Глава 17

< предыдущая глава   следующая глава >
Глава 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
  • 1-4. «Амфиполь» – афинская колония, в то время главный город первого округа Македонии, на большой реке Стримон к юго-западу от Филипп. «Аполлония» – небольшой город к юго-западу от Амфиполя, причислявшийся тогда к македонской провинции Мигдонии. – «Пройдя»: кажется, Павел и Сила прошли через эти города не останавливаясь для проповеди в них. – «Фессалоника» или Солунь (прежнее название Фермы) был главный город второго округа Македонии, при Фермейском заливе Эгейского моря, местопребывание римского претора, город густо населенный, производивший обширную торговлю. Здесь жило очень много евреев и была синагога. Греческое выражение дает разуметь, что из всех помянутых выше городов македонских только в Фессалонике была синагога, в тех же были только молитвенные места. – «По своему обыкновению»: нарочитое указание дееписателя, что Павел в всюду, куда приходил с проповедью, обращался сначала к иудеям, если они жили там, и уже потом проповедовал язычникам (ср. Деян. 13:46 и прим. Деян. 14:1 и др.). – «Вошел к ним», т.е. в синагогу, и «три субботы» (ср. Деян. 13:14 и прим.) «говорил» (точнее беседовал, ср. Деян. 16:13 и прим.) «с ними». Беседа состояла каждый раз в том, что Павел из Писаний (Ветхого Завета) указывал и доказывал, во-первых, что Христу (Мессии), о котором были пророчества и обетования в Ветхом Завете, «надлежало», по этим пророчествам и обетованиям, «пострадать» (что всегда было соблазном для иудеев, 1Кор. 1:23) «и воскреснуть из мертвых», и во-вторых, что этот Мессия, предсказанный и обетованный в Ветхом Завете, «есть Иисус» из Назарета, родившийся при Августе и пострадавший при Тиверии, которого проповедует Павел. Это – сущность всей евангельской проповеди и всей христианской веры. «Только сущность беседы изложил писатель, – так он не многоречив и не везде излагает целые речи Павла» (Злат.). Беседы сии имели следствием то, что «некоторые» (как видно немногие) «из них», т.е. иудеев природных, «уверовали» во Христа Иисуса, проповедуемого Павлом, но главным образом «из Еллинов, чтущих Бога», т.е. прозелитов (Деян. 13:16 и прим.), присоединилось к Павлу и Силе «великое множество», а равно и «из знатных» по своему общественному положению «женщин», также прозелиток, «немало».
  • 5-9. «Не уверовавшие иудеи», которых было большинство в городе (ибо уверовали лишь «некоторые», ст. Деян. 17:4), «возревновав» о том, что новые проповедники отвлекли от них великое множество прозелитов и прозелиток, а частью и природных иудеев (ср. прим. к Деян. 13:45), произвели против них народное возмущение. – «Взяв с площади негодных людей»: праздношатавшихся, не имевших определенных занятий и проводивших время на площадях, – бродяг и пустых, вздорных людей; таковые составили толпу и произвели возмущение в городе. Возмущение направлено было собственно против Павла и Силы, а потому толпа приступила к дому некоего «Иасона», у которого, как видно по всему ходу повествования, имели пребывание апостолы Христовы. Кто был этот Иасон по происхождению, неизвестно; имя его может быть чисто греческое имя, может быть еврейское, переделанное на греческий лад из Иешуа (Иисус), вероятнее – последнее. Был ли он тогда уже христианин или нет, также не видно. Толпа приступила к дому Иасона с тем, чтобы «вывести Павла и Силу к народу», отдать их на самосуд возмутившейся толпы, что конечно грозило не малою опасностью апостолам. – «Не нашедши их»: случайно, или получив предуведомление об опасности, грозившей им, Павел и Сила заблаговременно оставили дом Иасона, так что буйная толпа ошиблась в расчетах и не нашла там тех, кого надеялись найти. Тогда эта буйная толпа, еще более конечно рассвирипевшая от неудачи, повлекла самого Иасона, как бы виновного в том, что он в своем доме дал приют возмутителям общественного спокойствия (ст. Деян. 17:6), а с ним и «некоторых братьев», т.е. увероваших во Христа, которые в это время может быть собрались в доме Иасона, – «повлекла к городским начальникам», чтобы предать их суду. Буйная толпа не хотела спокойно изложить пред начальниками обвинения против Иасона, но «кричала». В крике этом обвинялись собственно Павел и Сила, как возмутители, а Иасон обвинялся только в том, что принял их в дом свой. – «Эти всесветные возмутители»: преувеличение, выражающее страстность восставшей толпы и ненависть к проповедникам Евангелия. – «Все они поступают» и пр.: здесь обвинение направляется уже против «всех» христиан и возбуждается ненависть против самого христианства и Христа. Христиане обвиняются в том, что они все «поступают против повеления Кесаря», т.е. против императорских указов, запрещающих под угрозою казни государственную измену и охраняющих величество императора. Об этом преступлении христианами императорских постановлений возмутители заключают из того, что христиане «почитают царем другого», не императора римского, а «Иисуса». Таким образом возводится на христиан обвинение против величества, обвинение чисто политическое, и то же самое, какое возводили на Господа Иисуса (Ин. 19:12 и парал.). Может быть учение о «втором» пришествии воскресшего Господа Иисуса, дурно понятое или намеренно перетолкованное, было поводом к обвинению в этом политическом преступлении. – Такое тяжкое обвинение произвело было свое действие: как народ, так и городское начальство «встревожились». – «Но получив удостоверение» и пр.: точнее получив обеспечение, – в чем? Конечно в том, что Павел и Сила, а равно и все христиане совсем не преступники императорских указов, что они не распространяют учения против величества, не имеют никаких планов изменнических и не возмущаются и не возмущают против величества. В чем состояло это удостоверение или обеспечение? Оно могло состоять или в денежном залоге, или в личном задержании кого-нибудь из обвинявшихся. Так как последнее не согласно с текстом («отпустили их», т.е. всех, привлеченных к начальникам): то надобно предположить первое.
  • 10-12. «Немедленно ночью отправили»: вероятно не потому, чтобы начальники потребовали этого, как удостоверения или обеспечения (дееписатель прямо сказал бы о сем), а из опасения нового возмущения буйной толпы, готовой произвести насилие по всякому подстрекательству со стороны врагов нового учения. – «В Верию»: город к юго-западу от Фессалоники, в третьей части Македонии, главным городом которой была Пелла. Верия лежала на самой южной границе Македонии. – «Пошли в синагогу»: как и всюду, по обычаю Павла (ст. Деян. 17:2). – «Благомысленнее»: точнее – благороднее, не по происхождению конечно, а по направлению и настроению духа, более благородного характера и настроения, чем иудеи фессалоницкие. Это обнаружилось в том, что «они приняли слово», т.е. евангельскую проповедь из уст Павла и Силы, «со всем усердием», приняли к сердцу и серьезно, и «ежедневно», вероятно в частных, а не синагогальных, которые бывали и по субботам только, собраниях, «разбирая» (ср. Ин. 5:39) «Писания» с целью исследовать, «точно ли это так», точно ли истинно то, что проповедовали Павел и Сила. Следствием такого отношения к проповеди апостолов было то, что уверовали «многие» из иудеев (не «некоторые» только, как в Фессалонике, ст. Деян. 17:4) и «из Еллинских почетных» по общественному положению и состоянию «женщин и мужчин не мало». Под этими женщинами и мужчинами разумеются как прозелиты и прозелитки, которые слушали проповедь евангелия в синагогах, куда они имели доступ, так и настоящие язычники, которые слушали проповедь в частных домашних собраниях (ср.прим. к Деян. 11:20; то же и в Фессалонике, ст. Деян. 17:4).
  • 13-15. «Возбуждая и возмущая народ»: не видно, чтобы они успели уже произвести открытое возмущение народа (именно – «толпы»); они вероятно только еще ажитировали толпу, подготовляя ее к открытому возмущению, и именно возмущению против Павла только направленному, почему братия верийские и отпустили его и – возмущения не произошло, хотя Сила и Тимофей оставались тут. «Они отпускают только Павла, потому что за него опасались, чтобы он не потерпел чего-нибудь, так как он был их главою. Так, не везде действовала благодать, но оставляла им действовать и самим по-человечески, возбуждая их и располагая к бодрствованию и вниманию» (Злат.). – Верийские христиане, как видно, хорошо понимали, против кого именно направлялось подготовлявшееся возмущение, а потому при первых признаках его «тотчас отпустили Павла как будто идущего к морю»: точнее – отпустили Павла (из города) «чтобы он шел к морю» и – предполагается – совершил дальнейшее путешествие на корабле. Что он совершил дальнейшее путешествие в Афины на корабле, это вероятнее всего. Если бы он, отпущенный учениками верийскими «как будто к морю», на самом деле продолжал путешествие сухим путем до Афин: то вероятно он не совершил бы такого длинного пути не останавливаясь в каких-либо попутных городах для проповеди, и дееписатель не умолчал бы об этом, но он ничего не говорит о сем. Притом иудеи – враги Павла – видимо преследовали его всюду по пути; лучшим средством избавиться от их преследований и скрыть от них на время след свой было морское путешествие, каковое вероятно и предпринял Павел, пошедши из Верии к морю. – «Тимофей», остававшийся кажется в Филиппах (Деян. 16:40), присоединился к апостолу или в Верии или на пути в этот город. – «Проводили до Афин»: главный город Греции, средоточие тогдашней греческой науки, искусства, цивилизации, торговли и роскоши. – «Чтобы скорее пришли к нему»: т.е. в Афины; однако же они встретились уже в Коринфе (Деян. 18:5), потому что Павел скоро оставил Афины (скорее вероятно, чем предполагал сначала; так сложились обстоятельства) и перешел в Коринф, где и оставался долго (Деян. 18:11-18). Впрочем из 1Кор. 2:18 – 1Кор. 3:2 надобно заключить, что Тимофей один приходил было к Павлу в Афины, но послан был от него обратно в Македонию и именно в Фессалонику, и потом он вместе с Силою, остававшимся в Верии, пришел к апостолу в то время, когда сей последний был в Коринфе.
  • 16-17. «В ожидании» Силы и Тимофея «в Афинах, Павел возмутился духом» (точнее – «возмущался дух его в нем», ср. Ин. 11:31, 38): возмущалось все его нравственное существо до томления. И это не было, как показывает греческое слово, лишь временным и преходящим настроением его духа, но постоянным, не оставлявшим его в то время. Возмущался дух Павла тем, что он, осматривая этот город, видел его «полного идолами». Афины были и оставались центром греческого чувственного культа, искусств и богатства и, по свидетельству самих греческих и римских писателей, действительно полны были храмами, алтарями и статуями их многочисленных божеств. Высокое развитие архитектуры и ваяния придало этим предметам великолепие, изящество и пленительность, так что всегда восхищались и доныне даже в развалинах, обломках и копиях восхищаются красотою и изяществом этих произведений. Но то, что восхищает и восхищало людей, в высшей степени возмущало все нравственное существо величайшего и первоверховного из апостолов; он видел в этом омрачение и развращение человеческой природы (ср. Рим. 1:21 и дал.). Павел ожидал здесь Силы и Тимофея, чтобы совокупными усилиями благоуспешнее противодействовать этому омрачению и этому развращению, крывшимся под пленительными образами красоты и изящества. Но пламенный дух его не утерпел, и он один начал противодействовать всему, чему так возмущалась его великая душа; с этой целью он открыл беседы «в синагоге с иудеями» и прозелитами (Деян. 13:16 и прим.), и «на площади – со встречающимися» язычниками. В синагоге он мог беседовать конечно не только по субботам, на площади же он имел возможность беседовать «ежедневно», так как там постоянно был народ; предметом беседы были без сомнения истины религии.
  • 18-21. «Эпикурейских и стоических философов»: причина, почему именно последователи этих двух философских систем, а не другие, не академики например и не перипатетики, стали спорить с Павлом, заключались отчасти в том, что эти именно системы пользовались в то время большою популярностью и имели много последователей, с которыми потому и Павлу приходилось чаще встречаться на площади, частью – в том, что эти философские системы были более резко противоположны христианству, так как основным началом первой из них был грубый материализм и нигилизм, второй – самозамкнутая гордость естественными и следовательно мнимыми добродетелями поврежденной и следовательно греховной человеческой природы. Суждение, какое вынесли эти философы из беседы и споров с Павлом, было двоякое: одни (вероятно эпикурейцы) считали истины, проповедуемые Павлом и совершенно противоположные их мнимой мудрости, пустословием или безумием (1Кор. 1:23) и не хотели более иметь с ним дела, не понимая его и отвергая проповедуемые им истины. Другие (вероятно из стоиков) заинтересовывались тем, что этот иностранец проповедовал о чужих, иностранных (не греческих) божествах, так как Павел проповедовал об Иисусе Христе, как Боге, и о воскресении (Анастасии), которое они, кажется, понимали также как особое божество (Злат.). Эти по крайней мере не отвертывались от проповедника с пренебрежением и желали его слушать, хотя считали речи его странными (ст. 20). – «Взяв его, привели»: не насильственно, а в смысле – пригласили, так как ни из чего не видно, чтобы против воли Павла они взяли его и заставили говорить. – «В Ареопаг»: так называлось место собрания и заседания дел государственных, общественных и судебных, сохранившего свое значение, хотя и не во всем, и при подчинении Греции Риму; совет этот состоял из лучших и знаменитейших людей; место собрания было – Марсов холм, примыкавший к большой площади (ст. 17), к северу от западной оконечности Акрополиса. Сюда привели Павла не для того, чтобы судить его, но чтобы он пред лицом знаменитейших представителей греческое науки и образованности, в присутствии могшего слушать его с площади народа, изложил свое новое учение. – «И говорили, можем ли мы» и пр.: вежливое по-афински, но вместе тонко ироническое приглашение изложить новое учение поподробнее, ибо в общих чертах своих оно представляется им известным (из беседы Павла на площади, ст. 17) и признано ими новым и странным. Выражение – «что-то странное влагаешь» опять отзывается тонкой иронией и вместе с тем гордым снисхождением мнимо образованнейших афинян к мнимому невежеству варваров, каковыми они считали всех не греков, кроме разве римлян. Мы-де все знаем, но хотим послушать, что такое ты проповедуешь, тем более, что ты «что-то странное влагаешь» (при разговорах на площади, ст. 17, и при спорах с эпикурейскими и стоическими философами, ст. 18) «в уши наши». – «Афиняне же все» и пр.: замечание дееписателя, имеющее целью пояснить приглашение Павла в Ареопаг и указать те интересы, которыми руководствовались при сем если не все, то по крайней мере большинство; пристрастие к новостям – вот руководительный интерес, а не глубокая и серьезная потребность узнать истину. – «Что-нибудь» новое: точнее – что-нибудь более новое или новейшее; выражение указывает на стремление все к новому и новому, новейшему, на погоню за новостями постоянную, на жажду нового ненасытную; охотнее всего отдавалось время новостям – признак пустоты внутренней жизни, не знающей как убить время. «Город их был город пустословов» (Злат.).
  • 22-23. «Став Павел среди Ареопага»: так приглашенный к проповеди хотя не по чистой любви к истине и с оттенком некоторой иронии, Павел встал, один против собравшихся представителей всей эллинское препрославленной тогда мудрости, с тем, чтобы бороться с этим духовным омрачением и развращением, которое величалось образованностью и мудростью. Когда встал он в Ареопаге, пред взором его был Акрополис с полной коллекцией знаменитейших произведений искусства, внизу в стороне великолепный храм Тезея, вокруг – множество храмов, алтарей и статуй разнообразных богов, и все это сделано искусством лучших художников. – «Сказал»: речь Павла в Ареопаге пред мудрыми мира сего есть великий образец и его апостольской мудрости и его красноречия и применения его всегдашнего правила – быть для язычников как бы язычником, чтобы и язычников приобрести для Евангелия (1Кор. 9:19-22). Апостол проповедует: 1) о Боге Едином, Творце мира и человечества (Деян. 17:22-26), 2) о цели и законах жизни человечества (Деян. 17:27-29), 3) об искуплении и будущем суде (Деян. 17:30-31); речь и по внешнему составу примененная к требованиям стройности светского образования, и по выражению красноречивая, и по духу сильная, но тонкая и сдержанная, чтобы н раздражить языческой гордости этих представителей мирской мудрости. – «По всему вижу» и пр.: точнее – вижу вас как набожнейших во всем, во всех отношениях. «Как бы похваляя их, он повидимому не говорит им ничего неприятного. «Вижу», говорит, «по всему, что вы как бы особенно набожны» (Злат.). – «Набожны»: выражение нарочито и весьма тонко подобранное: греческое слово означает и благочестие (набожность) и суеверие от страха пред почитаемыми предметами. Не оскорбляя щекотливого уха своих слушателей и не жертвуя истиною, Павел с мудростию характеризует набожность афинян таким словом, которое выражает сущность всякой набожности языческой – суеверие. Вместе с сим такой выбор слова можно почесть тонкой иронией в ответ на иронию пригласивших его к проповеди (ст. 19-20 и прим.); пусть имевшие ухо слышать – слышали. – «Набожнейшими» – выражение сравнительное, т.е. более набожны, чем греки обитающие в других городах. О такой сравнительной набожности афинян свидетельствуют и сами греческие светские писатели – Исократ, Платон, Софокл, Ксенофонт. «Вижу», т.е. по всем наблюдениям, сделанным Павлом в городе во время осмотра его. Об особенной, сравнительно большей набожности афинян Павел заключил особенно из того, что «проходя и осматривая» их святыни (то, что они чтут) – храмы, алтари, статуи богов и т.под., он «нашел и такой жертвенник, на котором написано: неведомому Богу». Таких жертвенников, как видно из свидетельств самих греческих светских писателей (особенно Павзания и Филострата), в Афинах было несколько и – кажется – на иных были надписи во множественном числе: «неведомым богам», на некоторых же, или по крайней мере на одном – в единственном: «неведомому Богу». Многобожие, в каком бы виде и развитии ни было, никогда не может уверить последователей своих, что они почитают всех богов, и вот страх, как бы эти не почитаемые (по неизвестности их) боги не прогневались за непочтение их и не наслали бы каких-либо бедствий, заставляет прибегать к тому, чтобы умилостивлять и этих неведомых богов и воздвигать алтари или жертвенники «неведомым богам» или «неведомому Богу». Такие жертвенники были и в Афинах. Каким богам или какому богу воздвигались подобные жертвенники и каких богов или какого бога чтили такие афиняне, нечего и спрашивать: они не чтили при сем никаких богов и никакого бога, ибо не знали таковых или такового; это было одно отвлеченное понятие в их представлении, с которым определенного ничего не соединялось. – «Сего-то, которого вы, не зная, чтите»: по некоторым древним рукописям и чтению некоторых древних толкователей – «сие-то, что вы не зная чтите», – неопределенное вместо определенного, безличное вместо личного, соответственно незнанию («не зная»); сие-то, что составляет для вас неизвестные божеский предмет почитания, есть Бог – личный и живой, Творец мира, которого я и проповедую вам. Это очевидно мощный ораторский оборот речи, определяющий неопределенное, влагающий в отвлеченное понятие конкретный смысл, какого в неопределенном представлении слушателей собственно не было, так как он не был сознан, но который мог быть и должен быть ими сознан, как единственный истинный смысл в неопределенном – «неведомому Богу». Из такой надписи апостол заключает, что афиняне кроме своих им известных богов (Зевса, Афины и пр.) признают и чтят еще божественное Существо, как нечто отличное от тех их богов, и так как Бог проповедуемый Павлом есть существо отличное от тех их богов и им неизвестное, то он со всем правом мог сказать в ораторском обороте речи, что это им неизвестное и или чтимое божественное Существо есть Бог им проповедуемый, хотя в мыслях их не было того, что «неведомый Бог» есть именно этот Бог проповедуемый теперь Павлом. Это – основная мысль всей речи Павловой в Ареопаге, смело и премудро выведенная из окружающих его обстоятельств или примененная к ним. Приметить еще надобно при сем мудрость Павлову в том, что тогда как афиняне надеялись слышать от него речь о чужих богах (ст. 18), о чем-то странном, чуждом для них (ст. 20), Павел полагает в основу проповеди их собственное, в глубине их души лежащее, только не сознанное ими чувство о Боге. «Ничего странного, говорит, ничего нового я не предлагаю. Они твердили ему: «что это за новое учение, проповедуемое тобою» (ст. 19). По сему он немедленно уничтожает их предубеждение» (Злат.).
  • 24-25. Поставив таким смелым и конечно неожиданным для слушателей ораторским оборотом общий основной предмет своей проповеди, апостол вслед за сим начинает раскрывать этот предмет – учение о Едином истинном Боге в общих, но сильных чертах. Он – Единый и истинный Бог, Творец и Господь неба и земли и всего, что в мире (Быт. 1:1 и д.). – «Не в рукотворных храмах живет»: по высшей идее вседовольного и всеблаженнаго Бога, не имеющего нужды ни в чем человеческом; см. прим. к Деян. 7:48-50 и Пс. 49. Примечательно это решительное противопоставление: пред лицом апостола и слушателей возвышается великолепный храм Тезея, изукрашенный всеми чудесами человеческого искусства; – гордость и украшение Афин, – апостол говорит, что Бог проповедуемый им, Творец неба и земли, не в рукотворных храмах обитает; среди многочисленных жертвенных алтарей, на которых приносились бесчисленные жертвы, апостол говорит, что Бог, им проповедуемый, не требует служения рук человеческих, как например принесения жертв и т. п. «Как? Разве Бог не обитал в храме иерусалимском? Нет, но только действовал. Разве Он не принимал служения от рук человеческих у иудеев? Не от рук, но от души и этого требовал не потому, чтобы имел в том нужду» (Злат.). Напротив, Он «сам дает» всему (собственно – «всем людям», по связи речи) «жизнь и дыхание»: первое слово означает жизнь саму в себе как жизненную силу, жизненность; второе – продолжение жизни через «дыхание», поскольку жизненная сила действует через дыхание. – «И все»: что необходимо для жизни. – Как далеко возвышается это учение апостола о Боге не только над язычеством вообще, но и над всякой философией языческой, которая никогда не могла возвыситься до идеи свободного Творца мира!
  • 26-28. Изложив учение о Боге, апостол излагает далее учение о человеке и человеческом роде. Он представляет все человечество единым целым, которое сотворено также Единым Творцом всего мира, происходит от одной крови и расселено Богом для обитания по всему лицу земли, и следовательно Бог управляет судьбами всего человечества. – «От одной крови»: кровь, как по библейскому воззрению (Лев. 17:11, 14), так и по воззрению классических писателей, есть главный орган жизни человеческой (седалище души); отсюда всюду употребительное представление родства по крови. Этим выражением апостол дает разуметь, что все люди, составляющие единое человечество, имеют как одного Отца небесного Бога, так и одного отца земного – первого человека, и тем разбивает, как мечтательное, представление языческих политеистических религий о происхождении разных народов о разных первых прародителей. – «Назначив предопределенные времена» и пр.: обитанию народов, составляющих одну семью человечества, Бог же, Творец их, определил от вечности как временные, так и пространственные границы; те и другие подлежат изменению по божественной воле, и таким образом народы совершают свою жизнь в определенном от Бога порядке. Господь неба и земли есть Господь и истории человечества. – От изображения общей жизни человечества обращаясь к жизни каждого человека отдельного, но в тоже время как члена всего человечества, апостол определяет высшую цель человека и цель человечества при таком его развитии; эта цель – «искать Бога, не ощутят ли Его» и пр. Искание это само собою предполагает потерю искомого, и следовательно этим выражением предполагается отпадение человека от Бога, падение человека. Искание это не есть стремление только к познанию Бога, но к внутреннему живому общению с ним, и это представляется целью человека, потерявшего Бога и оставленного Им ходить в путях своих (Деян. 14:16). – «Не ощутят ли Его и не найдут ли»: выражение сомнительности относительно успешности этого искания со стороны падшего человека самого по себе, без особенной помощи высшей. Примечательны образы, в которых выражает апостол мысль об этом искании: ищущий (в потемках) предмет ощупывает сначала и потом находит его; мысль без образа у Павла такова: не ощутят ли они внутренним чувством своим истинной идеи божества и не усвоят ли потом совестью своей этой идеии. – «Хотя Он и недалеко от каждого из нас»: выражение, указывающее на крайнее ослепление ищущих Бога язычников; ищут и не находят, а Он близок к каждому человеку, так что если бы человек не был в крайнем ослеплении, то не для чего было бы ему и искать Бога. – Выражение означает, «что Бог не только дал нам жизнь и дыхание и все, но – что важне всего – открыл путь к познанию Его, даровал то, через что мы можем найти и достигнуть Его... Не таково это небо, чтобы в одном месте оно было, а в другом – нет, чтобы в одно время было, а в другое – нет; но во всякое время и на всяком месте можно найти его. Так устроил Бог, что ищущим Его не препятствует ни место, ни время» (Злат.). – «Ибо мы Им» (точнее – в Нем) «живем и движемся и существуем»: выражение еще яснее указывающее и доказывающее эту близость Бога к человеку. Бог по своему вездеприсутствию представляется такою всеобнимающею сферою, в которой все живут, вне которой и не может быть ни жизни, ни движения, как вне пространства и времени. «Как бы указывает на подобный пример вещественный: как не возможно не знать воздуха, который разлит повсюду и находится не далеко от каждого из нас, или лучше – находится и в нас самих, так точно и Творец всего. Смотри, как Павел приписывает Ему все – и промышление, и сохранение, бытие, действие и продолжение. И не сказал – через Него, но что означает большую близость – «Им» (Злат.). – Это – не пантеистическое понятие о Боге, ибо выше апостол представил Его свободным Творцом, не имеющем нужды ни в чем, даже в самом мире. – «Живем и движемся и существуем» – усиленное выражение, означающее, что вне Бога никакого рода существование невозможно и представить. – В подтверждение этой мысли апостол, говоря язычникам, ссылается на языческих поэтов, которые выражали мысль о близости Бога к человеку и человечеству в словах: «мы и род Его», т.е. от Него происходим, и вследствие такого происхождения от Него стоим в такой близости к Нему, что Им и живем и движемся и существуем. – «Некоторые из ваших стихотворцев» (поэтов): приводимые далее слова – «мы Его и род» – слова Арата, родом из Киликии, следовательно соотечественника апостола, живщего в 3-м веке до Рождества Христова, взятые из его астрономического стихотворения (φαινόμενα) и взятые с буквальной точностью. Есть еще подобное изречение у поэта Клеанфа, ученика Зенона (в его гимне Зевсу: «мы твой род»), и этим вероятно объясняется множественное число в речи Павла: «некоторые из стихотворцев», т.е. Павел имел в виду изречения и Арата и Клеанфа, хотя приводит слова только первого из них. – «Смотри как он заимствует доказательства и из того, что ими самими сделано и сказано» (Злат.). И у того и у другого из помянутых поэтов имеется в виду Зевс, но Павел таким же смелым ораторским оборотом, как и выше («неведомому Богу») и в том же смысле относит изречение Арата к Единому истинному Богу (см. прим. к ст. 23). «Тот (поэт Арат) сказал о Юпитере, а он (Павел) относит это к Творцу, разумея не то самое существо, которое тот разумел – да не будет! – но применяя к Нему то, что собственно сказано о другом; равно как и жертвенник (с надписью «неведомому Богу») он приписал Ему, а не тому, которого они почитали» (Злат.).
  • 29. «Итак мы не должны думать» и пр.: из приведенного изречения поэта, которое представляется как известное его слушателям и имеющее именно этот, а не другой смысл, апостол выводит дальнейшее следствие против почтения идолов, а с тем вместе против всего языческого воззрения на этот предмет. Если мы, т.е. все человечество, род Божий: то не сообразно с здравым смыслом думать, что Божество подобно тому, что не сродно с ним, как не сродно и с нами – родом Его – как то – золоту или серебру или камню, обделанным от людей; Божество может быть подобно только нам, людям, как составляющим род Его (человек имеет образ и подобие Божие, и Бог воплотился в человека во Христе Иисусе), и следовательно неразумно почитать богов золотых или серебряных или каменных, сделанных руками человека. Это противопоставление истинного Бога ложным богам, в сущности очень резкое, апостол выражает однако же очень мягко пред лицом представителей языческого богопочтения: «мы не должны думать», вместо того, чтобы сказать – глупо и нелепо вы думаете. – «Получившему образ» и пр.: образы этих золотых и серебряных и каменных богов суть вымысел человека, которому нет соответствия в действительности, и этот вымысел представлен в образе, украшенном искусством человеческим. Таким образом Павел представляет делом бессмысленным поклонение идолам, как со стороны самого материала, из которого делались боги (ибо Бог не подобен золоту и пр.), так и со сторон приготовления идолов руками художников по украшенному искусством вымыслу (чему не соответствует действительность). И это смело говорит великий апостол в виду художественно сделанных статуй из золота и серебра, мрамора и дорогих камней, в виду блестящих произведений древнего искусства, находившихся во множестве и в Акрополисе и на площадях и в храмах афинских, говорит пред гордившимися всем этим как величайшим доказательством высшей цивилизации, поклонниками этих статуй! Каким варваром он должен был показаться им! Но это (мнимое) варварство победило со временем эту блестящую цивилизацию, и изображения распятого Бога низвергли с божеских пьедесталов эту массу художественных произведений (1Кор. 1:25-28).
  • 30-31. «Итак оставляя времена неведения» и пр.: из вышесказанного апостолом о нелепости и неразумности идолопоклонения ясно, что все это время, в продолжение которого господствовало идолопоклонство в роде человеческом, есть время или «времена неведения» истины Божией, времена невежества человечества; их теперь «Бог оставил» (собственно – «презрел»), они прошли и наступил новый период – период покаяния. С этой мысли апостол переходит к последней части своей речи, к проповеди об искуплении и Искупителе. Итак, оставляя времена неведения, «Бог ныне» (поворотный пункт в истории) «повелевает», как полновластный Господь мира и человечества, «всем покаяться», сознаться и исповедать свои заблуждения и грехи, чтобы начать новую жизнь по вере и чистой истинной нравственности (см. прим. к Мф. 3:2 и парал.). – «Всем повсюду»: выражение означающее всеобщность назначения христианства для всего рода человеческого, в которое никто не может перейти без покаяния во грехах и заблуждениях своих (см. прим. к Деян. 2:37-38). Необходимость исполнения человеком этого повеления Божия апостол основывает на самом сильном побуждении к покаянию, – на представлении о предстоящем всему роду человеческому суду Божием через Иисуса Христа. Ибо «Он назначил день» и пр.: разумеется день всеобщего суда, когда каждый должен будет дать отчет в делах своих (см. Ин. 5:20-30 и прим. Мф. 25:31-46 и прим.). – «Предопределенного» (см. прим. к Деян. 10:42), т.е. в вечном совете Божием предназначенного быть искупителем мира и судией его, «мужа», т.е. Господа Иисуса Христа. Что Господь Иисус есть или будет судьей мира, в этом Бог дал всем удостоверение тем, что «воскресил Его из мертвых». Воскресение Иисуса Христа есть такое величайшее божественное знамение, которое ясно уверяет всех, что он есть Мессия – искупитель человечества, а если Мессия, то и будущий судья вселенной (Ин. 5:20 и дал.).
  • 32-34. «Услышав о воскресении» и пр.: еще не успел великий апостол ни разу произнести достопоклоняемое имя Господа Ииуса Христа, еще только приблизился к главному основному предмету проповеди своей – воскресению Иисуса Христа, что составляет основание всей проповеди евангельской, и только что произнес слово – воскресение, – как вдруг прерван был с одной стороны открытыми насмешками, с другой – вежливыми приглашением отложить речь свою до другого раза. Так, мир своей мудростью не познал премудрости Божией (1Кор. 1:21) и мнимо мудрые афиняне отвернулись от премудрой проповеди Павла как от буйства! – «О воскресении мертвых»: апостол сказал только о воскресении Христа, но афиняне поняли, что этим он утверждает воскресение мертвых вообще, что конечно справедливо, ибо если Христос воскрес, то и все воскреснут (1Кор. 15:12, 20 и дал.). – «Насмехались»: языческие философы разные, а особенно эпикурейские, совершенно отвергали истинную идею воскресения мертвых, и этим неверием заражены были более или менее все образрванные классы; отсюда эти легкомысленные насмешки над словом апостола о воскресении. – «Об этом послушаем тебя в другое время»: если бы это было сказано серьезно, с действительным желанием слушать, то апостол без сомнения остался бы в Афинах; но он скоро оставил этот город, – верный знак, что этих слов он не принимал в серьезном смысле, а в таком случае они были ничем иным, как светски вежливым приглашением прекратить речь, а может быть тоже насмешкой в смысле – после, после! – «И так», и таким образом, т.е. принужденный прервать не оконченную речь, при легкомысленных насмешках с разных сторон, «Павел вышел из среды их», т.е. из Ареопага. Впрочем некоторые мужи (судя по выражению – немногие, ср. ст. Деян. 17:4), «пристав к нему», т.е. пошедши за ним и вошедши в более близкое общение с ним (Деян. 5:14Деян. 9:26), «уверовали» во Христа. – «Дионисий Ареопагит», т.е. член Ареопага, следовательно человек именитый и образованный, из каковых обыкновенно избирались члены Ареопага. По церковному преданию, он стал преданнейшим учеником апостола Павла, поставлен был от него епископом афинским, потом проповедовал Евангелие в Галлии и скончался мученически в Париже (Чет.-Мин. 3-го октября). – «Дамарь»: по преданию (там же) – жена Дионисия. Мужчины (не члены Ареопага) и женщины слушали речь Павла в Ареопаге вероятно с примыкавшей к нему площади (см. прим. к ст. Деян. 17:17 и Деян. 17:19). – «Другие с ними»: не обильным плодом, как видно, окончилась мудрая речь Павла в Ареопаге, среди представителей цивилизации образованнейшего города: мир своей мудростью не узнал Бога в премудрости Божьей (1Кор. 1:21)!