Свою победную песнь отцы собора кончали словами: «и не узриши зла ктому, и мир на тя во вечное время» (Соф. 3:15). Но православие пережило еще новый период гонения от иконоборцев.
Причины возникновения иконоборчества из-под своей руины лежат главным образом в том, что это движение было лишь отчасти церковное, а главным образом политическое. Разбитое на церковной почве, оно сохраняло свою живучесть на почве политической.
Задача церковных деятелей была очень сложна. Становясь в известные отношения к императорам-иконоборцам, они не должны были забывать, что императоры - политическая сила. Защитники иконопочитания при неосторожности могли стать в прямое столкновение с живым благоговением к императорам со стороны простого народа. Они должны были решить, насколько византийский народ привязан к своим императорам. Что эта привязанность была, не подлежит сомнению. Благодетельные распоряжения императоров в пользу народа должны были привлекать невольную симпатию.
Это можно иллюстрировать, решив, так сказать, фактически вопрос о том, насколько популярны были императоры-иконоборцы, начиная с Льва Исаврийца и кончая Константином Копронимом. Решить этот вопрос есть одно средство - обратиться к статистике имен того времени: подданным естественно давать своим детям имена государей, если они только симпатичны для народа. Обилие имени «Александр» среди нашего народа легко объясняется тем, что в глазах его все три императора с этим именем действительно были благословенные. И. Златоуст рассказывает, что в год прибытия Мелетия в Антиохию жители этого города захотели всех своих родившихся в этот год мальчиков назвать Мелетиями. Можно ли показать теперь то же самое относительно императоров-иконоборцев?
Возьмем период времени, начиная с Халкидонского собора, и посмотрим, как велико было число лиц, носивших имена Льва и Константина на том или другом соборе. По случаю убийства Протерия возник вопрос, признавать ли Халкидонский собор или следует созвать новый. В 458 г. отцы дали письменные отзывы относительно этого вопроса. Не все отзывы дошли до нашего времени; сохранившиеся же составили «Codex encyclius» и содержат 302 имени. Здесь из 302 имен встречаем имя Льва только один раз, имя Леонтия, не идущее впрочем к делу, - два раза, и имя Константина - один раз.
Объяснить малоупотребительность имен Константина и Льва здесь очень легко: еще не родилось то поколение, которое должно было носить имена в честь императоров-иконоборцев. Спустя целое столетие, на V вселенском соборе из 167 подписей было всего 2 Константина, 2 Леонтия и ни одного Льва. И в это время, таким образом, означенные имена были редки. В объяснение этого также возможно ранее высказанное соображение. На VI вселенском соборе в 172 подписях мы находим 4 Константина и ни одного Льва, Леонтия одного, из 211 подписей Трулльского собора лишь 4 Константина, ни одного Льва и 2 Леонтия. Таким образом, и в этот период времени ни то, ни другое имя не поднимается в своем количестве.
Но процент этих имен быстро увеличивается при императорах-иконоборцах. В подписях собора 787 г. из 384 лиц находим 30 Константинов и 33 Льва. Полагая (в среднем) возраст подписавшихся епископов в 50 лет, мы должны будем заметить, что к 787 г. процент этих имен поднялся очень высоко, и что, следовательно, императоры-иконоборцы пользовались народной симпатией в весьма сильной степени. Приняв более удобное здесь счисление в промиллиях, мы найдем для Codex encyclius по 3 промиллии по отношению к обоим именам; для V вселенского собора - 12 промиллий, для VI вселенского собора - 23 промиллии, для пято-шестого - 19 промиллий по отношению к имени лишь Константина; для VII - 86 промиллий по отношению к имени Льва и 78 промиллий по отношению к имени Константина.
Правление Ирины (8 сент. 780 - окт. 790 и 15 авг. 797-31 окт. 802) не было так славно, чтобы заставить византийских политиков забыть успехи времени Льва Исаврийца и Константина Копронима. Поэтому заговоры в пользу детей Константина Копронима повторялись не раз (780, 792, 797) в это время. Ирину высоко чтили только те, которые были искони православны, и именно за восстановление иконопочитания. Но даже и св. Феофан строго судит о личных нравственных качествах императрицы: властолюбивая женщина испортила жизнь своему сыну-императору, агитировала против него среди войск, и… 15 авг. 797 г. «ἐν τῇ πορφυρᾷ, ἔνθα καὶ ἐγεννήθη», Константин, «γνώμῃ τῆς μητρὸς αὐτοῦ καὶ τῶν συμβούλων αὐτῆς», был ослеплен, и так жестоко, что едва не умер. 31 октября 802 г. Ирина была низложена Никифором и закончила свои дни († 9 августа 803) в аскетических подвигах.
Министр финансов (πατρίκιος καὶ γενικὸς λογοθέτης) и на престоле, Никифор (31 окт. 802, † 25 июля 811) был православен, но заимствовал у иконоборцев часть их политической программы и притом наименее популярную - государственную экономию, и налоги: τὰ καπνικὰ, «подымное», тяжело пали и на париков (παροίκους) разных благотворительных учреждений, церквей и монастырей (τῶν εὐαγῶν οἴκων, τοῦ τε ὀρφανοτροφείου, τῶν ξενώνων καὶ γηροκομείων τε καὶ ἐκκλησιῶν καὶ μοναστηρίων βασιλικῶν). Лучшая часть их имуществ была отобрана в царскую казну (εἰς τὴν βασιλνκὴν κουρατορίαν), а налоги (τὰ τέλη) оставлены в прежнем размере, так что для многих церковных имуществ фактически удвоились. Осуждая эти меры, Феофан порицает и такую, которая направлена была против торговцев рабами.
В заговоре Арсавира (февр. 808 г.) оказались замешаны не только государственные люди, но и епископы и монахи и синкелл и сакелларий и хартофилак великой церкви. 1 октября 810 г. какой-то «притворившийся бесноватым» (и потому никого не выдавший) в одежде монаха покушался на жизнь императора. В мутном течении этого недовольства православных против православного императора поднимали свою голову церковные иконоборцы: «в шестиколонной зале (ἑξακιονίῳ) некий лжеотшельник (ψευδερημίτης), по имени Николай, и его приверженцы глумились над св. иконами; за них заступался Никифор, и огорчал архиерея». Когда император пал на войне с болгарами, в Византии ходила и такая молва, «ὅτι καὶ χριστιανοὶ πεσόντα τοῦτον ἐπέτρωσαν».
После эфемерного правления Ставракия престол перешел к Михаилу I Рангаве (Ῥαγγαβέ), зятю Никифора (2 окт. 811 - 9 июля 813). Он совершенно отступился от политической программы своего тестя, но тем ненавистнее стал для политических иконоборцев. В июне 813 г., во время неудачной войны с болгарами, иконоборцы прибежали к гробу Константина Копронима, с шумом раскрыли его и вопияли: «встань и помоги погибающему государству!», и распустили молву, что гроб раскрылся сам, и Константин встал, сел на коня и отправился воевать с болгарами. Виновники этого фарса были схвачены и сознались.
В городе, особенно военные, вину за все политические невзгоды сваливали на «православную и отцами преданную веру, на чин священных монахов, - ублажая Константина, как пророка и победителя, и восхваляя злословие его, направленное против домостроительства во плоти (Господа)» (μακαρίζοντες Κωνσταντῖνον ὡς προφήτην καὶ νικητήν, καὶ τὴν κακοδοξίαν αὐτοῦ ἐπ ᾽ανατροπῇ τῆς ἐνσάρκου οἰκονομίας - ἀσπαζόμενοι). В лице избранного по всеобщему согласию для спасения государства Льва Армянина («πατρίκιος καὶ στρατηγὸς τῶν ἀνατολικῶν») и восстал Константин Копроним для иконоборцев.
Церковные сферы православных тоже остались не без влияния на это оживление иконоборчества. Восстановление иконопочитания, видимо, большинством понято и принято не как торжество только православия, но и как политическая реставрация, как возвращение порядков до 716 г. Они стали или низвели себя до уровня влиятельной, следовательно занимающей завидное, оспариваемое положение политической партии. Они вынуждены были eo ipso иметь суждение и по вопросами вполне политическими. Это расширяло круг столкновений и - недругов, тем более, что иконопочитатели осуждали и такие меры политики, которые осуждения не заслуживали?
У самих православных не было полного единства воззрений и по вопросам церковным, и по вопросам политическим. Взаимные пререкания православных, вероятно, были эксплуатируемы в своих видах иконоборцами.
а) Прежде всего, это разногласие между православными (выразилось в пререканиях по поводу «прелюбодейного» брака императора Константина. Императрица Ирина, разбившая жизнь своему сыну, первоначально думала женить его на дочери Карла Великого - Ротруде, которая была привезена в Константинополь для изучения греческого языка; уже заключен был в 782 г. клятвенный брачный договор между Константином и Ротрудою, но Ирина из политических расчетов в 788 г. расторгла этот договор. Невеста была отослана назад к Карлу, и Ирина женила своего сына на нелюбимой им невесте Марии Амнийской.
После 6-летнего брака император принудил в январе 795 г. свою жену постричься, а в августе повенчался с кувикулариею Феодотой. Сама экс-императрица-мать подсказала ему этот шаг, понимая, что это сильно дискредитирует императора. Патриарх Тарасий наотрез отказался венчать императора. Но Константин грозил восстановлением иконоборства, и патриарх из «икономии» «попустил огласителю постричь (Theoph.: ἐπιτρέψαντος τῷ τε κατηχητῇ τοῦ κουρεῦσαι) жену его Марию, а авве Иосифу, игумену монастыря Кафаров (τῶν Καθαρῶν), повенчать его с Феодотой», или по крайней мере, не отлучил виновных от церкви.
Обличителем «нового Ирода» выступил бывший игумен саккудионский Платон вместе с племянниками своими Феодором (Студитом, род. 760, † 11 ноября 826), который был его преемником в игуменстве саккудионском, и Иосифом, и всеми саккудионцами. Они прервали с патриархом церковное общение. Напрасно новая Августа, близкая родственница Феодора, посылала ему дары: он не принял их. Сам император, в надежде на примирение при личном свидании, прибыл на воды по близости Саккудиона: саккудионцы не вышли к нему из монастыря навстречу. Тогда по приказу императора, Платон был посажен в «затвор» (εἰς ἔγκλειστραν ἐν τῷ ναῷ τοῦ ἀρχιστρατήγου ἐν τῷ παλατίῳ) в Константинополе, его племянники и прочие саккудионцы биты и сосланы в Фессалонику.
С воцарением Ирины (797) изгнанники («схизма» которых нашла не незначительных подражателей) возвратились со славою и восстановили общение с Тарасием, который отлучил от священнослужения авву Иосифа (игумена и эконома). Императрица назначила Феодора игуменом Студийского монастыря в Константинополе, и эта славная обитель св. Предтечи расцвела под управлением высокообразованного, энергичного, полного самоотвержения игумена: с 12 число братий возросло до 1000 (строгий общежительный устав, физический труд, книжные занятия). Сам Феодор [263] стал столь влиятельным лицом, что легко было усмотреть в нем желательного для православных преемника Тарасию.
Этот знаменитый патриарх скончался 18 февраля 806 г. Имп. Никифор понимал, как будет неудобен для его политической программы патриарх в духе и силе Феодора, не знающий компромиссов при защите независимости церкви, и потому предложил самому Феодору указать «достойнейшего» в преемники Тарасию. Игумен Студийский уклонился от этого лукавого предложения и выразил только желание, чтобы выбор был произведен согласно прав. 3 Никейского второго собора: «всякое избрание - делаемое мирскими начальниками, да будет недействительно - - ибо имеющий произвестися во епископа, должен избираем быти от епископов». Но при дворе наметили уже преемника Тарасию в лице «асикрита Никифора», который и был рукоположен в самый день пасхи, 12 апреля 806 г.
«Платон же и Феодор, игумены Студийской обители, не согласились с хиротонией Никифора, но сильно противились, задумавши отделиться по той благословной причине, что не следует из мирян прямо восходить на епископию. Царь Никифор вознамерился было изгнать их из города, но отменил решение, так как некоторые отсоветовали, указав, что не похвальна будет хиротония патриарха при сопротивлении вышеназванных (греч.) (rejectio) и при разрушении такой обители, где около 700 монахов находятся под управлением Феодора». Этот разрыв был, впрочем, преходящий: православный Никифор был симпатичен Феодору, и в Студии стали возносить имя нового патриарха.
Но их отношения были снова возмущены все из-за того же прелюбодейного брака. Авва Иосиф, эконом, венчавший Константина, оказал важную дипломатическую услугу, и император настоятельно просил патриарха наградить Иосифа, как «виновника мира», возвратить ему самому мир, разрешив его от запрещения в священнослужении. Патр. Никифор уступил царской воле, и «Феодор, игумен Студийский, и Иосиф, брат его и архиепископ Фессалоникский, вместе с затворником Платоном и остальными их монахами (имея на своей стороне сочувствие и многих епископов), отступили от общения с святейшим патриархом Никифором из-за Иосифа эконома; а царь Никифор, воспользовавшись случаем, собрав многих епископов и игуменов, приказал составить против них собор, которым они были изгнаны из обители и из города и отправлены в ссылку, в месяце январе 2 индиктиона (809 г.)». По воцарении Михаила I, последовало возвращение Феодора и «сущих с ним» в Студийскую обитель. Патр. Никифор отлучил авву Иосифа эконома, и с тех пор Феодор стал советником и сподвижником патриарха.
б) Другой вопрос, подавший повод к разделению - вопрос о казни epетиков . Речь шла о так называемых манихеях, т. е. павликианах и афинганах (ἀθιγγάνων) во Фригии и Ликаонии - сектах, обвиняемых «во всякой душевной и телесной нечистоте и демонослужении (δαιμόνων λατρείας»). Ревнители убедили императора Михаила I издать закон о смертной казни павликиан и афинганов [264], и мотивировали законность такой меры местами Писания: Деян. 5:3-10; Рим. 1:32; Чис. 25:7-8; 3 Цар. 18:40, и примером Иоанна Постника, патр. константинопольского, который убедил имп. Маврикия в 583 г. казнить смертию волшебника Павлина, воспользовавшегося для волхвования св. потиром (Theophylact. Simocatta, I, 11).
Решительным противником смертной казни еретиков выступил Феодор Студит. Он исходил из 2 Тим. 2:24-26; Мф. 13 (с объяснением Златоуста). В точности исторического известия об Иоанне Постнике он сомневался, ссылки на Илию и Финееса считал к делу не относящимися ввиду Лк. 9:54-56; Мф. 5:21-22, 27-28 (различие между Ветхим и Новым заветом), патриарху «дерзновенно сказал, что церковь не мстит мечом», - и он согласился с этим, - императору сказал: «не угодно Богу такое убийство» (Theod. Stud. ер. 155). Феодор достиг того, что указ был отменен - к неудовольствию ревнителей, которые находили, что «κακάτροποι σύμβουλοι», отвергавшее справедливость смертной казни, «ἐδογμάτιζον ἀμαθῶς μὴ ἐξεῖναι ἱερεῦσιν ἀποφαίνεσθαι κατὰ ἀσεβῶν θάνατον, κατὰ πάντα ταῖς θείαις γραφαῖς ἐναντιούμενοι περὶ τούτου», что сектанты несомненно не раскаются.
в) Вопрос о выдаче перебежчиков. После значительных военных успехов, болгары в 812 г. готовы были заключить мир с империей. Одним из условий его они поставили выдачу им перебежчиков (точнее - обмен перебежчиками). Эти условия мира были в 715-716 г. приняты импер. Феодосием и патр. Германом. Михаил I представил эти условия на рассмотрение патриарха и митрополитов никейского и кизикского, «συμπαρόντων - по выражению Феофана, который и здесь расходится во взглядах с Феодором Студитом - καὶ τῶν [κακῶν] παρασυμβούλων σὺν Θεοδώρῳ, τῷ ἡγουμένῳ τῶν Στουδίου», Патриарх и митрополиты признали условия мира удобоприемлемыми, а «дурные советники» (οἱ δὲ κακοὶ σύμβουλοι) - нет. «Нельзя, утверждали они, признать условий, ведущих к нарушению божественной заповеди Ин. 6:37».
По мнению Феофана, болгарских перебежчиков в империи в это время или вовсе не было, или было такое ничтожное число, что приходилось их спасению предпочесть спасение многих византийцев и руководствоваться повелением апостола 1 Тим. 5:8, тем более, что самое имя патр. Германа должно бы служить ручательством, что подобные мирные условия нравственно непредосудительны. Голос Феодора Студита превозмог и здесь. Война с болгарами продолжалась и повела к отречению Михаила I от престола и воцарению Льва V Армянина.
Причины возникновения иконоборчества из-под своей руины лежат главным образом в том, что это движение было лишь отчасти церковное, а главным образом политическое. Разбитое на церковной почве, оно сохраняло свою живучесть на почве политической.
Задача церковных деятелей была очень сложна. Становясь в известные отношения к императорам-иконоборцам, они не должны были забывать, что императоры - политическая сила. Защитники иконопочитания при неосторожности могли стать в прямое столкновение с живым благоговением к императорам со стороны простого народа. Они должны были решить, насколько византийский народ привязан к своим императорам. Что эта привязанность была, не подлежит сомнению. Благодетельные распоряжения императоров в пользу народа должны были привлекать невольную симпатию.
Это можно иллюстрировать, решив, так сказать, фактически вопрос о том, насколько популярны были императоры-иконоборцы, начиная с Льва Исаврийца и кончая Константином Копронимом. Решить этот вопрос есть одно средство - обратиться к статистике имен того времени: подданным естественно давать своим детям имена государей, если они только симпатичны для народа. Обилие имени «Александр» среди нашего народа легко объясняется тем, что в глазах его все три императора с этим именем действительно были благословенные. И. Златоуст рассказывает, что в год прибытия Мелетия в Антиохию жители этого города захотели всех своих родившихся в этот год мальчиков назвать Мелетиями. Можно ли показать теперь то же самое относительно императоров-иконоборцев?
Возьмем период времени, начиная с Халкидонского собора, и посмотрим, как велико было число лиц, носивших имена Льва и Константина на том или другом соборе. По случаю убийства Протерия возник вопрос, признавать ли Халкидонский собор или следует созвать новый. В 458 г. отцы дали письменные отзывы относительно этого вопроса. Не все отзывы дошли до нашего времени; сохранившиеся же составили «Codex encyclius» и содержат 302 имени. Здесь из 302 имен встречаем имя Льва только один раз, имя Леонтия, не идущее впрочем к делу, - два раза, и имя Константина - один раз.
Объяснить малоупотребительность имен Константина и Льва здесь очень легко: еще не родилось то поколение, которое должно было носить имена в честь императоров-иконоборцев. Спустя целое столетие, на V вселенском соборе из 167 подписей было всего 2 Константина, 2 Леонтия и ни одного Льва. И в это время, таким образом, означенные имена были редки. В объяснение этого также возможно ранее высказанное соображение. На VI вселенском соборе в 172 подписях мы находим 4 Константина и ни одного Льва, Леонтия одного, из 211 подписей Трулльского собора лишь 4 Константина, ни одного Льва и 2 Леонтия. Таким образом, и в этот период времени ни то, ни другое имя не поднимается в своем количестве.
Но процент этих имен быстро увеличивается при императорах-иконоборцах. В подписях собора 787 г. из 384 лиц находим 30 Константинов и 33 Льва. Полагая (в среднем) возраст подписавшихся епископов в 50 лет, мы должны будем заметить, что к 787 г. процент этих имен поднялся очень высоко, и что, следовательно, императоры-иконоборцы пользовались народной симпатией в весьма сильной степени. Приняв более удобное здесь счисление в промиллиях, мы найдем для Codex encyclius по 3 промиллии по отношению к обоим именам; для V вселенского собора - 12 промиллий, для VI вселенского собора - 23 промиллии, для пято-шестого - 19 промиллий по отношению к имени лишь Константина; для VII - 86 промиллий по отношению к имени Льва и 78 промиллий по отношению к имени Константина.
Правление Ирины (8 сент. 780 - окт. 790 и 15 авг. 797-31 окт. 802) не было так славно, чтобы заставить византийских политиков забыть успехи времени Льва Исаврийца и Константина Копронима. Поэтому заговоры в пользу детей Константина Копронима повторялись не раз (780, 792, 797) в это время. Ирину высоко чтили только те, которые были искони православны, и именно за восстановление иконопочитания. Но даже и св. Феофан строго судит о личных нравственных качествах императрицы: властолюбивая женщина испортила жизнь своему сыну-императору, агитировала против него среди войск, и… 15 авг. 797 г. «ἐν τῇ πορφυρᾷ, ἔνθα καὶ ἐγεννήθη», Константин, «γνώμῃ τῆς μητρὸς αὐτοῦ καὶ τῶν συμβούλων αὐτῆς», был ослеплен, и так жестоко, что едва не умер. 31 октября 802 г. Ирина была низложена Никифором и закончила свои дни († 9 августа 803) в аскетических подвигах.
Министр финансов (πατρίκιος καὶ γενικὸς λογοθέτης) и на престоле, Никифор (31 окт. 802, † 25 июля 811) был православен, но заимствовал у иконоборцев часть их политической программы и притом наименее популярную - государственную экономию, и налоги: τὰ καπνικὰ, «подымное», тяжело пали и на париков (παροίκους) разных благотворительных учреждений, церквей и монастырей (τῶν εὐαγῶν οἴκων, τοῦ τε ὀρφανοτροφείου, τῶν ξενώνων καὶ γηροκομείων τε καὶ ἐκκλησιῶν καὶ μοναστηρίων βασιλικῶν). Лучшая часть их имуществ была отобрана в царскую казну (εἰς τὴν βασιλνκὴν κουρατορίαν), а налоги (τὰ τέλη) оставлены в прежнем размере, так что для многих церковных имуществ фактически удвоились. Осуждая эти меры, Феофан порицает и такую, которая направлена была против торговцев рабами.
В заговоре Арсавира (февр. 808 г.) оказались замешаны не только государственные люди, но и епископы и монахи и синкелл и сакелларий и хартофилак великой церкви. 1 октября 810 г. какой-то «притворившийся бесноватым» (и потому никого не выдавший) в одежде монаха покушался на жизнь императора. В мутном течении этого недовольства православных против православного императора поднимали свою голову церковные иконоборцы: «в шестиколонной зале (ἑξακιονίῳ) некий лжеотшельник (ψευδερημίτης), по имени Николай, и его приверженцы глумились над св. иконами; за них заступался Никифор, и огорчал архиерея». Когда император пал на войне с болгарами, в Византии ходила и такая молва, «ὅτι καὶ χριστιανοὶ πεσόντα τοῦτον ἐπέτρωσαν».
После эфемерного правления Ставракия престол перешел к Михаилу I Рангаве (Ῥαγγαβέ), зятю Никифора (2 окт. 811 - 9 июля 813). Он совершенно отступился от политической программы своего тестя, но тем ненавистнее стал для политических иконоборцев. В июне 813 г., во время неудачной войны с болгарами, иконоборцы прибежали к гробу Константина Копронима, с шумом раскрыли его и вопияли: «встань и помоги погибающему государству!», и распустили молву, что гроб раскрылся сам, и Константин встал, сел на коня и отправился воевать с болгарами. Виновники этого фарса были схвачены и сознались.
В городе, особенно военные, вину за все политические невзгоды сваливали на «православную и отцами преданную веру, на чин священных монахов, - ублажая Константина, как пророка и победителя, и восхваляя злословие его, направленное против домостроительства во плоти (Господа)» (μακαρίζοντες Κωνσταντῖνον ὡς προφήτην καὶ νικητήν, καὶ τὴν κακοδοξίαν αὐτοῦ ἐπ ᾽ανατροπῇ τῆς ἐνσάρκου οἰκονομίας - ἀσπαζόμενοι). В лице избранного по всеобщему согласию для спасения государства Льва Армянина («πατρίκιος καὶ στρατηγὸς τῶν ἀνατολικῶν») и восстал Константин Копроним для иконоборцев.
Церковные сферы православных тоже остались не без влияния на это оживление иконоборчества. Восстановление иконопочитания, видимо, большинством понято и принято не как торжество только православия, но и как политическая реставрация, как возвращение порядков до 716 г. Они стали или низвели себя до уровня влиятельной, следовательно занимающей завидное, оспариваемое положение политической партии. Они вынуждены были eo ipso иметь суждение и по вопросами вполне политическими. Это расширяло круг столкновений и - недругов, тем более, что иконопочитатели осуждали и такие меры политики, которые осуждения не заслуживали?
У самих православных не было полного единства воззрений и по вопросам церковным, и по вопросам политическим. Взаимные пререкания православных, вероятно, были эксплуатируемы в своих видах иконоборцами.
а) Прежде всего, это разногласие между православными (выразилось в пререканиях по поводу «прелюбодейного» брака императора Константина. Императрица Ирина, разбившая жизнь своему сыну, первоначально думала женить его на дочери Карла Великого - Ротруде, которая была привезена в Константинополь для изучения греческого языка; уже заключен был в 782 г. клятвенный брачный договор между Константином и Ротрудою, но Ирина из политических расчетов в 788 г. расторгла этот договор. Невеста была отослана назад к Карлу, и Ирина женила своего сына на нелюбимой им невесте Марии Амнийской.
После 6-летнего брака император принудил в январе 795 г. свою жену постричься, а в августе повенчался с кувикулариею Феодотой. Сама экс-императрица-мать подсказала ему этот шаг, понимая, что это сильно дискредитирует императора. Патриарх Тарасий наотрез отказался венчать императора. Но Константин грозил восстановлением иконоборства, и патриарх из «икономии» «попустил огласителю постричь (Theoph.: ἐπιτρέψαντος τῷ τε κατηχητῇ τοῦ κουρεῦσαι) жену его Марию, а авве Иосифу, игумену монастыря Кафаров (τῶν Καθαρῶν), повенчать его с Феодотой», или по крайней мере, не отлучил виновных от церкви.
Обличителем «нового Ирода» выступил бывший игумен саккудионский Платон вместе с племянниками своими Феодором (Студитом, род. 760, † 11 ноября 826), который был его преемником в игуменстве саккудионском, и Иосифом, и всеми саккудионцами. Они прервали с патриархом церковное общение. Напрасно новая Августа, близкая родственница Феодора, посылала ему дары: он не принял их. Сам император, в надежде на примирение при личном свидании, прибыл на воды по близости Саккудиона: саккудионцы не вышли к нему из монастыря навстречу. Тогда по приказу императора, Платон был посажен в «затвор» (εἰς ἔγκλειστραν ἐν τῷ ναῷ τοῦ ἀρχιστρατήγου ἐν τῷ παλατίῳ) в Константинополе, его племянники и прочие саккудионцы биты и сосланы в Фессалонику.
С воцарением Ирины (797) изгнанники («схизма» которых нашла не незначительных подражателей) возвратились со славою и восстановили общение с Тарасием, который отлучил от священнослужения авву Иосифа (игумена и эконома). Императрица назначила Феодора игуменом Студийского монастыря в Константинополе, и эта славная обитель св. Предтечи расцвела под управлением высокообразованного, энергичного, полного самоотвержения игумена: с 12 число братий возросло до 1000 (строгий общежительный устав, физический труд, книжные занятия). Сам Феодор [263] стал столь влиятельным лицом, что легко было усмотреть в нем желательного для православных преемника Тарасию.
Этот знаменитый патриарх скончался 18 февраля 806 г. Имп. Никифор понимал, как будет неудобен для его политической программы патриарх в духе и силе Феодора, не знающий компромиссов при защите независимости церкви, и потому предложил самому Феодору указать «достойнейшего» в преемники Тарасию. Игумен Студийский уклонился от этого лукавого предложения и выразил только желание, чтобы выбор был произведен согласно прав. 3 Никейского второго собора: «всякое избрание - делаемое мирскими начальниками, да будет недействительно - - ибо имеющий произвестися во епископа, должен избираем быти от епископов». Но при дворе наметили уже преемника Тарасию в лице «асикрита Никифора», который и был рукоположен в самый день пасхи, 12 апреля 806 г.
«Платон же и Феодор, игумены Студийской обители, не согласились с хиротонией Никифора, но сильно противились, задумавши отделиться по той благословной причине, что не следует из мирян прямо восходить на епископию. Царь Никифор вознамерился было изгнать их из города, но отменил решение, так как некоторые отсоветовали, указав, что не похвальна будет хиротония патриарха при сопротивлении вышеназванных (греч.) (rejectio) и при разрушении такой обители, где около 700 монахов находятся под управлением Феодора». Этот разрыв был, впрочем, преходящий: православный Никифор был симпатичен Феодору, и в Студии стали возносить имя нового патриарха.
Но их отношения были снова возмущены все из-за того же прелюбодейного брака. Авва Иосиф, эконом, венчавший Константина, оказал важную дипломатическую услугу, и император настоятельно просил патриарха наградить Иосифа, как «виновника мира», возвратить ему самому мир, разрешив его от запрещения в священнослужении. Патр. Никифор уступил царской воле, и «Феодор, игумен Студийский, и Иосиф, брат его и архиепископ Фессалоникский, вместе с затворником Платоном и остальными их монахами (имея на своей стороне сочувствие и многих епископов), отступили от общения с святейшим патриархом Никифором из-за Иосифа эконома; а царь Никифор, воспользовавшись случаем, собрав многих епископов и игуменов, приказал составить против них собор, которым они были изгнаны из обители и из города и отправлены в ссылку, в месяце январе 2 индиктиона (809 г.)». По воцарении Михаила I, последовало возвращение Феодора и «сущих с ним» в Студийскую обитель. Патр. Никифор отлучил авву Иосифа эконома, и с тех пор Феодор стал советником и сподвижником патриарха.
б) Другой вопрос, подавший повод к разделению - вопрос о казни epетиков . Речь шла о так называемых манихеях, т. е. павликианах и афинганах (ἀθιγγάνων) во Фригии и Ликаонии - сектах, обвиняемых «во всякой душевной и телесной нечистоте и демонослужении (δαιμόνων λατρείας»). Ревнители убедили императора Михаила I издать закон о смертной казни павликиан и афинганов [264], и мотивировали законность такой меры местами Писания: Деян. 5:3-10; Рим. 1:32; Чис. 25:7-8; 3 Цар. 18:40, и примером Иоанна Постника, патр. константинопольского, который убедил имп. Маврикия в 583 г. казнить смертию волшебника Павлина, воспользовавшегося для волхвования св. потиром (Theophylact. Simocatta, I, 11).
Решительным противником смертной казни еретиков выступил Феодор Студит. Он исходил из 2 Тим. 2:24-26; Мф. 13 (с объяснением Златоуста). В точности исторического известия об Иоанне Постнике он сомневался, ссылки на Илию и Финееса считал к делу не относящимися ввиду Лк. 9:54-56; Мф. 5:21-22, 27-28 (различие между Ветхим и Новым заветом), патриарху «дерзновенно сказал, что церковь не мстит мечом», - и он согласился с этим, - императору сказал: «не угодно Богу такое убийство» (Theod. Stud. ер. 155). Феодор достиг того, что указ был отменен - к неудовольствию ревнителей, которые находили, что «κακάτροποι σύμβουλοι», отвергавшее справедливость смертной казни, «ἐδογμάτιζον ἀμαθῶς μὴ ἐξεῖναι ἱερεῦσιν ἀποφαίνεσθαι κατὰ ἀσεβῶν θάνατον, κατὰ πάντα ταῖς θείαις γραφαῖς ἐναντιούμενοι περὶ τούτου», что сектанты несомненно не раскаются.
в) Вопрос о выдаче перебежчиков. После значительных военных успехов, болгары в 812 г. готовы были заключить мир с империей. Одним из условий его они поставили выдачу им перебежчиков (точнее - обмен перебежчиками). Эти условия мира были в 715-716 г. приняты импер. Феодосием и патр. Германом. Михаил I представил эти условия на рассмотрение патриарха и митрополитов никейского и кизикского, «συμπαρόντων - по выражению Феофана, который и здесь расходится во взглядах с Феодором Студитом - καὶ τῶν [κακῶν] παρασυμβούλων σὺν Θεοδώρῳ, τῷ ἡγουμένῳ τῶν Στουδίου», Патриарх и митрополиты признали условия мира удобоприемлемыми, а «дурные советники» (οἱ δὲ κακοὶ σύμβουλοι) - нет. «Нельзя, утверждали они, признать условий, ведущих к нарушению божественной заповеди Ин. 6:37».
По мнению Феофана, болгарских перебежчиков в империи в это время или вовсе не было, или было такое ничтожное число, что приходилось их спасению предпочесть спасение многих византийцев и руководствоваться повелением апостола 1 Тим. 5:8, тем более, что самое имя патр. Германа должно бы служить ручательством, что подобные мирные условия нравственно непредосудительны. Голос Феодора Студита превозмог и здесь. Война с болгарами продолжалась и повела к отречению Михаила I от престола и воцарению Льва V Армянина.
