В обиходном языке часто встречаются такие выражения, как святая воля, священный долг, освященный закон, святой человек. В процессе семантической эволюции термины «священный», «святой» отпали от своего корня, приобретя, главным образом, моральный смысл, далеко не адекватный их первоначальному онтологическому значению.
Прежде всего, священное противопоставляется элементам мира сего и выражает проявление того, что Р. Отто называет das ganz Andere, «совершенно другим», абсолютно другим, отличным от этого мира. Библия дает основополагающее определение: Один Бог όντως, Сущий, Святой; поскольку творение производно, то оно может быть священным или святым не по своей природе, сущности, но всегда - через сопричастность. Термины Qadosh, άγιος, sacer, sanctus подразумевают отношение всецелой принадлежности Богу и выделение. Освящение вещи или существа извлекает их из эмпирического состояния и приобщает к numineux [103], тем самым изменяет их природу и заставляет окружающее ощутить священный трепет перед этим numineux. Это - не страх перед неизвестным, но характерный мистический ужас; он сопровождает всякое проявление трансцендентного, его энергетическое излучение в реалии этого мира: «Ужас Мой пошлю пред тобою, и в смущение приведу всякий народ, к которому ты придешь», - говорит Господь (Исх. 23:27), или, в другом месте, «сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая» (Исх. 3:5).
Посреди искажений этого мира это - потрясающее явление «невинной», ибо освященной реальности, то есть очищенной, возвращенной к своему первоначальному состоянию и к своему истинному назначению: быть чистым вместилищем присутствия, где почиет, откуда сияет Святость Божия. Действительно, это «место свято» благодаря присутствию Божию, как была свята часть Иерусалимского храма, в которой находился Ковчег Завета, как свято Священное Писание, в котором посредством Своего слова присутствует Христос, как свят всякий храм, становящийся благодаря присутствию Бога «Домом Божиим», где звучит слово Божие и Бог отдает Себя «в снедь верным». «Целование мира» во время литургического собрания называется святым, так как им запечатлевается общение во Христе, Который «посреди нас». Ангелы, «светы вторые», - святы, так как живут во свете Божием и отражают его. Пророки, апостолы, «святые Иерусалима» святы благодаря харизме своего служения. Через свое «отделение» Израиль был έθνος άγιον, «святым народом»; в домостроительстве Нового Израиля всякий, кто крещен, - «помазанник», запечатленный дарами Святого Духа; эти дары воссоединяют его со Христом, делают «причастником Божеского естества» (2Пет. 1:4), а следовательно - святым. Епископы называют друг друга sanctus frater, святой брат, а патриарх именуется «святейшим» не за свои человеческие достоинства, но в силу особого уподобления священству Христа, единственного Первосвященника, Который «Един свят».
На это совершенно ясно указывается во время литургии. Перед тем, как предложить евхаристическую трапезу, священник возглашает: «Святая святым», и собрание верующих, как бы ужасаясь величия этого наименования, отвечает, признавая свое недостоинство: Tu solus sanctus, «Един Свят, един Господь Иисус Христос». Христос один только свят по Своей природе; члены Тела Его святы только благодаря своей причастности к Его единственной святости. «Знаменася на нас свет лица Твоего, Господи», - воспевает Церковь (Пс. 4:7). «Христос возлюбил Церковь… дабы она была свята» (Еф. 5:25-26); верных, как объясняет Николай Кавасила, «именуют святыми за их причастность Святому» [104]. Яркий образ этого дает пророк Исаия (Ис. 6:5-7): «Горе мне!., ибо я человек с нечистыми устами… Тогда прилетел ко мне один из Серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника, и коснулся уст моих и сказал: вот, это коснулось уст твоих, и беззаконие твое удалено от тебя». Человек стал святым, очистившись через соприкосновение с вышними силами. Священник после причащения «вспоминает» видение Исаии: он целует край чаши, символ пронзенного ребра Христова, говоря: «Се прикоснуся устнам моим, и отимет беззакония моя, и грехи моя очистит». Лжица, которой священник причащает Святыми Дарами, по-гречески именуется λαβίς, щипцы, - именно так, как у Исаии; духоносные отцы относительно Евхаристии предостерегают: «Да не опалишися, огнь бо есть».
Освящающие литургические действия проистекают из одного божественного источника и охватывают все стороны человеческой деятельности в их истинном значении.
Человек привыкает жить в мире Божием, в глубинах которого он может уловить его назначение - быть раем; вселенная созидается по образу космической литургии в храм Божией славы. И становится понятно, что виртуально все священно, и нет ничего профанного, ничего нейтрального, ибо все - от Бога (литургическое «воспоминание» означает обратиться к Отцу, все принести Ему напоминанием). Однако рядом со священным возникает карикатура на него, ужасная причастностью к «ангелу за левым плечом», бесовскому. Поэтому святой Григорий Нисский категорически отрицает просто человеческое, считает, что нет такой категории, как просто профанное. Человек - либо «ангел света», образ Божий, Его подобие, либо «надевает личину скота» и превращается в обезьяну [105].
Литургия приобщает своему священному языку, вводит в мир символов. Символы - крест, икона, храм - означают причастность к небесному в его материальном отображении [106]. При этом отрезок времени или пространства становятся священным знаком, вместилищем святого, ничуть не меняясь для внешнего взора, они остаются частью своей эмпирической среды. Но между священным и его материальным носителем, между веществом таинств и человеческим существом, с одной стороны, и энергиями благодати, с другой, существует онтологическая общность, переходящая на пределе в единосущие и полный метаболизм: хлеб и вино в Таинстве Евхаристии не обозначают, не символизируют Плоть и Кровь, но являются ими. Это - чудо пресуществления, отождествление по благодати [107]; святого Арсения ученики увидели как бы огненным, охваченным светом: он не только воспринимает свет, но излучает его [108]. Об этих высших состояниях и говорит евангельское слово: «Кто имеет уши слышать, да слышит!» (Мф. 13:9).
