2. Пророки

Феномен пророчества известен и за пределами Израиля. Но если в других местах (Месопотамия, Ханаан, Египет) профетизм остался маргинальным и эпи­зодическим, то в Израиле он занял центральное место, глубоко проник в рели­гию, политические установления и даже в социальные структуры. В Израиле у пророков есть имя: помимо групп анонимных пророков, особенно активных во времена Самуила, они предстают как сильные личности, обладающие властью, происходящей от их непосредственной связи с Богом. Рассказы о призвании, занимающие в некоторых книгах основное место, и повествование самого про­рока или кого-нибудь из близких к нему людей о важных моментах его жизни имели целью подтвердить подлинность его сообщения.

Слово - это действительно самое важное средство воздействия пророков; и даже когда они выражаются с помощью странных символических жестов или посредством политического или военного деяния, именно через слово они под­линно являются пророками.

Будучи крепко и основательно связанными с Богом, пророки также связаны с историей. Убежденные в том, что Бог находится одновременно вне и внутри событий и что израильский народ имеет историческую миссию, они считают своей задачей возродить в нем эту уверенность и делают это предупреждением, увещанием, обличением и утешением. И хотя они всегда говорят в конкретных и поэтому уникальных ситуациях, как Божественные посланники, они произно­сят слово, которое выходит за пределы непосредственных обстоятельств и за­служивает того, чтобы быть не только понятым, но и переданным.

Распространяемые сначала устно и хранимые в народной памяти, впоследст­вии пророчества стали записываться, и, вероятно, довольно скоро, или самими пророками (ср. Ис. 8:16; Иер. гл. 36), или их учениками. Передача слов пророков от­вечала двоякой задаче - сохранению и актуализации. Насколько возможно, необ­ходимо было сохранить из уважения к пророку или к Богу первоначальную фор­му, в которой были произнесены эти слова. Актуализация же непременно вела затем к добавлению к первоначальным словам пророка новых слов, которые ин­терпретировали сообщение, полностью сохраняя его дух, и должны были слу­жить средством для лучшей передачи.

Пророчества собирались по мере того, как они произносились, и наличие их небольших собраний с вышеописанными подробностями в пророческих книгах - знак такого постепенного их формирования (ср. Ис. 2:1; Ис. 13:1; Иер. 14:1; Иер. 21:1 и т. д.) Однако похоже, что основная работа по их группировке была произве­дена во время и после Плена. Несколько причин оказалось здесь решающими: разрушение Иерусалимского храма, крушение других установлений, например монархии, заставили израильскую общину обратиться преимущественно к пись­менному документу как авторитетному нормативному источнику в делах веры и религиозной практики. С другой стороны, события показали, сколь большой ошибкой было придавать так мало значения словам пророков. И тогда их стали собирать, чтобы извлечь урок из случившегося.

Б. «Исторические книги» (ранние пророки)

Именно с пророков в собственном смысле слова следует начинать чтение «исторических книг», которые в древнееврейском каноне органически примыкают к ним. Многочисленные аргументы подтверждают правильность такого чте­ния. Действительно, в этих книгах (ранние пророки: Иисус Навин, Книга Су­дей, 1, 2, 3, 4-я Книги Царств) пророки занимают господствующее место: из глав 3-й и 4-й Книг Царств 22 посвящены рассказам, в которых основные дей­ствующие лица не цари, а пророки - Лхия из Силома, Илия, Елисей, Михей, сын Имлы и Исайи. Следует отметить также то место, которое занимают речи, произносимые Иисусом Навином, Самуилом или анонимными персонажами. Ос­новываясь на подобных утверждениях, традиция, ставшая в иудаизме почти официальной, считает, что в своем большинстве книги - от книги Иисуса Навина до книг Царств - были составлены пророками.

Хотя эта традиция не отражает библейское свидетельство и не выдерживает современной литературной критики, она все-таки соответствует в одном отноше­нии истине: так называемые «исторические книги» дают пророческую интерпре­тацию. Пророческий аспект этих книг возводит их не только к группе поздних пророков (собственно пророческие книги), но также к книге, которая непосредст­венно предшествует им в современной последовательности канона, к Второзако­нию. У этой книги, так сказать, два лица: одно - обращенное к Пятикнижию, за­вершением которого она является, другое - к «историческим книгам» (ранние пророки), к которым она служит введением. Каким бы ни было окружение, в ко тором возникло Второзаконие, нельзя отрицать его родство с пророками, и в спо­ем стремлении к преемственности оно старается показать происхождение профетизма от самого Моисея (Втор. 18:15 сл.). Действительно, никто из пророков от­крыто не говорит о покровительстве Моисея, но никто не отказался бы от него.

Такова же и позиция историка, которому мы обязаны совокупностью текстов книг от книги Иисуса Навина до книг Царств и которому часто приписывают определение «второзаконнический историк». Личность этого автора, которого некоторые считают простым компилятором, с меньшей легкостью поддается определению по сравнению с другими библейскими авторами, поскольку за нею стоит коллектив авторов или школа. Тем не менее с большой осторожностью автор дает нам в конце своего труда нечто вроде указания, просвещающего нас относительно его эпохи и его теологии: в 4 Цар. 25:27 сказано, что царь Вави­лонский оказал милость царю Иехонии, заключенному в течение 37 лет, выпус­тил его из темницы, говорил с ним дружелюбно и поставил его престол над ца­рями, находившимися у него в Вавилоне. Это произошло в 561 г.; народ пребы­вал в изгнании без всякой видимой надежды на его конец в ближайшем буду­щем. Этот маленький знак напомнил, что обетование, которое до этого времени направляло историю, не отменено, хотя автор и настаивает на том, что несчас­тья в настоящем - это логический результат целого ряда проявлений неверности. Автор с большой точностью передает точку зрения пророков, видевших в истории серию осуждений и возвращений к благодати.

Синтезирующее историческое произведение, каковым являются книги проро­ков, могло родиться в счастливую эпоху, когда отмечается осуществление дол­гого и трудного ожидания; возможно также, что оно появляется на свет в тот момент, когда кажется, что славное прошлое рушится. Ранние пророки взывают к возврату, но они не видят спасения в простом возврате к эпохе Моисея, сколь бы важными ни были для них фигуры «новых Моисеев», каковыми являются Caмуил и Илия. Историк ранних пророков не забывает другого божественного вмешательства в историю - союза с Давидом. Несомненно, плохих царей было больше, чем хороших, и многие из них ввергли Израиль в неверность, ставя Ва­ала в один ряд с Господом и предпочитая политику союзов и блоков той един­ственной роли, которую Бог избрал для Израиля среди других наций. Но мо­нархия также представляет для историка брешь, через которую Израиль был вовлечен в конфликты царств, чтобы быть орудием и свидетелем другого Цар­ства. В тот момент, когда эти убеждения казались скомпрометированными, бы­ло бесполезно напоминать народу о его непреходящей ценности.

Начиная с обещания Бога Иисусу Навину дать ему землю (Нав. 1:1-9) вплоть до упоминания о возвышении Иехонии часто неоднородное сочинение выступает под знаком единства. Земли и монархии может в данный момент не быть, но они, несомненно, будут восстановлены, ибо никакое слово, произне­сенное Богом, не пропадает, но всегда исполняется (ср. Нав. 21:45; Нав. 23:14; 1 Цар. 3:19; 3 Цар. 8:56; 4 Цар. 10:10). В ожидании этого читатели размышляют о поступках Деборы, Гедеона, Самуила, Давида, свидетелей верности Бога сво­им обещаниям. Воспоминание о великих деяниях, совершенных Богом, и как повествование и как увещание с педагогическим усердием, предостерегает от ошибок отцов. Вдохновленный пророками, историк, которому мы обязаны со­бранием ранних пророков, в свою очередь вдохновит тех, кто придаст оконча­тельную форму книгам поздних пророков, приводя их в соответствие с тради­цией, которая приобрела, так сказать, канонические значение и функцию.