В отличие от Ветхого Завета, Новый Завет, или Евангелие, проповедуя учение Христа, носит более гуманистичный характер, что, видимо, и определило на многие века как распространение христианства, так и развитие правовых концепций постхристианских цивилизаций.
Новозаветные влияния на правовую основу многих европейских государств особенно хорошо можно проследить по таким древнейшим памятникам права, как армянский Судебник Мхитара Гоша (примерно 1185 г.) и Судебник Смбата Спарапета (1265 г.), являвшиеся основой правопорядка в Киликийской Армении, независимом государстве, существовавшем в III-IV вв., а затем неоднократно подвергавшемся нашествиям арабов, византийцев, сельджуков. В 1080 году государство вновь стало независимым и просуществовало почти три столетия. Внедрение правовых воззрений христианства началось в Армении в IV-V вв., когда с греческого и сирийского языков были переведены на армянский язык Ветхий и Новый Заветы.
Армянские владыки, заимствуя иноплеменное законодательство, отвергли развитую систему «языческого» римского права и обратили внимание на Моисеевы законы, считая их божественными, потому что они возникли на родине легендарного Основателя христианства и считались самыми авторитетными среди норм права. Наряду с евангелистическими нормами в Армении пытались силой насадить и другие правовые системы, например, нормы шариата или римского права, но прижились только христианские и греко-византийские нормы как соответствующие религиозному духу народа и общественно-политической организации общества.
Как и их предшественники, эти судебники не делили правовые нормы на уголовные, гражданские или процессуальные, но они полностью регулировали все складывающиеся в государстве правоотношения: по объему первое место занимали нормы гражданского права, затем брачно-семейного права, наследственного права, уголовного права и судебного процесса. Деление это весьма условно, так как судебник не был систематизирован, и эти нормы оказались разбросанными по всему тексту.
Насколько дословно авторы законов цитировали Библию, можно судить по следующим фрагментам. Так, в Библии сказано: «Когда войдешь в виноградник ближнего твоего, можешь есть ягоды досыта, сколько хочет душа твоя, а в сосуд твой не клади» (Втор. 23:24).
В Судебнике Мхитара Гоша указано: «Когда войдешь в виноградник ближнего твоего, можешь есть ягоды досыта, сколько захочешь, но не собирай в сосуд…» (Армянский Судебник Мхитара Гоша. Ереван, 1954. С. 193).
В более позднем Судебнике Смбата Спарапета читаем: «Если вступишь в виноградник, который тебе не принадлежит, то можешь есть в свое удовольствие до насыщения: это тебе дозволено. Если же унесешь с собой от плодов, то это нечестно нажитое добро…» (Судебник Смбата. С. 92а).
Очень похоже, не правда ли, на ныне действующие правила на предприятиях пищевой промышленности - на месте собственную продукцию ешь сколько угодно, но выносить запрещается под страхом уголовного наказания.
Аналогичным образом перешли в законы многих стран и другие постулаты Библии: «А если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб» (Исх. 21:23-24).
У Мхитара Гоша это звучит несколько иначе: «Око за око, зуб за зуб, рука за руку, нога за ногу, обожжение за обожжение, рана за рану, ушиб за ушиб. По Божественному милосердию Евангелия наказание это заменить возмещением соразмерно цене крови…» (Судебник Мхитара Гоша. С. 162).
Именно под влиянием Евангелия, то есть уже христианской религии, обычай мести «око за око» видоизменяется, и у Смбата Спарапета еще более четко сказано: «В случае, если человек побьет и поранит другого, закон повелевает, чтобы было око за око, зуб за зуб, рука за руку, рана за рану, ибо старый закон гласит так: «Что плохо тебе, не делай ближнему». Но Христос изменил старое на новое: «Никому не воздавайте злом за зло». А если кто совершает его, то собственно по закону судьи должны дать ему испробовать то же наказание…» (Судебник Смбата. С. 85а).
Различие этих судебников заключалось в том, что у Гоша широко применяется церковное наказание, а Смбат оставляет церковное наказание только для преступлений против религии и для тех случаев, когда судья не считает нужным применять уголовное наказание.
В армянских судебниках церковное влияние проявляется не только в ссылках на законы Моисея, но и в явном неравенстве перед законом христианина и человека другой веры: «Если чужеземец убьет христианина, то он должен умереть, а если он убил его нечаянно (невольно), то ему отрубают обе руки и берут с него цену крови… А цена крови мусульманина составляет одну треть этого… Эти деньги нужно платить за такого мусульманина, который является подданным царя… Если же убийство было непреднамеренным, то платит в казну лишь половину назначенной суммы, и казна обязана поделить ее с родственниками убитого турка… (С. 10).
…Если неверный убьет христианина, то, ввиду великой ненависти между нами, закон велит приговорить неверного убийцу непременно к смертной казни… (С. 33).
…Если человек убьет кого-нибудь без суда, то его за это приговаривают к мучительной смерти [по закону] Моисея и других прежних судей… (С. 95).
…Тот, кто украдет христианина, уведет его и продаст неверным, тому по старому закону невозможно оставаться в живых… (С. 18).
…Если кто бранит и хулит Господа, то это грех, за который Сам Господь через Моисея изрек осуждение; по закону его следует вывести на ровное место и те, кто это сделал, должны наложить руку на его голову и тут же побить его камнями. Таково наказание, как для богатых, так и для бедных… (С. 74).
…Моисей повелевает устами Бога, что тот, кто бьет своего отца или мать, должен умереть; или кто оскорбляет их и сплетничает, также должен умереть… (С. 114)».
Заканчивая анализ религиозных основ этих судебников, необходимо обратить внимание на их роль в распространении правовых норм среди европейских государств: эти нормативные акты широко применялись в армянских колониях в Польше и Крыму, где в 1519 году польским королем Сигизмундом I был официально утвержден перевод Судебника на латинский язык для руководства при разбирательстве судебных дел между армянами или с армянами. В 1568 году был сделан перевод на крымско-татарский язык, а в 1601 году этот Судебник был переведен на польский язык. В начале XVIII в. грузинский царь Вахтанг VI (1703-1724) приступил к созданию Судебника для Грузии и обратился в Эчмиадзин с просьбой прислать ему книгу армянских законов. Тогда же был сделан перевод на грузинский язык, и 280 статей из армянского Судебника вошли в грузинский. При присоединении Грузии к России император Александр I издал 12 сентября 1801 г. Указ № 20007 «Об учреждении внутреннего в Грузии Управления», которым предписывалось во всех государственных судах по делам гражданским руководствоваться Судебником Вахтанга VI.
23 октября 1835 года последовал именной указ министра юстиции Российской империи о применении грузинскими присутственными местами в руководстве «Уложения Грузинского царя Вахтанга VI», которое и вошло составной частью в «Свод законов Российской империи». В т. Х, ч. 1, ст. 2658 говорится: «Порядок судопроизводства дел тяжебных учреждается в Грузии по общим правилам российского судопроизводства с соблюдением особенных правил, заключающихся в грузинских обычаях и «Уложениях царя Вахтанга».
Таким образом, косвенным путем некоторая часть вытекающих из Ветхого и Нового Заветов армянских законов вошла в законодательство Российской империи.
Примерно в то же время, когда формировалось законодательство армянского государства, в Киевской Руси в период княжения Ярослава Мудрого появился документ, фактически являющийся первым дошедшим до нас письменным памятником, в котором получили систематическое изложение политико-правовые идеи того времени. Он известен историкам как «Слово о законе и благодати», созданное митрополитом Киевским Илларионом в 1049 году. Сам автор назвал его весьма красноречиво и многозначительно: «О законе Моисеем даннем и о благодати и истине Иисус Христом бывши и каков закон отиде. Благодать же и истина всю землю исполни и вера во вся языки простреся и до нашего языка русского и похвала кагану нашему Владимиру от него же и крещены быхом и молитва Богу от всеа земля наша. Господи благослови».
По существу, Илларион, не разделяя законы на божественные и человеческие, предлагает пастве в качестве оценочных критериев всех действий и ситуаций использовать нравственно-этический идеал христианства, сформулированный в заповедях-запретах, определяющих модель поведения христианина в мире, а также заповедях достижения блаженства, требующих высокого внутреннего самоусовершенствования. В силу неразделенности теологических и правовых категорий (как уже отмечалось, в Библии в качестве Божественных заповедей и законов записан ряд норм уголовного, гражданского и семейного права) закон обычно понимается как Божественное веление, сформулированное пророческой личностью: в Библии Моисеем, в Коране Магометом, в Новом Завете Иисусом Христом. Поэтому божественный закон не исключает, а, напротив, презюмирует его юридическое содержание. Это свидетельствует об изначальном представлении о соотношении закона и нравственности с глубокой аргумента цией предпочтительности нравственных критериев при оценке поведения человека в обществе.
К сожалению, этот письменный памятник практически неизвестен авторам учебников по уголовному праву и процессу, хотя идеи Иллариона в дальнейшем вошли во все русские судебники, поскольку именно с именем Ярослава Мудрого связана первая кодификация и инкорпорация всей совокупности русского правового материала, приведшая к созданию Русской Правды, введению Церковного Устава, в котором наряду с византийскими каноническими положениями приводились и нормы русского права. Именно князь Ярослав Мудрый добился учреждения самостоятельной Киевской митрополии со своим митрополитом и Собором епископов, что резко усилило не только церковное влияние на Руси, но и способствовало укреплению княжеской власти.
В Средние века намечается некоторое разделение религиозного и светского права, но обе эти ветви правовой культуры все еще соединены в одном Кодексе. Так, в Сербском законнике Стефана Душана, принятом на съезде сербских феодалов в 1349 году, религиозные начала выделены в специальные статьи:
«…4. И в духовном деле каждый человек да имеет повиновение и послушание своему архиерею. Если же кто окажется согрешившим против церкви или нарушившим в настоящем Законнике волею или нежеланием, пусть повинится и удовлетворит церковь…
10. И кто окажется еретиком, живя между христианами, да пожжется по лицу (заклеймится) и да изгонится…
12. И духовное дело миряне да не судят…
13. Церковные люди во всякой тяжбе да судятся перед своими митрополитами и епископами и игуменами; если будут оба человека одной церкви, да судятся перед своей церковью…»
Естественно, нельзя полностью отождествлять религиозные требования и правовые нормы. Н. С. Таганцев верно подчеркнул: «…Религии по необходимости конфессиональны, их заповеди стоят в прямом отношении с основами того или иного вероучения, и, конечно, мы не можем признать тождества правил жизни и поведения, предписываемых христианством и язычеством, магометанством и еврейством; а веления права, коих нарушение образует область преступного, запрещают и приказывают безотносительно к религиозным верованиям тех, к кому обращается авторитетная воля государства… Между тем в истории уголовного законодательства смешение греховного и преступного встречалось нередко, одинаково вредя и церкви, и государству, внося вражду и насилие в царство любви и свободы. Примеры такого смешения у нас, например, мы встретим не только в эпоху судебников, но и позднее, в эпоху уложения царя Алексея, когда забвение Божьего страха становилось существенным условием преступности…»
В своих лекциях профессор Н. С. Таганцев, отсылая читателей к первоисточникам, целый параграф посвятил влиянию церкви на дисциплинарную власть, когда, начиная с XVIII в., вопрос о церковных взысканиях с мирян получил совершенно необычную постановку: не церковь вторгалась в сферу государственной деятельности, а наоборот, государственная власть стала рассматривать церковь и ее суд как государственное ведомство дел греховных. Действовавшее право по отношению к священнослужителям православного исповедания представляло церковному суду не только юрисдикцию дисциплинарную, но, отчасти, и карательную. Церковная власть в России обладала и собственной, ужасной даже по тем временам, тюрьмой в Спасо-Ефимьевском монастыре в г. Суздаль.
История уголовного права неразрывно связана с историей классовой борьбы, со сменой экономических формаций. Понятие преступления менялось в процессе исторического развития общества. В уголовном законодательстве рабовладельческого государства самое тяжкое посягательство на личность раба не было наказуемо, поскольку для рабовладельца раб был не человеком, а вещью.
Вместе с тем малейшее посягательство со стороны раба на интересы рабовладельца считалось тяжким преступлением.
В феодальном государстве тяжким преступлением считалось малейшее нарушение привилегий феодального помещика. Сурово карались посягательства на интересы церкви.
Развитие капиталистических отношений и приход буржуазии к власти создают новое понятие преступления. Буржуазное уголовное законодательство провозгласило принцип формального равенства всех граждан перед законом.
И как рудимент религиозного начала права осталась во многих странах традиция в судебных заседаниях клясться на Библии.
Е. Н. Мысловский, заведующий кафедрой уголовного права и процесса Московского государственного открытого университета
