Понимание второй части Книги Бытия (Быт. гл. 12-50 связано с определенными трудностями. Чтобы дать представление о них, достаточно сопоставить расхожие представления тех, кто считает, что найдет здесь «биографии» патриархов и «хронику» их паломничеств, с мнением де Во, написавшего: «Растерянность историка тут растет по мере углубления в даль времен. И наиболее трудным для него оказывается вопрос о тех первых предках, которых приписывает себе Израиль: патриархах Аврааме, Исааке и Иакове».
Если мы хотим понять, какое свидетельство может дать Библия о патриархах, нужно попытаться восстановить всю историю текстов и преданий, от которых они берут свое начало. Среди ученых наиболее распространено мнение, что повествовательные циклы о праотцах также являются результатом синтеза различных традиций - ягвистской, элогистской и священнической. Соггин, объясняя связи между отдельными патриархами, пишет: «При толковании Книги Бытия и реконструкции предыстории Израиля стало общим местом в целом утверждать, что генеалогическая линия, ведущая от Авраама к героям, давшим свои имена племенам Израиля, является результатом последующей обработки...
На самом деле речь идет о персонажах, пусть даже живших в одно и то же время, но первоначально независимых друг от друга. Рождение, маршруты, места скитаний - мотивы разных повествований, то отличных друг от друга, то аналогичных, а то и параллельных, доказывают это... Следовательно, логично заключить, что здесь перед нами вовсе не биография, но весьма разнообразные материалы, сложившиеся независимо друг от друга и лишь потом, в течение довольно длительного периода объединившиеся в разных источниках...
Не можем мы и утверждать, например, что имеем тут дело с какой-то особенно примитивной, грубой формой биографии или посягательством на нечто подобное: скорее следует сказать, что вокруг персонажей, «историчность» которых вышеназванные элементы (отношения с широким движением полукочевых групп западно-семитского происхождения) делают если не достоверной, то возможной, сосредотачивались саги и легенды, ценность которых для истории нужно определять отдельно для каждого случая».
Де Во пишет: «Каждая группа осознавала себя в том предке, о котором повествовала история и культ которого она продолжала, чтя "Бога отца своего"».
Объединение различных групп привело к выделению трех главных фигур из первоначального множества «праотцов» - Авраама, Исаака и Иакова. Связи, складывавшиеся впоследствии между этими выросшими группами, и были переданы в форме «родословия», превращавшего всех «сынов Израиля» в потомков Авраама, от которого произошли Исаак и затем Иаков-Израиль. Вот предыстория, которая проявляется в различии преданий, относящихся к каждому из патриархов».
1. Смысл преданий о праотцах
Мы всегда должны помнить, что становление Библии начинается не с Книги Бытия (Быт. гл. 1-11), но скорее берет начало от деяний Господа - освободителя и спасителя. Деяние это в конце концов дает и ключ к пониманию самих патриархов. Именно это деяние накладывает первый отпечаток на те особенности единого облика народа Божия в религии, культуре и институтах, которые особенно проявятся и укрепятся во времена Давида и Соломона. И лишь на основе этого унитарного национального сознания, формированию которого способствовало зарождение монархии, можно понять интерес Израиля к своему прошлому и потребность воскресить его. Предметом фокусировки при этом становится «исход», фоном - история собственных предков. «Писать свою историю» становится для Израиля также способом самопознания и понимания своей особой сущности.
Используя схему «обета», данного отцам (мотив, типичный для J), или развивая схему «родословия» (что характерно для Р), Израиль сумел объяснить себе деяние Господа и смысл национальной истории так, как теперь их ощущает и исповедует вера: «Я Бог отца твоего, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова» (Исх. 3:6). В этом смысле эпоха праотцов представляется в целом эпохой «завета», приготовления к рождению (ср. Быт. 11:27: «Вот родословие Фарры...») и к жизни «народа Божиего». На самом деле мотив Бога, обещающего потомство, не нов, но особенность, которую вносит в него Израиль, - это способность увидеть и признать в «обете» [5] и в своем «родословии» [6] слово и дело Ягве - творца истории спасения.
Чтобы указать на некоторые из причин, объясняющих генезис преданий о праотцах, нужно учитывать по меньшей мере три обстоятельства: 1) интерес к предкам характерен для любого формирующегося народа; 2) усиление интереса к прошлому всегда вызвано какими-то новыми явлениями в настоящем; 3) память народа о своем прошлом всегда подчинена потребности создать новое видение будущего.
Представляется, что совокупность этих трех причин хотя бы отчасти объясняет особенности формирования предания о патриархах. В самом деле, ягвистская традиция (J) возникает в период, когда монархия Давида (1010 - прибл. 970 гг.) и, в еще большей степени, Соломона (ок. 972-933 гг.) впервые сумела создать некую национальную общность с географической, племен ной и религиозной точки зрения. Показателен тот хвалебный (!) тон, и котором Вторая Книга Самуила (в русской редакции Вторая Книга Царств) комментирует личные успехи Давида: «Тридцать лет было Давиду, когда он воцарился; царствовал сорок лет. В Хевроне царствовал над Иудою семь лет и шесть месяцев, и в Иерусалиме царствовал тридцать три года над всем Израилем и Иудою» (2 Цар. 5:4-5).
Говоря об «искусственности» схемы, использованной для «родословия» праотцов, Клементе пишет: «Возвышение Авраама до положения предка всего Израиля должно было произойти в эпоху, когда между Иудеей и Израилем существовали тесные связи, в которых главенствующую роль играла Иудея. С точки зрения соответствия этим условиям, наиболее подходящим временем оказывается эпоха Давида и Давидово-Соломоновой монархии». Писцы и историографы, для которых важнее всего была царская персона, этнические группы и отдельные племена, для которых было важно прежде всего их прошлое, верующие люди и пророки, наиважнейшим для которых было деяние Господне, в конце концов и собирают воедино ту массу элементов, из которой начинается первое великое толкование истории спасения: ягвистская традиция.
В момент, когда царство Давида, казалось, достигло географического универсализма, в период, когда даже пророк Нафан изображает деяние Господне в тесной связи с судьбой «дома Давидова» (ср. 2 Цар. гл. 7), в условиях, когда владение землей и племенная связь становятся фактическими, легко понять тональность, которую принимает толкование веры в традиции J, ибо разрабатывается она как раз в Иудее, в кругах, приближенных к монархии. Суть веры в традиции J может быть сжато выражена следующим образом: 1) Израиль является «великой нацией» (ср. Быт. 12:2; Быт. 18:18; Чис. 14:12) в силу «обетования» или благословения, данного Господом Аврааму. Следовательно, Авраам является первым подлинным предком и генетической точкой отсчета для всего Израиля.
Но одновременно он оказывается и первым «дублером» Давида; 2) спасение Божие уготовано не только Израилю, но принимает универсальное измерение - к такой мысли словно подводит само расширение царства Давида: «Благословятся в тебе (Аврааме) все племена земные» (Быт. 12:3); 3) история Адама оказывается под знаком уже не «проклятия» (Быт. 3:14; Быт. 3:17; Быт. 4:11 и т. д.), но «благословения», архетипом которого явлен и Авраам и его первые потомки (см. Быт. 12:2-3: «Я произведу от тебя великий... род, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое; и будешь ты в благословении - благословлю благословляющих тебя, и злословящих тебя прокляну; и благословятся в тебе все племена земные»).
Свидетельство элогистской традиции (Е) о праотцах более ограничено и фрагментарно. Она зарождается под влиянием проповедей северных пророков около VIII в. и отличается намерением узаконить Синайский союз, оказавшийся под угрозой ханаанского синкретизма, стремлением поддержать требования закона в ответ на осложнения, возникшие в этой связи. На практике речь шла о том, чтобы оказать сопротивление порче нравов, упадку ягвистской религии, растущей популярности ханаанских культов плодородия. Поэтому фигуру предка традиция Е изображает для современников как образец верности Богу и союзу. «Вера Авраама» (см. Быт. 15:6: «Авраам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность») и его «богобоязненность» (Быт. 22:12) составляют тот угол зрения, под которым отец вероучения преподносится памяти Божиего народа (Евр. 11:8-18).
Священническая традиция (Р), возникшая в период вавилонского изгнания, отражает ситуацию упадка духа среди изгнанников, вдали от родины отягощенных еще и сознанием греха и неверности, и является ответом на эту ситуацию. На ощущение, что из-за непрекращающегося неверия людей отношения с Господом не имеют будущего, эта традиция отвечает тем, что показывает: не праведность человека, но верность Господа, установившего с Адамом «вечный» завет, не нарушаемый никакой неверностью человека, является гарантом истории спасения (Быт. 17:7). Та же традиция не только показывает изгнанникам, что Авраам тоже «пришелец» (Быт. 23:4) - в свое время уже пережил такое же положение, но и что история их позволяет им рассчитывать еще на одну гарантию: на то обстоятельство, что отец их. Авраам, некогда приобрел «поле... которое при Махпеле, против Мамре» (Быт. 23:17), чтобы похоронить там Сару. Следовательно, благодаря Аврааму они не утратили свои права на эту землю...
Разумеется, каждую из этих традиций (J, Е, Р) следует понимать не как «придумывание содержания», но как способ, с помощью которого Израиль возвращал себе историю спасения, нередко освещая прошлое ясностью настоящего. Первые свидетельства цикла о праотцах естественно связаны с кругом представления и интересами кочевых и полукочевых групп, из которых впоследствии и сложится «великая нация» - Израиль. Однако нужно помнить, что зрелое вероучение Израиля воспринимало эти интересы и развивало их в серьезные темы в период, простирающийся от монархии до вавилонского изгнания. Читателю Библии предстоит обнаружить цель каждой из этих традиций. А состоит она в том, чтобы определить лейтмотив обета и деяния Господа, дающие истинное объяснение величия и судьбы Израиля (традиция J), судьбы, переживавшей кризис и подвергавшейся опасности (традиция Е), великой судьбы, которую надежда поддерживает даже в изгнании (традиция Р).
2. Первые подступы к толкованию «Авраамова цикла»
Современная экзегеза довольно единодушно допускает, что рассказы о праотцах могут быть сведены к следующим трем циклам: повествовательному циклу об Аврааме (Быт. 11:27 - Быт. 25:18), который является сводом повествований, возникших среди южных групп, сосредоточенных возле Хеврона (Быт. 13:18 J; Быт. 18:1-15 J; ср. Быт. 23:1-10 Р) и святилища Мамре; к циклу об Иакове (Быт. 25:19 - Быт. 35:29; Быт. гл. 47-50), весьма сложному по своим внутренним членениям, который восходит к группам, располагавшимся в Трансиордании и центральной Палестине, и к повестям «книг премудрости» об Иосифе (Быт. гл. 37-50, за искл. 38 и 49).
Быт. 12:1 - Быт. 13:1 J (за искл. Быт. 12:4-5 Р). Это наиболее известные страницы об Аврааме. Страницы, на которых ягвистская традиция ретроспективно выражает свое основное теологическое видение. Отрывок является продолжением нескольких начальных строф (Быт. 11:27-30 J +Быт. 11:31-32 Р), цель которых - связать Авраама через его отца Фарру с историей человечества (традиция Р) и поместить его в центре его «земли рождения» (Быт. 11:28). В самом деле, тут идет речь об Уре Халдейском (Быт. 11:28) [7] - шумерском городе в нижней Месопотамии, разрушенном эламитами. Оттуда пойдет миграция на запад (аморреи - западные народы [8]) и на Харран (Быт. 11:31) - город в верхней Месопотамии.
Jiro, по-видимому, и следует считать местом «призвания» Авраама, который был именно «призван» уйти «из земли твоей, от родства твоего» (Быт. 12:1). На этом географическом фоне и размещает Библия «призвание» Авраама [9] в форме «богоявления» и «оракульского предсказания». Рассказ этот весьма существенен: Ягве [10] изображен в нем как главный герой, Авраам - как первый исторический собеседник Бога, а деяние Господа - как встреча-диалог. Гадзель пишет: «Для понимания встреч Господа с человеком у нас сегодня есть немало восточных параллелей».
Если при этом говорится: «И Господь дал себя лицезреть», то тут нет богоявления. В свете шумерских и вавилонских гимнов (ок. 2000 г. до н. э.) обращение Господа к праотцам следует понимать как «литературное выражение» осознания человеком некой воли и мощи, которые не присущи ему самому, но повелевают им. Тут не моральное обязательство в собственном смысле слова, но понимание, что некая сила, разумная и свободная, как сам человек, велит ему делать нечто, сопровождая свое повеление определенным обещанием [11]. Библия дает понять, что язык оракула не скрывает какое-то более глубокое представление о Боге. Бог тут видится как «Бог-покровитель» («Schutzgottheit»), Бог отдельной личности и семьи.
Это «Бог отца», который в дальнейшем превратится в «Бога предков» и будет уже связан не с географическим местом, но с группой людей. И это будет тот Бог праотцов, что, явившись прародителю, был узнан им. И характер у него тот же, что у кочевых божеств: он ведет вперед, сопровождает и хранит в пути верную ему группу. Он решает, нужно ли ей мигрировать, и знает, куда ее вести. Этот открывшийся предку и оставшийся «с ним» Бог берет на себя определенные обязательства по отношению к верным в форме «обетов». В Библии, в частности, эти обеты отвечают двум основным чаяниям пастухов, ведущих полукочевой образ жизни: иметь потомство, способное обеспечить продолжение рода, где бы можно было обосноваться. Следует со всей определенностью подчеркнуть, что для автора Бытия - современника его создания, ягвиста, «Бог отцов» уже полностью отождествился с Ягве: Богом Исхода.
Авраам призван «пойти» (haw-lak' - пойти - это глагол Исхода!) неизвестно куда, положившись на защиту «своего» Господа и на его обещания, что он получит долгую жизнь (Быт. 15:15), сына (Быт. 18:10), многочисленное потомство (Быт. 12:2) и землю, которой будет владеть (Быт. 12:7). Что особенно отличает ягвистское повествование, так это акцент на благословении (корень baw-rak' - «благословить» - пять раз встречается в Быт. 12:2-3). «Благословение» - это не просто слою, но слово осуществляющее. Эта та «плодовитость», которой суждено перейти к потомству, так что из него возникнет «великий народ» (Быт. 12:2), подобный народу Израиля времен Давида (ср. 2 Цар. 7:9). Более того, в Аврааме «будут благословенны все народы» (пассивная форма). Иными словами, праотец станет источником всеобщего благословения (как Адам - «проклятия» в Быт. гл. 3).
Краткое заключение Быт. 12:4 а (I) показывает нравственную силу Авраама: «И пошел Авраам, как сказал ему Господь...» Здесь и наивысшая хвала предку, и одновременно самая запоминающаяся семейная фотография - Израиль начинает открывать себя в своем предке и осознавать как «народ внимающий» и «народ верующий»!
В Быт. 12:6-9 продолжением рассказа является поход, в котором отражены классические южные маршруты: к Сихему, Вефилю, Гаю. Упоминая о стране хананеев, отмечая старинные места жертвенников, рассказчик подчеркивает новизну той истории, которую он рассказывает: «потомству твоему отдам Я землю сию» (Быт. 12:7). Прежний религиозный смысл, направлявший жизнь Авраама и оправдавший захват земель хананеев, теперь опять облекается в новую формулировку: земля эта является землей Ягве (ср. Исх. 9:29), Израиль получил ее в дар (ср. Иез. 1:3).
Отрывок этот завершается любопытным эпизодом (Быт. 12:10-20), который идентичен двум другим: Быт. 20:1-18 (Е) и Быт. 26:1-14 (J). Авраам, чтобы не впасть в немилость, прибегает к хитрости, но тогда в руки вельмож фараоновых попадает Сара, «прекрасная видом» (Быт. 12:11). Мотивировку этого отрывка понять нелегко, но цель его представляется двояко: в продолжение «панегирика» Аврааму, на сей раз как хитроумному мужу, воздать хвалу и праматери. Это намерение создать «панегирик» явственно ощущается во всем цикле, где предок представлен как полководец (Быт. 14:14), заступник (Быт. 18:22-23 J), пророк (Быт. 20:7 Е), образец милосердия и послушания (Быт. гл. 22), как истинно верующий (Быт. 15:6), основатель культа (алтарь в Мамре - Быт. 13:18, в Сихеме - Быт. 12:6, в Вефиле - Быт. 12:8 и в Вирсавии - Быт. 21:33).
Быт. гл. 15 J и Е. Было бы самонадеянно пытаться провести четкое различие между этими двумя традициями, хотя сам отрывок содержит достаточно элементов для такой попытки. Это обещание потомства, когда Авраама уже искушает мысль о приемном наследнике (Быт. 15:2-4); великое свидетельство элогистской традиции о вере Авраама (Быт. 15:6); ритуал «рассекания» договора, совершаемый самим Господом, рассекшим животных в подтверждение обещания, данного Аврааму (Быт. 15:17-21 J), и вещий сон (Быт. 15:13-16 Е) как дальнейшее подтверждение верности Господа обещанию земли и как объяснение последующих событий исхода.
Быт. гл. 17 Р. Здесь перед нами страница, написанная в обстановке вавилонского изгнания. Автор, которому известны предыдущие предания о завете Господа с его народом (Быт. гл. 15), о налагаемом этим заветом требовании веры с последующим благословением или проклятием (в случае неверия), хочет снять впечатление, что неверность человека может сорвать план Господа спасти его. Архаизированное изображение Ягве в виде Эль Шаддаи (нагорного Бога), типичное для истории праотцов в традиции Р, и изменение имени Аврам на Авраам (Быт. 17:1, 5) позволяют в синтетической форме ввести мотив призвания-благословения-обета.
Мотив «завета» (сам термин ber-eeth' встречается здесь 13 раз!) - аналог мотива «благословения» - представлен как обязательство, возложенное на себя Господом. Так «вечный завет» (Быт. 17:7,13 Д 9) становится Божиим словом, гарантирующим будущее человека. Характерно, что обещание многочисленного потомства и уверение, что «цари народов произойдут от тебя...» сделаны в период изгнания, когда монархия окончательно рухнула. И подобно радуге для Ноя (Быт. 9:13) здесь для скрепления договора вводится как знак «обрезание».
Быт. гл. 22 Е. Это одна из наиболее важных для элогистской традиции страниц - об Аврааме, подвергнутом Богом испытанию.
Тема испытания является для истории праотцов весьма характерной. В данном случае патриарх должен уничтожить плод обета - сына своего Исаака - вновь положившись на юлю Божественного Провидения. По замыслу редактора элогистских преданий ясно, что речь идет об испытании (Быт. 22:1), в котором проверяются вера и послушание Авраама (Быт. 22:12) и в котором Бог предстает как «Господь усмотряющий» (Быт. 22:14). Теологическое значение этого рассказа и его хвалебная функция по отношению к Аврааму очевидны. Однако по-прежнему очень трудно установить, есть ли в его основе историческое зерно.
Это то ли повесть о какой-то смертельной опасности, которой подвергался Исаак, соответствующим образом драматизированная и введенная в культовое обрамление, то ли рассказ, призванный оправдать замену человеческих жертв на принесение в жертву животных, то ли история, повествующая об основании храма, в котором не приносились человеческие жертвы (созданного в противовес храмам, где практиковались человеческие жертвоприношения). Весь этот материал, первоначальная форма которого утрачена, по-видимому, не принадлежал к наиболее древним преданиям об Аврааме (возможно, тут ханаанское сказание?). Однако элогистская традиция все равно использовала его.
После этих «набросков» к толкованию легко наметить его основную линию: перечитав историю Авраама как свою историю, Израиль продолжал и далее исповедовать ту же веру в Бога-спасителя. В руке Божией периоды расцвета, времена кризиса и даже изгнания всегда могут стать предложением спасения. Именно так прожил и именно такой ответ дал Господней истории патриарх Авраам.
3. Фигура Исаака
С литературно-критической точки зрения история Исаака включена в историю его отца Авраама (Быт. 21:22, 24), а также проходит на втором плане в истории детей Исаака и Исава (Быт. 25:19-28; Быт. 28:1-9; Быт. 35:27-29). Лишь в Быт. гл. 26 Исаак является главным персонажем, но сюжеты этой главы затрагивают только его взаимоотношения с народами Герара, и все они дублируют эпизоды истории Авраама: испытание Ревекки (Быт. 26:1-14; ср. Быт. 20:2-18), история с колодцами (Быт. 26:15-25; ср. Быт. 21:25-31), союз с Авимелехом (Быт. 26:26-33; ср. Быт. 21:22-32).
В то же время возможно, что никакого цикла об Исааке вообще не существовало, но был единый цикл об Аврааме-Исааке. Ведь если убрать из Авраамова цикла все, что относится к Исааку, то останется довольно мало, и самый древний сплав преданий, который можно обнаружить, это как раз цикл об Аврааме-Исааке. Тогда эпизоды Быт. гл. 26, приписанные собственно Исааку, могут оказаться не остатками независимого цикла, но попыткой обогатить фигуру Исаака отзвуками авраамова цикла и еще более укрепить связь между циклом Авраама и циклом Иакова.
С теологической точки зрения Исаак изображен в Библии как сын обета, который был дан Аврааму, другу Бога, в возрасте 100 лет, и которого он должен был принести в жертву в самом юном возрасте (Быт. гл. 22). Его «избранничество» подчеркнуто сопоставлением с Измаилом, в права которого он заступает и который затем исчезает из родословной (Быт. 21:10-12). Имя этого патриарха предание также связывает с именем Бога: «Я Господь, Бог Авраама и Бог Исаака».
4. Цикл Иакова
В окончательной редакции предания об Иакове переплетаются с преданиями об Исааке. О рождении Иакова, как и Исава, рассказывается в Быт. 25:19-34, а о благословении Иакова отцом повествуется уже в Быт. 27:1-46. В историю этого патриарха вклинивается история Иосифа. Отправление Иакова в Египет описано в Быт. 46:1 - Быт. 47:12. Последняя воля Иакова - принятие и благословение сыновей Иосифа - составляет содержание Быт. 47:28 - Быт. 48:22, а благословение патриарха, рассказ о его смерти и похоронах описаны в Быт. 49:1 - Быт. 50:14.
Окончательная (уже после Исхода) редакция глав представляет собой ряд довольно тесно связанных между собой эпизодов, группирующихся вокруг истории двух братьев Иакова и Исава (Быт. 25:27). Тут описано явление Ягве (Быт. 28:10-22), пребывание патриарха у арамеянина Лавана (Быт. гл. 29-31), его триумфальное возвращение в Палестину (Быт. 32:1-22), борьба на берегу реки Иавок (Быт. 32:23-32) и обет устроить жертвенник в Вефиле (Быт. 35:1-5, 7). В этом литературном комплексе просматриваются два повествовательных цикла: цикл об Иакове-Исаве (Быт. 28:1-22, Быт. гл. 32-33) и цикл об Иакове-Лаване (Быт. 29:1 - Быт. 31:54). С географической точки зрения выделяются предания, связанные с Транс Иорданией (Иаков-Исав, Лаван и Иаков на берегу реки Иавок), и предания из центральной Палестины (Иаков и святилище Вефиля). Легко заметить, до какой степени эти повествования носят простонародный, чуть ли не мирской характер, хотя и содержат ссылки на Бога Авраама и на обет.
Если попытаться выделить здесь различные традиции Ο, Е и Р), то можно заметить, что весьма разнообразный и сложный материал, соответствующий им по времени, расчленен на своеобразный генеалогический, хронологический и топографический контекст [12].
Большая часть материала об Иакове, содержащегося в Быт. гл. 28-30, принадлежит к ягвистской традиции, нередко переплетающейся с элогистской. В период царствования Соломона, когда в состав великой Давидовой империи входило двенадцать племен и уже были заметны предвестники поли Исава, как это было в традиции J, но посылает брату богатые дары по чистоте своего нрава (Быт. 32:14-22). В борьбе на берегу Иавока таинственный противник просит отпустить его, «ибо взошла заря». Патриарх отвечает: «Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня». Тогда незнакомец спрашивает, как его имя, и затем говорит: «Отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль; ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь» (Быт. 32:29). Фраза эта подводит итог вековой истории взаимоотношений народа Израиля с Богом: это постоянная борьба, длящаяся до восхода солнца. Войдя в Палестину, Иаков останавливается в Сихеме, в центральной части этого края (Быт. 33:18), но ему нужно идти в Вефиль исполнять обет.
Перед тем как отправиться в святое место, он призывает всех, кто с ним, очиститься от идолопоклонства, которым они заразились в чужой стране (Быт. 35:2). Для традиции Е в период, когда среди жителей Северного царства процветал хананейский синкретизм, это требование для заключения союза было весьма актуальным. Примерное поведение Иакова и его семьи для автора элогистской традиции, теолога союза, - способ оказать противодействие широкому проникновению язычества. Под его пером история праотца интерпретируется в контексте обета, данного Господу, а сама фигура предка отчетливо приобретает черты высокой нравственности.
Священническая традиция, представленная несколькими списками имен и краткими историческими сведениями, не позволяет дать целостное изображение Иакова и понять, как интерпретировался ею этот персонаж в ее времена. В свою очередь редактор этой традиции дает новую версию паломничества Иакова в верхнюю Месопотамию: оно необходимо для подтверждения одного из наиболее важных для выживания Израиля законов: запрета брать в жены женщин-чужестранок. Согласно традиции Р, патриарх не бежит в Месопотамию, но послан туда Исааком, чтобы найти жену среди родичей.
Перед тем как отправиться в чужие края, Иаков получает от Исаака пожелание многочисленного потомства: «Бог же Всемогущий да благословит тебя, да расплодит тебя и да размножит тебя, и да будет от тебя множество народов» (Быт. 28:3). Пребывание в Месопотамии делает возможным осуществление обещания Господа. «Тезис» этот оказывается важным и для вавилонских изгнанников: Бог вновь приходит к ним на помощь созидательной мощью Своего слова, предрекая возвращение на родину и обещая новое заселение страны.
Когда описывается возвращение в Палестину, то Вефилю, который в VI в. до н. э. уже не существовал, больше не уделяется особого внимания, зато делается упор на тех словах, которыми Господь приветствует возвращение праотца. Ведь именно по этому случаю Господь нарекает Исааку имя Израиль (Быт. 35:10) и снова подтверждает данное ему обещание большого потомства и владения землей (Быт. гл. 35). В ознаменование приобретения земли и владения ею тело Иакова переносят из Египта в Ханаан и хоронят в пещере Махпела (Быт. 50:12 сл).
Очевидно, что за письменной традицией можно увидеть и архаичный материал, устные предания. Прежде всего можно понять, в каких местах складывались те две традиции, которые в конце концов оказались сплавленными воедино: Трансиордания и центральная Палестина. Кроме того, легко увидеть первобытные реалии, составляющие их подкладку: это рассказы о связях и соперничестве между племенами (соперничество между Иаковом и Исавом - это вражда между пастухами и охотниками или же, как в эпизоде с благословением в Быт. гл. 27, между оседлыми и кочевниками; Иаков и Едом - это израилиты и едомиты; договор с Лаваном относится к израилитам и арамеям, Симон и Левий в Сихеме олицетворяют две разные группы, таким же образом все, что говорится о двенадцати сыновьях Иакова с самого их детства, нельзя толковать иначе как отголоски истории двенадцати племен Израиля), местные легенды и предания, связанные с культовыми местами (ср. Быт. 32:23-33), простонародные способы изображать предка (ср. Быт. 25:26; Быт. 27:36, где он фигурирует под именем «Иаков», и Быт. 32:28; Быт. 35:10, где его называют «Израиль»).
Во всем этом можно рассмотреть некие общие черты облика Иакова: это «прародитель», принадлежащий к кочевому клану арамейского происхождения, пришедшему из северной Месопотамии, который чтит культ «Владыки Иакова». Сей Бог обещает Иакову многочисленное потомство и землю. Кочуя в поисках пастбищ, клан находит пристанище и центральной части трансиорданской и цисиорданской Палестины. В процессе привыкания к оседлому образу жизни клан овладевает хананейскими культовыми святилищами, и его Бог отождествляется с Высшим Божеством хананейской религии.
Вот на эту основу, представленную человеческой историей, прививается и на ней вызревает история спасения. В самом деле, можно сказать, что начиная с наидревнейшего слоя традиций принцип благословения помогает моделировать память обо всех деяниях предка. Иаков предстает как носитель Божиего благословения: в борьбе с Богом Иаков не просит у него обещания, но вырывает благословение (Быт. 32:26-30). Именно это благословение Божие и объясняет его сверхчеловеческую силу и успех всех его поступков с Исавом или у Лавана. Тема благословения возвращается в различных формах: Иаков получает благословение отца (Быт. гл. 27), благодаря Иакову получает благословение и Лаван (Быт. 30:27, 30), наконец умирающий Иаков благословляет сыновей Иосифа (Быт. гл. 48).
Рассматривая в целом главы, вобравшие предания о праотцах, можно извлечь из них существенное заключение: генеалогическое древо предков Израиля позволяет показать слияние протоизраилитских групп и их взаимоотношения с соседними народами. Что же касается сращения циклов об Аврааме-Исааке с циклом об Иакове, то достоверное объяснение этому можно дать, только если допустить, что эти две группы осознавали общность своего происхождения.
5. История Иосифа
Повествование об Иакове прерывается рядом глав, в которых описывается жизнь Иосифа (Быт. гл. 37-50 за исключением гл. 38 и 49). История Иосифа занимает важное место в истории праотцов и служит как бы перекидным мостиком к истории Моисея, к исходу (ср. Исх. 1:6-8), а практически и к будущему народу иудейскому. Это то предание о «приходе» в Египет (ср. Быт. 24:4), которое священническая традиция связывает с историей Иакова (ср. следующие тематические и повествовательные кольца: Быт. 37:2; Быт. 37:19; Быт. 49:29-33, Быт. 50:12-13) и которое в окончательной редакции находит место в великой ягвистской истории.
Анализируя историю этого предания, де Во отмечает, что по поводу продажи Иосифа в Египет можно выделить две версии одной устной традиции: согласно одной из них сыновья Израиля замышляют против Иосифа, которому покровительствует Иуда, они-то и продают измаильтянам, а те перепродают его некоему безымянному египтянину (это ягвистская традиция, центр которой в Вирсавии); согласно другой - сыновья Иакова строят козни Иосифу, которого защищает Рувим, его бросают в ров, откуда его достают мадиамские купцы, которые и продают его Потифару, начальнику телохранителей (элогистская традиция с центром в Сихеме?). Естественно, что ягвистская традиция подчеркивает важность помощи Иуды (Быт. 37:26, 27), ибо от него пойдет племя, которому суждено царствовать (Быт. гл. 49), тогда как элогистская традиция уделяет больше внимания Рувиму, хотя и делает это весьма сдержанно; смыслом повествования становится усиление Ефраима (возможно, как отражение домонархической ситуации).
Ученые считают свод этих глав повествованием типа «назиданий и книг премудрости», хотя не следует исключать и определенную историческую основу, дополненную фольклором. В самом деле, с одной стороны, рассказ как будто отражает особенности традиций «премудрости» эпохи Соломона и проегипетские симпатии этого монарха, с другой, по-видимому, не только передает отголоски частых миграций между Палестиной и Египтом, но и обнаруживает намерение узаконить роль племени Ефраима, позднее вытесненного родом Иуды (ср. Быт. гл. 38 и 49).
Действительно, если вернуться к истокам, то окажется, что род Ефраима, так называемые «сыновья Израиля», исконные обитатели Ефремских гор, позже спустившиеся в Египет, по возвращении в Палестину присоединили к себе на севере племя Манассия, на юге - Вениамина, к востоку от Иордана - Махира. Тогда Иосиф мог быть исконным героем группы Махира (имя которого на древнееврейском означает «проданный»), - наемника, служившего хананеям или египтянам...
А поскольку впоследствии группа Махира вливается и растворяется в роде Манассия, манасситы присваивают себе героическую фигуру Иосифа и начинают считать Иосифа своим предком. Так Иосиф оказывается, в конце концов, отцом Манассии (так зовут его первенца, ср. Быт. 41:51) и Ефрема (Быт. 41:52)! Когда род Манассии одерживает верх над группой Махира, изменившееся соотношение сил передается через категории генеалогических связей: Манассии - отец Махира (а Иосиф - тот, кто принял на свои колена сынов Махира, ср. Быт. 50:23). Так и возникает генеалогическое древо: Иосиф - отец Манассии, Манассия - отец Махира.
При всех трудностях с определением места Иосифа в гражданской истории, замысел библейского рассказа представляется ясным. В рассказе о «деле Иосифа» традиция дает нам типичный пример избранничества и помощи Господа. В отличие от предыдущих эпизодов, эта история развивается без зримого присутствия Господа, без новых откровений. Простая история одного семейства, расколовшегося и примирившегося (ср. Быт. 37:2), дополненная мотивом невинно пострадавшего (Быт. 39:8-9), на фоне великой истории Египта позволяет библейской традиции вернуть себе одного из предков, а главное - вознести хвалу Богу Иосифа (ср. Быт. 39:2), смешавшему все расчеты людские и сумевшему обратить во благо даже дурные помыслы человека (ср. Быт. 50:20 и еще раньше Быт. 45:5-8)!