадает с апокалипсическим «числом зверя» - 666. Отказ от получения новых паспортов приобрел такой размах на периферии, что провинциальные средства информации предупреждали об уголовном наказании таких «отказников» и лишении их пенсии [16].
Роль священников среди ИПХ, согласно советским источникам, с течением времени стали выполнять пожилые женщины, известные как монахини или «чернички», тайные монашеские общины которых были сердцевиной ИПХ. Неясно, кто их постригал (или они были своего рода «самопостриженками»?). Они отпевали и крестили, а иногда даже исповедовали и венчали [17]. Таким образом, как это часто бывает у схизматиков, движение, бывшее вначале наиболее консервативным, трансформировалось в самую радикальную секту: у ИПХ едва ли не стало узаконенным женское «священство», против которого, безусловно, выступает весь православный мир по каноническим и богословским причинам.
Советские источники довольно неопределенно высказываются о численности ИПЦ-ИПХ. С одной стороны, даже в Центрально-черноземном районе в 50-е гг. насчитывалось около 3 тыс. последователей ИПХ, а в 70-е - меньше 1,5 тыс., с другой стороны, «истинно православные» называются третьей крупнейшей религией в регионе». Несомненно, тогда следует предположить, что в регионе с населением 8 млн. в 1972 г. «истинно православных» было больше, чем указывают советские авторы. Тем более что о ИПХ и в особенности о многочисленных апокалипсически-эсхатологических сектах и течениях говорится, что они не вступают в контакт, особенно в контакт с представителями советских властей. Так что у нас нет возможности даже приблизительно оценить численность ИПЦ-ИПХ по советским источникам и атеистическим обзорам».
Уже цитировавшийся выше Чернов утверждает, что общее количество катакомбных христиан составляет миллионы, и ссылается на неопубликованную речь одного высокопоставленного партийного функционера на закрытом совещании учителей в 1972 или 1973 г. Тогда этот чиновник заявил, что 52 млн. человек - православные христиане официальной Церкви, а 48 млн. - катакомбной церкви [20]. Впрочем, эти подсчеты больше нигде не приводятся. Без сомнения, если бы вне официальной Церкви действительно было так много хорошо организованных православных христиан, верующие встречали бы и находили их, несмотря на всю конспирацию. Этого же не происходило, за исключением встреч в тюрьмах, где действительно попадались заключенные члены общин ИПХ, в основном старики. Единственный советский гражданин, близко знавший «катакомбных», с которым удалось встретиться автору, это монах патриаршей Церкви, сам проведший много лет в катакомбах и сохранивший к ним сочувствие. Его свидетельства представляются нам гораздо более достоверными, чем приведенные выше подсчеты. Он считал, что в конце 60-х гг. в катакомбах было столько же священников, сколько и в официальной Церкви. Но по его признаниям, эти священники были уже стары и из-за скрытного образа жизни имели очень маленькие паствы, насчитывавшие часто менее десятка верующих. Находясь в «глубоком подполье», они не занимались распространением веры и потому не привлекали «новой крови». Поскольку последний «катакомбный» епископ, чтобы прекратить схизму, отказался посвятить новых епископов, у «катакомбных» не было иного пути получить нового священника, как только от патриаршей Церкви. Это было неприемлемо для ИПХ, отрицавших благодатность официальной Церкви; так что последние из «катакомбных», по свидетельству как этого монаха, так и Чернова, были самыми радикальными и экстремистским» [21]. По этому вопросу, однако, в дальнейшем был достигнут компромисс. Принимая за достоверное свидетельство монаха, мы должны несомненно считать рост числа священников среди «катакомбных» в 60-е гг. прямым результатом гонений Хрущева, когда чуть ли не 6 тыс. священников между 1957 и 1965 гг. были лишены регистрации [22]. Несомненно, что многие из этих священников решили уйти к катакомбным», а не обмирщаться.
Возможно, однако, катакомбные православные - это не только ИПХ-ИПЦ и родственные секты. Даже Чернов признает это, когда говорит, что существовали «катакомбы различной степени» - от ИПХ до тех, кто отчасти принимая официальную Церковь, ходил на службы в действующие церкви, но не приобщался [23]. Подсчет упомянутым монахом числа подпольных монастырей показывает, что он объединяет термином «катакомбы» разные вещи. По данному свидетельству (и другим источникам), тысячи тайных монахинь были пострижены зарегистрированными епископами и получили от них благословение жить общинами в квартирах и зарабатывать себе на жизнь работой в больницах, поскольку канон разрешает монахиням пропускать службу только ради оказания жизненно важной помощи или спасения жизни. Эти монахини, без сомнения, оставались в патриаршей Церкви, где посещали службы, но их монашество было тайным, т. е. принадлежало «катакомбам» [24].
Другой источник свидетельствует, что, как правило, священник патриаршей Церкви, если он лишался регистрации по произволу уполномоченного СДРПЦ, переезжал в другую епархию. Однако, если уполномоченный не прекращал преследований, священник обычно становился неофициальным «странствующим священником» и посвящал себя служению в отдаленных деревнях, где не было церкви; там крестил, венчал и отпевал, что устраивало и самих верующих, избегавших совершения этих таинств в действующих церквах. Такие священники не порывали литургических связей с патриархатом, хотя и действовали как «катакомбное» священство [25]. На деле советские источники дают даже более яркие иллюстрации такого двойственного понимания термина «катакомбный». Так, автономная республика Коми на крайнем северо-востоке Европейской России, имевшая до революции несколько сотен церквей, к середине 60-х гг. сохранила только три официально зарегистрированные церкви. Однако там же находилось около двадцати незарегистрированных православных общин с «неофициальными священниками», которые, однако, не были членами какой-нибудь раскольнической группы, поскольку автор упоминает их наряду с двумя общинами ИПЦ-ИПХ в той же республике [26].
В сводных таблицах Совета по делам РПЦ часто приводится численность незарегистрированных религиозных обществ и групп, которые не относятся ни к ИПХ, ни к ИПЦ. Количество этих незарегистрированных православных общин становится особенно внушительным в годы хрущевских гонений, отражая процесс ухода в подполье недавно официально закрытых православных приходов. Так, на 1 июня 1962 г. по автономным республикам РСФСР было 170 открыто действующих православных приходов и 199 неофициальных («незарегистрированных») - последних было особенно много в Татарской АССР: 167 и 13 официально действующих. По остальной части РСФСР наибольшее количество незарегистрированных приходов приходилось на Горьковскую область: 136 и 50 зарегистрированных; затем на Ульяновскую - соответственно 95 и 15; Оренбургскую - 64 и 16 и Пензенскую - 52 и 29. В остальных местностях превалировали зарегистрированные общины. В целом по РСФСР было 2305 зарегистрированных и 684 незарегистрированных прихода [27]. Если аналогичная пропорция существовала и в других республиках, то можно предположить, что по всему СССР таких «катакомбных» приходов было около 2,5 тыс. Но перед тем как причислять незарегистрированные общины к ИПЦ, а тем более к Карловацкой ориентации, пусть читатель задумается над тем, что одним из главных «поставщиков» нового поколения «катакомбных» священников в 60-е гг. был митрополит Никодим, глава Отдела внешних церковных сношений РПЦ, чья открытая церковная политика и официальные выступления не оставляли никакого сомнения в его преданности официальной политике советской власти и законопослушности. Опасаясь, что хрущевские гонения обернутся всеобщим уничтожением видимой Церкви, как в 30-х гг., митрополиты Никодим и Иоанн (Вендлянд) Ярославский рукоположили несколько сот тайных священников. Возможно, этим занимались и другие епископы Московской патриархии, но автору этих строк были конкретно названы именно эти два архиерея, с утверждением, что лично митрополит Никодим рукоположил не меньше 150 тайных священников, многие из которых остаються в «подполье» со своими миниатюрными общинками, опасаясь, что нынешняя церковная свобода будет недолговечной.
/Эта информация была получена мною из совершенно достоверных внутрицерковных источников - от активных пастырей патриаршей Церкви, один из которых - профессор духовной академии и сам выходец из ИПЦ, другие два - деятели тогда еще подпольных церковных братств. Будучи весьма критически настроены по отношению к прошлой политике патриархии и к ее епископату, они, однако, критиковали подпольных батюшек за их нынешнюю келейность, когда священников так не хватает для огромных приходов и новооткрывающихся церквей./
То, что была разница между ИПХ и неофициально действовавшими православными общинами, поддерживавшими канонические связи с патриархатом (хотя, по-видимому, остававшимися вне администрирования патриархата), подтверждается разным отношением патриархии к подпольному православию по официальным заявлениям и в действительности. Флетчер приводит, с одной стороны, нападки патриарших епископов на «людей, которые называют себя христианами, но на самом деле самозванцы... они клевещут на современную православную Церковь и злословят святейшего патриарха» [28]. С другой стороны, он ссылается на митрополита Сергия (Воскресенского) Балтийского экзарха, говорившего о «катакомбных» 30-х гг., что это лишь тайная ветвь официальной Церкви или, по крайней мере, таковой этой Церковью признается. «В действительности тайная религиозная жизнь была очень активна - тайные монахи и священники, катакомбные храмы и службы, крещения, исповеди, евхаристия, венчания, тайные богословские курсы, тайные запасы церковной утвари, богослужебные книги, тайные сношения отдельных приходов, епархий и патриаршей (!) администрации. Чтобы уничтожить «катакомбный патриархат», надо было бы также казнить всех епископов... И если даже вообразить невозможное - полное разрушение всей церковной организации, то и тогда все же осталась бы вера, и атеизм бы ничего не завоевал» [29].
Это свидетельство подтверждается словами упоминавшегося выше монаха патриаршей Церкви о том, что патриарх Алексий уважительно отзывался о «катакомбах». Когда покойный митрополит Киевский Иоанн (Соколов) однажды пожаловался патриарху на то, что в его архиепископии особенно активна катакомбная церковь, патриарх (в присутствии этого монаха) ответил: «Вы должны не жаловаться, а благодарить Бога, что в вашей епархии так много мужественных христиан, не подклонивших выю атеизму, как это сделали мы. Их молитвы однажды спасут нашу Церковь». Если бы «катакомбные» состояли из одних воинствующих ИПХ и ИПЦ, патриарх вряд ли был бы так к ним благосклонен. Оценивать секретные данные властей следует с учетом всех этих обстоятельств: в СССР в то время было 100 млн. активных православных христиан, из которых 52% принадлежали официально зарегистрированным приходам, а 48% - незарегистрированным приходам и общинам. Из этих последних лишь немногие входили в число ИПЦ-ИПХ и их секты.
/Поскольку Чернов не говорит, присутствовал ли он лично на упомянутой выше конференции, он, возможно, слышал эту историю в несколько искаженном виде, говоривший, возможно, называл 52% и 48%, а они превратились в 52 и 48 млн./
Катакомбное православие или секты?
Советские авторы намеренно или по непониманию путают два разных направления: непримиримых, ставших теперь сектантами «истинно православных» и «катакомбных» вообще. В свете приведенных свидетельств «катакомбы» оказываются собирательным термином, включающим не только ИПЦ-ИПХ, но также 1) православных христиан, которые не смогли получить разрешение на регистрацию официальной церковной общины и вынуждены были перейти на нелегальное положение; 2) тех, кто признавал необходимым поддерживать нелегальную жизнь церкви, считая отношения между государством и патриархией слишком хрупкими, а статус последней ненадежным, кто боялся не сохранить Церковь в ее легальном виде; и 3) тех, кто вообще не принимал официальную политику патриархии, но признавал благодатность священства легальной Церкви и окормлялся у тех пастырей, которым лично доверял.
Такое впечатление складывается при чтении основного документа катакомбной церкви от 1970 г., начинающегося следующим эпиграфом: «В одно время вера падет в России. Сияние земной славы ослепит разум: Словеса правды будут разрушены. Но люди, неизвестные миру, возникнут из среды верных, и они восстановят то, что было разрушено». Порфирий, монах Глинской пустыни в «Православная Церковь о почитании Имени Божьего и молитве Иисусовой». Спб., 1914. Этот документ самиздата, созданный анонимными членами катакомбной церкви, как они сами себя называют, проклинает Московскую патриархию как нового Иуду, лобзанием предающего Иисуса.
В этом документе прежде всего утверждается, что Декларация Сергия 1927 г., провозглашающая полную лояльность «новому политическому, социальному и экономическому строю государства», не принимает во внимание... значение идеологии в новом государстве. Авторы с большим основанием заявляют, во-первых, что попытки Московской патриархии отделить Советское государство от Коммунистической партии абсолютно искусственны, поскольку партия направляет деятельность правительства и доминирует в нем, а ее идеология - воинствующий атеизм. Следовательно, и лояльность режиму без всяких границ есть лояльность идеологии, ставящей себе целью разрушение Церкви.
Во-вторых, всякий верующий, и неофит в особенности, живя в СССР, остро чувствует разлад между заповедями Христа и поведением духовенства или шире - политикой Московской патриархии. Это приводит или к разочарованию в Церкви, или к приятию двойной жизни, что несовместимо с христианским сознанием.
В-третьих, поскольку епископы первыми делают ложные заявления о свободе религии в СССР и призывают мирян поддерживать советский режим в его борьбе за мир и т. д., «паства... часто не доверяет епископам». Священники вынуждены открыто взывать в своих проповедях: «Не ваше дело - судить епископов... Ваше дело - молиться, и все». Такая постановка вопроса находится в прямом противоречии с основами самого православия, всегда призывавшего «мирян активно участвовать в жизни Церкви и ее управлении».
Эта двойственность проникла даже в жизнь высшего епископата: декларируя полную лояльность и совершенно подчиняясь режиму, они напрочь отказывались называться «советской церковью» или «советским епископом», полагая, что существует только Русская церковь и русский епископат - таким образом также утверждая дихотомию жизни и несовместимость Церкви и советского государства.
Авторы документа подчеркивают также, что официальными заявлениями об отсутствии религиозных преследований в СССР патриархия на деле предает мучеников советской эпохи и даже самого Христа, за чье имя эти мученики пострадали.
В 1927 году, принимая делегацию верующих из Ленинграда, митрополит Сергий горделиво заявил: «Да, я спасаю Церковь». Документ подвергает сомнению истинность этого утверждения, поскольку, во-первых, не организация епископов, но сам Господь спасает Церковь в России, где только чудом могла выжить религия и где чудом появляются новые верующие в молодом поколении. Этот документ повторяет старый спор «сергиан» и их оппонентов: Сергий считал, что необходимо сохранить хотя бы скелет централизованной организации, для того чтобы Церковь выжила. Его оппоненты считали, что для выживания Церкви необходима сила и чистота веры христиан и воля Божья - Церковь может выжить без всякого административного организма, консолидируясь общностью верующих в вере. Это главное - для катакомбной церкви. Второй аргумент состоит в том, что в условиях подчинения гражданским властям и их приказаниям, направленным на разрушение Церкви, духовенство не исполняет своего пастырского долга даже в малейшей степени. Церковь и духовенство были настолько лишены всякой религиозно-воспитательной или просветительной деятельности, что «простой советский человек сегодня не знает, кто такой Христос; а уж о Троице он никогда даже не слыхал». Вовсе не спасая Церковь, «двойственность патриархии стала барьером для многих простых душ на их пути к Церкви».
Наконец, документ рассматривает такое самооправдание представителей патриархии: «Если все уйдут в подполье, кто позаботится о верующих?» На деле же, возражает документ, «иерархия, отказавшись уйти в «катакомбы», оказалась в изоляции. Она чужда народу. Современный советский человек, оглушенный водкой и политическим доктринерством, смотрит на церкви равнодушно, не ожидая от них ничего, что бы могло согреть его или открыть правду. Нет того голоса, которого жаждет человек, уставший от окружающей его лжи. Эта изоляция духовенства от народа и политика уступок и подчинения привели к серьезным богословским искажениям. Церковь отождествляется с иерархией, то есть с понятием организации; а иерархи оправдывают свое бездействие словами: «Наше Царство не от мира сего». Но «когда появляются возражения против компромиссов с князем мира сего, отвечают, что это необходимо для сохранения иерархической преемственности, действующих приходов, то есть внешней организации Церкви».
В документе утверждается, что даже сами представители официальной Церкви признают двоедушие иерархов как мост, который позволит Церкви войти постепенно в условия свободы. Однако, говорится здесь же, двоедушие не может длиться долго: «Или восторжествует цельное религиозное сознание, или церковное сознание как таковое вообще исчезнет». Авторы документа заявляли, что придет день свободы и обе: Московская патриархия и катакомбная церковь - представят свои аргументы на Всероссийском соборе.
В документе подчеркивается: «Мы не идеализируем ни синодальную Церковь, ни Церковь Московии, ни Византийскую Церковь... Церковь и государство различаются самой своей природой и всегда останутся чуждыми друг другу, как чужды Церковь и мир. Так что всякий альянс Церкви с государством неестествен».
Следует отметить бросающиеся в глаза противоречия этого документа: с одной стороны, самый тон документа исключает возможность компромисса с патриаршей Церковью. С другой стороны, говорится, что, если бы Коммунистическую партию не удерживала необходимость демонстрировать перед миром свою терпимость, она бы «в один миг... уничтожила (даже) митрополитов Пимена и Никодима». Из чего следует, что, несмотря на все компромиссы, епископы официальной Церкви «трудятся для Церкви, а не для коммунистов» [30]. В официальной Церкви есть приличные епископы, и «церковное сознание стремится найти своих достойных выразителей среди высших иерархов». Признается также, что неофиты воцерковляются, ища крещения и духовного руководства у священников официальной Церкви, которые хотя и «проводят политику патриархии, лояльной к государству, но, с другой стороны, подвергают себя всяческим опасностям... тайно помогая привести людей в Церковь, давая им религиозную литературу. Так что истинная религиозная жизнь принимает «катакомбные формы» [31].
Итак, противореча остальному тексту, приведенные высказывания признают за официальной Церковью не только роль Иуды. Признается, что в поисках веры люди обращаются к священникам официальной Церкви (как единственно заметной?) и, по крайней мере, некоторые священники отвечают духовным потребностям этих людей. Другими словами, невольно документ отводит «сергианской» Церкви положительную роль в обществе.
Уже говорилось о том, что к началу 60-х гг. из-за растущей нехватки священников в катакомбной церкви некий епископ, очевидно, под влиянием митрополита Кирилла, посоветовал верующим искать честных духовников среди ревностных священников официальной Церкви [32]. То есть через двадцать лет после того, как епископ Афанасий (Сахаров) призвал «катакомбных христиан» вернуться в Церковь под руководством патриарха Алексия, неизвестный «катакомбный» епископ дает тот же совет, хотя и в более осторожной форме. «Катакомбным» предлагалось сохранить свою тайную организацию на случай новых преследований Церкви и/или сохранить неформальные зачаточные христианские общины взамен истинной приходской жизни, которая, по мнению этого епископа, была невозможна при существовавших советских законах.
Приведенный документ косвенно свидетельствует, что в действительности в начале 70-х гг. происходило частичное взаимопроникновение катакомбной и официальной Церкви. Другим подтверждением этого процесса являются три письма из самиздата, из которых два адресованы прямо Синоду в эмиграции, или Русской православной церкви за границей, как он официально назывался. Вообще это единственные «катакомбные» документы, где заграничный Синод признается высшим церковным авторитетом. Этот факт сам по себе бросает сомнение на приводимые здесь слишком оптимистические оценки численности катакомбной церкви, тем более что декларируемая этими документами каноническая связь катакомбной церкви с эмигрантским Синодом была сомнительна. Вернемся, однако, к самим документам, один из них подписан «Христиане Русской православной церкви», подразумевая, по-видимому, современную патриаршую Церковь, поскольку подписавшиеся говорят о патриаршем епископате как о своем собственном, хотя и критикуют его за слабость в противостоянии атеистическому режиму. Они упоминают Московскую богословскую академию как институт Русской православной церкви. В документе ничего не говорится о подпольной церкви, но русская патриаршая Церковь и Русская церковь за границей рассматриваются как единая Русская православная церковь [33]. Другое же письмо превозносит эмигрантский Синод и его епископат именно как епископат Русской православной церкви. За этим следует утверждение, что между карловацкой и патриаршей церквами - только внешний разрыв [34].
Однако все документы свидетельствуют, что большинство «катакомбных христиан» находились внутри официальной Русской православной церкви в СССР, образуя скорее внутреннюю оппозицию политике патриархии, чем внешнюю, и никак с ней не связанную [35]. Иначе и не могло быть, потому что, как бы ни были скрыты «катакомбы», будь они действительно институтом, совершенно отдельным от патриаршей Церкви и в пропорциях, указанных Черновым (52:48), среди эмигрантов новой волны непременно были бы представители «катакомбных». На деле же, насколько нам известно, из нескольких тысяч православных христиан, в последнее время эмигрировавших из СССР, Чернов единственный принадлежал к действующей тайной церкви. Другие же решительно отрицают самое существование катакомбной церкви или заявляют, что никогда не слышали о ней в СССР [36].
В 1990 г. в условиях сложившегося в ходе перестройки климата, когда стали возможными и безопасными поездки русских эмигрантов в СССР, а советских граждан - к эмигрантам, карловчане решили воспользоваться и этой возможностью, и давними предложениями церковных диссидентов внутри СССР. Незадолго до того в России объявились два «катакомбных» епископа: Лазарь (Журбенко) - чуть ли не 80-летний старец, отсидевший около 15 лет в лагерях и ссылках, - и некий Викентий (Чекалин). Оба ездили в Джорданвилль, где карловацкое руководство признало епископат Лазаря, но не Викентия. В мае 1990 г. в Джорданвилле собрался собор епископов Русской православной церкви за границей, в котором участвовал и епископ Лазарь. Собором были приняты два документа о создании приходов и епархий карловчан на территории СССР: Положение о свободных приходах от 15 мая и Послание Архиерейского собора Русской православной церкви за границей.
Положение обвиняет Московскую патриархию в следующих грехах:
1. Отвержение духовенства, не принявшего Декларации митрополита Сергия 1927 г., что якобы обрекло это духовенство на «массовый террор и убийства... со стороны безбожной власти»; будто бы духовенство, оставшееся верным патриархии, не пострадало в такой же степени.
2. «Попрание памяти... новомучеников и исповедников». Как мы знаем, и это полуправда, так как молитвы за заключенных и гонимых возносились в патриарших храмах все время (см. гл, VI).
3. «Сотрудничество с безбожной властью... подобострастное служение ей и общественное моление за укрепление власти, борющейся против веры и Церкви». Тут можно было бы только напомнить карловчанам моление за Гитлера и его власть в их храмах во время войны.
4. «Искажение Таинств (? - Д. П.)... отказ от катехизации...», будто этот отказ был добровольным!
5. «Участие в экуменическом движении, в созидании всемирной «церкви»... Откуда взято последнее утверждение - непонятно.
6. «Подчинение мирским безбожным властям и допущение их... прямого управления...» Тут бы стоило карловчанам вспомнить синодальный период и управление Церковью таких агностиков в числе обер-прокуроров, а то и прямых врагов церковной иерархии, как Голицын, Д. Толстой и другие.
7. «Отрыв иерархии и клира от паствы...» (?)
8. «... распущенность и сребролюбие духовенства». И тут бы не мешало карловчанам заглянуть в тот самый Синодальный период, который они так превозносят; хотя бы в книгу священника И. С. Беллюстина - «Описание сельского духовенства» (1958 г.).
9. «Антиканонические перемещения... архиереев, а также священников». И тут не мешало бы вспомнить о дореволюционной практике, когда редко какой епископ задерживался на епархии больше семи лет; да и сами карловчане перемещают своих архиереев весьма произвольно.
В Положении также говорится о принятии духовенства Московской патриархии в юрисдикцию Заграничного синода только «через письменное и публичное покаяние... за следование заблуждениям Московской патриархии». Без покаяния принимаются только клирики катакомбной церкви.
«Послание» от 16 мая пытается как бы дать историческое оправдание существованию и последним действиям Карловацкого синода.
Как и предыдущий документ, оно смешивает истину с полуправдой и прямой ложью, начиная с утверждения, что патриарх Тихон считал карловчан своими, в то время как на самом деле он их запрещал с 1922 г. по крайней мере, четыре раза. Ложно и утверждение, что митрополит Петр - первый местоблюститель после смерти патриарха - осудил митрополита Сергия и прервал с ним общение.
Как мы видим, Карловацкий синод отождествляет себя с «катакомбным» духовенством, которое, во всяком случае, в лице названных двух иерархов как бы начало всплывать на поверхность в это же время. Но тут оказалось все не так просто, и еще не ясно, признает ли оно Зарубежный синод в качестве своего возглавителя. Так, появилось сообщение о регистрации в Москве по крайней мере одной общины из «катакомб» во главе с неким священником Алексеем Власовым под именем Российской православной свободной церкви, без какого-либо упоминания ее связи с карловчанами или с их иерархом в России - епископом Лазарем. По другому сообщению, епископ Лазарь только «ведет переговоры с «катакомбными» об их вхождении в состав РПЦЗ. И тут же утверждается, что «на территории Сибири и Татарии» их около 750 общин», «в которых около 80 тысяч верующих» (т. е. чуть больше 100 на приход, что подтверждает малочисленность «катакомбных» церквей).
К тому же произошел полный конфуз с Викентием. Мы уже сказали выше, что даже Джорданвилль не признал его епископства. Тогда, вернувшись в Россию (в Тулу), он выступил с обращением, чтобы «истинно православные» не шли в патриаршую Церковь и, если нет другой, пусть обращаются к католикам. Затем он принял участие в хиротонии епископов для самозванно образовавшейся Украинской автокефальной православной церкви (о чем см. в гл. XIV), утверждая, что его хиротонисал в 1986 г. покойный митрополит Калининский и Кашинский Алексий, однако ближайшие сотрудники покойного митрополита это решительно отрицают. А Московская патриархия официально сообщает, что Викентий был диаконом в Туле и был лишен сана в 1988 г. «за нарушение 26-го Апостольского правила». И тут, согласно агентству Интерфакс, «епископ» Викентий объявил себя греко-католиком, т. е. униатом. Так первый выход «истинно православных» на поверхность омрачился скандалами и смутой. В связи с этим «Московский церковный вестник» обращается «ко всем «катакомбным православным»: не настало ли время сообща защитить общие святыни от незаконных посягательств?» Обращение это разумно и церковно, ибо выше указанное внедрение Зарубежного синода в Россию, вносящее раскол, и скандальная история с Викентием, а также с неким о. Константином Васильевым - настоятелем собора в Кашире, который вдруг объявил себя еще одним «истинно православным епископом Лазарем», которого с его 20 приверженцами пришлось удалять из собора через суд, - показывает еще раз, что всякий затяжной раскол, сколь бы благородными ни были его первоначальные мотивы, не только ослабляет Церковь изнутри, деморализует ее и вооружает ее противников против Церкви, но и неизбежно ведет к сектантскому дроблению и нравственному вырождению отколовшихся [37]. А надежды на создание кадров независимого духовенства через рукоположения из-за рубежа не оправдались по двум причинам:
1) оно началось тогда, когда в таком параллельном духовенстве надобность отпала в связи с полной легализацией Церкви в 1990 г. и обретением ею значительной степени независимости от гражданских властей;
2) источниками этого параллельного духовенства явились раскольнические течения - как в стране, так и за рубежом, - цель которых не вспрыснуть здоровую струю в жизнь существующей Церкви, а расколоть, уничтожить или по крайней мере ослабить ее как раз в тот момент, когда она становится на ноги, обретает «второе дыхание». Разделение церквей исключает возможность оздоровительного влияния «карловацкого» внедрения. К таким же результатам приведет и выход на поверхность «катакомбных», если они сольются с карловчанами или даже если они образуют отдельную церковную структуру, непримиримую к официальной Церкви. «Катакомбные» могут принести пользу Церкви, только если они войдут в состав Московской патриархии, предпочтительно сохраняя статус отдельных самостоятельных приходов, по крайней мере на переходное время.
Примечания
[1]. Иную точку зрения можно найти у Клибанова А. И. в «Современном сектантстве в Тамбовской области» (Вопросы истории религии и атеизма. 1961. № 12. С. 96) и Fletcher W. Church Underground. P. 180-229. Эти авторы, а также Янкова, Никольская и другие считают ИПЦ и ИПХ отдельными движениями. Среди авторов, считающих ИПХ продолжением ИПЦ, но без священства, см.: Демьянов А. И., Зыбковец Н. Ф. Национализация монастырских имуществ в Советской России. М., 1975.
[2]. Демьянов А. Я. Истинно православное христианство. Воронеж, 1977. Указ. соч. С. 92-94 и др.
[3]. Там же. С. 18-19.
[4]. Среди икон были также портреты еще не канонизированных мучеников XX века, то есть христианских жертв советского режима (Там же. С. 14, 113-115).
[5]. Там же. С. 16-17; Клибанов А. И. Современное сектантство. С. 60-69.
[6]. Демьянов А. И. Указ. соч. С. 18-30. Он не дает никакой информации о количестве арестованных, приговоренных и о приговорах, приведенных в исполнение.
[7]. Демьянов А, И. Указ. соч. С. 46-49. Следует также заметить, что исключение верующих из средних и высших учебных заведений было делом обычным, и были времена в советской истории, когда открыто верующие христиане исключались из школы, по крайней мере после начальной школы. Так что необразованность верующих - не обязательно их вина.
[8]. Демьянов А. И. Указ. соч. С. 40-45, 92-141.
[9]. Там же. С. 50-51.
[10]. Пзыбковец Н. Ф. Национализация монастырских имуществ в Советской России (1917-1921). М., 1975. С. 111-112, 226-227.
[11]. Важное постановление катакомбной церкви», перепечатано в «Православной Руси» (1949. № 18) из статьи Б. Захарова в парижской русской газете «Русская мысль», 7 сентября 1949 г.
[12]. Демьянов А. И. Указ. соч. С. 33-40; Fletcher W. Church underground. P. 224-229.
[13]. Демьянов А. И. Указ. соч. С. 35-38; Клибанов А. И. Конкретные исследования современных религиозных верований. М., 1967. С. 19-20. То, что молодые люди настроены более антисоветски, чем их родители, и размах движения, основанного на эсхатологических ожиданиях, с одновременным выходом из колхозов - просто невероятно.
[14]. Демьянов А. И. Указ. соч. С. 42-45.
[15]. Интервью с Александром Черновым, представителем русской эмигрантской организации НТС, похищенным в Болгарии в 1944 г. и получившим в 1978 г. разрешение на выезд из СССР после двух сроков в лагерях и пятнадцатилетней деятельности в катакомбной церкви, опубликовано в «Посеве» (1979. № 10. С. 40-46). В действительности он надеялся, что Зарубежная церковь тайно направит священников в катакомбы.
[16]. Хроника // Посев. 1981. № 12. С. 4-5.
[17]. Демьянов А. И. Указ. соч. С. 40-46.
[18]. Там же. С. 42-43; Клибанов А. И. По тому же маршруту, 1959-1971 // Наука и религия. 1972. Март. № 3. С. 55.
[19]. Конкретные исследования Клибанова А. И. и Янкова 3. А. Демьянов А. И. сам себе противоречит, когда заявляет, что, опросив 1360 членов ИПЦ, он обследовал «около 90% членов ИПХ» в Центральном черноземном районе (с. 125-130). Если ИПХ избегает контактов с советскими представителями, как он узнал, сколько человек составляет 90%?
[20]. Докладчиком был Е. Н. Климов, работник ЦК КПСС. Интервью Чернова, с. 45.
[21]. Интервью Чернова, с. 44. Это совпадает и с утверждениями некоторых советских «религиоведов». Напр.: Демьянов А. И. Указ. соч. С. 63-67.
[22]. См. «Сведения о ходатайствах по открытию церквей...» за 1961 г. ЦГАОР, ф. 6991с, оп. 2, ед. хр. 288. По этим данным, численность православного духовенства уменьшилась в 1957 г. на 119 человек, в 1958 - на 189, в 1959 - на 676, в 1960 - на 1000, в 1961 г. - только по РСФСР, где находилось лишь примерно 25% действующих храмов, на 430, т. е. по всему СССР не меньше чем на 1500. Если учесть, что в «либеральные» 1954-1956 гг. наблюдался прирост духовенства, несмотря на естественную убыль, можно считать все сокращение по численности начиная с 1957-го - насильственным. Поскольку 1962-1964 гг. были не менее интенсивными по гонениям, чем 1961 г., простое арифметическое сложение вышеуказанных цифр плюс экстраполяция на 1962-1964 гг. даст сумму в 6-7 тысяч человек.
[23]. Горичева подтверждает, что многие ее друзья-женщины, молодые ленинградские интеллектуалки, принесли обеты правящему епископу патриаршей Церкви жить по-монашески в миру в тайных монашеских общинах.
[24]. Свидетельство о. Тивецкого (Вестник русского студенческого христианского движения. 1980. № 132. С. 211) содержит рассказ об аресте странствующего священника о. Саввы (Кольчугина).
[25]. Там же.
[26]. Гагарин Ю. В. Религиозные пережитки в Коми АССР. Сыктывкар, 1971. С. 73-76.
[27]. ЦГАОР, там же, л. 41-43.
[28]. Fletcher W. Op. cit. P. 186-187.
[29]. Ibid. P. 82.
[30]. «Россия и церковь сегодня»; написано, очевидно, в 1970 г., поскольку патриарх Алексий упоминается как почивший (он умер в 1970 г.), а Пимен - как митрополит (он был избран патриархом весной 1971 г.), АС 892.
[31]. «Россия и церковь сегодня», с. 8, 10-11.
[32]. Регельсон Л. Трагедия русской церкви, 1917-1945. Париж. 1977. С. 192-193. Письмо датировано 1962 г.
[33]. Письмо датировано 1966 г. и адресовано «Архипастырям Русской Церкви за границей». См. АС 726.
[34]. Аутентичность этого письма подозрительна, поскольку оно распространялось Отделом внешних сношений эмигрантского Синода и никогда не упоминалось в документах самиздата. Опубликовано в «Русской мысли» (1977. 17 марта. № 3143).
[35]. Это соответствует нашим выводам, но противоречит официальным заявлениям эмигрантского Синода.
[36]. Среди них Горичева, которая жила в «политическом подполье» и много путешествовала по монастырям и местам массовых паломничеств в стране в 1975-1980 гг. Она никогда не слышала о катакомбной церкви и узнала о ней лишь на Западе.
[37]. Сборный материал по следующим источникам: а) Челноков А. Осень Московского Патриархата? // Русская мысль. 1990. 14 декабря. С. 9; б) Православная Русь. 1990. 28 июня. № 12. С. 1-2; 1990. 28 мая. № 10. С. 1-2; в) Keston New Service. 1991. 10 января. С. 14; 1991. 7 февраля. С. 4; 1991. 21 февраля. С. 15; Белавенец Г. С. И снова самосвяты; Юров С. Фарс вместо драмы // Московский церковный вестник. 1991. Январь. № 2. С. 6.
