Действие, совершенное Богом во Христе, требует отклика, и Лука не менее определенно, чем другие евангелисты, считает, что необходимо откликнуться. Он обращает внимание на это по-своему. Мы уже отметили, что он делает упор на покаянии. Размышление о том, что Бог совершил для грешников, должно вести их к пониманию пагубности их путей и отвращать от них. В этом они должны быть беззаветны. Никто не может испытать раскаяние, о каком пишет Лука, и остаться прежним.
Покаяние означает полное изменение сознания, принятие нового отношения к жизни. Возможно, важно, что несколько раз Лука говорит о христианстве как о «пути» (Деян. 9:2; Деян. 19:9, 23; Деян. 22:4; Деян. 24:14, 22); иногда он также называет его «путь Господень» (Деян. 18:25) и «путь Божий» (Деян. 18:26). Интересно, что все эти упоминания в Деяниях тем или иным образом связаны с Павлом, который не употребляет этого выражения в своих посланиях. Луке оно, очевидно, нравится. Оно подчеркивает, что христианство - образ всей жизни, а не просто способ удовлетворить религиозные устремления [216]. И Лука говорит о пути с определенным артиклем, а это указывает на глубокое убеждение в правоте христианства и невозможности вести людей к Богу никаким другим путем.
В тех местах писаний, которые у Луки совпадают с другими евангелистами, он иногда в большей степени показывает, какой беззаветности требует призыв следовать Христу. Например, все три синоптика описывают призвание Иисусом Матфея и сообщают, что Матфей откликнулся на Его призыв и последовал за Ним. Но только Лука говорит, что Матфей «оставил все» (Лк. 5:28). Матфей и Марк сообщают, что Симон и его брат оставили свои сети и последовали за Иисусом (Мф. 4:20; Мк. 1:18).
У Луки - другой эпизод, достигающий кульминации, когда Петр и другие «оставляют все» (Лк. 5:11), а не одни сети. У Матфея, как и у Луки, рассказывается о тех, кто мог стать учениками; один из этих людей был предупрежден, что лисицы и птицы имеют, где отдохнуть, а Сыну Человеческому (и, следовательно, Его ученикам) негде преклонить голову, тогда как второму было сказано, чтобы он предоставил мертвым погребать своих мертвецов (Мф. 8:18-22).
На этом Матфей останавливается. Но Лука добавляет третьего: человека, который хотел проститься со своими домашними и услышал ответ Иисуса: «Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лк. 9:61-62). У всех трех синоптиков есть изречения об отвержении себя и несении креста, но только Лука говорит, что это должно делаться «ежедневно» (Лк. 9:23). Лука не предполагает, что ученичество тяжелее, чем видят его Матфей и Марк, но в некоторых местах он более сильно, чем они, выражает эту мысль.
Некоторые наставления Иисуса об ученичестве в большей части сохранены только Лукой (Лк. 14:25-33; Мф. 10:37-40 соответствует стихам 26-27 у Луки). Здесь мы находим трудные слова о невозможности быть учеником, если человек не возненавидит своих ближайших родственников, «одно из самых бескомпромиссных заявлений о притязаниях Царства в Новом Завете» (Т. W. Manson, The Sayings of Jems, London, 1949, 131). Иногда «любовь» и «ненависть» употребляются таким образом, чтобы стало ясно, что «ненавидеть» может означать «любить меньше». Именно таково значение этого слова в случае, когда мы читаем о Лии, которую «возненавидел» ее муж (Быт. 29:31, 33, как это изложено во Втор. 21:15-17). Именно такое значение мы должны придавать настоящему выражению. Иисус требовал, чтобы люди любили даже своих врагов (Лк. 6:27); так что невозможно думать, что здесь Он буквально призывает человека возненавидеть родную семью. Он говорит, что быть Его учеником означает любить Его так, что лучшая земная любовь в сравнении кажется ненавистью.
Затем Лука излагает две притчи, подчеркивающие важность подсчета издержек (Лк. 14:28-33). Земледелец, решивший строить башню, будет выглядеть глупо, если начнет строить, а потом обнаружит, что не имеет денег для завершения работ. Царь, идя на войну, взвесит, достаточна ли его армия, чтобы разбить врага; не имея такой армии, он не сражается, но ищет мира прежде, чем начнется битва.
Оба сообщения делают сходные акценты (мы должны подсчитывать издержки), но они не тождественны. Земледелец волен строить или не строить, по своему выбору, но царь находится в опасности. На него напали; другой царь «идет на него», и он должен действовать. В первом случае смысл вопроса, обращенного к будущему ученику, следующий: «Можешь ли ты позволить себе быть учеником?» Во втором: «Можешь ли позволить не быть?» (А. М. Хантер обращает на это внимание в своей работе Interpreting the Parables, London, 1960, 65). Для Луки были важны обе стороны дела.
Люди проживают свою жизнь «пред Богом». Лука сообщает нам, что Захария и Елисавета были праведны «пред Богом» (Лк. 1:6). То же выражение применяется к служению священника (Лк. 1:8) и подобное - к обретению Марией благодати у Бога (Лк. 1:30). Даже ничтожнейшая вещь не забыта «пред Богом» (Лк. 12:6), в то время как некоторые вещи, приемлемые людьми - мерзость «пред Богом» (Лк. 16:15). Петр и Иоанн спрашивали, праведно ли некое действие пред Богом (Деян. 4:19), а Стефан утверждал, что Давид обрел благодать пред Богом (Деян. 7:46). Милостыни Корнилия воспомянулись пред Богом (Деян. 10:31), и он со своими друзьями предстал «пред Богом», когда пришел Петр (ст. 33). Лука, очевидно, воспринимал различные деяния как происходящие в непосредственном присутствии Бога. Это означает, по крайней мере, две вещи:
1) мы предупреждены, что все, что мы делаем, делается в присутствии Бога, так что мы ответственны,
2) ученик должен осознавать, что ученичество затрагивает жизнь целиком, а не просто некоторые ее области.
На протяжении веков христиане часто подвергались искушению разделить жизнь, отведя часть ее для «религиозных отправлений» и считая другие стороны не имеющими почти или вовсе ничего общего с религиозным исповеданием. Лука предупреждает, что вся жизнь проходит перед очами Бога.
Образ жизни
Мы можем разглядеть что-то в христианском образе жизни, если рассмотрим некоторые моменты рассказа Луки о Павле. Он говорит об эффективном обращении Павла, которое вряд ли может послужить нам образцом, поскольку о других подобных обращениях христиан не сообщается. Но отклик Павла на призыв Христа может показать нам, каков должен быть наш отклик. Павел был послушен (Деян. 26:19), что означало, что он был крещен и проповедовал Христа (Деян. 9:18-20).
Это означало ревность о Боге, действительно, свойственную ему, даже когда он был фарисеем - гонителем христиан (Деян. 22:3-4); он всегда служил Богу доброй совестью (Деян. 23:1; Деян. 24:16). Бог, которому он служил как христианин, был «Бог отцов моих» (Деян. 24:14), Кому он служил и как фарисей. Не Бог изменился, изменился Павел. Он мог сказать, что надежду имел на Бога (Деян. 24:15) и что ждал помощи от Бога (Деян. 26:22). Павел верил Богу (Деян. 27:25), а вера, разумеется, очень много значила для Луки (он употребляет существительное вера 26 раз в Евангелии и Деяниях, а глагол верить - 46 раз).
Именно такого отклика ждет Лука от тех, кто называет себя последователями Христа. Евангелист говорит об обращении к Господу (Деян. 3:19; Деян. 9:35; Деян. 11:21; Деян. 15:19; Деян. 26:18-20; Деян. 28:27). Люди должны быть «слугами» Бога (Деян. 16:17), искать Его (Деян. 17:27) и бояться Его (Деян. 10:2, 22; Деян. 13:16; ср. Деян. 16:14; Деян. 18:7). Лука часто говорит о восхвалении Бога (напр., Лк. 1:64; Лк. 2:20; Лк. 5:25; Лк. 13:13; Деян. 2:47; Деян. 3:8-9) и прославлении Его (Лк. 7:16; Лк. 17:15; Деян. 4:21; Деян. 21:20); не воздать славы Богу - серьезное дело (Деян. 12:23).
Особенно важна вера. При жизни Иисуса вера часто связывалась с чудесами исцеления, и мы много раз встречаем присловье «вера твоя спасла тебя» (Лк. 7:50; Лк. 8:48; Лк. 17:19; Лк. 18:42). В таких фрагментах очевидна сосредоточенность на исцелении, но трудно предположить, что вера, которую Иисус одобряет в таких случаях, означает не больше, чем убеждение, что чудо может быть совершено. Кажется гораздо более правдоподобным, что тут присутствует также отношение к Иисусу, выходящее за пределы мысли о чуде. В лодке посреди шторма Иисус спросил учеников: «Где вера ваша?» (Лк. 8:25); Он также говорил о маловерных (Лк. 12:28). Ученики просили Его увеличить их веру, и это привело Его к речи о том, что может быть сделано, если есть вера, хотя бы малая, как горчичное зерно (Лк. 17:5-6).
В Деяниях вера по-прежнему связана с исцелениями (Деян. 14:9); вера «во имя» означает веру во все, чем был Иисус (Деян. 3:16) [217]. Однако определение Стефана как человека «исполненного веры и Духа Святого» (Деян. 6:5) не имеет ничего общего с исцелениями; оно означает, что Стефан обладал верой в особой степени. Есть похожее утверждение о Варнаве (Деян. 11:24). В этих фрагментах ничего не говорится о предмете веры, но другие места гласят именно о вере в Иисуса (Деян. 20:21; Деян. 24:24; Деян. 26:18). В некоторых случаях упоминается «вера» с определенным артиклем (Деян. 6:7; Деян. 13:8; Деян. 14:22; Деян. 16:5), что, возможно, указывает на существенную важность веры для христианского пути. Язычники достигли того, чтобы стать частью церкви, потому, что Бог открыл «дверь веры» (Деян. 14:27).
Когда Лука употребляет глагол «верить» он может иметь в виду определенных людей, таких как Мария (Лк. 1:45), или же использовать его в общем смысле, как в объяснении притчи о сеятеле: «Диавол уносит слово из сердца их, чтобы они не уверовали и не спаслись» (Лк. 8:12). Он может говорить о вере в чьи-нибудь слова (Лк. 1:20), но, разумеется, чаще всего глагол применяется к верующим людям.
Этот глагол Лука использует в различных конструкциях; иногда - с простым существительным в дательном падеже, имеющим значение «оказывать доверие кому-то», как при упоминании тех, кто не поверил Иоанну Крестителю (Лк. 20:5), или тех, кто поверил Филиппу (Деян. 8:12) или пророкам (Деян. 26:27). Иногда он употребляет подобную конструкцию в отношении веры в Бога; при таком использовании он может указывать на спасительную веру (Деян. 16:34; Деян. 5:14; Деян. 18:8) или на принятие того руководства, которое дает Бог (Деян. 27:25). Вера спасительна, когда это вера в Господа - то есть, в Господа Иисуса.
Иногда за этим глаголом у Луки следует предлог epi, «на», показывающий, что вера имеет твердое основание, она возложена «на» то, о чем говорили пророки (Лк. 24:25). Но, в основном, Лука употребляет эту конструкцию, когда вера возлагается «на» Иисуса (Деян. 9:42; Деян. 11:17; Деян. 16:31; Деян. 22:19). Подобно этому выражение «верить, eis, в»; вера переносит человека из себя самого в Христа. «Все пророки свидетельствуют, - говорит Петр, - что всякий верующий в Него получит прощение грехов именем Его» (Деян. 10:43; ср. Лк. 14:23; Лк. 19:4) [218].
Лука также использует глагол без дополнения: о людях просто говорится, что они веруют. Может быть использовано и причастие в значении «верующие». Как считал Лука, не было необходимости говорить, во что или в кого они веровали. Вера в Христа - настолько основополагающая часть христианского контекста, что достаточно использовать глагол без уточнения. Мы видим такое употребление в толковании Иисусом притчи о сеятеле. Диавол уносит слово из сердец людей, чтобы они не уверовали и не спаслись (Лк. 8:12), а другие веруют лишь временем (Лк. 8:13).
Ни одно из упоминаний веры не обнаруживается в параллельных местах, но для Луки оно характерно. К тому же, Иисус ободряет Иаира словами: «Только веруй, и спасена будет» (Лк. 8:50). В этом утверждении вера оказывается связанной с исцелением. Лука наиболее часто использует эту конструкцию в Деяниях, для которых это характерное обозначение прихода к христианству или принадлежности к нему. В конце первой проповеди Петра Лука упоминает «всех верующих» (Деян. 2:44), а чуть позже говорит, что «многие стали верующими» (Деян. 4:4). Подобные выражения встречаются вновь и вновь (напр., Деян. 4:32; Деян. 11:21; Деян. 13:12, 39, 48; Деян. 18:27; Деян. 21:20). Основополагающая роль веры для Луки очевидна. Это необходимый путь для вхождения во спасение, ради дарования которого умер Христос.
Универсализм
Лука, возможно, был инородцем. Возможно, это проявляется в том, как он показывает, что спасение во Христе открыто людям любого племени. В древней церкви были такие, кто считал, что новый путь действительно открыт для всех, но только при условии, что они по существу, станут иудеями: они должны были подвергнуться обрезанию и исполнять закон Моисея (Деян. 15:1-5). Павел провел свою жизнь в борьбе с такими взглядами, и Лука недвусмысленно был на его стороне в этом вопросе.
Нет, он не чернил иудеев. Он цитирует песнь Симеона, в которой этот святой старец говорит о Божием спасении как «свете во откровение языков», но немедленно добавляет «и славу людей Твоих Израиля» (Лк. 2:32). Интересно, что «еврейское» Евангелие от Матфея начинается с прихода волхвов и завершается заповедью проповедовать Евангелие всему миру. Языческое Евангелие от Луки начинается и кончается иерусалимским храмом.
И именно Лука сообщает нам о принесении Младенца Иисуса в храм (Лк. 2:22 и далее) и о Его приходе туда, когда Ему было двенадцать лет (Лк. 2:41-51). Как мы отметили раньше, у Луки намного больше упоминаний об Иерусалиме, чем у любого из евангелистов. Именно в Иерусалиме Бог определил довести до полноты дело спасения, которое желал совершить в Иисусе. Не может быть ни малейшего сомнения в том, что Лука подчеркивает значение Иерусалима и, собственно, всего еврейского по происхождению, для христианства.
Но при всем том, у Луки широкий взгляд на вещи. Он видит включенность всех племен в замысел спасения. Весть ангелов пастухам гласила о «мире на земле» (Лк. 2:14), не о мире в одном Израиле. Важно, что и Лука и Матфей в связи с миссией Иоанна Крестителя цитируют главу 40 Исайи. Но там, где у Матфея приводятся три строки пророчества, чего достаточно лишь, чтобы сказать о гласе, призывающем людей приготовить путь Господу, Лука добавляет еще пять, пока не доходит до слов «узрит всякая плоть спасение Божие» (Лк. 3:4-6).
Лука разделяет внимание Матфея к гласу в пустыне и к приготовлению пути Господу, но также поясняет, что Господь принесет спасение целому миру. Лука сообщает об удивлении Иисуса вере сотника, большей, чем у кого-либо в Израиле (Лк. 7:9), и записывает слова о тех, кто придет с востока и запада, с севера и юга, чтобы возлечь в Царствии Божием (Лк. 13:29). Оба фрагмента есть и у Матфея, но он говорит только о людях с востока и запада; внимание Луки ко всему миру, возможно, проявляется в добавлении двух других сторон света. Оба, Матфей и Лука, приводят родословие Господа, но в то время, как Матфей начинает с Авраама, Лука идет до самого Адама (Лк. 3:38), отца всех, а не только иудейского народа.
Есть еще самаряне. Матфей упоминает их однажды: когда Иисус послал Двенадцать на проповедь. Он велел им не ходить ни в какой самарянский город (Мф. 10:5). Марк вообще не говорит о них. Но внимание Луки (также как и Иоанна) они привлекают. У него есть поразительная притча о добром человеке из Самарии (Лк. 10:30-37), и он также рассказывает о самарянском прокаженном, который был единственным среди десяти исцеленных, кто возвратился и благодарил Иисуса (Лк. 17:15-16). Но самаряне не всегда были привлекательными людьми.
Однажды Иисус послал учеников в самарянскую деревню приготовить место, где Он бы мог остановиться, но жители не приняли их, обнаружив, что они идут в Иерусалим (Лк. 9:52-53). Однако какова бы ни была враждебность жителей (и Иакова, и Иоанна, хотевших призвать на них огонь - ст. 54), заслуживает внимания, что Иисус пожелал остановиться у них. Многие иудеи не захотели бы так поступить.
Воскресший Иисус заповедал своим последователям свидетельствовать о Нем в Иерусалиме и всей Иудее. Это не вызывает удивления. Но затем следует заявление, несколько неожиданное для Его иудейских последователей. Он добавляет Самарию, а затем «край земли» (Деян. 1:8). Интерес к Самарии сохраняется, поскольку когда преследования рассеяли малочисленную группу христиан, Филипп направился в Самарию, где и имел заметный успех. В свое время Петр и Иоанн прибыли туда и возложили руки на новых верующих (Деян. 8:1-25). Это было первым случаем распространения церкви среди народов, не принадлежащих к иудаизму, и с той поры представляется, что церковь в Самарии могла быть поставлена в один ряд с церквами в Иудее и Галилее (Деян. 9:31).
Интересно, что когда Павел и Варнава были на пути на иерусалимский совет, они проходили Финикию и Самарию и приносили радость братьям, рассказывая об обращении язычников (Деян. 15:3).
Мы можем понять, как революционно было это включение, приняв во внимание проповедь Иисуса в Назарете. Когда Он говорил о благословении Богом сарептской вдовы и Неемана сириянина (Лк. 4:26-27), горожане преисполнились такой ярости, что встали и повели Иисуса, намереваясь сбросить Его с обрыва. Их отношение к неизраильтянам очевидно отличалось от Его.
Иисус упоминает язычников в своем эсхатологическом предсказании. Лука включает в него слова о жителях Иерусалима, которые отведутся в плен во все народы, и о Иерусалиме, «попираемом язычниками, доколе не окончатся времена язычников» (Лк. 21:24). Эти слова, разумеется, не связаны со спасением язычников, но они служат еще одним доказательством интереса к ним Луки (в параллельных местах они не упоминаются).
Деяния сами по себе представляют образчик этого интереса. Они начинаются в иерусалимской церкви, и, несмотря на определенное повеление Иисуса, чтобы Его последователи несли Евангелие в другие места, верующие довольствовались пребыванием на прежнем месте. Но в свое время начались преследования и рассеяли их (Деян. 8:1). Это привело к евангелизации самарян. Затем последовало видение Петра, посещение им Корнилия и крещение язычников его дома после того, как Святой Дух сошел на них.
Продолжая, Лука рассказывает о миссионерских путешествиях Павла с Варнавой и Силой, путешествиях, многих язычников приведших в христианскую церковь. Но не следует забывать то обстоятельство, что, когда Павел и Варнава проповедовали в Антиохии Писидийской, они объясняли иудеям, что им «первым надлежало быть проповедану слову Божию» (Деян. 13:46). И только когда иудеи отвергли эту весть, ученики обратились к язычникам. Лука блюдет место иудеев (как делает и Павел, говоря «во-первых иудею, потом и еллину» (напр., Рим. 1:16).
Однако естественным результатом проповеди Евангелия язычникам было то, что церковь становилась все в большей степени инородческой, и Лука описывает распространение Евангелия во многих землях, пока не доходит до завершения рассказа проповедью Павла в Риме. Для Луки нет сомнений, что христианство - не малая иудейская секта; напротив, оно представляет собой религию, в которой есть место для людей, принадлежащих каждому народу.
Внимание Луки к вселенскому размаху христианства не ограничивалось его национальным и географическим распространением. Для евангелиста было важно, чтобы в область христовой спасительной деятельности попали люди всех народов, но важно было и то, что Евангелие было принесено тем или иным образом обделенным слоям людей.
Потому он уделяет внимание женщинам, детям и отверженным от общества. Древний мир в целом воспринимал общественные разграничения без малейшего недоумения и некоторым классам предоставлял преимущество перед другими. Но Лука ясно показывает, что Христос сломил все преграды. Давайте рассмотрим некоторые далеко идущие изменения, привнесенные Иисусом в культурные традиции.
Женщины
Мир был мужским, и, с теми или иными различиями, но большинство признавало, что женщины уступают мужчинам. Д. Ропс (Daniel Rops) говорит о женщинах у иудеев: «Жена была обязана мужу полной верностью, но не могла требовать того же взамен. Ее муж не мог продать ее, но мог развестись с ней без малейшего труда; с другой стороны, случаи, когда о разводе могла просить жена, были крайне редки. Уровень, который признавало за ней общество, был, с любой точки зрения, низшим... Женщины не ели с мужчинами, но стоя прислуживали им за столом, пока те ели. На улицах и во дворах храма они держались на расстоянии от мужчин. Их жизнь была в доме...» (Daniel Rops, Daily Life in Palestine at the Time of Christ, London, 1962, 128)
«Иудейская энциклопедия» указывает, что место, которое занимали иудейские женщины, не сильно отличалось от того, что принадлежало в древности другим женщинам: «Женщине придавалось меньшее значение, чем мужчине» (The Jewish Encyclopedia 12, New York, n.d., 557). Иудейские женщины не могли свидетельствовать в суде [219] и, как правило, исключались из числа тех, кто мог возлагать руки на жертвенное животное, то есть, ставились на один уровень с глухонемыми, имбецилами, несовершеннолетними, слепыми, язычниками и рабами (Мишна, Менахот 9:8).
Раввины не включали женщин в число своих учеников. Они не только не учили женщин, но и считали грехом делать это. Р. Элиезер (R. Eliezer) сказал: «Если человек дает своей дочери знание закона, это как если бы он научил ее распутству» (Мишна, Сотах 3:4). Есть очень древняя молитва, которой должен молиться мужчина: «Благословен Ты, о Господь... Который не сделал меня женщиной». Эта молитва дает религиозное подтверждение преобладающей точки зрения. Интересно, что соответствующая молитва для женщин гласит: «Благословен Ты, о Господь, Который устроил меня по Своей воле». У нас вполне может сложиться впечатление, что женщины в лучшем положении (лучше быть сотворенным соответственно воле Бога, чем просто не принадлежать к другому полу). Но это современный и христианский взгляд на вещи, а не тот, какого могли бы придерживаться иудеи новозаветных времен.
Множество женщин за пределами Палестины были в очень сходном положении. М. Кэри (М. Сагу) и Т. Дж. Хаархофф (T. J. Haarhoff) сообщают, что в греческом и римском мире женщины «никогда не могли избегнуть уз попечительства. Пока женщина оставалась не замужем, она подчинялась авторитету отца или какого-нибудь другого родственника мужчины.
Замужняя женщина переходила под власть (лат. manus) своего мужа; вдова могла "принадлежать" своему сыну. Судьба брака устраивалась поверх ее головы между ее отцом или опекуном и женихом (или его родителем), и в зачет суммы, уплаченной ее семье для компенсации утраты ее услуг, она передавалась из одного хозяйства в другое. Она не имела собственности, кроме исключительно личного имущества... Если она не удовлетворяла своего мужа, то могла быть возвращена в прежнюю семью или передана другому мужу» [220].
В Риме у женщин, особенно высшего класса, было больше свободы, чем в других местах, и на протяжении многих лет существовала тенденция к улучшению женской доли. Но никто не отрицает, что в целом они находились в подчиненном положении и были строго ограничены многоразличными способами.
Христианское отношение было революционным. Возьмите, к примеру, тот факт, что Иисус с самого начала учил женщин. Хорошо известен пример Марии и Марфы. Когда Марфа пожаловалась на свою сестру, что та «села у ног Иисуса и слушала слово Его», Иисус похвалил Марию. Он сказал Марфе, что нужно только одно, и что Мария «избрала благую часть, которая не отнимется от нее» (Лк. 10:38-42). Очевидно, Иисус воспринял как естественную вещь, что женщина должна получить его наставления, - дистанция огромного размера от отношения раввинов.
В Его окружении были женщины, среди которых Лука называет Марию Магдалину, Иоанну и Сусанну (Лк. 8:1-3). Фитцмайер находит в этом «воспоминание об Иисусе, радикально противоречащее обычному пониманию роли женщин в современном Ему иудаизме. Его попечение о женщинах, общение с ними, терпимость к их присутствию среди Его последователей (как здесь) явственно отделяют Его от идей, подобных отраженным в Евангелии от Иоанна (Ин. 4:27) или ранних раввинистических текстах» [221].
Не удивительно, что Иисус получал помощь от женщин, которые могли себе позволить помочь (раввины охотно получали помощь от набожных женщин). Но было удивительно, что Он принял их в число странствующих с Ним. Между делом заметим, что в то время, как большинство последователей Иисуса были из бедных людей, тот факт, что были женщины, помогавшие апостольской группе «имением своим» указывает, что среди них были и состоятельные (это подтверждает и сообщение, что Иоанна была женой одного из должностных лиц Ирода).
Евангелие от Луки начинается с довольно длинного повествования о детстве Иоанна Крестителя и Иисуса. Как мы и могли бы ожидать, женщинам посвящено многое в этом повествовании. Здесь мы видим Елисавету и Марию и можем наблюдать их набожность. У Луки приведена песнь Марии (Лк. 1:46-55) и вообще дается характеристика этих двух привлекательных личностей. Когда Иисус был введен во храм, Анна, пророчица, находилась там, чтобы приветствовать Святое Дитя и говорить о Нем «всем ожидавшим избавление Иерусалима» (Лк. 2:38).
У Луки также есть описания, в которых участвуют женщины, такие, как вдова в Наине, чьего единственного сына Иисус воскресил из мертвых (Лк. 7:11-17). Лука прямо упоминает сострадание Иисуса к женщине и его мягкую просьбу: «Не плачь». Евангелист рассказывает о скорченной женщине, которая не могла распрямиться; она получила неожиданное благословение, прийдя однажды в субботу в синагогу, и была исцелена Иисусом (Лк. 13:10-13). Начальник синагоги негодовал, что исцеление произошло в субботу; для него это полностью затмевало облегчение горя женщины. Отношение Иисуса резко контрастирует с отношением к женщинам и других фарисеев.
Рассказ о скорченной женщине есть только у Луки. Возможно, исключительно ему принадлежит также рассказ о женщине, обливавшей слезами ноги Иисуса, когда Он возлежал за трапезой в доме фарисея, отиравшей их своими волосами и умащавшей их (Лк. 7:36-50). Невозможно представить себе женщину, делающую то же раввину. Общее отношение хорошо выражено неодобрением хозяина, посчитавшего, что Иисус не мог быть пророком, поскольку если бы Он был таковым, «знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему» (ст. 39). Не нужно было добавлять, что пророк не стал бы иметь ничего общего с женщиной такого рода. Но Иисус смотрел на женщин, даже грешных, не так, как фарисей; Иисус предпочел простить ее и сказать о ее любви и ее вере (ст. 47-50) [222].
Марк, как и Лука, рассказывает о лепте вдовицы, но у Луки мы должны отметить здесь проявление его внимания к женщинам (Лк. 21:1-4) - внимания, проявляющегося также в рассказе о женщине, страдающей кровотечением, и дочери Иаира (Лк. 9:41 и далее. - Прим. перев.). Другие евангелисты имеют параллели к большей части проповеди Лк. 17:22-37, но не к словам «вспоминайте жену Лотову» (Лк. 17:32) у Луки. И только у него говорится о женщине, вмешавшейся, когда Иисус учил, со словами: «Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!» - что подвигло Иисуса произнести благословение тем, кто слышит и соблюдает слово Божие (Лк. 11:27-28). Только Лука сообщает, что Иисус похвалил сарептскую вдову (Лк. 4:26), и опять-таки, только Лука говорит о большой толпе народа «и женщин», когда Его вели на казнь (Лк. 23:27-31). Лука сообщает о том, как они оплакивали Иисуса и сокрушались о Нем, и о том, как Он велел им не плакать. Эти женщины, возможно, не были его последовательницами («дщери Иерусалимские»), но Он сострадал им и пытался направить их мысли в более благодетельное русло, чем скорбь по Нему. При отсутствии покаяния город должен был подвергнуться ужасным бедам.
Женщины часто упоминались в притчах, например, женщина, положившая закваску в три меры муки (Лк. 13:21). Эта притча у Луки общая с Матфеем. Но есть у Луки также неповторяющиеся рассказы: о человеке, который не смог прийти на пир из-за того, что женился (Лк. 14:20), о женщине, потерявшей монету (Лк. 15:8-10), о вдове, докучавшей неправедному судье (Лк. 18:1-5).
Когда Иисус был арестован, апостолы бежали, но некоторые женщины все еще оставались с Ним, когда Он был распят (Лк. 23:49). Женщины следовали за Иосифом аримафейским и участвовали в погребении (Лк. 23:55-56). В своих уникальных сообщениях о времени воскресения, Лука, подобно другим евангелистам, много говорит о деятельности женщин (Лк. 24:1-11). Он называет Марию Магдалину, Иоанну и Марию, мать Иакова и говорит о присутствии других. Лука перечисляет апостолов, собравшихся в Иерусалим после того, как Иисус вознесся, и сообщает, что они собрались «с женами» (мать Иисуса называется отдельно) и с братьями Иисуса (Деян. 1:14).
Очевидно, женщины играли важную роль в жизни древней церкви. В день Пятидесятницы Петр произнес пророчество Иоиля, которое, как он сказал, исполнилось в даровании Духа и, в частности, включил в свою речь упоминание о дочерях, так же как и о сыновьях, которые будут пророчествовать, и о служительницах Бога, так же как и о слугах, на которых сойдет Дух и которые будут пророчествовать (Деян. 2:17-18).
Когда церковь росла, к ней присоединялось «множество мужчин и женщин» (Деян. 5:14), и женщины особо упоминаются среди крещенных в Самарии (Деян. 8:12). Трижды сообщается, что Савл-гонитель арестовывал женщин так же, как и мужчин (Деян. 8:3; Деян. 9:2; Деян. 22:4). Бросив взгляд на повседневную жизнь церкви, мы получаем возможность узнать, читая жалобу «еллинистов» на «евреев», что их вдовы были пренебрегаемы в ежедневном раздаянии (Деян. 6:1). Это показывает, что в церкви были бедные люди и те, кто могли помочь, помогали, а особое внимание уделялось вдовам (которые в то время были наиболее уязвимы). С другой стороны, Сапфира считалась виновной не менее, чем ее муж, в том, что они утаили часть цены своего имения, проданного в пользу церкви (Деян. 5:1-2).
Среди верующих была Тавифа (Серна), «исполненная добрых дел и милостынь» (Деян. 9:36), которую Петр вернул к жизни. Кроме того, была Мария, мать Иоанна Марка, в чьем доме верующие собирались молиться за Петра во время его заточения (Деян. 12:12). Интересы Луки проявляются в занятном случае с привратницей, юной рабыней по имени Рода, оставившей апостола стоять у ворот, пока она бегала сообщить собранию, что он пришел, и спорила с теми, кто говорил, что она видела духа (Деян. 12:13-17). Лука также рассказывает о другой юной рабыне, прорицательнице в Филиппах, из которой Павел изгнал духа (Деян. 16:16-18) [223].
По мере того, как церковь распространялась, она встречала противодействие со стороны некоторых набожных женщин (Деян. 13:50), но чаще женщины оказывались в числе первых уверовавших.
Брюс комментирует. «Жены многих из городских правителей - как состоятельные женщины во многих других городах римского мира - будучи богобоязненны, были тесно связаны с синагогой, и, возможно, именно яерез них влияние, враждебное Павлу и Варнаве, оказывалось на мужей» (Commentary оn the Book of the Acts, 284).
В Фессалониках «великое множество» набожных еллинов уверовало, и, добавляет Лука, «...из знатных женщин немало» (Деян. 17:4). В Верии последовали дальнейшие успехи: уверовало большое число «Еллинских почетных женщин и мужчин» (Деян. 17:12). Роль женщин была, возможно, еще большей в Филиппах, потому что, когда Павел и его спутники пошли в субботу на место молитвы на берегу реки (очевидно, в этой римской колонии не было синагоги), они говорили «с собравшимися там женщинами» (Деян. 16:13). Женщина Лидия, чье сердце отверз Господь и которая была крещена, пригласила Павла сделать ее дом его местопребыванием (Деян. 16:14-15). Ни один мужчина не упоминается при рассказе о начале филиппийской церкви, хотя потом появляется уверовавший тюремщик.
В рассказе о посещении Листры упоминается мать Тимофея и то, что она вышла замуж за еллина (Деян. 16:1). Проповедь Павла в Афинах не имела большого результата, но Лука упоминает, что среди обращенных была «женщина, именем Дамарь» (Деян. 17:34). Он приводит некоторые сведения о Прискилле (Деян. 18:2, 18, 26); она участвовала в наставлении почтенного Алоллоса, и, следовательно, была женщиной небесталанной. Лука сообщает также о Филиппе благовестнике, у которого было четыре пророчествующие дочери (Деян. 21:9). Упоминаются также женщины Тира, вышедшие с детьми проводить Павла, когда он направился в Иерусалим (Деян. 21:5). Очевидно, Лука одобрительно относился к тому великому вкладу, который сделали в ранние дни церкви женщины.
Он также говорит о некоторых нехристианках, таких как Кандакия, царица ефиопская (Деян. 8:27), Друзилла, жена правителя Феликса (Деян. 24:24), и Вереника, жена царя Агриппы (Деян. 25:13, 23; Деян. 26:30). Он также приводит слова Стефана о «дочери фараона» (Деян. 7:21) и интригующее упоминание о сестре Павла, чей сын сообщил апостолу о заговоре с целью его убийства (Деян. 23:16). Продолжала ли семья Павла жить в Тарсе? Вышла ли его сестра замуж за жителя Иерусалима? Стала ли она христианкой? На эти вопросы нет ответов. Но кажется естественным, что именно Лука - единственный, кто упоминает ее.
Таким образом, Лука помогает понять грандиозную перемену в положении женщин, принесенную христианством. Он не воспроизводил принятые нормы своих дней, низводя женщин до подчиненного уровня и не придавая им большого значения. У своего Господина он научился лучшему, и никто в Новом Завете не обозначает нового места женщины яснее, чем Лука.
Дети
Как мы уже видели при изучении Марка, Иисус проявлял необычайный интерес к детям. Для древнего мира вообще, и для великих религиозных учителей в частности, дети не имели большой важности. Но Иисус проявлял к ним большой интерес, и Лука, отчасти, отмечает это. Подобно Матфею и Марку, он сообщает о воскрешении из мертвых дочери Иаира (Лк. 8:41-56), но только у Луки говорится, что девочка была единственным ребенком Иаира (ст. 42). То же мы видим в повествовании о человеке, у сына которого были припадки (Лк. 9:38-43). Сообщение опять повторяет других синоптиков, и опять только Лука приводит такую деталь, что отрок был единственным ребенком (ст. 38). Та же подробность приводится вновь при рассказе о воскрешении сына вдовы из Наина (Лк. 7:12). Ясно, что Лука одобрял чувства родителей к единственным детям.
Как и другие синоптики, он рассказывает о ребенке, которого Иисус поставил перед Собою, чтобы преподать ученикам урок смирения (Лк. 9:47). И Марк, и Лука говорят, что Иисус «взял» малое дитя; Ему не нужно было посылать за ребенком, ребенок уже присутствовал. Похоже, что там, где находился Иисус, часто бывал ребенок или дети. Он был для них привлекателен. Лука, как и Матфей, сообщает о том, как Иисус учил об отвержении людьми Иоанна Крестителя и Самого Себя и приводил в пример игры детей (Лк. 7:32). Был ли другой великий религиозный учитель, который бы наблюдал детей за игрой? И, конечно, Иисус запрещал ученикам отсылать тех, кто хотел принести к Нему детей (Лк. 18:15-17): «Кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот точно не войдет в него» (ст. 17).
Лука вставляет еще одно упоминание о детях, которое есть только у него, рассказывая историю о человеке, друг которого пришел в полночь, одолжить хлеба. Тот, не желая одалживать, говорил о трудностях: о запертой двери и о детях, которые были с ним на постели (Лк. 11:7). А в реальной жизни мы видим интерес Луки к детям, позже, когда он рассказывает о детях из Тира, которые со своими матерями вышли, когда Павел уходил (Деян. 21:5).
Эта особенность взгляда Луки на мир христианства получает свое подчеркнутое выражение в описании детства в двух начальных главах его Евангелия. Если бы не это, мы бы не знали ничего о доме и семье Иоанна Крестителя. Но Лука позволяет нам увидеть отчасти, какое значение имело для пожилой бездетной четы, что Бог даровал ей ребенка. Здесь много подробностей того, как это осуществилось, и интересно узнать, что Святой Дух был на Иоанне не только во дни его публичного служения, но и всю жизнь («от чрева матери» (Лк. 1:15). Во время его обрезания «рука Господня была с ним» (Лк. 1:66). Он «укрепился духом, и был в пустынях до дня явления своего Израилю» (Лк. 1:80).
Возможно, Иоанн был взращен в общине типа кумранской. Известно, что ессеи воспитывали детей других людей, и что люди Кумрана с глубоким почтением относились к священникам. Родители Иоанна были стары и почти наверняка умерли, когда он был совсем юн. Кумранская община резко отрицательно относилась к тому, что происходило в иерусалимском храме, и примечательно, что нет описания участия Иоанна в храмовом служении, в отличие от его отца. Это не более, чем гипотеза, но интересно, как многое сходится. И, разумеется, если дела обстояли таким образом, Иоанн в свое время восстал против учения, в котором был воспитан, что и может подразумеваться стихом «был глагол Божий к Иоанну, сыну Захарии, в пустыне» (Лк. 3:2).
И, конечно, у Луки есть прекрасные описания явления Марии ангела с вестью, что она будет матерью Спасителя (Лк. 1:26-38) и рождения Младенца (Лк. 2:1-7). Лука сообщает нам о приходе пастухов (Лк. 2:8-20). Он говорит, что Младенец был обрезан (Лк. 2:21) и представлен пред Господом в храме (Лк. 2:22-24). Он дает сведения о поведении Симеона и Анны, когда они встретили Его (Лк. 2:25-38). Он сообщает некоторые подробности о том, как развивался Отрок (Лк. 2:40, 52), и приводит интересное описание двенадцатилетнего Иисуса в храме, слушающего учителей и задающего им вопросы (Лк. 2:41-51).
Своим необычайным интересом к детям Лука привлекает внимание к другой стороне универсализма, присущего христианской вести. Жизнь важна целиком, и дети имеют значение для Бога также, как и взрослые. Это урок, который церковь не всегда настолько хорошо помнила, как следовало. Но если мы когда-нибудь забудем важность детей, это не вина Луки.
Бедные
Лука проявляет особый интерес к бедным. Он употребляет слово ptochos, «бедный», 10 раз, в то время как Матфей и Марк оба используют его 5 раз; слово plousios он употребляет 11 раз, в то время как Матфей - 3 раза, а Марк - дважды. Слово «богатый» используется им, главным образом, чтобы предостеречь против опасностей богатства, так что уместно рассматривать это слово наряду со словом «бедный».
Лука излагает проповедь Иисуса в назаретской синагоге в начале Его миссии (Лк. 4:16-30). Он не считает ее началом всего, ибо отметил и более ранние дела (Лк. 4:14-15). Но он избирает ее в качестве первого эпизода публичного служения Иисуса, который описывает полностью. Складывается впечатление, что он дает нам очерк программы Иисуса. Такие-то вещи Мессия должен совершить, и такую-то весть принести. Заслуживает внимания, что Лука начинает с чтения Иисусом из пророка Исайи: «Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим...» (Лк. 4:18; слова из Ис. 61:1).
Первое, что говорится здесь о служении Иисуса, - это то, что служил Он бедным. Это следует также из ответа Иисуса посланцам Иоанна Крестителя. Иоанн из темницы послал своих последователей спросить: «Ты ли Тот, Кто грядет, или ожидать нам другого?» (Лк. 7:19). На это Иисус ответил, обратив внимание на Свои дела милосердия, прозрение слепых и подобное тому, а кульминацией речи служат слова: «Благая весть проповедуется бедным» (Лк. 7:22). Именно это разъясняет, что Мессия Божий воистину пришел.
Первая заповедь блаженства у Луки - «Блаженны вы, нищие» (Лк. 6:20). Здесь, как и в проповеди в Назарете, другие несчастные связываются с бедными, и об обоих местах некоторыми экзегетами говорится, что «бедных» мы должны понимать строго буквально. Указывается, что Матфей придает этим словам более духовный смысл, записывая их, как «блаженны нищие духом» (Мф. 5:3), и делается предположение, что Лука, по контрасту, имеет в виду бедность как таковую.
Но этот подход игнорирует некоторые существенные факты. Лука предваряет Заповеди Блаженства сообщением о том, что Иисус «возвел очи Свои на учеников Своих, говорил...» (Лк. 6:20), и приводит слова Иисуса в следующем виде: «Блаженны вы, нищие, ибо ваше есть Царствие Божие» (Лк. 6:20). Это игнорирует также тот факт, что люди бедны не по собственному выбору. Отдельные оригиналы выбирают бедность, и есть люди, которые, восставая против материалистического общества, выбирают более бедную жизнь, чем та, которой они легко могли бы добиться.
Но эти люди бедны не в том смысле, который подразумевает Иисус. Бедные как класс бедны, потому что обстоятельства навязали им бедность. Нелегко вообразить, что Иисус называет людей блаженными благодаря чему-то, что они не выбирали и, очень вероятно, стремились бы избежать. Мы должны иметь в виду слова, сказанные Х. Гутьерресом (G. Gutierrez). Он говорил, что если Евангелие от Луки (Лк. 6:20) имеет в виду материальную бедность, то это «приведет к канонизации социального класса. Бедные стали бы привилегированным классом Царства, даже вплоть до гарантии доступа в него, не по какому-нибудь выбору, совершенному ими, но в виду социально-экономической ситуации, навязанной им» (A Theology of Liberation, London, 1974, 297).
Иисусовы слова не есть благословение бедности как таковой (только обеспеченные и те, кто находится вне досягаемости нужды, могут предположить такое!). Это слова ободрения, обращенные к тем, кто оставил все, чтобы следовать за Ним. По меркам этого мира они, несомненно, бедны, но это не главное соображение. Хотя они были бедны, они были богаты благодатью. Именно к таким беднякам обращено служение Иисуса.
На память приходит частое употребление слова «бедный» в Ветхом Завете как определения набожных перед Богом: «Сей нищий воззвал, - и Господь услышал» (Пс. 33:7); «есть несчастному надежда» (Иов. 5:16); и много других подобных упоминаний. Опять, восхваляется не бедность как таковая, но Божиими людьми признаются те, кто видит, что не имеет собственной силы, чтобы помочь себе, и уповает на Бога, а не на какую-либо силу человеческую. Иными словами, богатые в этом мире подвергаются великому искушению возложить свое упование на собственное богатство. Их средства и положение позволяют им делать столько вещей, которые не могут сделать более бедные, что все они подвергаются слишком сильному искушению перенести это на область духовного. Они забывают, что «надеющийся на богатство свое упадет» (Притч. 11:28). Такое отношение отлучает людей от благословения Господа.
Бедные же не склонны столь легко поддаваться искушению. Они сталкиваются с другими искушениями, которых богатые избегают, но дело не в том. Дело, скорее, в том, что люди Божии - это те, кто научился уповать на Него, а не на силу собственных рук. Недостаток их материальных возможностей символизирует это.
Возможно, это заставляет Луку быть глубоко озабоченным бедными как таковыми. Но, такова причина, или нет, невозможно отрицать, что Лука необычайно заинтересован бедными. Они появляются в его притчах: устроитель большого ужина, посылающий своих слуг привести городских нищих (Лк. 14:21), и богач, не обращающий внимания на бедного Лазаря (единственное лицо в притчах Иисуса, имеющее имя). На пиру Иисус посоветовал своему хозяину не приглашать богатых людей, «чтобы и они тебя когда не позвали, и не получил ты воздаяния» (Лк. 14:12). Вместо того следует приглашать бедных - они не могут отплатить хозяину, и ему воздастся в воскресение праведных.
Иисус заметил вдову, положившую две мелкие монеты в сокровищницу в храме, и похвалил ее (Лк. 21:1-4). Лука приводит слова Иисуса богатому юноше из начальствующих, что ему следует продать все, что он имеет, и раздать бедным (Лк. 18:22). Лука также отмечает, что когда Закхей откликнулся на явление Иисуса, то решил отдать половину своего состояния бедным людям (Лк. 19:8).
Этот последний пример показывает, что Лука не осуждает богатство всегда и в любом случае. Закхей вполне мог собрать свое состояние дурными путями (он был сборщиком налогов - Лк. 19:2, а люди его цеха были известны склонностью к неправедному вымогательству денег). Но его встреча с Иисусом все изменила. «Ныне пришло спасение дому сему», сказал Иисус (Лк. 19:9), а это спасение, среди прочего, подразумевало иное отношение к деньгам. Лука говорит также о богатых, клавших дары на дело Божие в храм (Лк. 21:1).
Иисус сказал, что бедная женщина, со своими двумя мелкими монетами, дала больше, чем они, но ничего дурного о том, что приносили они, мы не обнаруживаем. Возможно, что в богатом человеке из притчи о неверном управителе следует видеть еще один пример, когда богатство не предмет для критики; но, если Дж. М. Л. Дерретт (J. M. L. Derrett) прав в своем понимании этого фрагмента, господин участвовал в незаконном взимании процентов (Law in the New Testament, London, 1970, 48-77), и, таким образом, был виновен в падении перед искушениями, сопутствующими богатым.
В других случаях не может быть оправданных сомнений. Лука приводит предостережение Иисуса богатым: «Горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение» (Лк. 6:24) [224]. Эти слова соответствуют благословению бедных, тех, кто не полагается на свои собственные успехи, но всецело на Бога. Богатые очень часто этого не делают. «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» (Лк. 18:25). Это изречение следует вплотную за эпизодом с богатым молодым правителем, человеком, полагавшим, что исполнил заповеди, который, однако, в конечном счете предпочел соблюсти свое богатство, а не веление Бога (Лк. 18:18-23).
Следует также заметить, что богатые в притчах хорошо не кончают. Рассказ о богаче и бедном Лазаре яркая иллюстрация того, как человек может быть настолько захвачен своим богатством и преимуществами, которые оно ему дает, что оказывается совершенно нечувствительным к положению бедняка у самых своих ворот, и вполне может закончить в аду. Богатый безумец, многие годы хранивший множество товаров и пожелавший построить для них более вместительные житницы, был другим образцом человека, который столь захвачен своим богатством, что не может воспринять более общую картину (Лк. 12:16-21).
В таком случае, подход Луки к бедным, - важная черта его дела. Он подчеркивает важность правильного отношения к Богу и легкость, с которой материальное процветание может уводить людей от Него.
Отверженные
Лука выявляет ту истину, что Христос приносит спасение людям, которым мир не придает большого значения, в этом проявляется его универсализм. Он начинает показывать это с самого начала, рассказывая о пастухах, при рождении Младенца Христа получивших весть от ангелов (Лк. 2:8-20). Пастухи были презираемой группой. Они считались людьми, которым нельзя доверять, и не допускались к свидетельству перед судом (Талмуд, Санхедрин, 25). Их скитальческий образ жизни означал, что они позволяли своим стадам пастись на чужих пастбищах. Это означало также, что позиция «сегодня здесь, а завтра там» делала их специалистами по мелкому воровству. Их образ жизни не позволял соблюдать ритуальные правила, и религиозные люди смотрели на них свысока.
Несправедливо, однако, заключать, что именно те определенные пастухи, о которых писал Лука, не были благочестивыми людьми. Если бы они не были таковыми, им не была бы дана весть о Спасителе. Но это не опровергает того, что они вышли из группы, которая всеми презиралась.
Другой презираемой группой были сборщики налогов, и то, что Луке принадлежит 10 из 21 упоминания сборщиков налогов в Новом Завете (Матфею - 8), заслуживает внимания. Римляне не затрудняли себя тем, чтобы образовывать сложную бюрократическую систему для сбора налогов с завоеванных народов. Они предпочитали выставлять права на сбор налогов на аукцион, и предоставляли их предложившему наибольшую цену. Успешные покупщики приступали к сбору налогов, получая при этом что-то в качестве законного вознаграждения за свою работу.
И, поскольку ничто человеческое им не было чуждо, обычно они собирали больше, чем предусматривал римский закон. Эта привычка брать больше, чем положено, вела, разумеется, к тому, что плательщики их ненавидели, а это, в свою очередь, - к еще большему ожесточению сборщиков. Обычно откупщики были не из Палестины, но, возможно, Закхей имел права на весь Иерихон, поскольку он называется «начальником мытарей». В своей работе они находились в постоянном соприкосновении с язычниками, делая себя ритуально нечистыми, обстоятельство, не внушавшее особой любви к ним религиозным людям. Возможно, мытари должны были работать в субботу - еще один пункт обвинения против них. И они сотрудничали с ненавистными римлянами, помогая им осуществлять свое владычество над Израилем вместо того, чтобы пытаться свергнуть их. Поэтому мытари не пользовались уважением.
Не случайно мы неоднократно читаем о «мытарях и грешниках». Лука говорит, что некоторые из этих людей приходили к Иоанну Крестителю за советом, и им говорилось, что они должны собирать не более того, на что имеют право. Важно, что это единственный совет, который Иоанн дал им. Их вымогательство было широко известно, но, по крайней мере, некоторые откликнулись на слова Иоанна и приняли его крещение (Лк. 7:29).
Иисус призвал одного из их числа, именем Левия, прямо с заставы, и Левий устроил большое угощение, на котором было много его прежних сотоварищей. Это вызвало вопросы религиозных людей, которые спрашивали учеников, зачем Иисус поступает так, и повлекло ответ: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию» (Лк. 5:31-32). Иисуса обвиняли в том, что Он «друг мытарям и грешникам» (Лк. 7:34), обвинение, которое, очевидно, не беспокоило ни Иисуса, ни Луку.
Лука предваряет свои три притчи об утерянном - потерянной овце, потерянной драхме и о блудном сыне - словами: «Приближались к Нему все мытари и грешники слушать Его» (Лк. 15:1). Продолженное время греческого оригинала может подразумевать, что это было обычным явлением; несомненно, Лука создает впечатление, что дело обстояло именно таким образом. В одном очень важном месте Евангелия от Луки, в притче о мытаре и фарисее, сборщик налогов - центральная фигура повествования (Лк. 18:9-14).
Мы должны также отметить, что Лука рассказывает о грешнице, плакавшей у ног Иисуса, отиравшей их своими волосами и умастившей их ароматическим маслом (Лк. 7:37-50). Кажется, что это иной эпизод, чем подобные в других евангелиях, и важно, что Лука открыто говорит, что женщина была грешницей. Наконец, здесь мы должны отметить, что отверженные обществом встречаются в большом числе притч этого Евангелия Лк. 7:41-42; Лк. 12:13-21; Лк. 15:11-32; Лк. 16:1-12; Лк. 18:1-8).
Ясно, что Лука не озабочен общепринятыми границами праведности. Он хорошо знал, что Иисус был занят спасением грешных людей от их грехов, и часто оказывался с теми, кого религиозные предводители его дней осудили бы и отвергли. Но это не по-христиански, Лука показывает нам, что есть надежда для самых худших и самых презираемых людей. Последователи Иисуса не должны отчаиваться ни в ком.
Личности
Евангелие есть великая весть, имеющая универсальное применение. Как мы видели, Лука проявляет внимание к его вселенскому масштабу и использует разные способы выявить этот масштаб. Но он не подходит с точки зрения мощного движения, вовлекающего нации и повелевающего толпами. При всем осознании величия христианского пути, Лука никогда не теряет из виду важность личности. Он рассказывает о великом множестве личностей, часто о людях, которых мы не встречаем в других текстах.
Так, он начинает свое Евангелие с Захарии и Елисаветы, а продолжает рассказом о Симеоне и Анне. Он говорит о вдове из Наина, потерявшей единственного ребенка, и о грешнице, умастившей ноги Иисусу. Именно из этого Евангелия мы узнаем, что Мария сидела у ног Иисуса, пока Марфа готовила угощение. Именно Лука рассказывает о скорченной женщине, которую Иисус исцелил в субботу в синагоге, и о человеке, страдающем водянкой, которого Он исцелил в доме фарисея в другую субботу. Лука рассказывает о десяти прокаженных и среди них упоминает благодарного самарянина; Закхей также встречается только у Луки. Опять-таки, двое шедших с Иисусом в Еммаус - темные персонажи, известные только потому, что Лука описал их воскресную прогулку.
Мы много узнаем о древней церкви из посланий Павла. Но опять-таки, именно Лука сообщает нам о многих людях, о которых мы бы не узнали помимо него. Он сообщает, кто собрался молиться в горнице после вознесения Иисуса, и именно из этого мы узнаем о связи братьев Иисуса с христианами. Он сообщает об Иосифе, называемом Варсавой, и о Матфии, один из которых должен быть избран на место Иуды в апостольской группе. Он пишет о Варнаве, продавшем землю и положившем вырученное к ногам апостолов. Мы читаем о несовершенных христианах вроде Анании и Сапфиры; о людях, нуждающихся в исцелении, подобно Енею и Тавифе, или Серне; о людях, обращенных необычным образом, как Корнилий и филиппийский тюремщик; об Иоанне Марке, отправившемся делать с великими спутниками, но не возмогшего им соответствовать; и о Евтихе, который не смог не уснуть во время долгой проповеди.
Лука рассказывает о некоторых людях, противившихся христианам. Он говорит об Анне и Каиафе из первосвященнического рода, о которых мы знаем из евангелий, но также и об Иоанне и Александре. Он пишет о Симоне волхве, не понимавшем, как дается Святой Дух. Он говорит о высокопоставленных лицах, причастных к аресту Павла и тому, что за этим последовало: о тысяченачальнике Клавдии Лисий, правителе Феликсе, который был непрочь получить взятку, риторе Тертулле и Фесте, энергичном преемнике Феликса.
Есть и много других. Чтобы перечислить всех тех, кого упоминает Лука, пришлось бы составить чрезвычайно длинный список, который вряд ли что-нибудь мог бы добавить к уже сделанному выводу. Ясно, что Лука проявлял ощутимый интерес к людям, были ли они сторонниками христианской веры, или ее яростными противниками. Он хорошо знал, что в очах Бога важен даже ничтожнейший из Его людей.
Молитва
Очевидно, что для верующего, запечатленного в писаниях Луки, молитва - чрезвычайно важный род деятельности. Одно слово для обозначения молитвы, proseuche, появляется у этого евангелиста трижды, и еще 9 раз в Деяниях, а соответствующий глагол «молиться» - 19 и 16 раз соответственно. Другое слово, обозначающее молитву, deesis он употребляет 3 раза в своем Евангелии, а соответствующий ему глагол - 8 раз в Евангелии и столько же в Деяниях. Никто не может сравниться с ним н этом интересе. Как мы уже видели, он подчеркивает, что мы спасены Богом во Христе, откуда для Луки следует, что мы постоянно сохраняем зависимость от Бога, нуждаясь в силе и мудрости, чтобы вести христианскую жизнь. Поэтому Лука подчеркивает важность молитвы.
Его занимает не только молитва верующего; часто он дает нам возможность видеть за молитвой Иисуса (Лк. 3:21; Лк. 5:16; Лк. 6:12; Лк. 9:18, 28-29; Лк. 10:21-22; Лк. 11:1; Лк. 22:41-45; Лк. 23:46). Несколько случаев, когда Иисус молится, описаны и в других евангелиях, но 7 раз Лука единственный отмечает, что Иисус молился. Он показывает, что Иисус помногу молился, сталкиваясь с кризисной ситуацией. Пример Господина в этом Евангелии совершенно ясен.
Учение Иисуса о молитве также совершенно ясно. Он учил, давая образцовую молитву: «Когда молитесь, говорите: Отче, да святится ими Твое» (Лк. 11:1-4), и побуждая учеников молиться (Лк. 22:40, 46). То же относится и к некоторым из его притч. Друг, пришедший в полночь (Лк. 11:5-8), вдохновляет на упорство в молитве, в то время как притча о неправедном судии явно формулирует, что люди должны «всегда молиться и не унывать» (Лк. 8:1). Притча о фарисее и мытаре не есть, строго говоря, притча о молитве, но она несомненно преподает нам важные истины о правильной и неправильной молитве. Иисус предупредил, что некоторые «лицемерно долго молятся»; соответственно, тем большее осуждение они примут (Лк. 20:47).
Глагол deomai несколько раз употребляется применительно к людям, просившим Иисуса делать что-либо (Лк. 5:12; Лк. 8:28, 38; Лк. 9:38), что может быть или не быть молитвой в нашем понимании слова, в зависимости от того, кем они считали Иисуса. Но сомнения быть не может, когда Иисус употребляет это выражение, чтобы велеть ученикам: «Молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою» (Лк. 10:2), - молитва, направляющая внимание в сторону от себя самих и собственных нужд. Но Иисус знает эти нужды, и в другом случае говорит ученикам молиться, чтобы сподобиться избежать бедствий, которые прийдут на землю (Лк. 21:36). Именно этот глагол употребляет Иисус, когда молится за Петра, чтобы его вера не оскудела (Лк. 22:32).
Мы видим, как хорошо некоторые из последователей Иисуса усвоили Его урок, по тому, как они молились в дни после Его вознесения. В одном случае, когда они молились, место, где они находились, поколебалось, и все они исполнились Духа (Деян. 4:31). Корнилий был человеком, всегда молившимся (Деян. 10:2), а Филипп побуждал Симона волхва молиться о прощении, после чего Симон попросил Филиппа помолиться за него (Деян. 8:22, 24).
Ни один впечатлительный читатель Луки не может не проникнуться его учением о молитве. Верующие не способны собственными силами вести христианскую жизнь, так что они должны постоянно обращаться к Богу за потребной им силой. А это значит, они должны молиться.
Но Лука не поощряет нас молиться о наших собственных нуждах. Лука ясно показывает, что нам следует молиться друг о друге и об исполнении Божиих целей. Настоящая молитва не может быть эгоистична.
Радость миру
Иногда христианство изображалось чрезвычайно серьезной верой, торжественной до мрачности. Люди до такой степени были нацелены на приобретение радостей небесных, что забыли земные радости. Лука не признавал такой путь истинно христианским. Две его книги наполнены радостью, и ясно, что он понимал христианство как веру, наполняющую всю жизнь радостью, независимо от того, чем оно было еще.
Ср. у Бо Райкке (Во Reicke): «Ни один другой евангелист или автор иных книг Нового Завета не обращается так часто к идее радости, как Лука». Иногда он повторяет других синоптиков, но «однако также говорит о радости во многих не повторяющихся фрагментах и далеко опережает любого другого автора Нового Завета в частоте упоминаний слова "радость"» (The Gospel of Luke, London, 1965, 77).
В писаниях Луки люди возносят песни. В начале его Евангелия находится несколько великих песней Писания - песнь Марии (Лк. 1:46-55), Захарии (Лк. 1:68-79) и песнь Симеона (Лк. 2:29-32). Там же песнь ангелов, объявляющих о рождении Спасителя (Лк. 2:14). Вызывает интерес музыка там, где мы не могли ее ожидать - в песни Павла и Силы, заточенных в тюрьму в Филиппах (Деян. 16:25). Типичная тюрьма I века была отнюдь не радостным местом, но и Павел, и Сила не были типичными заключенными I века. Несмотря на внешние обстоятельства, они могли радоваться тому, что Бог совершил, совершал и должен был совершить для них и через них.
«Блаженны вы, плачущие ныне, ибо воссмеетесь», - сказал Иисус, и Лука отмечает это высказывание (Лк. 6:21). Радость начинает проявляться в начале Евангелия с вестью ангела Захарии о младенце, который должен родиться у него и Елисаветы: «Будет тебе радость и веселие, и многие о рождении его возрадуются» (Лк. 1:14). Елисавета сказала Марии, что младенец в ее чреве «взыграл радостно» при явлении «Матери Господа моего» (Лк. 1:43-44), а песнь Марии включает слова «возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем» (Лк. 1:47). Когда к Захарии вернулся дар речи после приступа немоты, первыми его словами были слова хвалы Богу (Лк. 1:64).
Симеон благословил Бога, когда взял на руки Младенца Иисуса (Лк. 2:28). Такими способами Лука показывает, что пришествие Спасителя - повод для великой радости, также как и для глубокой благодарности.
Люди «прославляли» или «хвалили» Бога за Его спасение и доброту к ним. Это начинается с ангелов (Лк. 2:13) и продолжилось пастухами (Лк. 2:20), и то же мы видим в благословениях, раздававшихся во время служения Иисуса. Когда Иисус исцелил расслабленного, принесенного к Нему на постели друзьями, расслабленный стал славить Бога, и люди, видевшие это, тоже прославляли Бога (Лк. 5:25-26). Люди прославляли Бога, когда Иисус воскресил сына наинской вдовы из мертвых (Лк. 7:16), также, как и скорченная женщина, которую Иисус исцелил в синагоге в субботу (Лк. 13:13), благодарный прокаженный, очищенный Иисусом (Лк. 17:15), и слепец, которому Иисус дал зрение близ Иерихона (Лк. 18:43; здесь вновь присоединились все люди). Затем, когда Евангелие приближается к кульминации, мы видим великую радость при триумфальном входе Иисуса в Иерусалим, когда вся толпа прославляла Бога (Лк. 19:37). И заканчивает свое Евангелие Лука не печальной нотой, из-за вознесения Иисуса и Его разлучения со Своими учениками, но нотой радостной и славящей Бога (Лк. 24:52-53).
Иисус «возрадовался (возможно, возликовал) во Святом Духе» (Лк. 10:21).
Употреблено слово hgalliasato которое Ф. У. Фаррар (F. W. Farrar) комментирует следующим образом: «"Возликовал" - гораздо более сильное выражение, чем "возрадовался" официального варианта (Autorized Version), и чрезвычайно важное в том отношении, что отображает одну черту - ликующую радость в жизни нашего Господа» (The Gospel According to St. Luke, Cambridge, 1893, 251-252). Продолжая, комментатор упоминает легенду о том, что Иисус часто плакал, но никто никогда не видел Его улыбающимся. Кто бы ни был автором этой клеветы, он не читал Луку внимательно.
И в Своих притчах Он говорит о радости - радости людей здесь, на земле, когда находится потерянная овца или потерянная монета (Лк. 15:6, 9), и радости «на небесах» (Лк. 15:7) и «перед ангелами Божиими» (Лк. 15:10) о кающемся грешнике. Во многих религиях Бог почитается столь высоким и святым, что грешники едва ли получают его внимание; христианский образ Бога отличен: хотя Бог бесконечно велик, тем не менее, Он радуется покаянию единого грешника.
Чудесно, что Он принимает кающегося грешника, но чудесно в превосходной степени, что Он, могущественный Бог, радуется этому. Грешник, конечно, при этом радуется тоже, и Лука представляет нам такого грешника в образе Закхея (Лк. 19:6). Много было радости также в городе Самарии, который обратил Филипп (Деян. 8:8). Радовался и евнух ефиоплянин, которому был проповедан Иисус (Деян. 8:39), язычники, уверовавшие в Антиохи Писидийской (Деян. 13:48), и дом филиппинского тюремщика (Деян. 16:34).
Трудно читать Деяния и не обнаружить, что древняя церковь была очень радостной группой людей. Это проявляется в явных утверждениях и видно, что это часть общей атмосферы церкви. Сила Святого Духа была явной, и к вере во Христа постоянно приводились люди. Это производило в верующих постоянное чувство радости. Петр цитировал псалом, чтобы выразить ту истину, что Христос воскрес из мертвых по Писанию, но упор псалма на радость отражал опыт верующих не менее, чем то, что хотел выразить апостол (Деян. 2:26-29; цитируется Пс. 15:8-11). Лука приводит краткое описание повседневной жизни христианина: «Каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб [225], принимали пищу в радости...» (Деян. 2:46; есть и другое упоминание пищи и радости как добрых даров Бога в проповеди Павла в Листре (Деян. 14:17).
Когда Варнава прибыл в Антиохию, он, «увидев благодать Божию, возрадовался» (Деян. 11:23), и эта радость, когда он и Навел посетили ряд церквей после своего первого миссионерского путешествия и рассказали христианам, как обратились язычники, широко распространилась (Деян. 15:3). После, когда посланцы иерусалимского совета прибыли в Антиохию и передали сообщение о заключениях совета, в той церкви было еще больше радости (Деян. 15:31).
Миссия в Антиохии Писидийской закончилась преследованиями, и мы могли бы подумать, что это угасит радость неопытных новообращенных. Но нет, «ученики исполнялись радости и Духа Святого» (Деян. 13:52). Ранее апостолы в Иерусалиме были арестованы за свои проповеди. Они были избиты, и, прежде, чем их освободили, им велели более не проповедовать. «Они же пошли из синедриона, радуясь, что удостоились пострадать за имя» (Деян. 5:41). Людям не свойственно радоваться, когда они страдают, но глубокая радость древней церкви была такова, что внешние обстоятельства не могли отнять ее. Их Спаситель страдал, чтобы принести им спасение, и они были довольны, когда страдали, неся это спасение другим людям.
Когда мы рассматриваем положение древней церкви, ее внутренние и внешние трудности, ее обескураживающую задачу евангелизации мира со столь скудными средствами, с тем, что ее ряды состояли в большинстве своем из незначительных и не имеющих положения людей, неудивительно было бы встретить мрачность пессимизм. Однако та радостная нота, которую подчеркивает Лука, неоспорима и значительна. Древняя церковь, несомненно, была церковью радостной, какими подлинное христианство должно делать нас и по сей день.
Ранний католицизм
В последних дискуссиях значительное внимание уделяется роли Луки в первых шагах институционализма в церкви. Некоторые полагают, что изначально христианский путь принес людям чувство великого освобождения, жизнь, отмеченную харизматической свободой (ср. 1 Кор. гл. 14). В свое время верующие обустроили упорядоченную жизнь католической церкви, с ее рукоположенным священством, евхаристической жизнью, соблюдением благочиния, морализмом и всем прочим. Полное развитие всего этого потребовало времени, но, как говорят, в позднейших частях Нового Завета заметны начатки того, что ученые стали называть «ранним католицизмом».
Джон Х. Элиот (John H. Elliot) перечисляет следующие моменты, указывающие на ранний католицизм: «организация церкви в соответствии с принципом иерархического, в противоположность харизматическому, пастырства; развитие автократического епископата; овеществление проповеди и подчеркивание строго сформулированных правил веры; ударение на "ортодоксию", или "твердую доктрину" в противоположность лживому учению; морализация веры и понимание Евангелия как Нового Закона; представление о вере скорее в объективном, чем в субъективном, скорее в статическом, чем в динамическом духе, как о fides quae creditur в противоположность fides qua creditor, развитие принципа апостольской преемственности и передачи власти; разграничение между мирянами и клиром; принятие догматического толкования Писания; тенденция к "сакраментализму"; создание "теологии естества"; забота об екклезиологическом единстве и консолидации и внимание к собиранию апостольских писаний» (CBQ, 31, 1969, 214).
Эти ученые утверждают, что Лука был первопричиной изменений и иногда искажений или потерь важных идей первоначального христианства в этом процессе.
Эсхатология в этих дискуссиях приобретает угрожающие размеры. Кеземанн видит завершение формирования раннего католицизма, когда исчезает ожидание скорой парусии (New Testament Questions of Today, London, 1969, 237). Первых верующих представляют живущими в постоянном ожидании, что в любой миг может вернуться Иисус, ожидании, отменяющем всякую нужду в церкви как институции.
Но для Луки представление, что возвращение Иисуса надвигается, постепенно утратилось; он гораздо больше интересовался устроенной жизнью церкви, как показывает написание им истории ее начальных дней [226].
С этой точки зрения, спасение было отдаленной надеждой; оно откладывалось до времени далекой парусии. В ответ на это мы можем привести несколько возражений. Представление, согласно которому первоначальная церковь жила в ежедневном ожидании возвращения Христа, не так хорошо обоснованно, как хотят заставить нас думать многие из ее популяризаторов. Нет совершенно никаких свидетельств, что какой-нибудь верующий когда-нибудь полагал, что проповедь должна прекратиться, когда Иисус вознесся.
Всегда сохранялась идея об интервале, а продолжительность этого интервала не были известна. Если пришествие ожидалось в любой момент, зачем Павел предпринял свои проповеднические путешествия? Зачем Филиппу было нужно идти в Самарию и Азот? Зачем собирался иерусалимский совет, и зачем устанавливал условия приема в церковь язычников? У меня нет сомнений, что некоторые из первохристиан действительно ожидали пришествия Господа в любой момент, но я не вижу серьезных свидетельств, что это верование управляло действиями большинства первых верующих [227].
Второе возражение заключается в том, что, как изображает это Лука, церковь не относила спасение на отдаленное будущее, но видела в нем наличествующую действительность. Святой Дух действовал среди веру ющих, и Деяния полны трепетного изумления перед смыслом этого действия. Несомненно, средств ко спасению было больше, чем церковь успела изведать в то время, но парусия понималась просто как кульминация всего доброго, что церковь испытывала тогда.
А церковь всегда оглядывалась на Лобное место. Для писавших Новый Завет центральной была весть о кресте. Заблуждением было бы считать, что церковь когда бы то ни было так безраздельно сосредоточилась на спасении в парусии, чтобы забыть, что спасение было совершено на Лобном месте.
Эсхатология
Внимание Луки к эсхатологии часто недооценивается теми, кто воспринимает его как представителя раннего католицизма.
Кеземанн полагает, что попытка Лукн написать историю христианской религии как секулярную нсторню «становится возможной только когда первоначальная христианская эсхатология, движущая сила новозаветной проповеди, находится в упадке» (New Testament Question of Today, 21).
Он думает об эсхатологическом суде в рассказе об Иоанне Крестителе с его словами о «секире при корне дерев» (Лк. 3:9) и о веянии зерна, когда мякина сжигается неугасимым огнем (Лк. 3:17). Лука сообщает нам, что Иисус велел Семидесяти говорить: «приблизилось к вам Царствие Божие» (Лк. 10:9) и, когда люди не принимают их послания, отрясать прах города со своих ног и говорить: «Однако ж знайте, что приблизилось к вам Царствие Божие» (Лк. 10:11). У Матфея приводится соответствие первого упоминания о Царстве и слов об отрясании праха с ног, но он не приводит второго упоминания о приблизившемся Царстве. Именно Луке мы обязаны словами: «Да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящи; и вы будьте подобны людям, ожидающим возвращения господина своего...» (Лк. 12:35 и далее). Стих 39 имеет параллель у Матфея, но ясно, что включение Лукой многих подробностей, которых нет у Матфея, показывает, что Лука имел свой собственный интерес к эсхатологии, а не просто передавал слова всех прочих.
Возможно, эсхатологическая тема подразумевается в застольной проповеди в Евангелии от Луки, главе 13. Следует иметь в виду, что в иудейской мысли мессианский пир был неотъемлемой частью эсхатологической обстановки и, возможно, когда Иисус говорил о пирах, он имел это в виду, каковы бы ни были непосредственные применения его образов. Едва ли может быть сомнение касательно фрагмента, посвященного великому пиру, поскольку эти слова Иисус произнес в ответ на сказанное сотрапезником: «Блажен, кто вкусит хлеба в Царствии Божием» (Лк. 14:15). Ссылаясь, в особенности, на стих 10, Бо Райкке говорит: «Трапеза служит только начальной точкой эсхатологического размышления». Читая эту главу, нелегко заключить, что Лука не имеет интереса к эсхатологии.
The Gospel of Luke, 80. Райкке заключает обсуждение застольной проповеди словами; «Удивительно, как выдающиеся экзегеты могут полагать, что Лука де-эсхатологизировал Евангелие. Каждое слово в цитированных фрагментах предполагает связь между проповедью Иисуса в прошлом, современными обстоятельствами просвещения и грядущим достижением Царствия Божия» (с. 81).
Семнадцатая глава содержит и уникальный, и повторяющийся материал. Луке мы обязаны изречением, что Царство Божие «среди вас» (entos hymon - Лк. 17:21),
Джордж Е. Лэдд приводит длинное примечание к этому стиху, в котором формулирует принципиальные воззрения. Он объясняет слова следующим образом: «Царствие уже было среди них, но в неожиданной форме» и замечает, что продолжение этого фрагмента означает: «в будущем сохраняется пришествие Царствия с апокалипсической мощью» (Jesus and the Kingdom, London, 1966, 214 n. 25).
У Матфея есть изречение о Ное (ст. 27), но не о Лоте (ст. 28-29). У Луки есть упоминание о двоих на одной постели, из которых один возьмется, а другой оставится (ст. 34). У Матфея с Лукой совпадают слова о двух женщинах, мелющих на одной мельнице. Двое мужчин в поле упоминаются только Матфеем, тогда как двое в постели упоминаются только у Луки. Некоторые ученые привлекают внимание к эсхатологическим высказываниям, опущенным Лукой, и заключают, что он не интересовался этим предметом. Но, игнорируя эсхатологические высказывания, которые приводит только Лука, они упускают из виду, что этот евангелист делал все по-своему. Он бы не имел особых черт в своем Евангелии, если бы не имел интереса к эсхатологии.
В великой эсхатологической беседе нашего Господа нелегко разобрать, какие утверждения относятся к парусии а какие - к разрушению Иерусалима. Без сомнения, Лука знает, что Иисус подразумевает парусию потому что евангелист включает высказывание: «Тогда увидят Сына Человеческого, грядущего на облаке с силою и славою великою» (Лк. 21:27); он добавляет некоторые слова, имеющиеся только у него: «Когда же начнет это сбываться, тогда восклонитесь и поднимите головы ваши, потому что приближается избавление ваше» (ст. 28). В целом Лука яснее, чем другие евангелисты, показывает, что разрушение Иерусалима совершенно обособленно от парусии; Г. Б. Кэрд видит в этом «свой, своеобразный вклад Луки в новозаветную эсхатологию» (The Gospel of St. Luke, Harmondsworth, 1963, 229). Вновь следует заметить, что если Лука делает по-своему, это не означает, что он не видит важности в эсхатологии. Видит. И не хочет, чтобы его читатели смешивали ее с любым другим событием человеческой истории.
Некоторые первохристиане, возможно, делали именно это. Чарльз X. Тальберт полагает, что некоторые смешивали парусию с вознесением, а другие - с событиями Пятидесятницы. Он видит в Луке оппонента всех подобных воззрений и обнаруживает в эсхатологии Евангелия от Луки и Деяний два преобладающих акцента: «Один состоит в провозглашении близости конца», другой - «попытка Луки предотвратить ложное толкование Иисус-традиции кем-то в своей сфере влияния, заключавшееся в том, что эсхатон был испытан в полной мере и мог испытываться в современности» (Jesus and Man's Hope, Pittsburgh, 1970, 191).
Как бы ни обстояли дела с подробностями аргументации Тальберта, я не вижу, как может оспариваться, что Лука опровергает ложные концепции конца, не отрицая, что конец грядет. Он даже не отрицает, что конец может быть скоро. Слишком часто упускается из виду, что он отметил следующие слова Иисуса: «Не прейдет род сей, как все это будет» (Лк. 21:32). Есть трудности, связанные с этим стихом, но он несомненно возбуждает вопрос, зачем Лука включил его, если отрицал близость парусии. Он не столько отрицает реальность парусии, сколько показывает поэтапность Божиего замысла и необходимость совершения неких событий прежде парусии.
Таким образом, представляется, что у Луки свой собственный взгляд на эсхатологию, и что многие критические суждения в его адрес означают только то, что он выражает свою эсхатологию своим собственным способом. Он не просто повторяет, что говорили другие члены древней церкви. Но это не повод для отрицания его интереса к эсхатологии, или для утверждения, что он отодвигает парусию в отдаленное будущее. Эсхатологическая тема не дает оснований считать, что он пытался установить некоторую форму католицизма.
Слово
Лука определенно выделяет «слово». Он начинает свое Евангелие с упоминания «очевидцев и служителей Слова» (Лк. 1:2) - совершенно необычный способ выделить понятие «слово». Продолжая, он четырежды упоминает «слово Божие» и еще трижды «слово» в объяснении притчи о сеятеле, в каждом случае очевидно подразумевая Слово Божие. Один раз у него встречается «слово Господне». Когда мы обращаемся к Деяниям, мы обнаруживаем, что эта тенденция чрезвычайно усилилась.
В Деяниях «слово Божие» упоминается 13 раз, «слово Господне» - 10, в то время как без дополнения «слово» употребляется 13 раз. Встречаются также два упоминания «слова благодати Его» и по одному - «слова спасения сего» и «слова благовестия». Это дает общее число в Деяниях ссылок на Слово, в том или ином виде, равное сорока. Ясно, что для Луки оно очень важно.
Это согласно с тем утверждением, что отношение Луки к священству - не «католическое». Самое большее, что можно сказать, это что в Деяниях он сообщает о назначении пресвитеров. Но он никогда не упоминает рукоположения. Некоторые фрагменты могут толковаться как упоминание о рукоположении, но Лука никогда не говорит этого определенно, а «католик» не мог оставить под сомнением столь важную часть церковной жизни. Так же обстоят дела и с таинством вечери Господней. В Деяниях есть места, где «преломление хлеба» может означать таинство, но может также пониматься как указание на обычную трапезу. Я не утверждаю, что все их следует понимать именно так, но «католик» не мог оставить толкование такой проблемы на волю случая.
Католицизм без правомочного посвящения в сан или без правильных таинств - в самом деле, очень странный католицизм. Лука сообщил своим читателям, что писал, дабы они могли «узнать несомненность вещей, в которых были наставлены» (Лк. 1:4). Он показывает, что внимательно следил за всем, и говорит об «очевидцах» (ст. 2).
Другими словами, он претендует на подлинное и достоверное описание того об Иисусе, во что должно веровать. Похоже, подобным образом он поступает и в Деяниях. Было немало дискуссий о речах, приведенных в этой книге, но представляется, что Лука раскрывает, о чем проповедовали апостолы. Он не употребляет единой формы, как если бы важно было повторить точную форму сказанного. Джеймс Данн говорит: «Проповеди ни в коем случае не суть воспроизведение стереотипов: ни одна полностью не параллельна другой, каждая имеет свои отличительные черты... а речи главы 7 и главы 17 Деяний совершенно не похожи на все остальные». (Unity and Diversity in the New Testament, London, 1977, 362)
Лука не говорит: «Должна быть принята именно такая форма выражения». Но он говорит: «Вот что проповедовали апостолы». Имея это перед собой, христианским учителям не придется подавать свои собственные взгляды в качестве подлинного христианства.
Они должны твердо придерживаться традиционного учения, если притязают на то, чтобы действительно раскрывать христианское учение. Как выражает это Тальберт, «ясно, что в преемстве Луки пресвитеры назначаются для служения традиции. Церковь и ее клир стоят перед судом апостольского слова. Именно Слово легитимизирует церковь и ее клир, а не наоборот [228].
Следует иметь в виду, что провозглашение Евангелия очень важно, однако сохранение благой вести - тоже значительное дело. Лука, возможно, и не был таким творчески одаренным богословом, каким был Павел; мы не находим в писаниях первого восхитительных новых способов понимания христианской вести, которые непрестанно являются у последнего. Но обнаруживаем настойчивость в сохранении великих истин, выдвинутых творческими умами. Маршалл напоминает нам, что «сохранение истины Евангелия путем апелляции к традиции и с помощью учреждения священноначалия - неотъемлемая часть целого. Хотя ее задача вторична, она, тем не менее, важна для поддержки провозглашения Слова благодати, откровенного во Христе, - сердцевины откровения НЗ». Отрицать это - значит идти на риск утратить «обладание самым центральным Благовестием, поскольку не существует врученных святых гарантий, способных защитить истину веры раз и навсегда» (Richard N. Longenecker and Merrill C. Tenney, eds., New Dimensions in New Testament Study, Grand Rapids, 1974, 230).
Значения, которое Лука придает «Слову», не замечают, но оно существенно. Он употребляет существительное «слово» (логос) 98 раз, 65 из которых относятся к Деяниям. Многие из этих случаев не имеют большого значения для нашего исследования, но некоторые важны.
Так, в своем описании древней церкви в Деяниях, Лука по 10 раз употребляет «слово Божие» и «слово Господне» и 14 раз просто «слово». Вдобавок, он использует выражения такие, как «слово благодати Его» (дважды), «слово благовестия», «слово спасения сего» и «слово проповеди». Добавьте сюда ряд слов провозглашения [229], и станет ясно, что Лука видел в Слове великую важность для жизни и роста церкви.
Идею, что Лука отстаивает некую форму институционализма, трудно примирить с тем, что он делает сильный упор на дело Святого Духа. Читать Деяния - значит взглянуть на жизнь динамичной группы, которая есть сама антитеза интересу к институции. Когда люди озабочены в первую очередь своим откликом на призыв Духа, является элемент непредсказуемости, который нелегко приспособить к тому, что обозначает «католицизм».
Вновь складывается впечатление, что некоторые критики очень склонны винить Луку в том, что он не второй Павел или Иоанн. Он сам по себе и пишет по-своему. Его забота о сохранении того, что проповедовали апостолы, показывает живой интерес к истине христианского благовестия. Это не должно теряться из виду, Тальберт указывает, что «разновидность свойственного Луке раннего католицизма имеет протопротестантский характер. Sola Scriptitra - главная опора богословской платформы Луки» (Jesus and Man's Hope, 39)
Не думаю, что «католицизм» или «протестантизм» подходящие выражения для Луки (даже с предшествующим «ранний»). Но, если бы мы должны были выбирать, «протестантизм» больше соответствует тому, что он совершил (этот вопрос я осветил более обстоятельно в статье «Luke and Early Catholicism», в WTJ 35, 1973, 121-136).
