Иногда анализ редакций начинается с осуществления весьма сложной задачи: отделить специфические для конкретного евангелиста особенности языка и грамматики от общей синоптической традиции. Только эта последняя рассматривается как часть единого наследия евангелистов, а все остальное приписывается исключительно их творческой фантазии [49]. Подобная ошибка обсуждалась в предыдущей главе: статистика словоупотребления не решает вопрос об аутентичности текста. Опираясь на нее, можно доказывать, что конкретный автор достаточно свободно переписал текст или перефразировал его по-своему, по нельзя делать вывод о наличии или отсутствии источника с идентичной информацией, выраженной иными словами. Древние авторы достаточно свободно переписывали свои источники, причем степень свободы менялась от раздела к разделу [50], а потому текстуальные разночтения дают нам очень мало данных для суждений об исторической достоверности.
Примечания:
[49]. Поразительный пример такого подхода местами встречается в: Gundry Matthew. Гораздо более осторожный вариант - Graham N. Stanlon Matthew as Creative Interpreter of the Sayings nj Jesus: Das Evangelium und die. Evangelien, ecl. Peter Sluhlmacher. Tübingen: Mohr, 1983, 273-287. Оба автора включают значительное число притчей Матфея в список «творческих редакций». Недавний пример исследования отдельной притчи в таком ошибочном ключе - Е. D. Freed 'Ehe Parable of the Judge. and the Widow (Luke 18:1-8). NTS 33, 1987, 38-GO.
[50]. Tessa Rajak fosephus: The Historian and His Society. London: Duckworth, 1983; Philadelphia: Fortress, 1984, 233.
