Наряду с ошибочным пониманием стилистических изменений как богословских распространено и другое заблуждение - неверное истолкование богословских нюансов конкретного евангелиста. Часто бывает так, что версия данного евангелиста расходится с параллельной лишь тогда, когда эту версию интерпретируют с точки зрения той предполагаемой тенденции, которая на самом деле может оказаться вовсе не столь характерной для богословия этого евангелиста. Четыре примера помогут завершить обзор тех ситуаций, когда анализ редакций притчей выходит за свои законные пределы.
1. Лк. 5:39; ср.: Мк. 2:22. В конце короткой притчи о винных мехах Лука помещает дополнительную фразу, не имеющую аналогов у Марка и Матфея: «И никто, пив старое вино, не захочет тотчас молодого, ибо говорит: старое лучше». Поскольку считается, что Лука относится к ветхозаветному Закону с большим консерватизмом, нежели Марк, многие полагают, будто это дополнение входит в противоречие с более короткой и более радикальной притчей Марка. Лука якобы ищет компромисса между иудаизмом и христианством, который был бы немыслим для самого Иисуса. На самом деле внимательное изучение Евангелия от Луки и Деяний показывает, что Лука не менее других синоптиков стремился передать радикальную новизну Благой вести [60]. Поэтому лучше понимать этот стих не как смягчение урока притчи, а как ироническое примечание, отражающее реакцию многих еврейских вождей на Иисуса. Говоря словами Эдуарда Швейцера, «скорее всего, Лука хочет сказать что, к несчастью, людям (включая тех, кому принадлежат слова ст. 33) свойственно держаться за старое, вместо того, чтобы открыться новому призыву Иисуса (ср. 18:8b)» [61].
2. Лк 12:41-42; ср.: Мф 24:45. Между притчами об управителе и о верном слуге Лука вставляет вопрос Петра, не имеющий параллели у Матфея: «Господи, ты говоришь эти притчи для нас или для всех?» Подобно тому как многие комментаторы рассматривают замену «раба» на «управителя» в ст. 43 (см. выше) как признак того, что Лука сужает адресацию притчи до апостолов или руководителей Церкви, так и за вопросом ст. 41 для многих исследователей открываются дополнительные смыслы.
Предполагаемый ответ на вопрос Петра: Иисус адресует эту притчу в первую очередь ученикам, ибо они, во главе с Петром, получат после смерти Христа власть над его Церковью. Однако из всех евангелистов больше всего собственного материала о Петре дает Матфей (хождение по воде, вручение ключей от Царства, наставление прощать брата до семижды семидесяти раз и т. д.), а Луке это отнюдь не свойственно.
В ответе-притче Иисуса нет и намека на то, что Он не ожидает хорошего управления для всех христиан. Вполне можно предположить, что Лука в данном случае точно передает заданный именно в этой ситуации вопрос Петра. И если Дэвид Уэнхем верно реконструировал эту эсхатологическую беседу, то Мк. 13:37 («что говорю вам, то говорю всем, слушайте!») дает более прямой ответ на вопрос Петра [62]. Матфей мог опустить этот краткий обмен репликами как раз потому, что он никак не выделяет Петра из числа Двенадцати.
3. Лк. 21:31; ср.: Мк. 13:29. В предыдущих примерах анализ редакций слишком много извлекал из незначительных дополнений евангелиста к источникам; теперь мы приведем пример, когда слишком много извлекается из пропуска. В отличие от Марка и Матфея у Луки версия притчи о расцветающей смоковнице лишена двух последних греческих слов («при дверях») в конце фразы: «Когда увидите это, знайте, что Царство Божье близко». По этой причине Чарлз Карлстон полагает, что «Царство Божье теперь деэсхатологизируется в соответствии с общей тенденцией Луки воспринимать Царство как содержание евангельской проповеди, а не как подступившую вплотную реальность» [63].
Переход от незначительных словесных вариаций к столь поразительным выводам, к сожалению, характерен для многочисленных штудий в области анализа редакций. Приведенный пример лишь наиболее выразителен в своей ненадежности. Если Лука хотел затушевать тему наступления Царства, зачем он вообще сохранил фразу «Царство Божье близко»? В столь незначительном отклонении от текста Марка никто бы не заподозрил богословского значения, если б не распространенное мнение, будто Лука в целом развивает концепцию отсроченной парусин. Как мы уже говорили (см. выше), вовсе не проблема точной даты возвращения Христа вынудила раннюю Церковь пересмотреть изложение событий его жизни, и по этому вопросу Лука отнюдь не расходится с ранними стадиями новозаветного богословия [64]. Все авторитеты того времени говорили о скором пришествии Иисуса, однако допускали, что до тех пор должно пройти какое-то время. В свете дебатов по поводу притчи о несправедливом судье Крэнфилд формулирует это так:
Парусил близка... не в том смысле, что она непременно произойдет через несколько месяцев или лет, но в том смысле, что она может состояться в любой момент, и в том, что главное историческое событие уже свершилось в служении, смерти и воскресении Христа, а весь остаток истории - это эпилог, отсрочка, дарованная Божьим милосердием, чтобы дать людям время для покаяния, а эпилог по определению не может быть длинным, даже если он растянется на долгое время [65].
Два других стиха, связанных с притчей Луки, поддаются такому же объяснению. В притче о великом пире хозяин вторично посылает слуг за новыми гостями (Лк. 14:23), а во введении к притче о минах Лука поясняет, что Иисус рассказал притчу именно для тех, кто думал, будто Царство откроется сразу же (Лк. 19:11). Оба этих стиха, по-видимому, передают реакцию Луки на отсрочку парусии.
Однако Роберт Мэддокс подчеркивает, что Лука хочет обсудить не сроки пришествия Царства, но его природу [66]. Слугам потребуется лишнее время, чтобы вновь выйти на дорогу искать гостей (в притче о брачном пире у Матфея они выходили один раз), по суть не в этом, а в том, что Бог заботится об отверженных общества (хотя не обязательно видеть в этом распространение Царства на язычников) [67].
Царство Божье не явится немедленно с триумфальным входом Иисуса в Иерусалим, потому что сначала произойдет распятие. Сознательный мессианский акт Христа, севшего верхом на осла (ср. Зах. 9:9), не достигнет кульминации в восстании против Рима, как того многие ждали.
4. Мф 24:45-25:13. Многими открытиями анализ редакций обязан исследованиям не только того, как евангелист переделывает свои источники, но также и того, как он организует материал внутри своего Евангелия, однако отсюда проистекают и некоторые ошибки, когда при анализе редакций неверно понимается общий контекст отдельного стиха. Приведем пример: в цепочке притчей Матфея ставит рядом притчу о верном и неверном слуге (из Q) и притчу о десяти девах (только у Матфея). Матфея, как и Луку, часто упрекали в том, что, уже не надеясь на скорое возвращение Христа, он изменил богословие ранней христианской традиции. Так, сохранив предыдущую притчу, где говорится о неведомом моменте возвращения хозяина, он добавил к ней (или даже сам сочинил) следующую за ней притчу о задержке жениха [68].
По теория, согласно которой евангелисты свободно добавляли материал к своим источникам или опускали какие-то подробности, оказывается обоюдоострой: получается, что не только расхождения между евангелистами отражают сознательно расставляемые акценты, но и все, что они сохранили в неприкосновенности, было безусловно ими одобрено. В таком случае Мф. 24:45-51 не менее значимо для вести Матфея, чем Мф. 25:1-13.
Однако притча о верных и неверных слугах не так уж сосредоточена на мысли о неопределенном моменте возвращения хозяина. Она однозначно предостерегает тех, кто рассчитывает на его задержку («если дурной раб говорит себе: "хозяин мой задержался"», - ст. 48). Притча о девах уравновешивает это предостережение другим: не надеяться, что Господь вернется раньше назначенного срока. Матфей не выделяет ни отсрочку, ни скорый приход: он настаивает на необходимости хорошо управлять народом Божьим и собой все то время, пока Христос не вернется [69]. Это становится совершенно ясно из притчей о талантах и овцах и козлищах, которыми завершается Мф. 25.
Примечания:
[60]. См. особ.: Craig L. Blomberg The Law in Luke-Acts. JSNT 22, 1984, 53-80; M. Max B. Turner The Sahhath, Sunday, and the Law in Luhe/Acts, в From Sabbath to Lord's Day, ed. D. A. Carson. Grand Rapids: Zondervan; Exeter: Paternoster, 1982, 99-157.
[61]. Eduard Schweizer The Good News aecording to Luke. Atlanta: John Knox; London: SPCK, 1984, 112.
[62]. Wenham, Rediscovery, 57-62.
[63]. Carlston Parables, 82.
[64]. Против: Conzelmann Luke, 95-136: см. особ.: Е. Earle Ellis Eschatology in Luke. Philadelphia: Fortress, 1972; Atigustin George Etudes sur Voeuvre de Lue. Paris: Gabalda, 1978, 321-347; Emilio Rasco Hans Conzelmann у la "Historia Salntis": А propositode "Die Mitte, der Zeit"у "Die Apnstelgeschichte. Greg 46, 1965, 286-319.
[65]. С. E. B. Cranfield The Parable of the Unjust Judge and the Eschatology of Luke-Acls. S/T 16, 1963, 300-301.
[66]. Robert Maddox The Purpose of Luke-Acts. Edinburgh: T&T Clark, 1982, 49-50.
[67]. Упоминание язычников может быть аутентичным: ряд прецедентов перечислен у Kenneth Е. Bailey Through Peasant Eyes: Маге. Lucan Parables. Grand Rapids: Eerdmans, 1980. 101-108. Однако «дороги» и «изгороди» отнюдь не привычные символы; они могут означать, что найдется место для всех израильтян, даже живущих вдалеке от центров благочестия и власти.
[68]. Например: Jean Zumstein La condition du rroyant dans l'evangüe selon Matthieu. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1977, 280.
[69]. Ср., например: Victor С. Agbanou Le discours eschatologiqne de Mathieu 24-25: Tradition et redaction. Paris: Gabalda, 1983, 204-205.
