С главы второй по главу третью мы отстаивали два основных тезиса: приписываемые Иисусу притчи синоптических Евангелий аутентичны и представляют собой аллегории. Называя притчи аллегориями, мы не имеем в виду, будто каждая их деталь означает нечто иное, но по крайней мере некоторые детали каждой притчи имеют метафорическую нагрузку и отсылают ко второму уровню значения. Особенно это касается притчей, иллюстрирующих различные аспекты Царства Божьего.
Исследователи со времени Юлихера и до наших дней так и не сумели избежать аллегорического истолкования притчей, хотя всячески отрекались от подобного метода истолкования. Это происходит даже в том случае, когда притчи вырывают из родного контекста, а если мы признаем, что нет оснований отвергать «мораль» притчи, приведенную в самом Евангелии, аллегорическая природа притчей становится еще более очевидной.
Анализ форм и анализ редакций предлагают убедительные объяснения различий, обнаруживаемых в параллельных изложениях притчей, но все попытки отвергнуть аутентичность той или иной части притчи оказываются несостоятельными. Главным образом эти исследователи отказываются признавать «мораль» притчи, - приписывать ли ее Иисусу или евангелисту, - потому, что, на их взгляд, она неадекватно передает единственную суть притчи. Как только мы приходим к выводу, что «мораль» зачастую имеет совершенно иное назначение, этот довод также утрачивает силу. Во многих случаях «мораль» выделяет одну из двух или трех главных тем притчи, в соответствии с ролью одного из ее двух или трех главных персонажей. В других случаях «мораль» не предлагает истолкования, а применяет притчу к конкретной ситуации. Более подробно эти принципы будут разобраны в экзегезе Части II.
Для многих исследователей Нового Завета, не специализирующихся на притчах, книга Иеремиаса остается основным пособием в этой области. Те, кто погружался глубже в эту проблему, наталкиваются на неисчерпаемый поток литературы, - ничего подобного Иеремиас и вообразить себе не мог. В некоторых кругах анализ редакций и анализ форм давно считаются устаревшими, и их место заняли новые парадигмы, позаимствованные из светского литературоведения. В данной главе мы не ставим задачи подробно описывать эти методы. Мы сосредоточимся на тех способах, которыми новейшие методы исследования притчей подтверждают или ставят под сомнение два наших главных тезиса [1].
Примечания:
[1]. Более подробный, хотя и выборочный обзор недавних дискуссий см.: Norman Perrin Jesus and the Language of the Kingdom. Philadelphia: Fortress: London: SCM, 1976, 89-193; Wollgang Harnisch Die Metapher als heuristisches Prinzip: Neuerscheinungen zur Hermeneutik der Gleichnisreden Jesu. VF 24, 1979, 53-89; Pheme Perkins Hearing the Parables of Jesus. New York: Paulist, 1981.
[1]. Более подробный, хотя и выборочный обзор недавних дискуссий см.: Norman Perrin Jesus and the Language of the Kingdom. Philadelphia: Fortress: London: SCM, 1976, 89-193; Wollgang Harnisch Die Metapher als heuristisches Prinzip: Neuerscheinungen zur Hermeneutik der Gleichnisreden Jesu. VF 24, 1979, 53-89; Pheme Perkins Hearing the Parables of Jesus. New York: Paulist, 1981.
