Посредством соборных постановлений и через своих епископов Церковь следит за достоверностью «божественного искусства». Это искусство - не изобретение живописцев; оно - предание Церкви, утвержденное ее правилами [222]. Так, Пято-Шестой, или Трулльский, Собор (692 г.) формулирует правила и тем самым устанавливает твердый критерий для суждений об иконографической ценности образа [223]. Стоглавый Собор (1551 г.) предписывает епископам следить, каждому в своей епархии, с заботой и неусыпным тщанием, «дабы иконописцы воздерживались от своеволия и следовали правилам… Лишенному Божьего дара должно запретить писать иконы… Икону Божию нельзя доверять тем, кто ее искажает и бесчестит» [224]. Хотя мастерство и талант необходимы, но они не достаточны. Требуется еще третье условие: святость жизни; душа художника должна быть очищена подвигом и молитвой, и обладать способностью к созерцанию.
Художественное исполнение иконы также должно быть не ниже определенного уровня. Будучи местом богословствования, икона также - хвала, песнь, поэзия в красках. Иконописец должен обладать чувством цвета, быть чутким к созвучиям линий и форм, в совершенстве владеть средствами, позволяющими повествовать о небе. Выше этого уровня открывается безграничность вдохновенного видения. Однако же, прекрасна не икона сама по себе, - прекрасна Истина, сходящая на икону и облекающаяся в ее внешний вид. Все конечное можно, с точки зрения математики, выразить посредством двух бесконечностей. Аналогично этому, каждая икона соединяет две бесконечности: божественный свет и человеческий дух.
Стоглавый Собор [225] возвел Рублевскую «Троицу» в ранг образца, примера, по которому должно писать иконы Пресвятой Троицы; тем не менее икона Рублева не является иконой в большей степени, чем любая другая, выполняющая ту же функцию заступничества и присутствия. Созерцательное же проникновение и оригинальное выражение тайны присущи собственно таланту иконописца. Видя творения Рублева, каждый скажет, что видит отверстые небеса и великолепие Божества. Летопись того времени повествует, что и сам преподобный Андрей, и его сотрудник и друг Даниил проводили редкие моменты отдыха перед древними иконами, «исполненные божественной радостью» и целиком отдаваясь созерцанию [226]. После смерти преподобный Андрей Рублев является Даниилу, сияя всеми цветами своих икон, и приглашает его радостно следовать за ним в «нескончаемое блаженство», то блаженство, предвкушение которого выражено в «Троице».
Церковное Предание безошибочно воспитывает стиль и вкус. Иконописный канон устанавливает основополагающие принципы, относящиеся к форме и к содержанию. Краткие примечания есть также в «подлинниках», руководствах, служащих для иконописцев как бы путеводителем. Некоторые подлинники были иллюстрированы и содержали схематические образцы традиционных композиций, другие, «пояснительные», давали технические советы. В них приводились правила приготовления грунтовки, нанесения красок, особенно золота, были представлены некоторые символические детали, характерные отличия ликов, порядок росписи храма.
Иконы пишутся на деревянной, часто кипарисовой, доске. Поверхность доски слегка выдалбливается, выступающие края образуют естественное обрамление. Сначала на доску накладывается слой клея, на него - кусок ткани (полотна), покрываемый левкасом. По этой поверхности художник будет писать красками, по возможности - натуральными, замешенными на яичном желтке. Когда писание иконы закончено, она покрывается защитным слоем, в состав которого входит лучшее льняное масло. К маслу добавляются различные смолы. Такой лак пропитывает краски и образует твердую и долговечную однородную массу. От пыли и копоти он приобретает со временем темно-коричневый цвет. Если удалить этот темный налет, краски вновь предстают в их первоначальной чистоте. Все, что является продуктом промышленного производства, считается недостаточно чистым для божественного искусства. Так, например, продажа печатных бумажных репродукций противна правилам, она была запрещена Собором 1667 года и патриархом Иоакимом.
Упомянутые руководства представляют собой лишь вспомогательный материал; они получили широкое распространение в XVI, XVII и XVIII вв., когда традиция стала ослабевать. Самое же существенное передавалось ученикам на словах непосредственно учителем. Чрезвычайная устойчивость традиции объясняется церковным видением одного и того же сюжета, отсюда - и заметное постоянство форм, вообще характерное в области символики. Иконописное искусство - не свободная игра воображения, а постижение архетипов и созерцание первообразов. Однако было бы большой ошибкой считать правила незыблемыми законами, влекущими за собой застой искусства. Непосредственность никогда не подавлялась, творческая сила не иссякала. Внешняя строгость есть закономерно обусловленное проявление трансцендентного, она охраняет от экспрессивного субъективизма, свойственного романтикам; сдержанность ритма способствует максимальной ясности и силе выражения, лиризм постепенно очистившегося чувства возвышается до чудесной безыскусности. Сравнивая иконы на одну и ту же тему, имеющие одинаковую композицию, с удивлением убеждаешься, что, несмотря на их сходство, не найдется ни одной рабской копии. Среди икон, относящихся к эпохе расцвета иконописного искусства, не найти двух абсолютно одинаковых. Каждая школа и каждая икона отмечены собственной печатью.
Мастера вполне естественно, даже непроизвольно, следуют традиции, не испытывая никакого стеснения в своем творчестве. Можно ли говорить, что художник - раб своего образца? Художники весьма свободно интерпретируют все преемственно унаследованные ими иконографические типы. Не выходя за рамки канонов, иконописцы изменяют ритм композиции, ее контуры, варьируют протяженность линий, распределение цветов, используют характерные для каждого нюансы, и тем самым легко сообщают новизну каждому произведению. Иконописцы умеют придать личное своеобразие традиционным формам, оставаясь верными самому духу традиции, то есть неиссякаемой жизни, творческому развитию, неповторимому видению. Чтобы убедиться в этом, достаточно проследить, например, эволюцию иконы Пресвятой Троицы и ее вершину, осуществленную дерзновенным гением Рублева.
