С историко-критическим методом связано множество запретов, в том числе запрет на написание жития Иисуса и запрет на проникновение в Его самосознание. Эти запреты, однако, не помешали евангелистам показать нам, сколь немыслимо трудной была Его задача. Она заключалась в том, чтобы с помощью всех доступных человечеству средств мышления и доказательств убедить лишь в одном-единственном, что лежит по ту сторону всех наличных категории, а именно в том, что Бог - это Триединая Любовь, судить о которой можно только на основе проповеди, деяний, образа и страданий Иисуса Христа.
Спаситель, осознав невыполнимость этой задачи, мог бы отнестись ко Своим земным трудам лишь как к предварительной подготовке человечества и удержать решающее доказательство до момента Своей смерти или, еще лучше, до пришествия Св. Духа, который, просвещая сердца, раскроет смысл совершенного. Но давайте примем во внимание: Св. Дух не собирает фрагменты начатого дела и не проецирует их на завершающий смысл, а лишь внятно истолковывает "совершенное до конца" в трудах Иисуса (Ин. 16:13-15) (пусть даже до пришествия Св. Духа люди в разрозненных фрагментах действительно не в состоянии усмотреть целое).
Соответственно Иисусу, возжелавшему обеспечить начальное понимание Своей задачи, пришлось как использовать, так и отвергать наличествующие духовные понятия, и Он построил свое богословие как аффирмативно, так и негативно. Да, Он и есть Христос-Мессия, обетованный Сын Давидов, рожденный в граде Давида и через Иосифа происходящий от царя. Да, именно Он соберет рассеянных овец Израиля. Но одновременно - нет! Он - Мессия, но не тот, которого ожидают народ и ученики, почему Он и запрещает именовать Себя этим титулом. Да, Он и есть тот самый Пророк, Которого провещал Моисей и Который разделит судьбу всех пророков (не быть признанным в отечестве своем). Да, Он - Пророк, и, будучи Пророком, он не может погибнуть вне Иерусалима. Вот и народ провозглашает Его "великим пророком" (Лк. 7:16), "тем Пророком, Которому должно прийти в мир" (Ин. 6:14). Но - нет! Уж если Иоанна Крестителя Иисус объявляет "больше пророка" (Мф. 11:9), то ученикам должно быть ясно, что Он тем более есть кто-то "другой", а не тот, за кого Его принимает толпа (Мк. 8:28 и сл.). Посему-то Он и избирает Себе именование, не допускающее точного отождествления, - Сын Человеческий. Таков каждый из рожденных женщинами, но Сыном Человеческим может быть и Тот Единственный, Который, согласно пророку Даниилу, "грядет на облаках небесных" (Мф. 26:64).
Труднее всего, вероятно, пришлось с чудотворением. Пока чудеса, как, скажем, "знамения" в Евангелии от Иоанна, происходили редко и каждый раз вызывали шок, - а в нем-то и было противоборство веры и безверия, проницательности и слепоты, - такие чудеса достигали своей цели. А что стало, когда народ прилепил к Нему прозвание "доктора-целителя" и стал приносить к Нему болящих, как сообщают синоптики, собираясь вокруг Него целыми толпами?! Перед Иисусом встала дилемма: если Он замечал подлинную, хотя и темную, веру, то не отказывал в исцелении; но если Он замечал безверное чудоискательство, то Он "не мог совершить никакого чуда" (Мк. 9:5). В этой дилемме и кроется вся "тайна Мессии". Что Он запрещал нечистым духам называть Себя "Сыном Божиим", понятно не только потому, что нет доверия вопящим душевнобольным, но и потому, что окружавшие Его еще не получили доступа к подобной вере. Понятно также, по какой причине Он запрещает ученикам вплоть до Своего воскресения кому-либо рассказывать о виденном или Преображении, - ведь только троих посвященных подготавливает Он к Своему восстанию из мертвых (Мк. 9:9). Правда, Иисус и об отдельных исцелениях не дозволяет рассказывать, но этот запрет не соблюдается, и за Ним закрепляется репутация мирского чудо-врача (от которой Он, впрочем безуспешно, старается освободиться). Но если бы Он так и не вышел за границы этой репутации, то Его истинная миссия потерпела бы неудачу. Мы не знаем, сколько исцелений Ему пришлось совершить при большом стечении народа, но именно эти сцены запали в память многим, отчего и евангелисты сообщают о них (или отдельно о каждом, или суммарно). К счастью, фарисеи заподозрили Его в применении черной магии (Мф. 12:24), так что Он получил возможность истолковать перед народом Свои чудеса в контексте Своего более общего назначения. Опять-таки к счастью, одно из исцелений, пришедшееся на субботу, дало Ему повод обнаружить Свое превосходство над законом.
Давно замечено противоречие между евангелистами Марком и Лукой (Лк. 18:34), с одной стороны, а они сообщают о непонятливости учеников Иисуса, - и евангелистом Матфеем - с другой, который говорит об их сравнительной прозорливости (ср. Мф. 14:33). Это противоречие заметно как раз в реакции учеников на прощальную речь Учителя. На учеников находит какое-то затмение, потому что слова Иисуса - это ярчайший свет. Невозможно глубже выразить отношение между Богом-Отцом и Богом-Сыном (внутри Божества и применительно к спасению человечества), чем это сделано в сообщении Иоанна; тем не менее Иисус отнюдь не надеется, что будет понят при жизни. Поэтому Он с печалью заключает: "Лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо если Я не пойду, Утешитель не придет к вам" (Ин. 16:7). Все исполненное на земле оказалось напрасным, так как точка схода, на которую все было нацелено, осталась невидимой. Само по себе это было поражением в чистом виде. И самое парадоксальное одновременно состоит в том, что как раз это окончательное крушение, отвержение со стороны своих, распятие христианами, иудеями и язычниками, привело-таки к решительному прозрению: "Истинно Человек Сей был Сын Божий" (Мк. 15:39).
Воскресший, явившись ученикам, согласно ап. Луке, наставляет их "в законе Моисеевом, в пророках и в псалмах" (Лк. 24:44), но в целом было бы вполне достаточно одного Его посмертного явления. Теперь прояснилось, что в действительности означают такие наименования, как "Мессия" (Деян. 2:36), "Сын Божий" (Рим. 1:4), "Раб Божий" (Деян. 3:13), "Первосвященник" (Евр. 3:1), - эти именования столь преизобильны, что если к ним приступаться с предварительными земными мерками, то надо немедленно перечеркнуть их все. Перечеркивания же, будучи "via negativa", возводят к eminentia", и уж оно распространяет свой немеркнущий свет на все виденные образы, которые под этим светом приобретают способность наставления.
