Как оценить эти диаметрально противоположные подходы к понятиям "притча" и "аллегория"? [49] Для начала важно отметить один пункт, в котором царит почти всеобщее согласие: пора анахронистической, аллегоризирующей интерпретации осталась в прошлом. За это комментаторы всегда будут благодарны Юлихеру. Частично споры вызваны семантической непроясненностью термина "аллегория". Многие ученые, отказываясь от самого термина, тем не менее находят почти в любой притче постоянные символы, хорошо знакомые ученикам Иисуса и "заменяющие" нечто иное. Однако их противники возражают, что такое явление обычно наблюдается в аллегории. Более того, большинство комментаторов, исследовав ряд притчей, рано или поздно приходят к некоему аллегорическому истолкованию, - согласно анти-юлихеровской традиции, - отступая от собственного метода.
Однако эти комментаторы могли бы попросту признать свою непоследовательность и постараться избежать ее впредь [50]. Дело в том, что спор затрагивает не только дефиниции, но и ключевые проблемы литературной критики и сравнительного религиоведения. Даже ученые, единодушные в понимании термина "аллегория", по-разному оценивают ее функции, значимость и уместность, а это, в свою очередь, отражается на их суждении о том, стал бы Иисус пользоваться аллегорией. Отсюда вытекает та или иная точка зрения по поводу аутентичности очевидно аллегорических частей притчей или предлагаемого Писанием изъяснения.
Стоит припомнить, как К. С. Льюис обличал исследователей Библии в недостаточном понимании литературных приемов, структуры и качества текста [51]. Поскольку главные представители "проаллегорической" позиции оказались исключением из данного правила, их точка зрения априори кажется привлекательнее. Но даже Буше, Клаук и Сайдер к исследованиям светской литературы обращаются изредка и косвенно, - здесь еще требуются усилия компаративистов. Скажем, ни один сторонник аллегорического истолкования притчей до сих пор не взялся всерьез разрешить такую проблему: каким образом можно определить, сколько элементов данной притчи и какие именно "представляют" нечто иное.
Что касается связи притчей Иисуса с другими религиозными традициями, никто не оспаривает наличие всего двух основных альтернатив. Либо притчи Иисуса уникальны и не имеют параллелей вообще, либо наиболее перспективным материалом для компаративных штудий будет корпус притчей раввинов. Существует лишь одна близкая библейская параллель - притча пророка Нафана об овечке бедняка (2Цар 12:1-10), и, кстати говоря, она по крайней мере отчасти истолкована в контексте аллегорически (богач - Давид, бедняк - Урия, овечка - Вирсавия). Помимо притчей раввинов, не существует другого собрания, столь значительного по объему и близкого по жанру к притчам Иисуса [52].
Но обращаться с раввинистической литературой людям, привыкшим исключительно к новозаветным исследованиям, оказалось еще труднее, чем освоить основы литературной критики. Существует более двух тысяч раввинистических притчей, множество разнообразных сочинений, написанных в течение нескольких столетий (даты ранее начала нашей эры не подтверждены), а переводы с древнееврейского на современные европейские языки до недавних пор отсутствовали или были малодоступны. Эта ситуация радикально изменилась благодаря диссертации Роберта М. Джон стона, который собрал 325 притчей, приписываемых таннаям (раввинам первых трех столетий нашей эры) или же обнаруженных в еврейской литературе того же периода. Джонстон перевел все эти притчи, снабдив их краткими комментариями [53]. Поэтому во второй части данной главы мы разберем сперва некоторые достижения современной литературной критики, а затем данные древнего таннаистского машала и увидим, возможен ли дальнейший прогресс в решении проблемы притчи и аллегории.
Примечания:
[49]. По понятным причинам отзывы на эти идеи в последних работах по притчам, которые уже могли принять во внимание новейшие тенденции, неоднозначны. Одну крайность представляет Б. Б. Скотт, который в книге Jesus, Symbol Макет for the Kingdom. Philadelphia: Fortress, 1981, 58, n. 1, признает, что библеисты используют термин "притча" не в соответствии с общепринятым значением (зафиксированным даже в Oxford English Diclionary), но в прочем оставляет эту проблему без внимания. Другая крайность - исследователь евангельских жанров Leland Ryken Words ofLife: A Literaty Introductkm to the Neiv Testament. Grand Rapids: Baker, 1987, 65-67, решительно отказывающийся уравнивать аллегорию с притчей. Большинство ученых по-прежнему признают, что в притчах может обнаружиться больше, чем ожидалось, элементов аллегории, но на их экзегезу эта мысль никак не влияет.
[50]. J. I). Crossan In Parables - The Challenge of the Historical Jesus. New York and London: Harper and Row, 1973, xv. более категорично, чем большинство исследователей, высказывается по поводу попыток переложить притчи (по общему мнению непереводимые) на метафорический или логический язык: "конечная цель такой экзегезы - отменить самое себя!".
[51]. С. S. Lewis Modem Theology and Biblieal Critieism. в Christian Reflexions. ed. Walter I looper. Grand Rapids: Eerdmans, 1967, 152-166 (= FeneSeed and Elephants, в Fern-Seed and Elephants and Other Essays on Christianily, ed. Walter Hooper. London: Collins, 1975, 104-125).
[52]. Согласно общепринятому мнению, за исключением 2Цар. 12:1-10, в Ветхом Завете и межзаветных meshalim отсутствуют близкие параллели притчам Иисуса, и ни одна притча не обнаруживает полного структурного сходства с его. См. особ.: Birger Gerhardsson Tlie narrative Meshalim in tlie Synoptic Gospeis. NTS 34, 1988, 339-363. Интересно отметить, что сколько-нибудь близкие параллели обычно хотя бы отчасти являются аллегориями. Ср.: Суд 9:7-15, 2Цар 14:1-17; 3Цар 20:39-42; 4Цар 4:9-10, Ис 5:1-7, Иер 13:12-14, Иез 17:1-15 и некоторые сравнения Еноха. Подробный обзор античного притчеподобного материала, нераввинистического и предшествующего по датировке Новому Завету, см.: Klauck Allegorie, 32-115; ср.: Drury Parables, 7-38. Специально о Енохе см.: David W. Suter Tradition and Composition in the Parables of Enoch. Missoula: Scholars, 1979; idem Masal in the Similitudines of Enoch. JBL 100, 1981, 193-212. Основным источником христианских притчей, появившихся после Нового Завета, служит собрание "видений" в "Пастыре Ерма", о котором см.: David Hellholm Das Visionenbuch des llermas als Apokalypse, vol. 1. Lund: Gleerup, 1980.
[53]. Robert М. Johnston Parabolic Interpretation.1, Attributed to Tannaim.. Ph. D. diss., Hartford Seminary Foundation, 1978. Выборка из этих комментариев выходит в свет в Johnston and McArthur Parables.
