Шумерские космогонические представления распылены по множеству текстов самых разных жанров, но в целом можно нарисовать следующую картину. Понятий «вселенная», «космос» в шумерских текстах не существует. Когда есть необходимость говорить о целостности мира, употребляют составное слово ан-ки («Небо-Земля»). Известен также термин нам-шар-ра - «бесчисленное множество», означающий мир как совокупность нагроможденных друг на друга отдельных тел, не поддающихся учету и пониманию.
Считалось, что до возникновения мира Небо и Земля были единым телом, из которого затем появились все сферы мира. Разделившись, Небо и Земля не утратили свойства отражаться друг в друге; так, например, семь небес имеют отражение в семи отделах подземного мира. Мир в течение года описывает круг и в конце года «возвращается на свое место» (ки-би-ше ги), то есть восстанавливается в прежнем целостном облике.
«Возвращение на свое место» означает в шумеро-вавилонской культуре комплексное обновление мира, которое подразумевает разрыв всех прежних связей: прощение должников, освобождение преступников из тюрем, реставрацию или переустройство старых храмов, издание новых царских указов и нередко введение нового отсчета времени.
Циклическое движение мира связано с развитием человеческого коллектива на основе принципов справедливости (ни-си-са) и порядка (биллуда). Из области седьмого неба Ан спускает в обитаемый мир сущности (ме) всех форм человеческой культуры, куда входят и профессии, и важнейшие действия людей, и атрибуты царской власти, и даже некоторые эмоции и черты характера.
Каждый бог, каждый человек должен максимально соответствовать своей сущности {ме-те-на - «приближенный к своей сущности»), и тогда он имеет возможность получить хорошую судьбу (нам-ду - «благоприятная судьба»). Судьбы могут даваться богами как на основании дел человека, так и на основании его имени. Что же касается судьбы царя, то уже сам факт его рождения предопределяет выполнение им некоей важной миссии. А в момент интронизации боги судят ему различные прекрасные судьбы и всякий раз подтверждают свои слова возгласом хе-ам («Да сбудется!»).
Рассмотрим космогонические воззрения шумеров более подробно. Кроме многочисленных запевок, предваряющих действие гимно-эпических текстов, до нас дошло всего два космогонических фрагмента. Один, известный под индексом Ukg. 15, составлен в эпоху правления Урукагины.
Второй фрагмент из Йельского музея NBC 11 108 - датируется его первым издателем Я. Ван Дейком эпохой III династии Ура. С него мы и начнем.
1. Ан господином был, Ан сиял - Ки темна была, на подземный мир не смотрела.
2. Скважина воду не несла - ничто не было создано, на обширной земле нива не обрабатывалась.
3. Высокое жречество очищения Энлиля не существовало - священный обряд омовения рук совершенно не исполнялся.
4. Иеродула Ана себя не украшала - [...]
5. Ан и Ки вместе были,
6. В браке не состояли.
7. Месяц не сиял - тьма всё объяла.
8. Ан к Даг-ан-на лицо поднял,
9. Кладбище на поле не переходило (?).
10. ME Энлиля над чужими странами не были совершенны.
11. Светлая Инанна Эанны жертв не получала.
12. Великие боги Ануннаки в движение не приходили.
13. Боги неба, боги земли не стояли.
Текст очень сложен, и прежде всего композиционно. Можно заметить, что строки 1-4 делятся на две смысловые части, причем первая обозначает причину, а вторая - следствие. Так, отсутствие полевых работ объясняется отсутствием пресной подземной воды, а неисполнение обряда омовения рук - тем, что еще не существовало должности для совершения этого обряда.
Строки 5-6, несомненно, представляют собой одно высказывание, которое можно рассматривать как одну смысловую часть, а можно и как две: «Ан и Ки были нераздельны - поэтому они не состояли в браке». Строки 7-9, скорее всего, тоже нужно рассматривать как отдельный смысловой фрагмент, но значение его пока остается непонятным.
Строки 10-11, 12-13 также можно воспринять как причинно-следственные высказывания: ME Энлиля над чужими странами не властвовали - поэтому Инанна не получала жертв в своем храме; поскольку Ануннаки в движение не приходили - боги неба и земли стоять не могли. Но можно рассматривать четыре последние строки и как совершенно самостоятельные высказывания, не зависящие от соседних.
Слово те, исходя из контекста, лучше всего понять как «власть», поскольку имеется в виду нечто, совершенно (то есть полностью) распространяемое Энлилем на все страны мира.
Текст описывает начальное состояние мира апофатически, то есть через отрицание видимых проявлений того, что уже содержится в составе мира, но еще не нашло своего феноменального выражения. Композиция имеет довольно четкий хронотоп, показанный в пространственном расположении строк текста.
Строки 1-6 рассказывают о времени нераздельного существования Неба и Земли при фактической власти Ана-Неба, строки 7-9 говорят о каких-то отношениях между Аном, молодым месяцем и Даг-ан-на (или богом ветров Даганом), строка 10 упоминает власть Энлиля над соседними с Шумером странами (включая, вероятно, и сам Шумер), в 11-й речь идет о храме Ана и Инанны в Уруке, в 12-й - о подземных судьях Ануннаках, в 13-й - о богах неба и земли (правда, не исключено, что Ануннаки в это время могли быть отождествлены с богами неба и земли, но такое отождествление все же необязательно).
Мы видим, как повествование, начавшись на высоком небе Ана, в мире неподвижных звезд, постепенно спускается вниз - сперва на уровень лунного бога, затем в срединный мир Энлиля и Инанны и наконец - в нижний мир Ануннаков, где и заканчивается.
По ходу текста сверху вниз перечисляются и важнейшие условия существования жизни: наличие источника с пресной подземной водой, обряда омовения рук, украшенной иеродулы Ана, политической власти, храмовых жертвоприношений. По сути дела, здесь перечислены земледелие, забота о чистоте (как внешней, так и ритуальной), священный брак, светская власть и связь с богами.
Прообразом урского текста, как установил Я. Ван Дейк, послужил космогонический фрагмент Ukg. 15, составленный примерно в XXIV в., во время царствования Урукагины Лагашского, и состоящий из 14 строк. Первые четыре строки пока не поддаются интерпретации, начиная с пятой текст гласит:
«Скважина воду испустила. /
Ан - владыка он - в молодечестве своем встал. /
Ан и Ки друг на друга кричали (раскололись, отошли друг от друга. - В. Е). /
Тогда Энки-Нинки не было, /
Энлиль не жил, /
Нинлиль не жила, /
(две непонятные строки), /
День не проходил, /
Новый месяц не выходил» (Ukg. 15 I 5 - II 5; III 3-4).
Фрагмент времен Урукагины описывает такое начало мира, когда существовал только бьющий из-под земли пресноводный источник и происходил первый конфликт Ана и Ки, ранее существовавших нераздельно. Тогда не было богов-повелителей мира, не было и отсчета времени, поскольку новый месяц также не существовал [8].
После отделения Неба от Земли начинается наделение божеств воздуха и земли атрибутами мирового порядка. К таковым у шумеров относятся категории ме, нам, гарза, гиш-хур, биллуда.
ME (от глагола «быть-являться, быть в своем облике») - потенции, идеальные модели вещей, имеющих отношение к храму и к жизни богов. Они выражают стремление вещи обрести жизненную силу и внешнее проявление. Все, что есть в мире, может осуществиться только через наличие своих ME.
Идеальное произведение - вещь, полностью соответствующая своим ME. ME неизменно соотносятся с небом и богом Аном, что у шумеров указывает на беспредельную удаленность замысла вещи от ее воплощения. ME нередко сопоставляются с ГАРЗА, обозначая в этом случае обрядовый акт или атрибуты царской власти.
НАМ - слово, обычно переводимое как «судьба».
С точки зрения этимологии, оно означает на-и-ам - «(то, что) воистину есть (в своем облике)». То есть это материальное оформление и проявление ME в пространстве и времени, конкретное индивидуальное бытие вещи на протяжении всего отпущенного ей срока. В понятие НАМ входит все, что касается данного предмета: статус, место, возраст, атрибуты, сопутствующие обстоятельства.
ГАРЗА - понятие, которое до сих пор трудно поддается определению. В некоторых контекстах оно обозначает обрядовый акт, ритуал как таковой. Но есть и немало случаев, когда под ГАРЗА понимают то же самое, что уже выражено категорией ME.
ГИШ-ХУР («дерево - царапать») - предначертание, план, божественный проект, созданный на основе ME вещи и предопределяющий ее НАМ. Чаще всего таким проектом владеют боги Энлиль и Энки.
БИЛЛУДА (от аккад. белу ту - «господство») - порядок, установленный богом на его территории. Он включает в себя храмовые ритуалы, жертвоприношения, назначения на должности и их исполнение.
Таким образом, категории мироощущения шумеров, связанные с мировым порядком, могут быть последовательно сведены к четырем основным значениям:
1. Возникновение воли идеальной вещи к ее материально-энергетическому проявлению.
2. Соответствие вещи своему волевому импульсу, как форма соответствует своей идее. Материальное воплощение вещи в пространстве и времени, со всеми атрибутами и сопутствующими обстоятельствами.
3. Символическое проявление вещи в обрядовом акте и на плане.
4. Вписанность вещи в порядок, установленный богом на его территории.
После возникновения основ мирового порядка следующим основным моментом в развитии мироздания является сотворение человека - антропогенез. В шумерских текстах известны две версии появления человека. Чаще всего говорится о создании первых людей из глины богом Энки. Но есть и упоминания (очень краткие и немногочисленные) о том, что люди пробивались из-под земли, подобно траве.
По представлениям шумеров, каждый человек появляется на свет для работы на богов. На протяжении всей жизни он должен отдавать им часть своего урожая и скота, воевать за их храмы, услаждать их слух хвалебными песнопениями и тем самым оправдывать свое высшее предназначение в обитаемом мире. При рождении ребенку давали в руки предмет, магически закреплявший его половую идентификацию: мальчик получал в руки палку, девочка - веретено.
После этого младенец обретал имя и «судьбу людей» (нам-лу-улу). В состав имени человека обязательно должно было входить имя божества, охранявшего здоровье и жизнь людей. Чаще всего это было имя или городского божества, или бога-покровителя семьи. В понятие «судьба людей» входит весь процесс жизни - от младенчества до старости.
Каждый возраст отличается особым мироощущением и занимает определенное место в обществе. Ребенок (лу-тур) должен беспрекословно подчиняться воле родителей и выполнять их приказы так же усердно, как взрослые выполняют повеления богов. Юноша (гуруш) должен пройти обряд инициации, после которого он покидает родительскую семью и становится воином. Молодые люди, не имевшие своей семьи, служили основной воинской силой в дальних походах шумерских царей, они же входили в состав городского ополчения и имели голос в народном собрании. Вернувшись из похода с богатой добычей, человек обзаводится семьей, строит дом и получает статус взрослого (лу - собственно «человек»).
Он овладевает ремеслом, занимает определенное положение в обществе, характер его делается все более спокойным, а разум вбирает мудрость предков. И в четвертом возрасте - старческом (аб-ба - «старик») - человек является носителем традиции, ее преданий, ее норм и идеалов. Он уважаем в народном собрании, у него множество детей и внуков, большое хозяйство, и он вполне может рассчитывать на обильные жертвы после смерти. Такова судьба большинства жителей Шумера, усердно выполнявших свой долг перед жизнью и не имевших ни «судьбы царя» (нам-лугаль), ни «судьбы писца» (нам-дуб-сар).
Шумерское слово лугаль (букв, «большой взрослый человек») означает еще «хозяин». Переводя его как «царь», мы должны понимать, что первоначально речь шла о военном вожде, не имевшем абсолютной власти и выбиравшемся на случай решения неотложных задач. И хотя впоследствии титул лугаля стал передаваться по наследству, а в конце шумерской истории лугалей даже стали обожествлять, все равно статус верховного правителя в Месопотамии никогда не приближался к абсолютистскому статусу египетского фараона. В самом начале шумерской государственности царя выбирали в священном Ниппуре посредством сложных магических процедур, механизм которых нам неизвестен.
В царских надписях нередки упоминания о руке бога, выхватившей этого человека из необозримого множества граждан Шумера. В целях объяснения выбора богов избранный царь утверждает, что еще при рождении все боги Шумера наградили его различными достоинствами, так что к моменту священного выбора он уже был готов к выполнению своей миссии. Миссии шумерских правителей не отличались разнообразием: либо это война с соседним городом за возвращение незаконно занятой земли, либо восстановление старого храма, либо проведение законодательного акта.
В случае успеха всех этих акций на страну изливалось изобилие в виде высоких урожаев и приплода скота, а сам правитель получал от богов право на долгий, фактически бесконечный срок правления. В случае же неудачи или, того хуже, отступления правителя от традиционных ритуалов и житейских норм, его страну ждало санкционированное богами нападение противника и массовый мор от болезней.
Впоследствии выборы в Ниппуре стали формальным актом, поскольку престолонаследие считалось нормой государственной политики. Во время III династии Ура цари были признаны равными богам и даже имели божественных родственников (например, братом царя Шульги считался сам знаменитый Гильгамеш).
Соответственно, вечной признавалась и сама урская государственность. Однако в самом конце шумерской истории, под воздействием политических обстоятельств, появляется теория о «царственности» (или «судьбе царя»), переходящей из города в город, поскольку вечное правление, как и вечная жизнь, недостижимо для смертных. Теория эта напоминала царям о существовании судьбы (нам) и божественных предначертаний (гиш-хур), которых не удастся избежать никому из живущих на земле людей.
Таким образом, мы можем констатировать на протяжении шумерской истории существование как минимум трех представлений о царственности:
1. В Раннединастический период это царственность, даруемая богами ради исполнения миссии, возложенной на человека, вероятно, еще при рождении (хотя вполне возможно, что о миссии царь может узнать во сне или даже в момент интронизации).
2. В аккадский период и в период III династии Ура это царственность, имманентная городу и ее носителю, специально созданному для судьбы царя.
3. В конце III династии Ура и в начале Старовавилонского периода это царственность, переходящая из города в город по воле рока и никому не данная навечно.
Несколько иной была жизнь образованного человека. С пяти-семи лет и до двадцати он учился в школе (э-дуб-ба - «дом табличек»), которая в те далекие времена была одновременно и школой и университетом. Школа представляла собой большое помещение, разгороженное на две части. В первой части находился класс, состоявший из ряда скамеек. Ни столов, ни парт не было.
Ученики сидели, держа глиняную табличку в левой руке, а тростниковый стиль в правой. Во второй части помещения стоял большой чан с глиной для производства новых табличек. Помимо учителя в классе присутствовал надзиратель, нещадно бивший учащихся за любую провинность, а за перегородкой находился помощник учителя, изготовлявший новые таблички.
Обучение начиналось с письма и заучивания различных слов. При школах составлялись большие тематические списки знаков. Нужно было не только уметь правильно их писать, но и знать наизусть все их значения. Затем учили переводу с шумерского языка на аккадский и обратно. После начального обучения, которое легко давалось отнюдь не всем, приступали к более сложным предметам.
Как явствует из экзаменационного текста, записанного в самом конце шумерской истории, выпускник школы должен был хорошо владеть словами арго различных профессий (языком жрецов, пастухов, моряков, ювелиров) и уметь перевести их на аккадский язык. В обязанность ему вменялось знание тонкостей певческого искусства и вычисления.
До нас дошло большое количество математических задач из шумерской школы, по которым видно, что ученик мог умножать, подсчитывать итоги, межевать поля, вычислять коэффициенты. Интересно, что на табличке записаны только условие задачи и ее решение, но сам ход мысли в процессе решения всегда утаен. Это показывает, что для школы важен был результат познания, но не его метод и не процесс обдумывания материала. В головы учащихся большими порциями вбивались результаты чужого опыта, а самостоятельность вывода или решения не поощрялась.
По окончании школы ученик получал звание писца (дуб-cap) и распределялся на работу. Он мог стать либо государственным, либо храмовым, либо частным писцом или писцом-переводчиком. Государственный писец состоял на службе во дворце, он составлял царские надписи, указы и законы.
Храмовый писец вел хозяйственные расчеты, но мог выполнять и более интересную работу, например, записывать из уст жрецов различные тексты богослужебного характера или вести астрономические наблюдения. Частный писец работал в хозяйстве крупного вельможи и на какое-то интересное для образованного человека дело рассчитывать не мог. Писец-переводчик ездил по самым разным работам, нередко бывал и на войне, и на дипломатических переговорах.
Некоторых выпускников оставляли при школах учителями, и основной их работой, помимо ведения уроков, было составление композиций из текстов, бытовавших в устной традиции. Содержание этих текстов менять было нельзя, но их форма могла подвергаться любому воздействию. Благодаря школьным (и отчасти храмовым) писцам до нас дошли бесценные памятники шумерской литературы.
Профессия писца давала человеку хорошее жалованье (роль денег в то время выполняли серебряные слитки и мешки с зерном), уважение в обществе и относительную независимость от обычной «судьбы человека». Каждый писец понимал, что сохраненное им слово останется на земле даже после того, как имя его будет забыто.
Что касается жрецов, то в те далекие времена они были государственными служащими и не отделялись от основной массы общинников.
В шумерском языке нет даже обобщающего слова для обозначения всех культовых должностей: различают умастителя, очистителя, окропителя, облачителя статуй, экзорциста (изгонителя злых духов); названия некоторых должностей все еще недоступны для перевода. Жрецы передавали свои навыки из уст в уста и в большинстве своем были неграмотны.
В их основные обязанности входило обслуживание статуй в храмах, проведение городских ритуалов и идеологическое обеспечение власти. Женщины-жрицы участвовали в обрядах священного брака, но были и такие, которым по должности запрещалось вступать в брачные отношения и иметь детей.
Размышляя о мире и человеке, шумеры нигде не обмолвились о специфике женской судьбы. Культы многочисленных женских божеств - от богинь-матерей (Нинхурсаг, Дингирмах, Нинмах) до богинь-воительниц (Инанна, Ишхара) - были необходимы или для умножения патриархального рода, или для утверждения мужской воинской доблести. В литературных текстах богиня-женщина предстает агрессивным и капризным существом, готовым даже проклясть своего мужа и навлечь на него различные болезни.
В клинописи перед мужским именем ставится показатель «человек», который мы никогда не увидим у женского имени. А наличие двух шумерских языков - с «мужской» и «женской» фонетикой - вполне убедительно доказывает, что для шумерского мужчины женщина была иным существом, чем он сам. Потому мы и не встретим в шумерской культуре ни женских монологов (если это не богиня), ни мужских размышлений об особенностях женской судьбы.
Но наступало время умирать. Люди в условиях климата Месопотамии жили мало (в среднем 40-50 лет), а медицинские познания шумеров были далеки от превосходных знаний египтян, у которых уже в эпоху пирамид существовала хирургия. Лечили сложным набором трав, а чаще всего - магическими заговорами. Смерть человека становилась событием для всей общины.
Покойнику воздавались почести и приносились жертвы, а его родные должны были в знак великой скорби рвать на себе волосы, раздирать ногтями тело и рыдать в голос. Перед погребением покойник получал определенную сумму в серебре, которую он должен был отдать в качестве платы за перевоз «человеку того берега реки» - шумерскому Харону.
Захоронение происходило или во внутреннем дворе дома, или на кладбище, находившемся на краю города. Благополучно переправившись «на тот берег», человек через семь ворот попадал в обитель подземного мира - большое и очень грязное помещение без света, в котором не было пищи и питья, а только глина и мутная вода. Дальше начинались его загробные мучения.
Если покойник имел детей, он мог рассчитывать на постоянные жертвы. Если же он был бездетен или забыт своими потомками, ему грозила совсем плохая участь: не дождавшись от родных внимания, он выходил из-под земли и бродил по миру в образе голодного духа. Этот дух приносил вред всем встреченным им людям, и избавиться от его воздействия можно было только чтением сложных заговоров и выполнением магических процедур.
Находил ли он в конце концов пищу или возвращался в свою вечную обитель голодным - неизвестно. Вполне возможно, что на этом заканчиваются размышления шумеров о посмертной судьбе человека. Ни перевоплощения, ни загробного блаженства мы здесь не находим.
