Марк не теряет время на объяснения того, о чем он поведет речь. Первыми его словами являются: «Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия» [122]. «Вот, как это началось», - говорит он, а то, что началось, определяет как «Евангелие». Слово это не входило в заглавие книги (такое употребление появилось не ранее эпохи Юстина, то есть около середины второго столетия). Оно означает «благую весть», начало изложения которой описано Марком [123].
Он заинтересован именно в этом термине, и потому употребляет его семь раз (точнее, восемь, если мы принимаем главу Мк. 16:15). Это намного чаще, чем у кого бы то ни было в Новом Завете за исключением Павла. Здесь это «Благая весть» Иисуса Христа, что может означать «Благую весть о Иисусе Христе» или «Благую весть о том, чему учил Иисус Христос». В Евангелии от Марка это различие не представляется существенным.
Чуть позже Марк говорит о Иисусе, проповедовавшем «Евангелие Царства Божия» (Мк. 1:14), что приводит к выводу о том, что Евангелие исходит от Бога. Марк пишет о том что было совершено Самим Богом. Благие вести, исходящие от Него, передаются нам Иисусом. Евангелие не является чем-либо очевидным, некоей частью общего знания религиозных людей. Это «благая весть», и Марк знает об этом потому, что Иисус принес ее от Бога.
Итак, если у Бога есть для нас благая весть, мы должны подобающе реагировать. Начальное воззвание Иисуса выглядит так: «...Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие; покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк. 1:15). Евангелие пришло в благое для Бога время (ср. Гал. 4:4; Еф. 1:10), и нам не следует рассматривать его как продукцию обстоятельств, имевших место в I веке в Палестине, или какой-либо другой человеческой деятельности. Евангелие создано одним лишь Богом. Благие вести относятся к Царствию Божиему. Бог - властелин. Он управляет человеческой жизнью и устанавливает свои требования к людям.
Концепция Божиего правления тем или иным образом выражена в Ветхозаветных, междузаветных писаниях и талмудистских трудах. В позднейших писаниях она получает развитие, приобретая явно эсхатологическую тенденцию, проявляющуюся в живых описаниях того, что произойдет во время конца света, когда Бог разрушит земные системы и будет править всем.
В других, менее эсхатологически окрашенных писаниях показывается действие правления Божиего на примере верующих людей, взваливших на себя груз закона Божиего во имя приближения времени, когда Бог будет править повсюду [124]. Иисус говорил об истинной сущности Царствия Божиего и его приближении, но не отождествлял своего учения с предшествовавшими положениями.
Хью Андерсон истолковывает это следующим образом: «У Иисуса все подчинено одному основному высказыванию: "Близится Царствие Божие". Это прямолинейно и неприкрашено, и Марк уловил эту прямолинейность в Мк. 1:15» (Хью Андерсон (Hugh Anderson), The Gospel of Mark, London, 1981, 85).
В свете того, что совершил и совершит Бог, Иисус призывает людей к действию: они должны покаяться и верить. Покаяние означает признание совершения поступков, которых не следовало совершать, или несовершения того, что следовало сделать. Покаяние подразумевает и несостоятельность в стремлении к наилучшему и высшему, что существует на свете. Оно означает отказ от порочного пути и волю к полному обновлению жизни. Оно означает полную трансформацию по велению сердца. Речь идет не об освобождении от одного или двух грехов. Иисус призывает к преобразованию всей жизни [125].
Далее это выражено в призыве верить в Евангелие [126]. Внимавшие божественному слову должны воспринять его. Это существенно. Позже Иисус говорит о том, что ради Него и Евангелия спасти душу означает «потерять» ее (Мк. 8:35). Он разъясняет, что означают Его слова о том, что должно «оставить дом, братьев или сестер, или отца, или мать, или детей, или землю» (Мк. 10:29).
Марк показывает, что «благая весть» состоит в том, что Бог действовал решительно во имя нашего спасения и что лишь благодаря Его милости, а не какой-либо человеческой заслуге, мы входим в жизнь. Но Марк не пишет о том, что эта милость приобретается легко. Евангелие требовательно (существенно, что у Марка Иисус обращается к первым ученикам сразу после призыва Иисуса к раскаянию и вере, см. Мк. 1:14-20).
Бог столько сделал для нас, так почему же нам не ответить Ему тем же и не отдать все? Мы не должны относиться к этому, как к некоему исключительному требованию, которое предъявляется лишь выдающимся людям или святым. Это обращено не только к избранным. Иисус говорит, что Евангелие «во всех народах прежде должно быть проповедано» (Мк. 13:10).
Далее Он как бы между прочим говорит, что Евангелие проповедуется «в целом мире» (Мк. 14:9). Марк не создает маленькую книгу, посвященную анализу второстепенных проблем литургии и тому подобного. Он пишет Евангелие, требующее изменения всей жизни, что относится не только к немногим выдающимся святым: Евангелие есть Евангелие для целого мира.
То, что Бог совершает в Иисусе, приводит к конфликту со злыми силами. Сразу же после крещения Святой Дух водворяет Его в пустыню, где Его искушает сатана (Мк. 1:12-13). Для Марка существенна инициатива Святого Духа. Искушение является деятельностью злых сил, но, по мнению Марка, и у Бога были подобные намерения. Святой Дух присутствует при жизненных испытаниях. Марк повествует также и о том, что «Ангелы служили» Иисусу, и форма глагола здесь указывает на то, что это происходило во время искушения.
Не следует воспринимать это тяжелое для Иисуса испытание как период, в который Отец лишил Его помощи. Матфей и Лука сообщают, что Иисус постился в течение сорока дней, но Марк об этом не упоминает. Он сосредоточен на искушении, и главным для него является конфликт со злом. Устрашающий образ зла передается описанием пустыни как пристанища бесов и прочей нечисти (ср. Лк. 8:29; Лк. 11:24; SBK. IV:515-516), диких зверей, которые окружали Иисуса (ср. Пс. 21:12-21; Ис. 13:21-22); здесь их отсутствие говорит о благословении Божием (Ис. 35:9; Иез. 34:23-28).
Марк не делает вывода о победоносном завершении испытания - для него противостояние добра и зла не завершено [127]. Сатана в этом Евангелии невидим, но Марк придает особую выразительность продолжающемуся конфликту Иисуса со злом: он 11 раз упоминает о «нечистых духах», которые противостояли Иисусу (у Матфея упоминание встречается 3 раза, у Луки - 5). Духи могли называть Иисуса Святым Божиим (Мк. 1:24) или Сыном Божиим (Мк. 3:11), но в своем противостоянии Ему они неизменны. Один из них говорит: «Что Тебе до меня?» и добавляет: «Заклинаю Тебя Богом, не мучь меня» (Мк. 5:7).
Можно сказать, что источником конфликта являются бесы (там же, Мк. 1:34, 39) и зло принимает разнообразные формы. Уверенность в том, что победитель в этой борьбе - Иисус, неизменна для Марка. Иисус постоянно изгоняет духов. Благая весть включает в себя как настоящее, так и последующее поражение зла.
Здесь стоит обратить внимание и на понимание Марком ученичества. У раввинов есть ученики, но они не избираются - будущий ученик ищет учителя и впоследствии примыкает к нему. Он проделывает все, чему его учили, и со временем может превзойти учителя. Иисус же, напротив, призвал учеников; при возможности Он отсылал тех, кто хотел быть с Ним, служить в другие места (Мк. 5:18-19).
Раввины спорили с учениками, Он не делал этого. Главное же различие заключалось в том, что Он был Господом, и быть Его учеником означало отречься от всего во имя следования за Ним (Мк. 1:16-20; Мк. 2:14; Мк. 10:28-30; Мк. 13:12-13). Иисус не был особого рода раввином, Он был единственным, и Его ученики хранили в себе частицу Его неповторимости.
Иисус является центром Евангелия, и Марк, создавая портрет Учителя, подчеркивает два Его качества: Он был человеком (показан предел Его возможностей, к Нему относились как к человеку) и истинным Сыном Божиим (Он совершал чудеса и обладал сверхъестественным познанием). В различных исследованиях Евангелия особое внимание уделялось одному из этих свойств и, соответственно, игнорировалось другое, однако оба они существенны, и пока мы не поймем этого, от нас будет ускальзывать смысл Евангелия. Для понимания Марка основным является умение увидеть в Иисусе истинного человека, увидеть то, как истинный Сын Божий становится человеком.
Иисус - Человек
Происхождение Иисуса из низшего сословия во втором Евангелии не подвергается сомнению. Это следует, например, из описания приема Иисуса в Назарете (Мк. 6:1-6). Местные жители, изумленные Его премудростью и «силой» (dynameis), спрашивали: «Не плотник ли Он, сын Марии, брат Иакова, Иосии, Иуды и Симона? Не здесь ли, между нами Его сестры?» (ст. 3).
Здесь возникает неясность, в некоторых рукописях читается: «сын плотника», что вызывает вопрос, почему Иисуса называют «сыном Марии»? Но, по мнению Андерсона: «Смысл вопроса в третьем стихе следующий: вопрошавшие не могли поверить в то, что Иисус связан узами родства с самой обыкновенной семьей» (Андерсон, The Gospel of Mark, 159).
Марк не сообщает о свершении там Иисусом каких-либо сверхъестественных действий, за исключением исцеления нескольких страждущих, и рассказ об этом завершается удивлением Иисуса неверию горожан (ст. 6).
Здесь Иисус - истинный человек, знающий о том, что такое неприятие, как в разной степени знают об этом все представители рода человеческого. Конечно же, следует отметить реакцию Иисуса на требование фарисеями небесного знамения (Мк. 8:11-12). Здесь существенны две детали: во-первых, решительный отказ Иисуса («не дастся роду сему знамения»), так как Он не хочет выглядеть богоподобным чудотворцем. Во-вторых, важно и то, что Иисус «глубоко вздохнул», что является вполне человеческой реакцией.
Интересен и укор учеников, обращенный к Иисусу в момент сильного испуга: «Учитель, неужели Тебе нужды нет, что мы погибаем?» (Мк. 4:38). Подобное отношение, безусловно, означает отношение к Нему как к человеку. Марк упоминает и о некоторых явно человеческих эмоциях Иисуса - таких, как негодование (Мк. 10:14), гнев и печаль (Мк. 3:5). К концу Евангелия Марк сообщает о том, что Иисус не знал о времени парусии (Мк. 13:32).
Наиболее важным является особый акцент, который делается на смерти Иисуса. Прежде всего, существует пророчество самого Иисуса. Он говорит о непризнании Его первосвященниками и книжниками и предсказывает свою смерть (Мк. 8:31; Мк. 9:31; Мк. 10:33-34, 45). Марк посвящает приблизительно пятую часть Евангелия смерти и воскресению Христа. Он приводит мольбу отчаяния: «Боже мой! Боже мой! для чего Ты меня оставил?» (Мк. 15:34).
Это высказывание загадочно, но оно, безусловно, указывает на очень человеческого Иисуса. Об этом же свидетельствуют и несколько странные глаголы, обозначающие состояние Иисуса в Гефсиманском саду (Мк. 14:33) и указывающие на Его человеческую сущность [128]. Эти слова Иисуса свидетельствуют о том, что центральное место в Его судьбе занимают смерть и воскресение, и вся структура книги обозначает их наивысшую значимость для Марка. Мы не сумеем понять Марка до тех пор, пока не убедимся в том, что он пишет в основном о кресте. Он, в некотором роде, является теологом креста. Крест представляет собой центр тяжести его теологии.
Мы имели возможность убедиться и в том, что крест лежит в основе писания Павла.
Сопоставляя Евангелие от Марка и теологию Павла, Ральф П. Мартин пишет: «Марк выступает в роли последователя Павла - богослова креста» (Mark: Evangelist and Theologian, Exeter, 1972, 13).
Но Павел очень мало внимания уделяет земной жизни Иисуса, и некоторые критики пришли к выводу о том, что он располагал об этом довольно незначительной информацией. В действительности же Павел сообщает о земной жизни больше, нежели принято считать (см. выше с. 46-47). Но, без сомнения, в сравнении с евангелиями, он уделяет меньше внимания земной жизни Христа.
Марк же внедряет крест в историю. Он сообщает многое о том, что совершил Иисус, и действие в его Евангелии разворачивается живо. В повествовании чувствуется стремление к наиболее полному воссозданию жизненности, в чем уступают аналогичные произведения Матфея и Луки, несмотря на их больший объем.
Любопытно замечание Эрнста Кеземанна: «Историческое существование Иисуса - не более чем предмет внимания. Здесь попросту указывается на тот период Его жизни, когда Бог-человек входит в конфликт со Своими врагами. История Иисуса превращена в миф» (Essays on New Testament Themes, London, 1964, 22). Здесь, безусловно, упущен главный предмет внимания Марка.
Большая часть информации об учении Христа Марком упускается, наиболее значимые упоминания об этом содержатся в главах 4 и 13. Однако факт учительства выделяется автором: слово «учитель» употреблено 12 раз (столько же, сколько и в более объемном Евангелии от Матфея), а глагол «учить» - 17 (это число превосходит количество употреблений в других книгах Нового Завета, за исключением Евангелия от Луки, где этот глагол также встречается 17 раз, Матфей же употребляет его всего 14 раз).
Он словно избегает создания впечатления о христианстве как о перечне предписаний, исходящих от авторитетного учителя, сам при этом сохраняя авторитетность. В раввинистической литературе акцент ставится на важности того, чему учат, но не на значимости раввина, который учит. Для Марка же особенно важен Учитель. Для него многое означает то, кем был Иисус и что Он совершил.
Некоторые исследователи замечали, что в среде ранних христиан принимали учение Павла, но, учитывая минимальные сообщения апостола о жизни Иисуса, представляли себе Его небесным созданием, имевшим незначительную связь с земной действительностью или же вовсе не имевшим таковой (подобно некоторым «спасителям» в эллинистических верованиях тех времен).
Достижение Марка состоит в том, что он собрал циркулировавшую в ранней церкви информацию о жизни и учении Иисуса и превратил ее в страстное повествование для того, чтобы показать, насколько земная жизнь важна сама по себе, являясь частью процесса вмешательства Бога в человеческое существование во имя спасения грешников.
В. Марксен выделяет это положение: «Евангелие от Марка представляет собою слияние двух течений, проходящих сквозь раннехристианские проповеди. Одно из них - концептуально-богословское, представителем которого является Павел. Другое же - керугматически-визуальное, использующее так называемый материал синоптической традиции. Марк соединяет эти два направления... Это является достижением Марка, но не может быть слишком высоко оценено» (Mark the Evangelist, Nashville, 1969, 147-148).
Это, без сомнения, важный аргумент. Но я не могу принять другие аспекты позиции Марксена - например, его положения о том, что в этом Евангелии «Галилея имеет прежде всего не историческое, но богословское значение, как место действия парусии, избежать которой невозможно» (с. 92).
Важность влияния земной жизни Христа на земную жизнь человека не вызывает сомнения. Марк указал на существенность земной жизни Иисуса, что не было очевидным из учения Павла, и за это церковь на протяжении веков признательна ему.
Сын Божий
Марк начинает Евангелие словами об Иисусе как о «Сыне Божием» (Мк. 1:1) и, подходя к кульминационному моменту писания, приводит слова, произнесенные сотником у креста после смерти Иисуса: «Истинно, Человек Сей был Сын Божий» (Мк. 15:39). Таким образом, «Сын Божий» есть первая и последняя характеристика Христа из всех, приведенных в этом Евангелии.
Как мы уже убедились в разделе, посвященном Павлу, это выражение может иметь различный смысл. Оно может употребляться в отношении верующих как детей небесной семьи, но Марк к этому не прибегает (за исключением Мк. 2:5). Сотник у креста мог употребить эти слова как раз в этом смысле, но Филип Х. Блай (Philip H. Bligh) доказывает обратное, утверждая, что тот имел в виду следующее: «Сей человек, но не Цезарь, есть Сын Божий» [129].
Марк, конечно же, приводит эти слова, придавая им более глубокий смысл. Этот термин может относиться и к тому, кто находится в таких отношениях с Богом, которых нет ни у кого. Безусловно, называя Иисуса так, Марк придает этим словам их полный смысл [130].
Всего дважды он упоминает о Божием голосе, и оба раза Бог называет Иисуса «Сыном». Марк говорит о том, как Бог велит нам воспринимать Иисуса. При Его крещении прозвучал «глас с небес» (то есть, голос Бога): «Ты Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мк. 1:11). Это не может быть понято как похвала, произнесенная в адрес достойного человека; «возлюбленный Сын Божий» - особое существо.
Мы вновь убеждаемся в этом при преображении Христа на горе, когда глас из облака произнес: «Сей есть Сын Мой возлюбленный; Его слушайте» (Мк. 9:7). На мгновение три избранных ученика Иисуса - Петр, Иаков и Иоанн - ощутили отблеск славы Сына Божиего, не проявлявшейся в Его земной жизни, но истинной. Марк не оставляет в этом сомнения.
Истинность этого утверждается Марком и с другой позиции, когда он повествует о том, как духи зла узнали Иисуса. Увидев Его, они падали перед Ним и кричали: «Ты, Сын Божий» (Мк. 3:11; время глаголов указывает на продолжительность действия). Особым случаем можно считать исцеление гадаринского бесноватого, который обратился к Господу нашему: «Иисус, Сын Бога Всевышнего» (Мк. 5:7). Он признал власть Иисуса и, хотя в заклятии своем показал, что ничто не связывало их, тем не менее ожидал от Него резкого обращения. Иисус обладал силой, чтобы так поступить.
Ученики не употребляли указанного обращения к Иисусу в Евангелии от Марка (так же, как и в Евангелии от Луки, несколько раз такое обращение встречается в Евангелии от Матфея). Не называет так Себя и Иисус, только однажды говорит Он о Себе как о «Сыне», рассказывая о том, что никто не может знать о времени второго пришествия. «Никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын...» (Мк. 13:32). Определенный артикль указывает на особые отношения с Отцом. И вновь, когда первосвященник спросил Иисуса: «Ты ли Христос, Сын Благословенного?» Он ответил: «Я» (Мк. 14:61-62) [131].
Вне сомнения, Он осознавал Свои отношения с Отцом как не свойственные никому более. В этом состоит особенность христианской точки зрения: в иудейских источниках не употребляется выражение «Сын Божий» при упоминании Мессии [132].
Сын Человеческий
Во всех четырех евангелиях Иисус постоянно называет себя «Сыном Человеческим». Это выражение встречается более 80 раз, и всегда в Его устах, за двумя лишь исключениями. Одно исключение встречается в Евангелии от Иоанна (Мк. 12:34). После того, как Иисус назвал себя так, толпа повторила выражение в форме вопроса: «Кто этот Сын Человеческий?»
Единственный случай произнесения этого имени посторонним встречается в Деяниях (Деян. 7:56): умирающий Стефан увидел отверстые небеса и Сына Человеческого, стоявшего одесную Бога. Так называют Иисуса во всех четырех евангелиях и в других исследуемых нами источниках. Иисус, вне сомнения, употреблял это выражение часто.
Определить его значение нелегко. Выражение не является исконным для греческого - это буквальный перевод с арамейского: barnasha понимается вполне естественно как «человек». Однако употребление этого имени в данном значении встречается редко. Иисус употребляет этот термин только в отношении себя. Существует весьма обширная литература, посвященная этой проблеме, и нельзя сказать, что исследователи пришли к единодушному мнению в отношении значения термина.
В исследовании, подобном нашему, не представляется возможным произвести обзор соответствующей литературы в широком смысле. Возможно, здесь следует обратить внимание на оценку, данную М. Блэком (Matthew Black) положению Б. Линдарса (Barnabas Lindars) (который отрицает, что «Сын Человеческий» есть имя, и находит всего 9 подлинных употреблений термина в высказываниях Иисуса) в ЕхрТ 95, 1983-1984, 200-206. Существенно и исследование Морны Д. Хукер, посвященное Марку: The Son of Man in Mark, London, 1967.
Однако многие из них видят его происхождение в видении, описанном Даниилом в главе 7: «... шел как бы Сын человеческий» с облаками небесными, «дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему». Именно этой значительной фигуре «дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его - владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится» (Дан. 7:13-14).
Здесь Сын Человеческий находится в ближайших отношениях с Богом и Его власть над человечеством очевидна. Но для того, чтобы считать эту фигуру Мессией, нет достаточных оснований, истинное же ее предназначение обсуждается здесь [133].
Представляется, что Иисус называл себя Сыном Человеческим для прояснения смысла возложенного на Него труда. Я исследовал этот термин в других работах и потому здесь ограничусь лишь своим заключением (The Lord From Heaven, Downers Grove, 1974, 28): «Для чего Иисус применял к Себе именно этот термин? Прежде всего потому, что это редкое наименование не вызывает каких-либо националистических ассоциаций. Его употребление не могло бы привести к возникновению политических осложнений. "Люди могли вынести из него лишь то, что они уже постигли в Иисусе, и ничего более" (Reginald H. Fuller, The Mission and Achievement of Jesus, London, 1954, 106).
Во-вторых, в термине содержится скрытый намек на божественность. Дж. П. Хикинботам (J. P. Hickinbotham) в своих рассуждениях идет далее: «Сын Человеческий есть скорее божественное имя, нежели человеческое» (Сbmn 58, 1943-1944, 54).
В-третьих, есть и социальное значение термина. «Сын Человеческий» предполагает раскаяние Божиего народа.
В-четвертых, скрытым смыслом термина является человечность. Он взял на Себя нашу слабость».
Проследив за употреблением термина Марком, мы можем выделить три группы высказываний.
В первой говорится о власти Иисуса, Сына Человеческого во время Его принародного служения. Он властно ведет себя в таких ситуациях, которые считались его слушателями невероятными. Так, Он сказал распластанному перед Ним расслабленному: «Прощаются тебе грехи».
Народ счел это богохульством, тогда Иисус сказал: «Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи», - и затем в доказательство этого совершил чудо (Мк. 2:5, 10-12). В действиях Сына Человеческого всякий мог узнать проявление Божественного начала, что и послужило поводом к неприятию.
Далее Иисус объявляет о том, что «Сын Человеческий есть господин и субботы» (Мк. 2:28). Суббота есть Божие установление (Быт. 2:3; Исх. 20:8), и нужно иметь очень большую силу, чтобы властвовать над тем, что установлено Богом.
Во второй группе высказываний говорится о конце света и о главенствующей роли Сына Человеческого в этот период. О том, кто постыдится Иисуса и Его слов в роде том, «того постыдится и Сын Человеческий, когда придет в славе Отца Своего со святыми Ангелами» (Мк. 8:38).
Кроме того, Иисус говорит о Сыне Человеческом, Которого увидят «грядущего на облаках с силою многою и славою» (Мк. 13:26), и на вопрос первосвященника отвечает: «Вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную Силы и грядущего на облаках небесных» (Мк. 14:62), что было расценено первосвященником как богохульство и послужило основанием для немедленного осуждения Иисуса на смерть синедрионом (там же, 63-64). Здесь содержится уверенность в том, что в случае, если земные власти отвергнут Иисуса, Он будет надежно защищен на небесах.
Несомненно, в приведенных выше отрывках Иисусу отводится в нашем понимании высшее место. Но есть еще и третья группа цитат, наиболее обширная (Марк употребляет термин всего 14 раз, из них 9 относятся к названной группе), замечательная тем, каким образом Марк вводит термин в случаях, где говорится об униженности и страданиях. Так, сразу после того, как Петр произнес знаменитое заключение: «Ты Христос», Иисус сказал ученикам, что «Сыну Человеческому много должно пострадать» (Мк. 8:29-31).
Это высказывание обозначает критическую точку.
Оскар Кульман говорит об «уникальном значении» признания Петра; «Здесь впервые ученики заговорили с Иисусом, осознавая значение, которое Ои имел для них. Здесь видно, как подбор материала, который, конечно же, производился евангелистами, приобретает важность в индивидуальном повествовании» (Peter: Disciple, Apostle, Martyr, London, 1962, 180. Некоторые ученые возражают, что Кесария Филиппова не является переломным моментом в служении Иисуса. Несомненно, однако, что Марк придает ей величайшее значение. Для него она - крутой поворот.
До сих пор Марк немало рассказал нам о свершенных Иисусом чудесах. Их было пятнадцать, и кроме того, рассказывалось о том, что Иисус исцелял страждущих. Однако их немного: одержимый мальчик (Мк. 9:14-27), слепой Вартимей (Мк. 10:46-52), смоковница (Мк. 11:13-14, Мк. 20-21).
До этих пор Марк называет Иисуса Сыном Человеческим дважды; впоследствии же - 12 раз. В связи с этим особенно существенно усиление акцента на проповедовании ученикам, в частности, на учении о смерти Иисуса.
Вскоре после преображения Иисус говорил ученикам: «Сын Человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют Его» (Мк. 9:31). Он «Предан будет первосвященникам и книжникам; и осудят Его на смерть» (Мк. 10:33).
И далее встречается изумительное высказывание: «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мк. 10:45). Смерть Сына Человеческого является не бедствием, но актом служения, которым Он освобождает людей от ига, под тяжесть которого привели их грехи. Искупление есть цена, уплаченная за освобождение от рабства или смертного приговора, и это высказывание может устрашить всякого при мысли о том, какой ценой досталась Христу наша свобода.
Все было подчинено воле Божией, и потому в горнице Иисус мог уверять учеников в том, что «Сын Человеческий идет, как это писано о Нем». Из предсказания следует, что в этом был Божий замысел. Это не означает, что предавший Христа Иуда был не виновен, так как далее сказано: «Но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается» (Мк. 14:21). Далее, в Гефсиманском саду, в третий раз приблизившись к спящим ученикам, Он сказал: «Пришел час; вот, предается Сын Человеческий в руки грешников» (Мк. 14:41).
Отсюда следует вывод о том, что в Евангелии от Марка Иисус употребляет это выражение в двойном смысле для указания и на Свое величие, и на смирение.
Морна Д. Хукер подчеркивает значение власти в том, как Марк использует рассматриваемое понятие. «Все это - выражения власти: либо власти, которая осуществляется в настоящем, встречает неповиновение и приводит к страданию, либо власти, которая будет признана и оправдана в будущем» (The Son of Man in Mok, London, 1967, 180). Она считает, что в устах Иисуса данное понятие выражает Его уверенность в будущем оправдании, тогда как, в представлении ранней церкви, оправдание уже осуществилось в воскресении и вознесении. Итак, это понятие характерно для высказываний Иисуса, но почти совсем не встречается вне Евангелий (с. 190-191).
Гениальность Евангелия заключена в умении совместить и выделить эти два качества - величие и смирение. Иисус необыкновенно величественен, и высказывания Сына Человеческого подтверждают это. Однако Его величие заключается не в силе, власти и тому подобном. Оно следует из Его смерти во имя спасения грешников. Эта великая истина является душой Евангелия от Марка и душой евангелий.
Христос
Рассматривая послания апостола Павла, мы уже говорили о том, что слово «Христос» означает «помазанник» и этот термин отнесен к великому Существу, которое должно быть послано Богом в качестве особого рода Спасителя. Слово это (как и его древнееврейский эквивалент «Мессия») занимает столь важное место в христианском словаре, что может показаться вполне естественным его частое употребление в отношении Иисуса при Его жизни.
Однако это предположение не означает, что так было в действительности. У Марка во всем Евангелии термин употреблен всего 7 раз. Мы можем лишь догадываться о том, что Иисус препятствовал употреблению данного термина в связи со смыслом, придававшемся ему в Палестине того времени. Он не был Мессией в общепринятом тогда смысле слова, и употребление этого термина по отношению к Нему могло вызвать неправильное понимание Его роли [134].
Но Он был и Христом, и Мессией, что следует из первых слов Евангелия от Марка: «Начало Евангелия Иисуса Христа» (Мк. 1:1). Книга целиком посвящена благим вестям о Иисусе, Он же истинно является Божиим Мессией.
Почти сразу Марк рассказывает, как Иисус изгонял бесов из страждущих, упоминая при этом любопытную деталь: Он «не позволял бесам говорить, что они знают, что Он Христос» (Мк. 1:34). В некоторых рукописях: «должен быть Христом», а если это добавление подлинно, то мы встречаем восьмое употребление термина. Существовала некая подлинная информация об Иисусе, известная только лишь посвященным, может быть им самим во вред, и укрытая от галилеян. Даже если бы они и слышали, что бесы говорили о Нем, все равно не сумели бы понять это верно. Лучше было бы, чтобы они и вовсе ничего не слышали.
Уильям Вреде особое внимание уделяет «тайне Мессии», на эту тему давно ведутся споры. Кристофер Таккетт (Christopher Tuckett), например, собрал 9 исследований из последних работ, посвященных названной теме и содержащих широкий спектр мнений, предварив их исчерпывающим предисловием, которое внесло крупный вклад в исследование предмета (The Messianic Secret, Londonand Philadelphia, 1983). Одержимый узнал Иисуса, но ему было приказано молчать (Мк. 1:25, 34; Мк. 3:12; Мк. 5:6-7).
Иисус часто препятствовал рассказам людей о Его великих деяниях им во благо (Мк. 1:44; Мк. 5:43; Мк. 7:36), бывали случаи, когда Он укрывался от людей, исчезал из виду (Мк. 1:35-38; Мк. 7:24; Мк. 9:30). Он давал ученикам особое, доверительное образование (Мк. 4:10-13; Мк. 7:17-23; Мк. 9:28-29; Мк. 10:32-34; Мк. 13:3 и далее).
Тайна, по мнению Вреде, схематично представлена в материале, описанном Марком. Вреде полагал, что Иисус никогда не претендовал на роль Мессии, в то время, как церковь безусловно признавала в Нем Мессию, и Марк, оправдывая церковь, считает, что Иисус считал себя таковым, но держал это в тайне.
В наше время лишь некоторые разделяют мнение Вреде, но многие видят в нем основу для дискуссий о тайном. Предмет дискуссии сложен, так как, несмотря на то, что Иисус обязывал других сохранять тайну, Он Сам часто настаивал на противоположном. Например, Он повелел гадаринскому бесноватому: «Иди домой к своим и расскажи им, что сотворил с тобой Господь» (Мк. 5:19).
Затем, исцеление расслабленного было проведено, чтобы привлечь всеобщее внимание, так как совершив это чудо, Иисус говорит: «Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи...» (Мк. 2:10). Трудно представить себе, чтобы чудо, подобное насыщению толпы людей, могло быть совершено иначе, нежели публично.
Марк описывает случай во время служения Христа, когда Он «не мог утаиться» (Мк. 7:24). X. Райсанен (H. Raisanen) говорит о «напряженности, существующей в Евангелии между тайным и явным» (Tuclcett, The Messianic Secret, 138), что, безусловно, имеет место.
Важно и то, что мотив тайного проявляется не только в эпизодах с изгнанием бесов и исцелением. Так, когда Петр назвал Иисуса Христом, Он «запретил им, чтобы никому не говорили о Нем» (Мк. 8:30). Проходя через Галилею, Он не хотел, чтобы кто-либо знал об этом (Мк. 9:30). Марк показывает также и то, что самим ученикам не всегда был понятен смысл учения Иисуса (Мк. 8:17-20, 33).
Без сомнения, употребление Марком термина сложно. Мнение Вреде подвергалось критике с разных точек зрения, среди которых наиболее существенным является положение Винсента Тейлора (Vicent Taylor): «Это является не традиционным приемом, но неотъемлемой частью материала» (ЕхрТ 49, 1947-1948, 149). Он видит «ключ к разгадке "тайны Мессии"» в том, «какой смысл сам Иисус придавал своему мессианскому предназначению. Не исполнив этого предназначения, по мнению непроницательных людей, Он не мог ни отрицать, ни признавать того, что Он - Мессия»,
Там же, с. 151. В позднейшей работе автор пишет «Иисус является Мессией в дни Своего служения, но Он не принимает публичного поклонения, ибо знает, что Он - Мессия в то время, когда Он страдает, умирает, воскресает и возвращается к Его Господу» (ЕхрТ 65, 1953-1954, 250).
Д. Г. Дани идет в своих рассуждениях далее: «Нам не следует изначально следовать линии размышлений Вреде, и мы таким образом сможем прийти к заключению, что некоторые моменты этого мотива безусловно являются историческими; это означает, что традиционное понимание мессианства не является редакторским привнесением Марка - оно исходит из более раннего, поствоскресного богословия и является частью самих событий».
Ряд исследователей продолжает утверждать, что Иисус, не считая себя Мессией, по существу претендовал на эту роль, придавая ей совершенно иной смысл, нежели это понималось иудеями того времени. Открыто претендовать на это имя означало вызвать неправильное понимание, раз люди истолковывали его по-своему, а не так, как Он [135].
Иисус не отрекся от имени «Христос», когда так называл Его Петр: «во имя Мое, потому что вы Христовы» (Мк. 9:41) [136]. Однако делал Он это ради «Сына Давидова», спрашивая, возможно ли одновременно быть Христу и Сыном Давидовым, и Сыном Господа (Мк. 12:35-37, ответа на вопрос не дается).
Слова Нагорной проповеди о том, что люди будут говорить: «Вот, здесь Христос» или «Вот, там» (Мк. 13:21) указывают на понимание мессианства как процесса, продолжающегося во времени, и Иисус обращается и к тем, кто неверно понимает это.
Два других случая употребления имени «Христос» в Евангелии от Марка исходят из уст Его противников. Первосвященник спрашивает Иисуса: «Ты ли Христос, Сын Благословенного?», и Иисус отвечает: «Я», и затем говорит о Своем появлении при конце света (Мк. 14:61-62). Следует обратить особое внимание на не вызывающее сомнений употребление термина Иисусом. Насмешники кричали распятому Иисусу: «Христос, Царь Израилев, пусть сойдет теперь с креста, чтобы мы видели; и уверуем» (Мк. 15:32). Марк не приводит ответа.
Из всего сказанного следует, что Марк, конечно же, видит в Иисусе Мессию. В этом нет сомнения, хотя он и не подчеркивает этого. До тех пор, пока мы в этом не убедимся, нам не понять ни Марка, ни Иисуса.
Царствие Божие
Из Синоптических евангелий ясно, что излюбленной темой Иисуса в Его учении было Царствие Божие. У Матфея и Луки это выражено более явно, нежели у Марка [137], однако развитие вышеназванной темы Марком также вызывает интерес. Он сразу говорит о том, что Иисус пришел проповедовать Божие Евангелие, произнеся при этом: «Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие; покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк. 1:14-15). Царствие Божие теснейшим образом связано с благими вестями и пришествием Иисуса; ведь после пришествия Иисуса приближается Царствие. Пришествие же это требует от людей покаяния и веры.
Греческое слово basileia, как и древнееврейское malkuth или арамейское malku, означает не столько царство, сколько царствование; это скорее не сфера или группа людей, но Бог в действии. Оно указывает на труд Бога, вложенный в людей. Царствие же, как говорит Иисус, принадлежать будет детям и тем, кто им подобен (Мк. 10:14-15) [138].
Только тот, кто, как дитя, принимает Царствие Божие, войдет в Него. Представляется, что детские качества, благодаря которым возможно данное сравнение - это беззащитность и незначительность, что, возможно, подразумевает доверие и простодушие.
Шерман Б. Джонсон (Sherman E. Johnson) отмечает, что «нормальный ребенок живет благодатью, он не трудится и не думает о том, что должен заслуживать любовь родителей своим хорошим поведением, он воспринимает их совершенно естественно и отвечает инстинктивной любовью». Он добавляет, что Иисус думает о неискушенности и чистоте ребенка, мир для которого нов и полон чудес (A Commentary on the Gospel According to St. Mark, London, 1960, 172). Малое дитя беспомощно, а в древности его считали ничтожным созданием (не имевшим личности).
Ср. Ф. Крауфорд Баркитт (F. Crawford Burkitt): «За исключением евангелий, я не могу привести другого примера раннехристианской литературы, в котором проявлялась бы любовь к детям... Дети верно делали, когда кричали «Осанна!» Сыну Давидову в храме, ибо Его голос был единственным на протяжении веков, который говорил о них с любовью и симпатией в том, что касалось религии» (The Gospel History and Its Transmission, Edinburgh, 1907, 285-286). Нам не следует воспринимать любовь Иисуса к детям как нечто само собой разумеющееся, это, безусловно, новшество.
Дитя верит всем сердцем. Таковыми же должны быть те, кто связывает себя с Царствием Божиим. Нелегко будет войти в него богатому (Мк. 10:23-25), и не столько потому, что бедность является добродетелью, сколько в связи с постоянным соблазном, представляющимся богатым в виде материальных ценностей и уверенности в себе. Человек, уверенный в силе своей собственной правой руки, никогда не поверит в Бога искренне.
В Царствии наивысшей значимостью обладает любовь.
Так, некий книжник признал, что в заповеди возлюбить Бога всем сердцем и ближнего, как себя самого, содержится больше смысла, нежели во всех жертвоприношениях (всесожжениях), и о нем сказал Иисус: «Ты близок к Царствию Божиему» («Недалеко ты от Царствия Божия» - Мк. 12:34).
Чистосердечной должна быть вера и в служение Христа, и в Царствие Божие (это приблизительно равнозначно), и это явствует из Его учения, где говорится о том, что лучше лишиться руки, ноги, или же всей жизни, чем попасть в ад. То же сказано и о глазе: «Лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную» (чем иметь два глаза, но попасть в ад) (Мк. 9:47).
Подчеркивая необходимость беззаветного посвящения себя Богу, эти строки еще и отождествляют «жизнь» с «Царствием Божиим», указывая, что сущность обоих понятий есть сопротивление вечным мукам ада. Говоря о Царствии Божием, Иисус имеет в виду нечто непреходящее (вечность).
Знание о Царствии Божием не есть нечто очевидное и открытое для всех. Иисус объясняет рассказанные Им притчи «тем, кто был вместе с Ним и двенадцатью» такими словами: «Вам (здесь "вам" подчеркивается) дано знать тайны Царствия Божия, а тем, внешним, все бывает в притчах; так что они своими ушами слышат и не разумеют...» (Мк. 4:10-12) [139].
Сообщение о Царствии Божием делается в форме откровения [140], и то, что в человеке из Назарета мы узнаем приближение Царствия Самого Бога, далеко не очевидно. Это знание «дано», но не открыто обычному человеку. Откровение приходит к тем, кто уподобился детям и предан вере. Царствие Божие - не захватывающий процесс: далее Иисус рассказывает о семени, которое произрастает тайно (Мк. 4:26-29). То, что Царствие подобно «горчичному зерну», означает, что начало его мало, но развитие грандиозно (Мк. 4:30-32). Марк рассказывает нам об Иосифе Аримафейском, который «ожидал» Царствия Божиего (Мк. 15:43), это слово обозначает типичное восприятие Царствия Божиего. Это именно вера в Бога, но не эффектное достижение, могущее привести к участию в Царствии.
Марк относится к наступлению Царствия как к будущей реальности (Мк. 14:25). Но в некотором смысле оно является реальностью настоящей, так как Иисус говорит о верных Ему людях, «которые не вкусят смерти, пока увидят Царствие Божие, пришедшее в силе» (Мк. 9:1).
Истинное значение этих слов подвергалось горячим обсуждениям [139], но Марк употребляет их в рассказе о преображении; представляется, что он побуждает нас увидеть в них предварительное объяснение того, что означает Царствие Божие.
Его наступление в будущем многое означает для Марка. Подобного рода учение в форме притч о тайно растущем семени или горчичном зерне (Мк. 4:26-32) подчеркивает славное будущее. Вероятно, одно из предназначений притч заключается в создании контраста между первыми последователями Иисуса и всемирной Церковью, в которую они впоследствии переродятся. Но главное предназначение притч, вне сомнения, заключено в положении, что наступление Царствия Божиего в будущем превзойдет все когда-либо виденное на Земле. Это основное положение становится ясным из речи о конце света в главе 13, где Иисус говорит о Его появлении «в облаках с силою многою и славою» (Мк. 13:26).
Будут и знаки, которые возвестят о Его пришествии (Мк. 13:14 и далее), и все же оно будет неожиданным (Мк. 13:35-37); Иисус и Сам не знал, когда оно наступит (Мк. 13:32). В высказывании Иисуса содержится неясность: «Пока все это не случится, сие поколение не уйдет» (Мк. 13:30). Наилучшее толкование этих слов о неизбежности (в обоих случаях - у Марка и далее) кратко изложено Крэнфилдом: «В некотором смысле промежуток времени между вознесением и концом света может быть как долгим, так и кратким; но есть и более глубокий смысл, придаваемый краткости всего периода "последних дней" - это, можно сказать, эпилог истории, с тех пор, как произошел реальный перелом в ее ходе, и этот перелом - жизнь, смерть, воскресение и вознесение Христа».
IB, 3:275. Он объясняет слова «не прейдет род сей» следующим образом: «Знаки грядущего конца, о которых говорит Иисус в стихах 5-23, не должны относиться к обозримому будущему: слушатели сами должны отнести их к целому периоду близкого времени» (The Gospel According to Saint Mark, 409).
Вера
Чего хотел Иисус от тех, кто был готов следовать за Ним? Мы поняли, что первое требование Иисуса - покаяние и вера (Мк. 1:15), что является непременным условием. Иисус не требовал следования нормам правил поведения. Он настаивал на абсолютном преобразовании, а не на имитации принятых моделей жизни. Его последователи должны покаяться - им следует отвернуться от греховного прошлого, попытки частично переменить свою жизнь ничего не решат.
Расставшись с прошлым, люди должны довериться Христу и верить. Вера становится неотъемлемой привычкой, она сияет сквозь все, сказанное Иисусом. Не следует относиться к этому как к само собой разумеющемуся.
Это становится нормой лишь спустя многие века существования христианства, но, как кажется, до христианства и не было другой подобной религии, которая призывала бы верить в божественность [142]. В требовании Иисусом веры заключается отличительная черта христианства (или христианской религии).
Мы убеждаемся в этом на примере чуда с исцелением. По завершении излечения Иисус мог сказать: «Вера твоя спасла тебя» (Мк. 5:34; Мк. 10:52). Здесь важны и существительное, и глагол. Марк мог употребить какой-либо глагол, обозначающий исцеление - его словарь включает therapeuο (Мк. 1:34; Мк. 3:2) и iaοmai (Мк. 5:29). Но, очевидно, Иисус выбирает глагол, указывающий на спасение в более широком смысле.
Вера, конечно же, является основным положением христианства. Так, мы читаем о исцелении Иисусом расслабленного в ответ на веру его носильщиков (Мк. 2:5) и о том, как Он воодушевляет Иаира таким уверением: «Не бойся, только веруй» (Мк. 5:36).
Заслуживает внимания и разговор с отцом мальчика, одержимого «немыми духами», вызывающими припадки. Иисус ободрил его словами: «Все возможно верующему» (Мк. 9:23), на что человек вскричал: «Верую, Господи, помоги моему неверию» (ст. 24). Исцеление показывает, что Иисус принимал малую веру и искал он вовсе не гигантов духа, но смиренных людей, которые доверились Ему, даже если вера их была невелика.
Отношение к Иисусу есть вера, но нам не следует понимать это превратно, то есть полагать, что Он терял надежду, когда люди не верили. Мог Он не совершать «великих дел» в Назарете, где люди в Него не верили, однако Марк немедленно сообщает нам о том, что Он исцелил несколько страждущих (Мк. 6:5). Суть в том, что Иисус не был «кудесником», привлекавшим внимание зрелищностью чудесных действий; Он просто «не мог» совершать чудеса там, где их интерпретация была бы связана с Его поступками. Однако власть Его не может быть ограничена людьми, раз даже в Назарете Он исцелил несколько человек.
Обыкновенно же Он совершал чудеса в атмосфере веры, в случаях, когда люди воспринимали Его таким, каким Он был, не считая чудеса попытками завоевать популярность зрелищными эффектами.
Иисус упрекал учеников в недостаточной вере (Мк. 4:40; Мк. 11:22). Он дает понять, что вера «малых сих» бесценна (Мк. 9:42). Это сказано о детях, но большинство полагает, что данное понятие включает в себя и остальных ничтожных, «малых людей» мира сего. Если такой человек верит в Иисуса, то вера его достойна уважения. То же уместно сказать и о молитве, ибо сила веры, содержащейся в молитве, крайне велика (Мк. 11:23-24).
Но на протяжении всего Евангелия вера смиренного Христа бесконечно важна. Марк описывает Иисуса совершенно не похожим на героя I столетия [143]. Он не привлекал внимания эффектными поступками. Он поистине совершал чудеса, но не для помощи великим мира сего, чтобы те впоследствии обеспечили Ему широкую известность или же осыпали Его почестями. Главным образом, Он помогал бедным и ничтожным людям и, как правило, обращался к исцеленным с просьбой держать случившееся в тайне.
Чудеса, совершенные Им, были не из тех, что вызывают любопытство и изумление (подобно чудесам эллинских волшебников). Он не был вхож к властям. Марк говорит о Его служении в Галилее, но в Иерусалим Он вошел только будучи приговоренным к смерти. Марк видит Иисуса провозвестником веры, которая живет несмотря на неприятие, опасность, унижение, и, впоследствии, смерть.
Иисус - могущественный Сын Божий, это не вызывает сомнения, но Он идет смиренным путем. Если мы хотим следовать Ему, то нам должно увидеть Его славу в смиренном служении и идти самим Его дорогой. Люди должны верить, «знамение им не дастся» (Мк. 8:12). У Марка Иисус совершает «великие деяния», но это не что-либо сверхъестественное, совершенное во имя доказательства божественности. Эти поступки не принуждают к вере. Не принуждали они к ней и в Назарете, где народ признал, что Он совершил «великие деяния» (Мк. 6:2), но отверг Его.
Люди у подножия креста говорили, что они уверуют, если Иисус сойдет вниз (Мк. 15:32). Но это не вера. Это сущность «лжехристов» - необыкновенное, пышное, яркое зрелище имело для них первостепенную значимость. Для Иисуса не существовало зрелищ. Он искал веры в Него такого, каким Он был, несмотря на внешние трудности.
Значение Креста
Мы уже убедились в том, что в данном Евангелии центральное место занимает крест.
«Одной из наиболее распространенных аксиом в современных исследованиях Евангелия от Марка является уверенность в том, что евангелист проявлял исключительный интерес к страстям Иисуса. Мы можем пойти далее и утверждать в свете redaktionsgeschicbtlich подхода к Марку, что этот евангелист вложил в находившийся в его распоряжении материал богословское понимание служения Иисуса в том, что касается проповедования креста» (Martin, Mark: Evangelist and Theologian, 117).
Можно полностью согласиться с известным утверждением Мартина Келера (Martin Kahler) о том, что евангелия представляют собой «повествования о страстях с расширенными предисловиями». По тому, каким образом Марк строит свое Евангелие, можно видеть, что крест является центром. Автор уделяет ему немало внимания, а высшей точкой всей его книги является рассказ о кресте. Марк видит в смерти Иисуса воплощение воли Божией (см. Мк. 14:36 - употребление dei, указывающее на «необходимость» смерти, см. также Мк. 8:31; Мк. 14:31). Хотя, с другой точки зрения, смерть Иисусу принесло человеческое зло.
Марк так распорядился материалом, что помазание Иисуса помещено в начале повествования о страстях (Мк. 14:3-9), и к смерти Иисус пришел Помазанником. Подобным же образом Марк располагает пророчество о неверности учеников - немедленно после рассказа о событии в Гефсиманском саду (Мк. 14:32 и далее); он противопоставляет безверию людей бесконечно великую веру Иисуса Христа - веру, которая обошлась Ему столь страшной ценой.
На протяжении всего повествования нередко ставится ударение на теме царствования (Мк. 15:2, 9, 12, 17-18, 26, 32). Оно сильнее, нежели у Матфея и Луки, напоминает нам о ключевой идее Иоанна. Для Марка Иисус мог быть отвергнутым, убитым, но и при этих обстоятельствах Он был царем; читатели должны воспринимать Его таковым. Пока Он находился на кресте, произошло несколько необыкновенных событий: наступление темноты (Мк. 15:33), два громких выкрика Иисуса (Мк. 15:34, 37), разорванная завеса в храме (Мк. 15:38) и высказывание сотника о том, что Иисус был истинным Сыном Божиим (Мк. 15:39).
Марк дает понять, что это не было обычной смертью, не было даже и обычной казнью. На Голгофе произошло событие, сверхъестественное по значимости. В основном Марк довольствуется лишь констатацией того, что произошло; он не берется истолковывать значимость события. Но некоторые высказывания подлежат более пристальному рассмотрению.
Одно из них - высказывание об «искуплении», в котором говорится: «Сын Человеческий пришел не для того, чтобы Ему служили, но чтобы служить и отдать жизнь Свою как искупление для многих». Это высказывание я уже рассматривал ранее. Здесь было бы уместным сослаться на развернувшуюся по этому поводу дискуссию (The Apostolic Preaching of the Cross, 3d ed., London, 1965, 29-38; The Cross in the New Testament, Grand Rapids, 1965, 52-55).
Иисус говорит о том, что Он заплатит за свободу людей. Слово «искупление» (выкуп) употреблялось в отношении освобождаемых военнопленных, рабов или приговоренных к смертной казни. Он не говорит, от чего освобождает людей, но из контекста Евангелия становится ясно, что это освобождение от греха и греховного образа жизни. Такая свобода не придет легко, сама собою. Она требует платы, и ее принес Иисус. Выкуп заплачен «ради многих»; anti - многие, anti здесь имеет заменяющее значение [144].
Следует отметить и молитву, в которой Иисус принимает волю Отца и соглашается испить «чашу» (Мк. 14:36). Он не объясняет, что это за чаша, но из Ветхого Завета становится ясно, что чаша есть «метафорическое обозначение наказания, здесь явно означающее страдания и смерть» (Андерсон, The Gospel of Mark, 320). Это «чаша гнева Божия» (Бест, The Temptation and the Passion, 156).
Цитирование Марком (Мк. 14:27) Захарии (Зах. 13:7) вызывает интерес в особенности тем, что Марк пишет «поражу пастыря» - в его интерпретации это является действием самого Бога, в то время, как в Ветхом Завете глагол стоит в повелительном наклонении («порази пастыря»). Акцент ставится на рассеивании учеников, но в божественном действии содержится и осуждение. Вероятно, следует придать следующее значение этому замещению: грешники должны подвергнуться осуждению, но оно падет на Доброго Пастыря.
Марк рассказывает нам о последней совместной трапезе Иисуса с учениками. Он говорит, что Иисус взял хлеб, преломил его и дал ученикам, сказав им: «Примите, едите, сие есть Тело Мое». Он возблагодарил чашу и дал ее им. Все они отпили из нее, а Иисус сказал: «Сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая» (Мк. 14:22-24). Безусловно, Вечеря Господа известна всем христианам - читателям Марка, но он повествует о ее ходе таким образом, что творение завета напоминает о сбывшемся пророчестве Иеремии (Иер. 31:31 и далее). Не представляется существенным то, читаем ли мы слово «новый», или нет; любой завет Иисуса, разумеется, был новым. Этот завет вошел в жизнь с кровью Иисуса. Пролитие Им крови есть средство для установления верных отношений между людьми и Богом и для создания новых людей Божиих.
П. С. Майниер считает, что это выражает самую суть всего Евангелия: «Он повествует о заключении вечного Завета между Иисусом и Его учениками во всех поколениях. Эта история занимает шестнадцать глав, но все же может быть выражена в дюжине слов. «Сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая» (Saint Mark, London, 1963, 35).
Обратимся к ужасному крику отверженности: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты меня оставил?» (Мк. 15:34). Это единственные слова распятого Иисуса, приведенные Марком, следовательно, он счел их важными. В позднейший период эти слова производили столь шокирующее впечатление, что многие тем или иным образом смягчали их.
Предполагалось, например, что Иисус читал 21-й псалом (он действительно начинается такими словами), который заканчивается словами о вере. В таком случае, Иисус просто поручал Себя воле Отца (см., например, Nineham, Saint Mark, 428). Другие соглашаются с мнением, что слова эти означают размолвку с Богом, но при этом считают это столь невероятным, что выправляют текст или вовсе отвергают его.
Но если мы принимаем Марка всерьез, то и к этим словам должны отнестись соответственно [145]. Юрген Молтманн (Jurgen Moltmann) настаивает на этом. Он считает, что «богословие креста должно рассматривать и продумывать до основания третий аспект умирания Иисуса - покинутость Богом» [146].
Я не думаю, что мы когда-либо сможем проникнуть в глубину истинного значения этого высказывания (The Cross in the New Testament, 42-49). Но, по крайней мере, мы можем утверждать, что смерть Иисуса была ужасна - ужас ее в том, что единение с Отцом, Который поддерживал Его на протяжении земного существования, было разорвано. Я не знаю объяснения, более близкого к истине, чем то, что, приняв смерть, Иисус взял на себя грехи мира. Он остался с грешниками. И унес их грехи. Он вынес разлуку с Богом, которая явилась следствием греха. А так как Он вынес это, мы, верящие в Него, никогда не будем покинуты Богом [147].
Далее следует отметить, как Марк вводит повествование о страстях, и как он его завершает. В большинстве исследований главы 13 содержится мнение, что она представляет собой более или менее замкнутое сюжетное единство («маленький апокалипсис»), в котором Марком выражено существенное эсхатологическое учение. Но нам следует обратить внимание на то, что он помещает эту главу непосредственно перед повествованием о страстях. Данная глава не является типичным древнееврейским апокалиптическим текстом, как это нередко утверждается.
Вероятно, в ней присутствует апокалиптический язык, и этот язык важен. Здесь становится ясно, что Иисус, о распятии Которого ведет речь Марк, был Тем, Кому должно в надлежащее время прийти и принести конец всему. Но эта глава содержит много проповедей, и главная ее задача относится к ученичеству. Как сказал Крэнфилд: «Цель ее не делиться эзотерической информацией, но поддерживать веру и послушание» (The Gospel According to Saint Mark, 388).
Многие типичные для апокалипсиса мотивы в этом тексте отсутствуют, многое же из того, что присутствует, в типичных апокалиптических текстах не обнаружено (я исследовал эту главу в своей работе Apocalyptic, London, 1973, 87-93). Представляется, что Марк поместил эту главу так, чтобы дать понять, что Тот, страдания Которого он описывает, есть величайшее существо, но не безвестная личность.
Как говорит Р. Х. Лайтфут (R. H. Lightfoot): «Безусловно, глава 13 создана евангелистом как непосредственное введение к повествованию о страстях, то есть, прочитав в этом Евангелии историю страстей, описанную крайне реалистически в своей безысходной трагедии, мы должны помнить всегда о личности и служении Того, о Ком читаем. Он, осыпанный оскорблениями, отвергнутый и приговоренный к смерти, тем не менее, остается всемогущим Сыном человеческим» (The Gospel of St. Mark, Oxford, 1962, 50-51).
Евреи не поняли, кем был Тот, Чьей смертной казни они требовали; Марк не позволит своим читателям совершить ту же ошибку. Много споров велось по поводу того, заканчивалось ли изначально это Евангелие на Мк. 16:8. Некоторые соображения о том, что на самом деле Марк написал больше, теперь отвергнуты.
Несмотря на то, что ст. 8 представляет собой довольно обрывочный конец Евангелия, большинство исследователей соглашается с тем, что Марк намеревался окончить свою книгу именно на главе Мк. 16:8 (к которой позднейшие авторы прибавляли новые окончания для прояснения мотивов воскресения).
Нед Б. Стоунхауз (Ned B. Stonehouse) утверждает, что начинается книга также достаточно отрывочно и потому мы не должны удивляться, отмечая подобный характер ее конца. «Если Марк может ограничиться той малой информацией, которую он сообщает нам о начале жизни Иисуса, ничто не помешает ему свести до минимума рассказ о ее завершении» (The Witness of Matthew and Mark to Christ, London, 1958, 117).
Уильям Р. Фармер приводил доводы в пользу того, что стихи 9-20 являются подлинным текстом Евангелия, пусть даже они представляют собой отредактированный Марком старейший материал (The Last Twelwe Verses of Mark, Cambridge, 1974). Какова бы ни была истина, Марк не оставляет у читателей сомнения в том, что распятый [148] Господь вознесся на небо победителем. Конец для Марка - не безысходная трагедия, но блестящий триумф.
