Как и притча о пшенице и плевелах, притча о сеятеле завершается готовым аллегорическим истолкованием, которое исследователи почти единодушно отвергают, считая его позднейшим творением Церкви. Это истолкование явно выходит за рамки того умеренного варианта аллегоризации, который мы отстаиваем в нашей работе. Однако при более внимательном рассмотрении истолкование притчи о сеятеле уже не покажется столь необычным. В притче описывается четыре вида почвы. Эти подробности были бы излишни, если бы каждый тип почвы, на которую падает семя, не имел бы достаточно конкретного значения. Здесь, как и в других триадических притчах, напрашивается противопоставление.
Три вида неплодородной почвы противопоставляются одной плодородной, а сеятель играет объединяющую роль третьего главного «персонажа». Описание последней, хорошей, почвы не отличается от трех предшествующих длиной или особой выразительностью, однако, несомненно, выделяется благодаря тому, что эта почва приносит плоды. Ведь земледельцы обрабатывают землю исключительно с этой целью, а бесплодная почва или растения никому не нужны [33]. Переход от единственного числа - μέν («один, с одной стороны») и και άλλο («и другой») - к множественному - και άλλο («другие») - может также усиливать контраст между тремя первыми видами почвы и последним [34]. Только четвертая, хорошая почва в изобилии приносит плоды.
Образ Бога-сеятеля и народов - различных видов почвы традиционен в иудейском мире [35]. Сопоставление плодоносных семян, семян, упавших на каменистую почву, не имеющих корня или задушенных сорняками, с людьми столь самоочевидно, что истолкование, приписываемое в ст. 13-20 Иисусу, более чем естественно [36]. Даже приписанная птицам сатанинская роль вполне уместна, поскольку в Ветхом Завете и в межзаветной литературе они часто выступают в зловещей роли (ср., например, 3Цар 16:4, Юб 1:5-24, Апок Авр 13).
В то же время обрамляющий притчу призыв слушать внимательно (ст. 3, 9) предполагает, что не все детали притчи столь же легко поддавались истолкованию [37]. По-видимому, этот рассказ требует какого-то рода истолкования в части главных «персонажей», а остальные детали сами встанут на свое место. Иисусу необязательно было так подробно все объяснять, но поскольку Он использовал эту притчу как парадигму, а невосприимчивость учеников оказалась для Него неожиданной (ст. 13), Он предпочел по крайней мере в этот раз разъяснить все с начала и до конца.
Тем не менее, некоторые детали притчи не находят соответствий в истолковании, где также появляются некоторые дополнительные подробности. Быстрый рост неукоренившихся семян (ст. 6) - это радостная готовность человека, чья преданность не простирается чересчур глубоко (ст. 16), однако отсюда еще не следует, что внешнее ученичество непременно проявляется в виде поспешного радостного приятия Слова! Не сказано, что па каменистой почве растения засыхают мгновенно, как это происходит с учениками в пору испытаний (ст. 17). Тридцатикратный, шестидесятикратный и стократный урожай означает просто изобилие, конкретная цифра тут не важна (это подтверждают и расхождения в числах и последовательности в параллельном изложении Матфея и Луки). Даже объединяющая фигура, сеятель, не полностью объяснена Иисусом. Вероятно, хотя в первую очередь сеятель символизировал Бога, допускалось также применение этого образа к Иисусу и его ученикам - сеятелям Слова (ср. Лк. 8:11).
Необычные аспекты притчи указывают на присутствие аллегорического уровня значения. Как и во всех остальных случаях, правдоподобие не вовсе нарушено, но границы его существенно расширены. Дискуссия о том, предшествовал ли сев в Палестине той эпохе вспашке (это объяснило бы, с какой стати сеятель потратил столько семян на дурную почву), ни к чему не привела [38]. Филип Пейн показал, что возможна и та, и другая последовательность, и в обоих случаях происходила неизбежная потеря зерна, так что этот образ был вполне понятен тогдашней аудитории. Но цель притчи не в том, чтобы реалистично описать сельскохозяйственную практику Древней Палестины, а в том, чтобы преподать урок духовной «агрономии» [39]. Это же касается и необычного урожая: подобные количества зерна хотя и не вовсе невероятны, но с очевидностью говорят о щедром, преизобильном Божьем благословении [40].
Вот мы и определились с тремя основными пунктами притчи: 1) подобно сеятелю, Бог широко распространяет свое Слово среди всех типов людей; 2) подобно трем видам неплодородной почвы, многие люди не принимают его Слово с должной и спасительной верой, а проявляют либо а) отсутствие позитивной реакции и податливость греху, либо b) лишь временную и внешнюю преданность Слову, либо с) искренний интерес и веру в истину, которые, однако, не соответствуют строгим требованиям ученичества; 3) подобно плодородной почве, единственный истинный ответ на Слово Божье - послушание и стойкость в вере, которые свидетельствуют о подлинном возрождении души [41].
Как и в других случаях, подобного рода тройная формула позволяет избежать ложной дихотомии, когда одна часть содержания притчи противопоставляется другой. Вряд ли это случайное совпадение, что комментаторы, сводящие значение притчи к одной главной теме, неизбежно приходят к одной из двух альтернатив: либо речь идет о нынешнем росте Царства вопреки всяческому сопротивлению, либо о его торжестве в будущем [42]. Первое истолкование возникает, если внимание сосредотачивается на неплодородной почве, второе - когда важнее оказывается плодоносная земля. Питер Джонс видит в притче «архетип избранничества»: она демонстрирует суверенную свободу Бога «идти навстречу» любому человеку [43]. Эта мысль возникает постольку, поскольку Джонс выделяет третий персонаж, сеятеля. Саймон Кистемейкер перечисляет все три темы и все же пытается свести их к «одной конкретной истине»:
Слово Божье провозглашено и вызывает разделение среди внемлющих ему; народ Божий приемлет Слово, понимает его и исполняет с послушанием; другим мешает слушать зачерствевшее сердце, легкомыслие или интерес к материальному богатству [44].
Правильнее будет назвать все три основные темы (и три подтемы в рубрике неплодородной почвы [45]), но принять их в качестве отдельных идей: это вполне соответствует синтаксису сложносочиненного предложения Кистемейкера.
Примечания:
[33]. В подробном разборе этой притчи с позиций анализа форм Gerhard Lohfink Das Gleichnis vom Sdmann (Mk 4, 3-9), в BZ 30,1986, 36-69, ясно показывает, что хорошая почва особо выделяется в кульминации.
[34]. Weder Glekhnisse, 108-109, последний вид почвы определяет как Grossteil (значительная часть), a Crossan Parables, 41, полагает, что три надела хорошей земли уравновешивают три доли плохой, хотя это, пожалуй, слишком конкретно
[35]. Это признают даже те, кто отвергает аутентичность этих стихов. Ср.: Linnemann Parables, 118-119. Rudolf Pesch Das Markusevangelium, vol. 1. Freiburg: Herder, 1977, 233, приводит ветхозаветные и межзаветные параллели и готов признать потенциальную аллегорию в изначальной притче Иисуса, хотя и отвергает интерпретацию в ее нынешней форме у Марка.
[36]. Vincent Taylor The Gospel according to St. Mark. London: MacMillan, 1952, 252; William L. Lane The Gospel according to Mark. Grand Rapids: Eerdrnans, 1974; London: Marshall, Morgan & Scott, 1975, 153. Madeleine Boucher The Mysterious Parable. Washington: Catholic Biblical Association of America, 1977, 48-49. подчеркивает, что это происходит оттого, что некоторые детали притчи допускают множественное истолкование.
[37]. Примеры см.: Hans-Josef Klauck Allegorie und Allegorese in synoptischen Gleichnistexten. Münster: Asclendorff, 1978, 92-96. John Drury The Parables in the Gospels. London: SPCK: New York: Crossroad, 1985, 26-27, выделяет наиболее близкую параллель в 2Езд. 4:26-32, а Craig А. Evans On thelsaianic Backgmund of the Sower Parable, в CBQ4T, 1985, 464-468, видит в этом отрывке мидраш на Ис. 55:10-11. Позднейшая раввинистическая притча, разительно похожая на эту, содержится в Авот р. Натан 8:2.
[38]. Главные оппоненты здесь Joachim Jeremias Palästinakundliches zum Gleichnis vom Saemann. NTS 13, 1966, 48-53 (за), и К. D. White The. Parable of the Sower. JTS 15, 1964, 300-307 (против).
[39]. Philip B. Payne The Order of Sowing and Ploughing in the Parable of the Sower. NTS 25, 1978, 123-129 (это исследование Drury Parables, 55-58, обозревает в своем резком и несправедливом разборе работ Иеремиаса). Ср.: France Matthew, 218.
[40]. Philip В. Рауне The Authenticity of the Parable of tlie Sower and Its Interpreteition, в Gospel Perspectives, vol. 1, ed. R. T. France and David Wenham. Sheffield: JSOT, 1980, 181-186. Ср.: Eduard Schweizer The Good News aecording to Mark. Richmond: John Knox, 1970; London: SPCK, 1971, 91. Scott Hear, 357, недооценивает изобилие этого урожая и потому неверно предполагает, будто, со-гласно этой притче, в Царстве Божьем урожай будет «обычный и повседневный» (362).
[41]. Взаимозаменимость образов семени и почвы и образном строе и истолковании притчи подчеркивает Philip В. Payne The Seenäng Inconsistency of the. Interpretation of the Parable of the Sower. NTS 26, 1980, 564-568. Предполагаемое арамейское выражение оригинала, как и греческое причастие σπειρομενοι («в процессе посева»), указывает, что в обоих случаях имеется в виду «почва с семенем» и вариация пс навязана редактором.
[42]. Ср.: David Hill The Gospel of Matthew. London: Oliphants, 1972; Grand Rapids: Eerdrnans, 1981, 225; Lane Mark, 154-155.
[43]. Peter R. Jones Tlie Teaching oj the Parables. Nashville: Broadman, 1982, 72; ср.: Arnos N. Wilder The Parable of the Sower: Naivete and Method in Interpretation. Se-meia 2. 1974, 134-151.
[44]. Kistemaker Parables, 29. C. S. Mann Mark. Garden City: Dobleday, 1986, 261, перечисляет три основных способа истолкования притчи, подчеркивающих, соответственно, изобилие урожая, ответственность слушающих Слово и собственный опыт Иисуса.
[45]. Попытка Birger Gerhardson The Parable of the Sower and Its Interpretation. NTS 14, 1968, 176-177, соотнести каждый вид почвы с разделом «Шма» (Втор. 6:4-5) опирается на самые отдаленные соответствия, а потому явно неубедительна.
