Два сына (Мф. 21:28-32)

Притча о двух сыновьях также близко напоминает притчу о блудном сыне и его родственниках. Здесь мы опять же видим отца и двух сыновей, которые противопоставляются друг другу: один обещал выйти на работу в семейный виноградник и не вышел, а другой отказывался пойти, но потом передумал. В греческих рукописях эти два эпизода иногда меняются местами, но общий смысл притчи от этого не страдает [42]. Как в Лк. гл. 15, эта притча применяется к руководителям евреев и к «грешникам».

На этот раз подразумеваются конкретные группы: первосвященник и старейшины (ст. 23), с одной стороны, мытари и блудницы (ст. 32), - с другой. Сравнение не приводит к радикальному противопоставлению: вторая группа входит в Царство Божье раньше первой. В ст. 31 слова «войдут раньше» (προαγουσιν) можно перевести и как «войдут вместо», но и в таком случае финал остается открытым, и здесь явственно слышится призыв к первосвященнику и старейшинам обратиться и также войти в Царство. Интонация стала более резкой, настойчивой, чем в обсуждавшихся выше притчах, но это естественно, поскольку уже отсчитываются последние дни земного служения Христа.

Вопреки сомнениям многих ученых, притча идеально соответствует и своему контексту, и морали. Чтобы доказать, будто она была вставлена в повествование Матфея позднее, придется поискать другие доводы [43]. Действительно, у Марка эта притча отсутствует, но тот факт, что он упоминает «притчи» (во множественном числе), когда приводит всего одну (Мк. 12:1), наводит на мысль, что и Марку было известно о нескольких притчах, рассказанных Иисусом в данной ситуации. Частичная параллель к ст. 32 у Луки (Лк. 7:29-30) не настолько похожа на стих Матфея, чтобы можно было считать стих Матфея заимствованным у Луки [44]. Не следует удивляться и ссылке на проповедь Иоанна Крестителя вместо служения самого Иисуса, ведь Иисус только что спрашивал у еврейских вождей, что они думают об Иоанне (ст. 25-27).

Ст. 32 не требует аллегорического приравнивания отца из притчи к Иоанну, но выделяет Иоанна как человека (подобного Иисусу), который следовал «путем праведности», то есть был истинным представителем Бога. Вместо того чтобы прямо отстаивать свое служение как исполнение Божьей воли (это Он делает в притчах Лк 7 и 15), Иисус находит блестящий выход: Он переводит разговор с себя на другого пророка, чья весть безусловно совпадала с его вестью. Еврейские вожди уже попали в ловушку, когда на вопрос об авторитете Иисуса Он ответил им вопросом об авторитете Иоанна (ст. 23-27), и теперь они снова не знают, как возразить (ст. 32).

Однако намеки на аллегорическое значение притчи нет необходимости искать вне самой притчи. Не так уж правдоподобно, чтобы два сына одновременно решили поступить вразрез с высказанными вслух намерениями. Вообразить себе такую ситуацию можно, но вряд ли она типична. Фрэнсис Бир видит в двух сыновьях представителей двух больших групп, но упускает из виду смысл притчи, утверждая, будто непослушный сын никак не может представлять еврейских вождей. Конечно, они «были бы изумлены, если б притча указывала, что они вовсе не трудятся в винограднике Божьем согласно своему обещанию» [45], но, тем не менее, в этом-то самая суть слов Иисуса. Он рассказывает шокирующую притчу, в которой положительная и отрицательная стороны меняются местами, и опрокидывает традиционные еврейские взгляды на Божью волю. Вожди отвергли призыв Иоанна к покаянию и потому уже не могут считать себя праведными перед Богом, сколь бы тщательно они ни соблюдали другие законы и ритуалы.

В этой притче мы опять же выделяем три основные темы. 1) Как отец посылает сыновей па работу, так Бог поручает всем людям творить свою волю. 2) Как сын, в конце концов ослушавшийся отца, так и некоторые люди сначала обещают, но потом не поступают правильно и оттого будут отвергнуты Богом. 3) Как сын, в итоге послушавшийся отца, некоторые мятежники потом смирятся и будут приняты.