Прошло тринадцать лет после рождения Измаила, Авраму исполнилось девяносто девять лет. Бог вновь явился Авраму, назвав Себя Богом Всемогущим. Он потребовал от Аврама благоговейного служения и совершенной непорочности за то, что установит между ним и Собою вечный завет.
Завет на языке Библии - это договор и одновременно завещание. Договор состоится с Аврамом, но его действие будет распространено на всех его потомков. Люди никогда не были сами по себе, но в библейскую эпоху всякий человек определялся и опознавался в мире по своей принадлежности к определенному роду.
Принадлежность к определенному роду устанавливалась по имени отца, но только этим отцом далеко не всегда был тот, чье семя было в человеке. Этим отцом был обычно родоначальник. Однако оставался вопрос о месте родоначальника среди прочих людей на земле. Место же это определялось по имени его Бога. Бог и человек должны были избрать друг друга, составив завет.
Вот в этом завете Всемогущий Бог вновь подтвердил обещание размножить Аврама, отдать землю, по которой он странствует в вечное владение и быть Богом ему и всем народам от него происходящим. В знак установленного завета Бог меняет его имя, теперь он не Аврам - «отец», но Авраам - «отец многих». Изменение имени указывает на изменение природы. Будучи отцом одного лишь Измаила, Авраам по природе уже стал отцом огромного, хотя еще и не проявленного множества. Перемена наступила и стала необратимой.
В знак этих невидимых перемен Господь завещает Аврааму и всем его потомкам обрезывать крайнюю плоть всех мужчин, в том числе иноплеменников, купленных за серебро или присоединившихся к Аврааму и остающихся вместе с ним по общей с ним вере, а также всех восьмидневных младенцев мужского пола, родившихся в домах обрезанных. Обрезание стало знаком вечного завета на теле всех, принадлежащих к народу, который избрал себе Всемогущий Господь Бог.
Кроме того, Господь потребовал от Авраама не называть больше жену Сарой, но впредь звать Саррой - «великой госпожой», потому что она станет матерью обещанного Аврааму множества народов и родит ему сына на следующий год. Авраам упал на землю ничком и рассмеялся внутренне, спрашивая себя, неужели девяностолетняя Сарра родит?
Вслух же он сказал: «О, хотя бы Измаил был жив пред лицом Твоим». Господь Бог отметил внутренний смех Авраама и сказал, что именно Сарра родит ему сына. В отношении же Измаила Господь подтвердил, что от него точно произойдет великий и славный народ, но свой завет Он поставит с сыном, которого родит Аврааму Сарра в следующем году, имя же его будет Исаак - «смех», после чего Господь Бог перестал говорить с Авраамом.
В день явления Всемогущего Бога, обновления завета, обещания сына от Сарры и перемены имен, в тот самый день обрезал Авраам крайнюю плоть свою, сына своего Измаила и всех мужчин своего дома. Отметим здесь, что Лот не принял этой заповеди, не обрезался сам и потому не передал ее своим потомкам.
Аврааму был известен обряд обрезания крайней плоти. Он существовал у египтян и был связан со вступлением в брак. Сыновья знатных семей и жреческих родов в брак вступали необычайно рано, почти подростками. Накануне брака, в знак обручения, они обрезывали крайнюю плоть женихов. У египтян, в отличие от хананеев, не существовало жертвоприношения младенцев.
Однако их боги также требовали себе человеческую жизнь, но были готовы удовлетвориться меньшим, поэтому им отдавалась часть крайней плоти ради сохранения мужа - будущего отца семьи и главы рода. Это было знаком согласия богов, чтобы мужчина стал родителем новых поколений их почитателей.
При внешнем сходстве самого действия, заповедь, принятая в доме Авраама, имела совершенно другой смысл. Бог Авраама не претендовал на обладание человеком, но напротив - давал новый дар людям, уже связанным с Ним начатками веры. Он изменял их внутренне так, как может только Бог - Создатель мира и человека, поэтому обрезание становилось знаком происшедшей внутренней перемены, знаком избранничества, взаимного обета при обручении о вечной верности пред браком, который должен состояться в будущем, в день восьмой, отсутствующий пока в календаре.
Обрезание, заповедь о котором получил Авраам, было связано с браком не между мужем и женой, но между человеком и Богом, не ради будущего потомства и не от страха, но по любви! При этом вначале дан дар, о чем свидетельствовала перемена имен, затем знак наступившей перемены, что запечатлевалось обрезанием крайней плоти.
Прошло немного времени, и Господь вновь посетил дом Авраама. На этот раз посещение коснулось также и Сарры. Шатер Авраама был раскинут в дубраве Мамре, на земле его союзника Мамрия, в горах поблизости от Кирьят-Арбы, что ныне Хеврон.
Было лето и самое жаркое время дня, когда всякий человек и даже скот прекращает работу, стремясь укрыться в прохладной тени. Все замирало, казалось, даже время замедляло свой ход. Авраам сидел у входа в свой шатер. Неподалеку шла дорога, разветвлявшаяся вблизи города, одно ее ответвление вело в Хеврон, а другое - далее на юго-восток.
В нескольких стадиях от города горы переходили в отроги, а идущая между ними дорога спускалась, уходя в долину Сиддим, и по ней шла далее к Содому. Авраам к тому времени уже не раз обошел всю страну. Он жил в разных местах, но в Мамре он стал жить практически оседло. Там был устроен его главный лагерь.
У Авраама в городе была безупречная репутация. Он поставлял шерсть, масло и сыры и сам был крупным покупателем товаров на рынках Хеврона. После его смелого и успешного нападения на войско Кедорлаомера городские власти хотели видеть Авраама еще и военным союзником города. Словом, Авраам был в Хевроне фигурой желательной во многих отношениях, поэтому он мог оставаться на одном месте столько, сколько хотел.
Сейчас он смотрел на раскаленную дорогу из-под едва приоткрытых век. Она была пуста. Горячие воздушные струи поднимались от наезженного тракта, размывая контуры кустов и камней на его обочинах, деревья, стоящие поодаль, плыли и колебались, как под водой.
Изредка поглядывая из-под опущенных век, Авраам размышлял о последнем явлении Господа, как вдруг его охватило сильное волнение: из жаркого марева вышли три мужские фигуры в странных, не здешних одеждах.
Они появились ниоткуда и быстро зашагали по дороге. В руках у них ничего не было, их никто не сопровождал, но они явно шли к одной цели. Ничто в облике этих трех господ не указывало на разницу в их положении. Они были удивительно похожи, одного возраста и одного роста, но в каждом присутствовала какая-то невыразимая особенность.
На расстоянии казалось, что их одежды струятся сразу всеми возможными цветами, однако у каждого в одеянии преобладал свой цвет. Они шли молча, не глядя в сторону Авраама, намереваясь, по-видимому, пройти мимо.
Какая-то неведомая сила заставила сердце почти уже столетнего Авраама затрепетать и забиться где-то у горла, вскочить на ноги и броситься трем путникам навстречу.
Он выбежал пред ними на дорогу и, поклонившись до земли, сказал: «Если я обрел благоволение пред очами Твоими, Владыка, не пройди мимо дома раба Твоего». И еще добавил Авраам: «Сейчас принесут воды и омоют ноги ваши, отдохните под этим деревом, а я приготовлю для вас трапезу, вы подкрепитесь, а потом пойдете, так как я вижу, что вы идете мимо вашего раба».
Они сказали: «Сделай, как говоришь». С необычайной грацией путники сели в тени дуба, вокруг большого плоского камня, служившего столом, напротив входа в шатер Авраама. Было удивительно хорошо, как не бывает в этих горах летним знойным днем.
Господь и раньше открывался Аврааму, но эти откровения не носили чувственного характера. Происходящее сейчас было иным. Это было посещение! Аврам побежал в шатер к Сарре и сказал: «Замеси три саты лучшей муки и испеки пресные хлебы».
Пресные лепешки готовились очень быстро. Однако дело было не только в этом, ведь в доме, несомненно, был квасной хлеб, тесто для которого заквашивалось тестом от прежней выпечки, его можно было просто взять и подать. Дело было в том, что в пресном хлебе не было закваски, которая связала бы его со всем прежним хлебом, испеченном для насыщения чрева.
Отсутствием закваски пресные лепешки уже были выделены для священного употребления. Потом Авраам побежал к стаду, выбрал теленка нежного и хорошего и отдал его слуге, чтобы тот приготовил. Он взял также молока и масла и поставил все приготовленное угощение пред путниками, а сам остался под деревом и смотрел, как они ели.
После трапезы один из тех господ спросил его: «Где Сарра, жена твоя?» - «Здесь, в шатре», - отвечал Авраам. Господин тот продолжил: «В следующем году в это же время я опять буду здесь, и будет у нее сын». Сарра стояла в шатре, против входа, и слушала. Авраам и Сарра были уже в преклонном возрасте, и обычное у женщин у Сарры прекратилось. Она рассмеялась про себя, подумав: «Мне ли иметь это утешение? Да и муж мой стар».
Господин, говоривший с Авраамом, спросил строго: «Отчего это рассмеялась Сарра, подумав про себя: "Неужели я действительно смогу родить на старости лет?" Есть ли что-то трудное для Господа? Я буду у тебя в следующем году, как сказал, и у Сарры будет сын». Сарра же была напугана и попробовала возразить: «Я не смеялась». - «Нет, - сказал господин тот, - ты рассмеялась».
После этого путники встали и пошли по дороге к Содому. Авраам пошел проводить посланников Господа и дошел до места, называемого Кафар-Варух, откуда сверху открывался вид на долину Сиддим и все пятиградие. Господин, говоривший с ним, сказал: «Не хочу утаивать намерений своих от того, кто станет отцом великого и славного народа, в котором благословятся все народы земли!
Вопль восходит к небесам на содомлян и жителей долины, грех их весьма тяжел. Хочу посмотреть, точно ли они поступают так, какой вопль восходит на них к небесам». Двое его спутников после этих слов направились к Содому, Авраам же еще оставался перед лицом Господа.
Авраам приблизился к Господу и сказал: «Неужели Ты погубишь праведного вместе с нечестивым, неужели с праведным будет то же, что и с нечестивым? Если в городе найдется пятьдесят праведников, неужели Ты не пощадишь ради них места того? Не может быть, чтобы Ты поступил так, не может быть этого от Тебя! Судья всей земли поступит ли не правосудно?»
Зная о том, что происходит в Содоме и окрестности, Авраам считает справедливым, что последствием этих грехов является разрушение и смерть. Его вопрос в том, следует ли праведнику нести то же наказание, что и нечестивцу, лишь потому, что он находится в одном с тем месте? Но почему берется судить Авраам? Кто, кроме Бога, может судить о праведности человека?
Перед воротами Содома жила семья Лота, образ жизни которой был весьма близок образу жизни его собственной семьи. Если и Авраам не праведник, то почему Господь общается с ним, почему были явления и обетования? Нет, Лот также относится к праведникам, о нем Сам Господь проявил заботу, устроив так, чтобы Авраам отбил его семью у Кедорлаомера.
Однако Авраам вместе с семьей Лота возвратил в Содом и других жителей города, о праведности жизни которых он ничего не знал, но, очевидно, их возвращение также устроено Господом. Как видим, он мог предполагать наличие праведников и среди них. Авраам почему-то не верит, что город будет погублен при наличии праведников в нем. Может быть дело в их числе?
Господь отвечал ему: «Если Я найду в Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу весь город и все это место». Авраам отвечал: «Вот я, прах и пепел, решился говорить Владыке: если до пятидесяти недостанет пяти, неужели Ты за недостатком пяти истребишь весь город?»
Господь сказал: «Не истреблю, если найду там сорок пять».
Авраам продолжил говорить: «Может быть, найдется там сорок?»
Господь ответил: «Не сделаю того и ради сорока».
Аврам сказал: «Да не прогневается Владыка, что я буду говорить: может быть найдется там тридцать?»
Он ответил: «Не сделаю, если найдется там тридцать».
«Вот, я решился говорить Владыке, - вновь сказал Авраам, - может, найдется там двадцать?»
«Не истреблю ради двадцати», - сказал Господь.
Авраам сказал: «Да не прогневается Владыка, что я скажу еще однажды: может найдется там десять?»
Он ответил: «Не истреблю ради десяти», - и Господь перестал говорить с Авраамом. И тот вернулся в Мамре.
Вечером пришли те два ангела к воротам Содома, где поблизости стоял шатер Лота, а он сам в это время сидел у его входа. Увидев ангелов, он встал, поклонился до земли и сказал: «Государи мои, почтите дом вашего раба, останьтесь на ночлег. Вам умоют ноги, а поутру вы продолжите свой путь».
Ангелы сказали: «Нет, мы ночуем на улице», - но он их сильно упрашивал, и они, наконец, согласились. Тогда велел Лот приготовить для них угощение и испек пресные лепешки.
Не успели они лечь, как к шатру собрались жители города. Они требовали вывести к ним для надругательства гостей Лота. Он вышел к ним и убеждал не делать зла людям, которые находятся под крышей его дома, но множество жителей города, от мала до велика, с руганью требовали вывести к ним гостей Лота. Никакие уговоры не помогали, они силой пытались войти в шатер и даже Лоту стали угрожать насилием.
Тогда ангелы ввели Лота внутрь дома, а жителей города поразили слепотою так, что они измучились, падая и отталкивая друг друга в попытках ощупью найти вход в город.
Так проявился подлинный смысл слов Господа Аврааму: «Грех их - тяжел он весьма! Хочу посмотреть, точно ли они поступают так, каков вопль восходит на них к небесам». Господь как будто говорил о чем-то одном, а не о множестве различных грехов содомлян, о чем-то важнейшем.
Мир, который устроил Господь Бог вначале, утвержден был на любви, на ней же продолжает стоять и мир падший. Из-за любви рождаются и вырастают дети, выздоравливают больные, строятся просторные, красивые и прочные дома, которые служат многим поколениям домочадцев, создаются произведения искусства, отцами закладываются виноградники, а вино радует их детей и внуков.
Подчинение божественным принципам устройства жизни создает условия для оправдания грешников, а попрание эти принципов приводит народ к гибели, а их цивилизацию к ниспровержению. Именно такое попрание и привело к гибели жизнь и цивилизацию долины Сиддим. Сейчас там Мертвое море, где не растут травы, не живут птицы и рыбы, а остатки цивилизации скрыты под водою, под толщей соляных пластов и в глубине земли. Эти люди и их города были обречены.
После этого ангелы сказали Лоту: «Выведи из города всех, кто там есть у тебя, потому что мы истребим это место». Лот пошел в город ночью. Дома, где жили его дочери, вышедшие замуж за содомлян, находились близко друг от друга. Он собрал их всех и сказал зятьям, что утром город будет уничтожен, нужно собираться и уходить, но они все свели к шуткам.
Ведь вчера, позавчера и ранее все было благополучно, так почему же этим утром все должно перемениться? Чем знаменательно это утро? Нет ли аргументов более весомых, чем слова? Так же было и перед потопом. Они остались, а Лот вернулся в шатер.
Приближалось утро, и ангелы стали поторапливать Лота, но какая-то сила препятствовала быстрому уходу его семьи. Нужно было собрать то, что можно было унести в руках, не слишком себя обременяя, так как ангелы сказали им спасаться на верху горной гряды, тянувшейся вдоль долины Сиддим, на восточной ее стороне, противоположной той, откуда пришли два ангела и где жил Авраам.
Все остальное имущество, нажитое семьею Лота за годы странствия в Ханаане, за время пребывания в Египте, а также приобретенное здесь, в долине, огромные стада скота, обрекались на уничтожение. Мучительно было уйти, оставляя все и всех на погибель. Они бесцельно ходили по дому, пререкаясь, отбирая и бросая на пол отдельные предметы.
Наконец один из ангелов вывел их из дому на дорогу с тем лишь, что оказалось в их руках, и, поставив их лицом к горам, сказал: «Быстро идите в горы и не оглядывайтесь назад».
Лот почему-то чувствовал себя не в силах проделать этот путь. Тогда он стал просить у ангелов о снисхождении к его немощи: «Если я обрел благодать в глазах Господа, позвольте мне идти в Сигор и там спастись», - попросил он. Тогда ангел сказал: «Вот, в угоду тебе, я сделаю и это, не ниспровергну города, о котором ты говоришь. Торопись, потому что я не могу сделать своего дела, пока ты не придешь туда».
Сигор был наименьшим из городов пятиградия. Он был расположен у подножия горной гряды, на которую указал Лоту ангел Господень. С восходом солнца Лот с женой и двумя младшими дочерьми подошли к Сигору. В это самое время все и началось.
Земля как будто застонала, гул и гром доносились из ее глубин. Все заходило ходуном, стены Сигора на глазах стали растрескиваться, из них вывалились огромные каменные глыбы, ворота города распахнулись и покосились. Из долины доносился страшный грохот. Земля разверзалась прямо по руслу Иордана, и река моментально исчезла. Из глубин земли вырывался огонь, дым, пар.
Поля, вся поверхность земли со всем, что на ней было, вздыбливались и проваливались в раскрывшуюся глубочайшую трещину. Не осталось ничего, только дым, пар и ужас, охватывавший тех, кто это видел. Вверх летели сгустки горящей смолы и раскаленные камни, а сверху на всю окрестность падал пепел и хлопья горящей серы. Низко над землею образовывались и осаждались солевые облака, несшие горячий рассол. Соль быстро осаждалась, покрывая одинокие камни и редкие уцелевшие по краям долины кусты и деревья.
Ирит, жена Лота, обернулась, взошла на некоторое возвышение для лучшего обзора, сделав то, от чего предостерегал их ангел. С тоскою смотрела она на гибнущую долину. Вдруг ее окутало пригнанное ветром солевое облако, и она тут же погибла, становясь, на глазах своих близких соляной глыбой, как бы памятником самой себе.
Все произошло очень быстро, помочь ей было невозможно. Ирит не захотела, не смогла отделиться от долины Сиддим, всего, с чем она в ней срослась, потому и разделила ее судьбу.
Сигор же, подвергшийся незначительным разрушениям, выстоял. Лот и две его дочери в полубессознательном состоянии и в величайшей скорби вошли в город. Народ, покинув дома, с ужасом взирал на происходящее. Никто не проявлял к ним никакого участия. Их ни о чем не спрашивали, но только провожали взглядами. Найдя для себя безопасное место вдали от построек, Лот с дочерьми сели и так, обнявшись, сидели в оцепенении, не произнося ни звука, в стороне от всех, глядя в землю.
Авраам проснулся тем утром от гула, в сильном волнении. Встав, он вновь пошел к месту, называемому Кафар-Варух, где он стоял вчера пред лицом Господа. Посмотрев на долину, он увидел дым, поднимающийся от нее, как дым от печи. Его волнение усилилось, но Господь дал ему знак, что Он вспомнил о нем, когда ниспровергал долину, и вывел Лота в безопасное место, тогда Авраам вернулся к себе домой.
А Лот с дочерьми весь этот день и всю следующую ночь провели без сна в Сигоре. На следующий день, едва рассвело, они ушли из города, из-за страха оставаться в нем, зная о планах Господа уничтожить и его.
Невысоко, в прилегающих горах, нашлась пригодная для жизни пещера, которая стала им пристанищем. Боясь выходить, чтобы случайно не посмотреть в сторону долины, они жили впроголодь, употребляя лишь ту пищу, которую унесли с собою, оставляя дом.
В пещере стояла тишина, подобная той, какая наступает, когда смерть вступает в свои права и прекращает всякое движение. За эти дни Лот потерял жену, двух дочерей, дом и все имущество, какое он приобрел за все годы. Его жизнь у врат Содома обессмыслила все его прошлое. Он все потерял и теперь прямо на глазах одряхлел, превратившись в бессильного старика, нуждающегося в уходе.
Жизнь во тьме и тишине пещеры питала их уверенность в гибели не только Сигора, но и вообще всего живого на земле. Если бы они не оказались бессильны исполнить то, что им сказал ангел, если бы они поднялись наверх горной гряды, они бы увидели действительность, в которой жизнь продолжалась, Сигор не погиб, мир стоял, катастрофа коснулась лишь долины. Однако дочери Лота этой реальности не видели, а подменяли ее своими представлениями.
Им казалось, что их осталось на всей земле лишь трое, и, хотя Сам Господь им ничего не говорил, они решили, что теперь именно на них, на бедных и слабых девушек, Он возлагает ответственность за продолжение рода человеческого. Посовещавшись, они решили зачать детей от своего отца - единственного мужчины на всей земле. Но как это сделать? Добровольно он бы на это не пошел, поэтому они решили напоить его вином.
Лот не осознавал происходящего. В первую ночь старшая легла с отцом, а в следующую ночь это же сделала младшая. Обе забеременели. В положенное время они родят сыновей. Старшая назовет своего сына Моав - «он от отца моего», а младшая назвала своего Аммон - «он сын рода моего».
Моав стал родоначальником моавитян, Аммон - родоначальником аммонитян. Оба племени будут исповедовать Господа Бога, открывшегося Лоту. Заповеди об обрезании крайней плоти, принятой в роде Авраама, у них не будет. Жить они станут в горах, на юго-восток от места жительства Авраама, на противоположной стороне того пространства, что было долиной Сиддим, а теперь постепенно уходило под воды Иордана и превращалось в Мертвое море.
Так трещина в отношениях между семьями Авраама и Лота прошла даже по земле и в ее глубину, что окончательно их разделило в истории. Лот, оказавшийся со своими потомками за пределами земли обетованной, на территории нынешней Иордании, будет каяться за все происшедшее до конца своих дней.
Аммонитяне расселятся за Иорданом севернее моавитян. Будет время, когда моавитянка Руфь даже станет бабкой царя Давида, положив начало сближению родственных народов, но объединение их с израильтянами так никогда и не произойдет. В эпоху царей они будут даже воевать между собою, а в новозаветную эпоху аммонитяне и моавитяне будут захвачены и ассимилированы арабами - потомками Измаила, во времена арабского завоевания Палестины.
